«Оруженосец»
Децюзнь смотрит на хмурого Джонни перед собой и опускает взгляд в пол. Он ощущает волю рядом стоящего альфы и невольно преклоняется. Даже догадывается, о чём пойдёт речь. — Ты молодец, китайчонок, — усмехается Со, отводя взгляд к деревьям на территории кампуса, и первым садится на лавку, — Но поторопился: я бы дождался «сезона», чтобы омега рядом не отвертелся сам от себя тем, что «не-омега». Сяо растерянно падает рядом. Он снимает очки и в ожидании следующих слов внимательно вглядывается в лицо старшего. — Разумеется, что Юно мне рассказал. Этот дурачок не согласен общаться со своим аппой, и даже против более тесного контакта с Тэёном, а потому я оказываюсь в курсе событий против воли. И хотя я сказал ему кое-что другое, тебе я скажу: ты — молодец. — Но он так расстроился, — парень опускает подбородок к плечу, чтобы только не терять ни единого выражения лица Джонни. — Конечно. Как ты будешь себя ощущать, если прилетит хвостатый волшебник и расскажет, что всё это время ты был представителем рептилоидов, просто хвост отстёгивал, а теперь вот пора его носить на постоянной основе? — «международник» усмехается и переводит взгляд на «информатика», — Он ещё помирится с собой, только успевай вовремя ловить. Я вот сам так не умею. Не могу давить на омегу рядом, чего-то от него требовать. У нас с Тэёном какие-то постоянные взаимные уступки, а у вас — такие страсти. — Мне нравится, что мы можем побороться силой и умом. И мне нравится одерживать победы, когда он не ждёт, — самодовольно усмехается Децзюнь. — Притормози! — смеётся Со, — На первых порах он давал тебе форы, а теперь ты дай ему время на «раскачаться» и «до конца очухаться». Научись уступать ему. Он же как-то научился. — А что ты сказал ему? Вместо ответа Джонни хмыкает и поднимается с лавки. Абсолютно не важно: что сказал Джонни, важно лишь то, как эти двое отреагировали на его слова, и как теперь будут вести себя дальше. / Юно играется с ручкой, избегая взглядов преподавателя по психологии. Они всей группой не любят его: господин О — прекрасный человек, добрый преподаватель, нежный омега. Слишком нежный, и посыл предмета его тупой — любое преступление можно оправдать детской травмой. Ну что-то подобное. И прямо сейчас господин О, помимо всего прочего, поглаживал начавший округляться живот, продолжая рассказывать об очередном уголовнике, которого вместо тюрьмы отправили в психиатрическую лечебницу. Кринж. Студент Чон поджимает губы, невольно зацикливаясь на этом самом поглаживании преподавателем собственного живота. В его голове крутится картинка, как Децзюнь делал также тогда перед зеркалом. По спине пробегаются мурашки, холодный пот выступает где-то на висках, под лопатками, под коленями — везде и всюду. Он поднимает глаза и более осознанно наблюдает за господином О. Через несколько минут преподаватель заканчивает лекцию, бодро поднимается на ноги и собирает пару пакетов с бумагами. Юно дожидается, пока все студенты выйдут в коридор, и подходит к кафедре, зовёт господина О едва ли не шёпотом. Но омега тут же оборачивается с широкой улыбкой на губах, опирается ладонью о стол и кивает: — Да? — Извините, что спрошу, но могу ли я прикоснуться? — Чон ощущает, как трясутся руки, как кровь приливает к щекам от неловкости. В его сознании попросить о подобном — это влезть в личное пространство, нарушить границы их деловых отношений системы «учитель-ученик». Но почему-то хочется это сделать. — Да, конечно, — на губах омеги расцветает широкая улыбка. Он сам хватает студента Чона за потную ладонь и опускает руку к нужному месту: — Он ещё мал, чтобы толкаться. Но муж уже ощущает его, да и в весе он набирает скорее меня. Здорово, правда? Юно поднимает глаза на сияющее лицо господина О и теряется, не