«Что значит стать старше»
Юно всегда было проще общаться с отцом. Аппа — это эмоции, постоянные «как здоровье?», «как твоя пора?», «время навестить дедушек», «малыш, не забывай вовремя и почаще кушать», «будь осторожнее». Но так-то, у омеги хорошие отношения с родителями. Вот и сегодня, за большим обеденным столом по случаю двадцать второго дня рождения Юно собрались все родственники и знакомые родителей. Разумеется, что старики и дядьки постоянно шутили про вторую половинку, желали найти истинного с разной степенью искренности в голосе. А потом аппа вздохнул: — Юно, с тобой я боюсь не дождаться внуков! И кто-то стал его поддерживать. Именно по этой причине «уголовник» не любит общаться с аппой. А предпочитает общаться с отцом. Сорокасемилетний мужчина вышел на задний двор их небольшого, но всё же частного дома, уселся на крыльцо и стал крутить сигарету на военный манер. Он как-то не сразу заметил, что сын вышел следом и сел под правую руку, чтобы дым не попадал в лёгкие. И всё же альфа поджигает самокрутку и делает первую затяжку: — Устал от всей этой суеты? — Устал, что меня за кого-то постоянно сватают, — пожимает плечами омежка. — Прости им. Им больше нечем заняться, — отец усмехается, делает ещё затяжку густого, серого дыма, — Раньше ты пытался спорить с ними. — Я кое-кого встретил, — Юно оборачивается и упирается локтями на колени, опускает голову, собираясь с силами продолжить, — Он вообще из Китая. И младше меня на два года, — он переводит взгляд на кивнувшего пару раз мужчину, — И он — мой истинный, — ещё один кивок, — Он очень сильно мне нравится! — резко выдыхает студент, потому что только сейчас ловит ответный взгляд. — Я уж думал, что ты и не скажешь о взаимной симпатии, — усмехается альфа, стряхивает пепел, — Что же, по всем параметрам зятёк из него — так себе, для среднестатистической семейки чёболей, но раз он понравился тебе — то это дорогого стоит, как мне кажется. — Ты так думаешь? — Разумеется. Я сомневаюсь, что ты бы выбрал себе хилягу-парня, способного только складывать оригами. А тот альфа, про которого ты говоришь, кажется мне хоть и малоприятным типом, но зато весьма интересным человеком. Это радует. Юно на эти слова только хмыкает, но потом вновь оборачивается к отцу: — Только не вздумай сказать аппе: он такого шухеру наведёт. И вообще, мне ещё многое надо обдумать одному, и вместе с ним. — Такой взрослый парень, — мужчина гасит бычок об землю и поднимает свои глубоко посаженные чёрные глаза на сына, мягко улыбается, с ямочками — как унаследовал и сам Юно, — Я всё переживал, что ты слишком свободолюбивый, независимый, но теперь вижу, что есть ещё альфы, которые ценят именно таких омег. И искренне желаю вам обоим счастья. Не забудь познакомить нас, как будете готовы. — Хорошо, отец. / Тэён устроился работать в пиццерию в трёх остановках от Университета. Так что теперь Джонни и Юно часто сюда заглядывали. Пока что господин Ли работает уборщиком и упаковщиком заказов, но уже смог заслужить доверие всего персонала. И встречали господина Со не иначе как «наш дорогой друг». И давали скидку. Сам же альфа сумел сохранить прежнюю сосредоточенность на занятиях, продолжая широко улыбаться миру вокруг. И всё же сегодня не выдержал и, вцепившись в рукав того самого пальто, утянул друга за собой после пар в один из близстоящих баров. Они взяли по дешёвому коктейлю, который Джонни повторил почти сразу же. А только потом начал делиться накопившимся: — Я знаю, что ты много загоняешься, так что мне обязательно нужна твоя консультация. Я так больше не могу. — А что происходит-то? — Юно искренне недоумевает. — Потому что жить вместе, узнав о существовании друг друга месяц назад, очень тяжело. Я говорю про штуки вроде: когда и что стирать. Или когда Тэён стоит со сковородой в руках и сладко улыбается: «Я приготовлю». А мне тупо ничего не хочется. Или когда он запирается на балконе, вызванивая отца. Возвращается в квартиру ни жив, ни мёртв. И знаешь, что делает? Начинает убираться! Да так заводится, что я потом и трети вещей не могу найти. А потом он сам же их откуда-то и