зная, что и ответить. А потому хмурится и неопределённо кивает, принимаясь чуть поглаживать, но потом резко отстраняется и смотрит так испуганно на преподавателя, что тот и сам пугается: — Всё в порядке? — Д-да, я просто…. простите, — Чон поправляет рюкзак на плече, а потом сгибается в поясном поклоне, — Спасибо Вам большое, господин О! — Ой, да не за что! — кричит уже исчезающему в дверях студенту. Юно бежит в инженерный корпус, чтобы только найти Децзюня. Ударить того, а потом и пожалеть. Высказать, какой альфа ублюдок и извращенец, а потом решительно поцеловать и уложить его ладони на свои ягодицы, на свой живот. Омега спотыкается и случайно натыкается взглядом на Джонни, мигом сменяя маршрут. Он подбегает к другу уже со слезами на глазах и просто роняет себя в его огромные лапы. Не понимающий Со только покрепче перехватывает Чона и пытается поставить того на ноги. Альфа хмурится и зовёт «уголовника» по имени, поднимает его лицо за подбородок: — Что случилось? — Я его ненавижу! — Юно хрипит, ударяясь головой об сильное плечо, — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! / Тэён сидит в кресле, подобрав колени к груди. Он как-то по-новому смотрит на Юно, совсем не так, как когда они впервые встретились в магазине. Его волосы теперь стали шоколадного цвета, зато глаза были подведены до отвратительного яркой подводкой. Это бесит Чона. Его бесит этот Ли: весь такой сверкающий, красивенький, тонкий — настоящий омега с чувственными губами и круглыми глазами. И сам Юно забывает о том, что его губы весьма пухлые, чтобы кто-то хотел их целовать, что его глаза кому-то — приговор, что его тонкая талия и сильные руки — чья-то мечта. И все эти «чьи-то»-«кто-то» — один человек, которого омега и сам безумно любит, но и с собой поделать ничего не может. — Я посплю на полу, хорошо? — Джонни раскатывает футон рядом с кроватью, а потом открывает огромный шкаф и кидает на пол синтепоновую подушку, — В этом доме молчание — знак согласия, так что всем спокойной ночи, — он оборачивается на так и не оживших омег, — Ён-и, хватит волком смотреть на нашего гостя. Ляжешь у стенки, как любишь, и всё. Места вам хватит. — Всё в порядке, — Тэён поднимается со своего места и подходит ближе к Юно, — Ты немного пугаешь. — Если вы оба перестанете уже жалеть меня, то со мной всё будет просто отлично. И знаешь что, Джонни Со, ты должен мне самого дорогого портвейна! — Чон сдвигается по кровати, уступая место Ли, чтобы они могли спокойно улечься. — Без проблем, — отмахивается альфа и гасит свет. Одна минута следует за другой. Но сон не идёт к Юно. Кажется, ему только сильнее хочется вцепиться в горло Децзюню и выпить его кровь, перегрызть пару артерий, раскрошить все кости к чертям собачьим. И это уже не перебор и не то самое, это уже настоящая угроза, внутренняя агрессия. — Псст! — …. ..... — Псссст! Юно, — парень ощущает лёгкое похлопывание на своём плече, — А что у вас происходит? — Ничего не происходит, спи. — Джонни иногда мне рассказывает… — начинает Тэён. — Вот ублюдок! — шипит Юно, — Натравил тебя поговорить со мной. Всё, парень, спи давай, а то разонравишься мне. — Да что не так-то? — омега дёргает Чона за плечо, опрокидывая того на спину, заглядывает в глаза, — Тебе так сложно чтоль поговорить со мной? Думаешь, я не пойму тебя? — Конечно, с чего ты должен понимать? Только потому, что мы оба — омеги? Трижды «ха», Тэён. — А что в этом такого? — тушуется Ли. — А того, — Чон даже на локте приподнимается, невольно отмечая голубоватое свечение глаз истинного своего друга, — Что омеги только и делают, что обсуждают свои течки, как текут от альф, самих альф и все побочные результаты совместного взаимодействия. И все эти три пункта меня не интересуют и не волнуют для обсуждения. — Ты