выуживает. Альфа говорит и говорит в запале. Он то повышает в возмущении голос, то чуть хрипит, то делает по глотку из высокого бокала, чтобы с новой силой продолжить: — Ещё более неловким стало посещение душа. Но на самом деле, вся эта бытовая жизнь — херня полная по сравнению с тем, как ярко порой я ощущаю его. Иногда его очень хочется коснуться, иногда он сам тянет ко мне руки и так просит, что я жалею его. И вот она ловушка истинности: он ощущает, что я жалею его, а потому начинает отстраняться. Я чувствую вину, ещё больше жалею его, и он только больше винит себя. И так мы доходим до того, что расходимся в ванную и на балкон! — Разве так сложно просто протянуть ему руку и самому пойти на примирение? Поговорить, как ты тогда сам же и советовал мне, — подмечает Чон. — Юно, — фыркает альфа, — Оказалось так просто давать советы. — Раз теперь я опытнее тебя, — смеётся омега, — То тогда ты теперь прислушайся ко мне. Так вот, просто сядь и скажи ему сразу, что тебе не нравится, объясни: где твоя «территория», а где он может творить, что вздумается. И про эмоции тоже расскажи. Но самое главное — перестань уже жалеть его, как котёнка, и возьми за него ответственность, как за взрослого омегу. — Пожалуй, твои последние слова — самые важные. Если бы только Чон Юно мог также легко советовать что-то толковое сам себе.«Довериться»
На самом деле, чисто фактически, без особых фантазий и пошлостей, Юно уже спал с Децзюнем. В одной комнате. Но до этого момента альфа удосуживался только места на полу. Зато сейчас они двинули и разобрали диван на двоих. Да, Юно просто любопытно — как это. Потому что хитрюга-Джонни спит вместе с Тэёном на своей огромной евро-кровати. И есть в этом какая-то нотка соревновательности, которая побуждает Чона сделать следующий шаг. Он упирает руки в боки, рассматривая по-особенному домашнего Децзюня, который так старательно вправляет одеяло в пододеяльник, и случайно рвёт тот по шву. — Да и хрен с ним, — отмахивается омега, сразу же доставая новый. Альфа просто помогает и терпеливо наблюдает за порывистыми действиями Чона, когда всё же предлагает: — Я всё ещё могу устроиться на полу. Зима подходит к концу. — Да не в этом дело. Чёрт, Децзюнь, я просто должен привыкнуть к тебе! — Эй, спокойно! — Сяо повышает голос и дёргает несчастное одеяло на себя, тут же кидая то на кровать комом, — Я уже как-то привык, мне уже относительно плевать на тебя. И я жду, пока привыкнешь ты. Не надо постоянно об этом напоминать и дёргаться больше положенного! — Ты сейчас пойдёшь за дверь, — напевает Юно, когда вдруг сглатывает от ощущения холодных пальцев на своём предплечье. — Я готов выйти за дверь, — глаза парня отливают тёмно-фиолетовыми искрами, — И мы ещё месяц будем играть в это тяни-толкай. Но всё же я предлагаю тебе просто расслабиться рядом со мной. Ты можешь просто довериться мне настолько, чтобы расслабиться рядом со мной и банально уснуть? Я не понимаю, почему ты постоянно напряжён. Смотрел на твои тренировки и вдруг понял, что ко мне ты относишься с тем же ожиданием удара, как в момент, когда Чимин только поднимает ногу. Чон оседает под словами Сяо. Он ощущает себя помешанным дураком, потом корит себя за то, что не сразу просёк в словах Джонни о совместной жизни плюсы совместной готовки и прочих «парных занятий в быту», а потом загоняется по поводу того, что всё это время ни разу не подпускал Децзюня ближе, чем на удачный удар. — Останься, — просит омега, опуская взгляд в пол, — прошу тебя, прости меня, и останься. — Я остаюсь, — кивает альфа, мягко поглаживая захваченную ранее в плен руку. — Просто останься со мной, — парень вдруг шмыгает носом, удивляется сам себе, и вновь глотает сопли, когда ощущает и выступившие слёзы, — Не уходи. — Я не ухожу, Юно! Всё в порядке, — младший начинает не на шутку переживать. Децзюнь думает, что перегнул палку, что нечаянно сломал такого сильного Юно. Доказал свою силу? Такой красавчик! Возьми с полки пирожок и проваливай в закат, тупой валенок! — Юно, что ты? Прости меня, если сделал больно! Вместо ответа Чон пару раз кивает и упирается лбом под ключицу Сяо. Он поднимает трясущиеся руки и хватается пальцами за футболку альфы, пытаясь успокоиться. Но растерянность того только больше напрягает самого омегу. Вот об этом говорил Джонни? Видимо да. Одна из ловушек истинности — обоюдность. Поэтому не все люди всё же согласны становиться спутниками по жизни при наличии той самой истинности. Родители Джонни — прекрасное тому доказательство. Столько лет живут душа в душу, что-то утаивая, в чём-то обманывая, но так сильно любят друг друга. У них трое детей и хороший дом, приличный заработок. Если так подумать, то родители самого Юно тоже прямое тому доказательство. Их истинность не добавила уюта в дом. Какой-то покой у них всегда есть, есть по-особенному выраженная любовь. Их любовь. Без лишних нежностей, жестов, касаний — только на уровне эмоций истинности. В которую ребёнок как-то не вписывается от слова «совсем». Прижимаясь сейчас к Децзюню, Юно с глупым запозданием понимает, почему ему было так сложно, почему он так тщательно наблюдал за парочками, классифицировал их. Перед глазами не было примера. И именно поэтому он не знает, как что делается, как обустраивать быт, как касаться нежно, а как — страстно. Альфа скользит ладонями по его футболке, замирает на лопатках и опускает щёку на макушку. Он мурлыкает что-то под нос, ненавязчивую мелодию, что едва ли не чудом успокаивает омегу в его объятиях. — Я не ухожу, Юно, малыш, — Децзюнь мягко хлопает по лопаткам старшего, пытаясь привести того «обратно в сюда», — Какой же ты мне — старший, сонбэ, хён? Такой трогательный, маленький, напуганный. Как ты со всем справляешься? — Никак, нет такого, я — не такой, — бормочет парень куда-то в Сяо. — Конечно, не такой, — усмехается альфа, — Ты — самый сильный, храбрый. Поэтому идёшь умываться, а потом гасим свет и ложимся спать, да? Омега вскидывает голову и заторможенно моргает пару раз. Он всё же отлипает от альфы и направляется в ванну. Приведя себя в относительный порядок, Юно возвращается в комнату, гасит свет и наощупь подходит к дивану. Садится. — Не хочешь поближе к стенке? — спрашивает Децзюнь, который всё это время сидел «в ногах». — Тогда я не смогу сбежать, — как-то резко выходит. — Тогда я не смогу тебя защитить, — настойчиво. Что же, если эти двое начнут спорить, то Вселенная может и схлопнуться. Ну, так кажется самому Чону. Потому что он понимает, что характер у истинного — тот ещё «подарочек». Который только он и рад получить. А потому омега закидывает ноги на одеяло, перекатывается к стенке и ложится на спину, ожидая действий младшего. И тот осторожно занимает своё место, ложится лицом к истинному и по-дурацки улыбается в темноте. Только вот Юно видит эту улыбку. Слишком ярко сияющие глаза. — Порядок, а? — шепчет Децзюнь, — Могу отвернуться. — Нет, только не отворачивайся: я так вижу тебя всего. — Ах, ты думаешь, что я могу что-то замышлять против тебя? Дорогой товарищ юрист, а не переучились ли Вы часом? — насмехается альфа. — Я столкну тебя отсюда! — шипит омега. — Из принципа поднимусь, — Сяо не замечает, но придвигается чуть ближе, нарочно будто провоцируя. — Ой, отстань! — Чон дует губы и поворачивается спиной к истинному. И понимает, что это — тоже ошибка. Потому что очень хочется видеть. Юно медленно оборачивается к истинному, пытаясь рассмотреть того. Альфа привлекателен своими внешними данными, словами, которые не стесняется говорить, неординарными поступками. Рука омеги тянется к чужому плечу. Чон то щурится, то шире раскрывает глаза, желая увидеть реакцию. Ему важно видеть Сяоцзюня таким: спящим на расстоянии вытянутой руки, спокойного. Может, если он коснётся истинного, то это спокойствие передастся и ему? Было бы неплохо. И он увереннее поглаживает мышцы рук Децзюня, ничуть не замечая, как сильно тот поджал губы, как жмурится — сдерживает смех. Что ж, если старшему так важно его касаться сейчас, то пусть делает. Господин Сяо всеми конечностями «за» касания истинного. Особенно такие — пробные, невесомые. Юно придвигается ближе. И, не будь он столь увлечён ощупыванием альфы, не будь он столь сосредоточен