совсем глупый, или как? — Тэён дует губы и падает спиной на матрац, — Почему такое предубеждение? — Потому что мой аппа такой? Потому что мои одноклассники, одногруппники и даже случайные омеги на улицах — такие? — Потому что ты слышишь только то, что хочешь от них всех слышать. И не воспринимаешь их, как омег, когда они стоят за трибунами, за кафедрами, или ждут свистка для начала соревнований, — растягивает гласные парень. — А вот и нифига! Вот таких омег я вполне адекватно воспринимаю, только они как-то редко попадаются. Всего только одного за жизнь видел. — В своём отражении? — Нет! Идиот! — едва не вскрикивает громче положенного Юно, — Нет, его звали Ли Донхёк. И сейчас он учится в Штатах. Мы с ним много и хорошо общались, без всей этой дряни вроде течек и прочего. Мы вообще-то встречались. Он так-то долго думал, что я — альфа. И мне было комфортно от того, что он оберегал меня от своих «омега-штучек», а ему было очень удобно, что я, как будто альфа, веду себя очень понятливо по отношению к нему. Это были мои первые отношения. И единственные до этого момента. Нам было семнадцать? Что-то около, — он опускается спиной на кровать и рассматривает потолок, как и его собеседник, как и проснувшийся на полу альфа, — И, разумеется, что мы не строили долгих планов на совместную жизнь, не обсуждали детей — только университет, яркое будущее, где оба занимаемся любимым делом и работаем в поте лица, а вечером, с трудом дождавшись друг друга, делим один на двоих поцелуй. Какое-то время Чон молчит, так что оба его слушателя уже не надеются на продолжение, но тот вдруг делится осипшим голосом: — А тут вот он, явился, истинный. И он нравится мне. Мне нравится, как он занимается техникой, клацает пальцами по клавишам. И мне нравится, какой он красивый, его руки, острый подбородок и взгляд. Твои глаза — с голубым отливом, у него — с фиолетовым. Это так прекрасно. Без понятия, что он видит в моих. И первое время мне нравилось, как он просто ухаживает за мной. Но теперь он всё больше проявляет себя как мой парень, как мой альфа. Он выпытывает из меня те чувства и эмоции, которых я не могу ему дать. Я даже не уверен, что они есть. А он их требует. Своими касаниями и действиями. И это его «моя омега». Что это такое? Зачем ему это? Неужели ему мало просто меня? — Ему очень мало просто тебя. Потому что ты — не «просто», — уверенно вставляет Тэён, — Потому что он хочет узнать тебя всего, раскрыть тебя, выразить всю любовь в своём сердце к каждому проявлению тебя. И ему важно знать, что ты, как омега, любишь его, как альфу. — Нелепица какая, — стонет Юно, накрывая лицо ладонями. — Это тебе так только кажется. Потому что ты не слушаешь омег и не пытаешься говорить. Не говоришь о себе. Почему? — Потому что …… — Потому что не о чем говорить, — подаёт голос Джонни, — Это мы уже слышали и поняли. Но ещё поняли, что ты просто не встречал среди омег после Донхёка кого-то подходящего для разговора. И я согласен, что провинился, пытаясь подружить тебя с Тэёном. Но тогда поговори со мной, чёрт тебя дери, Юно! — Потому что я не хочу быть слабым кожаным мешком, зависимым от воли альфы, способным только рожать ему наследников и мести полы, готовить и убирать по дому! — подскакивает на месте Чон, — Потому что я хочу быть сильным и уверенным в себе, готовым постоять за себя, накопить самому на квартиру и быть не-за-ви-си-мым! — Ты просто не готов к серьёзным отношениям и взаимной ответственности. Ни как омега, ни как альфа, ни как человек, — констатируют альфа. — Я готов! — Ты готов к другу, сожителю, младшему брату — но никак не к парню, — настаивает Со, — Как ты только смог в отношения с Донхёком? — Потому что то были не отношения, — хмыкает Ли, — Это была простая дружба, которая как-то увенчалась парой поцелуев, а потом всё равно растаяла. Знаешь, Юно, прекрати морочить голову мальчику, а то ты уже заигрался и пришёл к тупику. Из которого китайчонок знает, как выбраться — но тебе его методы не по душе. Прямо сейчас где-то под лёгкими у Юно образуется вакуум. Который взрывается под жестокими словами Тэёна: — Я был тем ещё «пацаном на районе», когда три месяца назад жил в халупе на выселках, продавал на улицах мороженое, кое-как устроился на продажу пальто, и раз в неделю обязательно приезжал к отцу. Голодным и уставшим. Отбивался от всяких придурков ключами и обувью — приехал домой разутым однажды. И продолжал работать в три жилы, не щадя себя, и ни разу не вспомнив и не подумав, что я — слабый мешок. А потом я встретил Джонни. И решил положиться на него. Я научился доверять ему всего себя, потому что он приложил для того все усилия. Мне захотелось стать для него подходящей парой. Не просто достойным, но именно — подходящим. Равным по плечу. И захотел выглядеть так красиво, чтобы он смотрел только на меня, восхищался и завидовал сам себе. Чтобы он пьянел моим ароматом, делал комплименты и порой терял нить повествования. Хочется, чтобы он потерял уже свой контроль, чтобы навсегда перестал жалеть, а только гордился, радовался и получал плоды своего труда и терпения. И помимо всех моих привязанностей и благодарностей, я хочу, чтобы он любил меня, как омегу. Чтобы был осторожным и аккуратным, когда я мягок и податлив. Чтобы был уверен, когда я не ощущаю почвы под ногами. Чтобы был нежен, даже если мне вдруг захотелось сделать это резко и болезненно. Джонни мне — друг, помощник, наставник, сожитель. Среди всего прочего, что сейчас для меня Джонни, он — мой альфа. И я согласен принимать его власть над собой только тогда, когда сам согласен быть слабым, уязвимым и терять себя в его руках. И никогда прежде; и тем более — ни для кого. Вот, что значит быть омегой своему альфе, и быть готовым для отношений, Чон Юно.«Маяк»
Юно не выдерживает всего этого. Он внаглую покупает себе больничный на две недели. И первые три дня занимается разглядыванием самого себя в том треклятом зеркале, перелистыванием диалогов с Донхёком, родительского чата, ещё парочки с теми омегами, с которыми ходил на свиданки. И каждый вечер перед сном из десятка сообщений Децзюня отвечает только на какое-нибудь одно коротким «Я дома. Всё в порядке. Не приходи. Дай мне ещё время». В разных комбинациях. Он ощущает себя потерянным. Пару раз искренне подрывается позвонить отцу, но не находит слов. Ещё меньше у него слов для аппы. Потому что между ними с годами выросла такая глубокая пропасть, какая удивительным образом устраивает их обоих. И не Юно должен налаживать мост между ними. Ему вообще-то через год надо защищать диплом, пристраивать свою жопу на работу по специальности, брать квартиру в ипотеку — или ещё как, надо разобраться поскорее. И пора уже отучаться от дружбы с Джонни — он же через этот жалкий год улетит на Родину. Вместе со своим Тэёном. Вот уж парочка, так парочка, в самом деле — истинные. И Юно останется один на один с собой, своим проблемами и больной головой. Когда он успел только свернуть не туда? Хорошо же начиналось! Где тут стоп-кнопка? Этот омега согласен даже вернуться обратно в «конфетно-букетный» или просто «ознакомительный». В самом деле, правду говорят: влюбишься — отупеешь. На пятый день Юно не выдерживает самого себя наедине с собой. Он подрывается к трём часам дня в магазин только для того, чтобы закупиться соджу сомнительного качества, рядом снеков и прочей дрянью. Чон вваливается в квартиру, только прикрыв дверь, тут же скидывает обувь и садится на тумбочку у входа, достаёт газировку, делает глоток, а потом уже выуживает стеклянную бутылку соджу, и