на своих собственных эмоциях от происходящего, то точно бы заметил, как резко младший набрал воздуха в лёгкие, как дёрнул подбородком, сглатывая слюну. Но не заметил. Омега, как зачарованный, впитывает в себя мягкий шоколадный аромат Децзюня, продолжает касаться его снова и снова, подушечками пальцев по спрятанным под футболкой ключицам, по мышцам груди. Кто этот парень, с которым он делит кровать, и должен разделить всю жизнь? Почему рядом с ним он такой дурачок? Как тот ещё терпит его, пытается чему-то учить, будто сам — старший? — Юно? — Чон дёргается и пытается отскочить на кровати, только вот Сяо сразу ловит его за плечо, роняя на место, — Мне было очень щекотно. — Прости, я… — омега продолжает дёргаться. — Могу одолжить тебе всю руку, только не дёргайся, ладно? Могу одолжить целых две, будем обниматься. Юно задумывается над словами младшего. Он переводит взгляд на его лицо и неуверенно кивает: — Спать пьяным с кем-то в охапку прикольно, но как это будет с тобой? Я бы хотел узнать, и не хотел бы. — Могу устроить тебе ту же «охапку», — парень вскидывает брови, характерно щурится. — Нет, нет, сделаем по-другому. — Давай сделаем так, как хочется. Как ты хочешь? Чон задумывается. Он удобнее устраивается на своём месте, а потом опускает ладонь на грудь истинного, придвигается ещё ближе, упирается лбом в его плечо: — Думаю, так должно быть хорошо. — Ох, ты сделал меня «маленькой ложкой», — Сяо только поддразнивает. — Чего? — Виды объятий. Тот, кто обнимает — «большая ложка», — поясняет альфа, — О-май-гад, ты что, не знал? — Не интересуюсь поп-культурой.«Делать это с тобой»
В мире более трёх сотен профессий самого разного толка и наименований. Есть специалисты по работам в группе и такие, которые работают с техникой на полюсах. На самом деле, простых действий, которые может выполнять человек с разной затратой энергий — ещё больше. Что выбрать, чтобы занять двух влюблённых молодых людей? Юно всё же растряс Джонни на более подробное описание совместного быта, который альфа теперь ведёт с Тэёном, и попросил рассказать об их вечерах. — Я встречаю его после работы. Мы прогуливаемся, если оба не сильно устали. Один раз сходили на ночной сеанс, и я на руках тащил его домой. Он такой лёгкий, маленький, — Со мечтательно прикрывает глаза, вспоминая тот нежный день, — Я помог подкрасить ему волосы. И в субботу мы пекли печенья. У него получилось лучше. Потом убирались: как дети, игрались с мукой… Парень перечисляет и перечисляет, не обращая внимания на то, как ускользает своими мыслями, как его щёки краснеют, а глаза приобретают характерный, мягкий свет лучистой радости. Он так влюблён в своего истинного! — Знаешь, Юно, любое обыденное действие можно превратить в нечто особенное, если рядом есть тот самый человек. Мне очень понравилось, как китайчонок тогда завязал тебе шнурки. И, если память не изменяет мне, он ещё не починил твою пароварку. Используй это поводом. — Я подумаю. / Децзюнь второй раз пересматривает видео и хмурится. Он играется отвёрткой в свободной руке, отвлекается на вошедшего Юно и ставит паузу: — Ещё пока не готово. — Да не торопись. Я просто подумал, что должен как-то поблагодарить тебя, — парень пожимает плечами, а потом разворачивается к подвесным ящичкам, дергает на себя ручку шкафчика. Из которого прямо на разобранную пароварку приземляется коробок с рисом. И та самая пароварка падает на пол, разлетаясь на меньшие детали. Чону даже поворачиваться не нужно, чтобы ощутить то самое «да ладно, бля!» по одному только резкому аромату с кофейной терпкостью на кухне. Он по-глупому усмехается, когда добавляет эмоцию «ярость» в личную картотеку. — А знаешь, что, Юно?! — шипит сквозь зубы альфа, откидывая отвёртку и гася экран телефона, — Да ну нахрен твою эту пароварку! Пошли лучше просто купим новую? — А так ли сильно она мне … — начинает омега, но потом вспоминает про пунктик «совместный шоппинг» и умолкает, оборачивается к истинному, — А пошли! / — Ты не понимаешь, — Юно режет ладонью воздух, шипя на ухо Децзюню, — Даже если ты вдруг переедешь ко мне, она не должна быть