знатно прикладывается к той. Не знает, что с собой делать. Как жить с Децзюнем. И как идти дальше без него. Как относиться к тому, и как перебороть — или принять — себя. Пьёт потому, что ищет выхода из своего тупика, но не находит иного решения, кроме тех планов, что носит в кармашке его истинный. И везде Юно должен следовать мудрым словам этого придурка-Тэёна. И везде натыкается на справедливые замечания Джонни. Да он и сам понимает, как они втроём правы, только решиться не может. Потому что изменения — это всегда страх, всегда риск. А стена перед ним, что была на касания истинного хоть и рухнула, зато явила взгляду такую Великую Китайскую, высотой с Вавилонскую Башню, что одними своими «кия!» и напором не справишься. Нельзя взять самого себя нахрапом. А позволить кому-то взять за себя ответственность — непозволительная роскошь в его-то возрасте, статусе, положении. Потому что родители несут ответственность за детей, потому что супруги несут ответственность друг за друга, а учителя — за студентов. Хоть Децзюнь и многое значит для Юно, он не может позволить сам себе позволить расслабиться. Только вот, не понимает: почему? Научился же спать рядом с истинным, вести относительно спокойный быт, строить какие-то воздушные замки, сидя за чаем на кухне — как мечтал ещё в день их самой-самой первой встречи. — Придумай же что-нибудь ещё, ну пожалуйста! — он стонет и накрывает лицо ладонями, скатывается со своего места на пол, роняет пакет, рассыпая всё содержимое по полу, — Я согласен на любое твоё решение, только придумай мне достойный выход! Чон содрогается в рыданиях, забываясь в своём безвыходном горе, постоянно зовя о помощи истинного. Он делает это неосознанно. Только от отчаяния. Когда вечер спускается на город, когда вторая бутылка соджу подходит к концу, как и вся влага в глазах, Юно видит перед собой знакомую обувь на подъёме. Он шмыгает носом и поднимает голову, чтобы скользнуть взглядом по обтянутым джинсам ногам, по широкому худи, и остановиться на удивлённом лице Децзюня. Какое-то время они молча рассматривают лица друг друга. А потом альфа закрывает за собой дверь, вешает рюкзак на вешалку и скидывает ботинки: — И давно ты так? — Давно, — кивает старший. — Пить хочешь? — Уже напился. — Воды? — Нет, — отрицательно машет головой и роняет голову на грудь. — Пора спать? — Нет. — Тогда, что ты хочешь, чтобы я сделал? — альфа присаживается перед ним на корточки, пытается через каштановую чёлку разглядеть глаза. — Придумай мне новый выход, что бы мне понравилось. — Я могу поделиться только тем, что уже есть. Или мы будем расходиться с тобой. Понимаешь, Юно-я? — Децзюнь хватает ладошку омеги и подносит к своей груди, — Я не могу перепрыгнуть себя и придумать что-то ещё, кроме уже существующего. Или мы идём дальше вместе, когда я помогаю тебе, или мы расходимся. — Но я не хочу расставаться с тобой, — парень поднимает голову и снова ощущает влагу на глазах, — И не хочу быть с тобой слабым, чтобы ты так касался меня вновь, чтобы я так реагировал вновь. Сяо вспоминает слова Джонни, когда тот хвалил его, когда признавал, что не смог бы быть таким же решительным по отношению к своей паре. И приходит к выводу, что это — его собственный талант, его особый подход к своему истинному. Есть случаи, когда сломанная кость неправильно срастается — её надо ломать снова, только делать это правильно. И прямо сейчас Децзюню надо сообразить: как правильно ему «переломить» что-то внутри Юно так, чтобы это что-то потом срасталось должным образом при его внимательном уходе. На самом деле, они вдвоём ещё ни разу не пили. И спросить у того же Джонни про реакцию Чона на алкоголь не было случая. И всё же Сяо решается. Он протягивает руку и касается подбородка старшего. Скользит пальцами к мягкой щеке того. Второй рукой опирается о пространство около бёдер омеги, чуть придвигается к его лицу, нависая. Он стоически выдерживает удивлённый взгляд, осторожно поглаживая нежную щёку. Выдыхает, на секунду робко опускает глаза в пол, собираясь с силами. До этого самого момента Децзюнь ещё ни разу ни с кем не целовался. У него достаточно расплывчатые представления о поцелуях. Но накопленный от киноиндустрии визуальный опыт и постоянные насмешки от Куньхана по поводу «топ советов как есть овощи и практиковаться в поцелуях» немного, но помогают. В первый раз альфа прижимается своими губами к чужим на несколько секунд, и отстраняется со звонким чмоком. Второй раз он чуть приоткрывает рот, хватая в плен такую пухлую нижнюю губу омеги. Сжимает ту, мнёт, втягивает и теряет с раздавшимся на весь коридор достаточно вызывающим звуком прерванного влажного касания. Децзюнь пару раз порывисто заполняет воздухом лёгкие и вглядывается в мутные глаза Юно. Старший неуверенно подносит одну ладошку к своим губам. Его пальцы крупно дрожат. Помутнённое от алкоголя сознание не успевает должным образом отреагировать. А разум так и вовсе — спит. Чон закусывает нижнюю губу, скользя поплывшим взглядом по взволнованному лицу истинного и на пробу улыбается. Он опускает ладонь на его предплечье, немного поворачивается на бок, поджимает под себя ногу и шепчет: — Так должно быть удобнее. — Хорошо, — Сяо кивает, — Я могу продолжить, всё верно? — Да, пожалуйста. Это то, что мне было нужно. Альфа ещё несколько раз кивает, не пытаясь до конца разобраться с собой: он счастлив, или всё же корит себя за дерзость, за то, что откровенно пользуется хреновым состоянием любимого человека. Но собирается — он сейчас должен чётко осознавать, что делает, зачем делает, и почему его просят. А потому Децзюнь совершает третье касание. В этот раз он широко раскрывает рот, сразу поглощая две губы Юно. Он смыкает зубы на нижней, двигает головой, чтобы перехватить её удобнее, снова проскользить губами по обоим, переключив в этот раз всё внимание верхней. А потом ощущает, как Чон поднимается своими ладонями по его предплечьям выше, к плечам, как поглаживает пальцами шею — осторожно. Поцелуи с истинным другие. Юно скользит ладонями к его загривку, пытаясь удержаться в сознании. Альфа целуется хоть и неумело, но очень напористо, не рассчитывая силу, сжимает зубами нижнюю губу и слизывает капли выступающей крови. От этого начинает кружиться голова, и что-то покалывает то ли в животе, то ли под рёбрами, то ли вообще везде и сразу. Так что Чон несильно отталкивает от себя младшего. Оба жутко красные, с мокрыми губами, вглядываются в глаза друг друга, пытаясь осознать: насколько произошедшее наладило между ними хоть толику прежнего взаимопонимания. Юно не ощущает Децзюня — спирт перебил возможность адекватно воспринимать не только ароматы, но и настроения, и кажется, само его тело. Поэтому Чон не сразу улавливает, как оказывается в ванной, как Сяо его умывает одной рукой, поддерживая за талию второй. И не сразу осознаёт, как оказывается в кровати, когда истинный уже раздевает его. — Стой-стой, Сяоцзюнь, — бормочет омега, цепляясь руками за футболку. — Не спи в уличной одежде, я приготовил пижаму, — альфа замирает перед самым его лицом, спокойно поясняя свои действия. — Тебе будет тяжело с девственником в тридцать, — как-то не к месту роняет Чон. — Я без понятия, о чём ты. Но если ты так говоришь о себе, то мне похрен, сколько ждать тебя, лишь бы получить заслуженный приз твоей симпатии, — Сяо усмехается и всё же стягивает вещь со старшего. — Давай сейчас? — он приподнимается на локтях, — Давай, пока я такой пьяный, ничего не понимаю, и может, даже не вспомню. Я не буду даже сопротивляться тебе. — Я