большой. И вообще: почему мы не спросим вон того парня, который за это деньги получает? — Потому что он тут для того, чтобы продать что подороже, и получить зарплату побольше! — также шипит альфа, пролистывая отзывы на все виды пароварок в смартфоне, — И вообще — вдруг ты снова будешь делать ттоки, тебе нужно больше пространства. — Я могу делать в несколько ходок, — омега заглядывает в экран, пролистывает пару вариантов и отмахивается, — Да не сдалась мне эта пароварка! Я ей пользуюсь раза три в год! — Э, Минки-я! — случайный старик толкает рядом стоящего супруга, — Глянь, они ругаются прямо как мы в первый год брака! Студенты оборачиваются на громкий голос случайного покупателя и замирают, глотая свои следующие слова. — Да не! — тот самый «Минки-я» выпрямляется, — Я сразу бил тебя пакетами, а этот ещё держится. Наверное потому, что его альфа такой красивый и вежливый! — Наверное, — соглашается прежний старик, — Тогда пойдём домой, а? — Нет-нет, подожди! Ты — мой самый красивый, самый умный, самый любимый! — они всё же скрываются в отделах с телевизорами, оставляя молодёжь и дальше зависать у полок с пароварками И стоит только Сяо обернуться к старшему с предвкушающей улыбкой, как Чон вмиг хватает его за воротник куртки: — Я на такое не поведусь, так что придумывай что-то новое и давай уже просто купим самую нормальную тут пароварку! — О-май-гад. / Одно дело: делать задания вместе с особенным человеком в библиотеке. Совсем другое — когда это происходит дома. Когда Децзюнь сидит в потёртой спортивной форме, слушает музыку на минимальной громкости и постоянно клацает пальцами по клавишам, проглядывая через круглые очки строки кодов. От него не веет уверенностью — наоборот, именно дома ощущаются его переживания. Даже неуверенность. Она выражается в невесомом аромате с характерной какао-горчинкой, какая бывает, попадается в шоколадных муссах. Юно не может помочь истинному в учёбе, но может приготовить ему чай, или устроиться за спиной со своим макбуком, вновь что-то читая или записывая отчёт. Прошло около месяца с начала их «совместных занятий», с момента покупки новой (чтоб её!) пароварки. Омега уже научился спокойно засыпать в присутствии альфы, научился справляться с домашней работой и реже отвлекаться на изменчивый аромат истинного. Привык к случайным или нарочным касаниям. Когда спина к спине, и когда руки Децзюня вокруг его талии; когда он просыпается с собственной ногой на его бёдрах, и когда младший укладывает его голову на своё плечо. Сяо так и не переехал до конца: приходил и оставался с ночёвкой только три ночи в неделю. Сам он считал, что проводит со своей парой достаточно времени как в универе, так и вне его пределов. Пару раз он даже подрывался встречать Чона после подработки в школе, но из-за этого опоздал в общежитие, а следующим утром — на пару: старшему же ко второй. И всё же самым важным шагом он считал то, как Юно научился успокаиваться рядом с ним. Когда у омеги что-то не задавалось, когда новые идиотские мысли дрались друг с другом в голове, когда он просто хотел пойти напиться с горя, или подраться от очередного минутного провала — Децзюнь вовремя перехватывал его, гнул под себя, подставляя спину и плечи под случайные удары, под выплёскивающийся порой гнев, или принимая в объятиях испуг, новые треволнения. Он сам, как альфа, научился твёрдо стоять на ногах. Настолько твёрдо и уверенно, что старший рядом уже никак не мог поколебать его. Никакие действия Чона, слова, или супер-неординарные поступки не тревожили внутреннего равновесия больше положенного, только — раззадоривали, заставляли шестерёнки в голове крутиться быстрее, анализировать несколько вещей одновременно и на ходу, вовремя менять модель поведения, чтобы на каждое действие выдавать верное противодействие. Децзюню искренне нравится сражаться с Юно. Во всех смыслах. — Всё, дружище, ты — пропал, — смеётся Куньхан, услышав очередную историю про «совместный быт» двух истинных, — Неужели тебе так нравятся эти ваши «бэ-дэ-эс-эм»-отношения? — Это не они. Просто нам сложно, и никто не знает: что делать. Пока я разобрался скорее него, то должен помогать, заботиться, — альфа зачёсывает чёлку и падает спиной на холодную стенку в комнатке общежития, — Но он уже более стабильный в своих убеждениях. Пока я буду уверенно стоять на своих двоих, он будет также. Это как., — его глаза мечтательно загораются, -… когда около молодого побега рядом ставят стальной прут — чтобы деревце росло ровно. — Смотри, а то убрать тебя — и он рассыпется! / Децзюнь ни разу не дурак, но слова друга о сильной взаимозависимости нехило так тревожат. Аж раздражают. Он продолжает наблюдать за истинным на тренировках, на работе, дома. И понимает, что старший и без него прекрасно справляется. Это, конечно, немного огорчило Сяо, но если подумать, то он стал для Чона приятным дополнением в жизни. Ну как приятным — 70/30. Потому что споры их всё ещё не покинули, потому что альфа продолжает одёргивать омегу, перетягивать того и многое объяснять. Ему даже в какой-то момент начинает казаться, что Юно нарочно ведёт себя подобно маленькому ребёнку, который застрял в возрасте пяти лет, запутавшись в ряде взрослых определений, которые регламентируют отношения между альфой и омегой. Прожевав и передумав эту мысль ещё раза три, Децзюнь решается на одно дело. Не очень, наверняка, хорошее, но очень важное. Юно может играться сам с собой сколько влезет, только сам альфа не согласен мириться с необоснованными заскоками, которые давно пора искоренять. Иначе его деревце свалится раньше срока, пропавшее от зубов мелких червяков самосомнений, лишившись корней от чужих недоглядок. / Напроситься в дом Юно, когда самому — к третьей, а старшему — к первой? Проще простого. В последние два дня Чон изрядно забегался по учёбе. Скоро у него начнётся следственная практика, а потому нужно было поскорее закрывать «хвосты», которые каким-то магическим образом отросли у этого весьма и весьма прилежного студента. И, если честно, то Децзюню свой план кажется уже не таким хорошим, уже не хочется отвлекать старшего и докидывать в его голову что-то, кроме учёбы. Боже, то, что он собирается сделать, может вовсе отвлечь Юно от учёбы и вогнать в какой-нибудь кризис — альфа не силён во всех этих «гуманитарных» понятиях. Но всё же: сегодня или никогда. Он дожидается, пока Юно выйдет из душа в длинной майке, в одних только брифах, какие предпочитает больше прочего нижнего белья, будет лениво промокать концы вьющихся от воды волос, замрёт перед зеркалом в коридоре. И подходит со спины. Омега только улыбается, когда альфа опускает подбородок на его плечо, скользит ладонями к рёбрам, прерывая движения. — Что-то не так? — Чон хмурится, ещё не улавливая после контрастного душа до конца всех оттенков аромата истинного. — Я просто подумал о том, какой же прекрасный мне достался омега, — Сяо пристально смотрит на их отражение, сталкиваясь взглядами с Юно. Он пропускает пару выдохов, когда Чон опускает руки с полотенцем, хмурясь больше. — Сильный, — Децзюнь перебирается пальцами от рёбер к плечам, скользит подушечками по жёстким мышцам, а потом возвращается на прежнее место, — И мягкий, — он прислоняется своей грудью к широкой спине омеги, чуть роняя линию плеч того, заставляя изогнуться в пояснице. Ладони альфы стремятся соединиться под ребрами старшего, но оказываются в плену его пальцев. Юно испуганно смотрит на истинного через отражение. — Такой гибкий, — шепчет Децзюнь на так удобно подставленное ухо, — И при всём том — несгибаемый в своей воле, — улыбается, бросает самоуверенный взгляд на омегу, добавляя тому только больше поводов для волнения. Он ощущает, как Юно начинает паниковать. Не только по щавелевой кислинке, но и по тому, как часто Чон дышит. Всё ещё сдерживается в желании сделать выпад, чтобы защитить себя даже от истинного, но за прошедшие недели научился доверять и потому — в какой-то степени — терпеть, чтобы потом получать удовольствие от действий альфы. Омега как-то сравнил это с растяжкой после особенно сильной тренировки: когда вот-вот, всё болит и кажется, что дальше нельзя, но как выпрямишь ногу целиком, то усталость вмиг пройдёт. Вот и сейчас он