хочу, чтобы ты сопротивлялся мне, всё понимал и был трезвым, — парень уже стягивает с него уличные трико, когда останавливается взглядом на шве, что проходит между ног. И тут он осознаёт. Осознаёт, что его омега течёт, готов прямо сейчас принять его, просит его, обещает быть послушным. Децзюнь в ярости откидывает чёртову вещь, следом — несчастную пижаму и смотрит на пьяного Юно. Он не видит в его глазах ни тени сомнения, ни толики разумности, более того, он уверен, что прямо сейчас его истинный искренен в каждом своём слове. Только потому, что пьян и потерян. Пьян и потерян. Сломан. Возможно, что в нужном месте. И теперь пора начать восстановительное лечение, накладывать гипс. А потому альфа накрывает его одеялом, ложится поверх и устраивает локти по обе стороны от груди омеги и улыбается: — Я хочу, чтобы ты до последнего сопротивлялся мне даже в постели, чтобы взять тебя — это как взять штурмом целый замок. Чем труднее битва, тем прянее вкус победы, Юно-я. Разве ты и сам не хочешь однажды пленить меня так? Разве это не будет твоей победой? Когда я окончательно сойду с ума от тебя, от твоих слов и мягко-оранжевого блеска в глазах, от твоего аромата и твоей недоступности для других. Юно в размышленье прикусывает нижнюю губу, совсем не замечая, как всё внимание истинного переключается именно на неё. И Децзюнь закрывает глаза. Он снова раскрывает рот пошире, чтобы перехватить языком нижнюю губу истинного, самому умять её, ощущать крохотные комочки под кожей. Делиться слюной и ласкать шею и щёку пальцами, ощущать собственной грудью каждый порывистый вдох, каждый судорожный выдох. Чтобы, чуть повернув голову, облизать уголочек губ, ямочку под носом, и вернуться к таким сладким губам. Услышать в этот момент похожее на сладостный стон «ох», и только плотнее прижаться всем собой через одеяло к горячему телу старшего. / Юно просыпается с трещащей головой и тянущей болью в пояснице. Повернувшись к окну, он ещё ощущает, как сильно затекла шея, и как опухли губы, особенно — нижняя. Коснувшись её пальцами, он понимает, что она в трёх мелких ранках. И если ноющую спину, общую утомлённость ещё можно списать на неудачное место для выпивки, на позабытую — и только сейчас припомнившуюся — дверь, то вот губы. Омеге до последнего казалось, что Децзюнь ему снится. Но вот жилистая рука альфа поднимается выше по одеялу, замирает на плече, несильно сжимает, а его мягкий выдох ощущается где-то в шее с противоположной стороны. — Доброго утра? — неуверенно спрашивает младший. — Да — Ты как? — Да. Сяо хмыкает и приподнимается на локте, рассматривает вмиг покрасневшее лицо Чона и улыбается: — Совсем всё помнишь, или мне дополнить картинку мира? — Совсем всё. Это и хреново. — Собираешься отрекаться от вчерашних слов, действий? — Нет. — И я — нет, — парень возвращается на своё место, не разрывая зрительного контакта со старшим, и тянет свои тонкие губы в ещё более широкую улыбку, будто издевательскую, — Так ты примешь хоть один мой план во внимание? Или ты примешь мою идею разойтись? — Я согласен на полную капитуляцию, согласен довести тебя до истерик и нервных срывов постоянными эмоциональными качелями. Я старше, а тебе ещё нужно получить диплом. И я не согласен на брак, пока мы оба не получим образования. И не согласен на брак по залёту. Так что своим триумфом будешь упиваться к тридцати. — Похрен, — парень пожимает плечами. Это сейчас Юно так говорит. Конечно, Децзюнь с ним согласен по поводу образования, раннего брака. Но он уже чётко нацелен на то, что в течение ближайших трёх лет омега сдастся в его руки. Раскроет себя в постели с такой стороны, с какой и не ждал. И вполне вероятно, что после выпуска, далеко после тех самых «трёх лет брака», Юно подарит ему не одного ребёнка.