просто ждёт. Готовится переждать. И это — на руку Сяо. Потому что он всё же скользит ладонями ниже по животу старшего, замирая где-то над пупком, прижимает ближе к самому себе, вновь заставляя того изогнуться в позвоночнике. Юно сейчас податлив, но не как пластилин, а как та игрушечная змейка, которых бывает, продают на входе в цирк детям: у неё очень много крошечных деревянных звеньев, которые позволяют в руках умелого продавца гнуться до завораживающе пугающе. И хотя простые «позвонки» безобидны, то при неправильной постановке руки, ты можешь прищемить собственные пальцы. Что ж, Децзюнь должен быть осторожен, сгибая старшего в своей воле, пытаясь перенастроить того. Выгнуть, но не сломать. А потому раскрывает пальцы, увереннее кружа ладонью по низу живота: — Моя омега. Чон видит, как блестят глаза младшего в отражении. Он перехватывает его руки, останавливая на краткий миг, роняет: — Перестань делать глупости. Но альфа отрицательно качает головой, сам делает крохотный шажок ближе к зеркалу, перехватывает одной рукой оба запястья омеги, прижимая к его груди, и продолжает касаться особого местечка, скользит под майку, слыша порывистый вдох через приоткрытый рот. У Юно пухлые губы. И Децзюнь давно мечтает их целовать. Если так подумать, то они знают друг друга уже больше полугода. И они — истинные. Многие в это время уже давным-давно бы сыграли свадьбу и ждали первого ребёнка. Но эти двое слишком умные, упёртые, самоуверенные и сильные своим духом. Только прямо сейчас альфа должен направить весь свой ресурс на то, чтобы показать своему омеге мягкую сторону этой самой их общей силы. Его ладони скользят по подрагивающим мышцам живота вверх-вниз, пальцы мягко щипают бока, но вновь и вновь возвращаются к самому низу, чуть давят. Чтобы эта невесомая боль отзывалась в Юно новым поражённым всхлипом удивления от странных ощущений, новым чувственным выдохом. — Сяоцзюнь! — омега пытается вырваться из цепкого захвата, когда видит в отражении своё красное лицо, свои пунцовые уши и щёки, когда видит, как со лба катятся капли пота. В отражении он видит вожделеющего себя, страстно чего-то желающего себя. И это пугает его самого. Настолько сильно, что хочется сбежать подальше, закрыть глаза и никогда не открывать, не ощущать себя, и не ощущать его. — Тише, Юно-я, — голос Децзюня звучит удивительно мягко, уверенно и ровно для того, что происходит внутри самого Юно, — Моя омега такая красивая, нежная и робкая. Не бойся, почему ты боишься? Ты так прекрасен. Парень резко сводит ноги вместе, когда ощущает это. Он ощущает, как течёт, как вся его сущность откликается на действия младшего. Его касания ласкают что-то глубоко потаённое внутреннее Юно, а его слова играются с ключами от собственного подсознания, что глубже разума. Чон ощущает этот разрыв, потому снова пытается вырваться, роняет несчастное полотенце на пол и выдаёт слишком громкий, почему-то болезненный стон: нет больше сил терпеть навязанной ласки. Сяо тут же замирает и переводит на истинного испуганный взгляд по зеркалу. Он вглядывается в красное лицо того, ждёт, пока из-под трепещущих ресниц уже родные шоколадные глаза глянут в ответ. Но в эти секунды его бездействий Юно просто оседает на пол. И если бы не руки Децзюня, то он бы свалился неаккуратным комом, каким себя и ощущает. А так они вместе на этом холодном коридорном полу, всё ещё перед этим чёртовым зеркалом. Альфа выпутывает руку из-под майки омеги, поднимает к его плечам, прижимает к своей груди и продолжает через отражение наблюдать реакцию. Хотя омега ничего не делает. Он лишён сил. Вымотан. Истощён. Испит до самого дна своей души, своей сущности. А потому слаб и уязвим. Настолько, что боится не только истинного за спиной, но и самого себя. Он не хочет видеть своего лица в отражении, не хочет ощущать себя, узнавать себя с этой стороны, осознавать себя омегой этого альфы. Юно порывисто всхлипывает, накрывая лицо ладонями. И Децзюнь мягко разворачивает старшего в своих руках, помогает тому устроиться поудобнее и обхватывает пальцами красное лицо, по которому уже бегут дорожки слёз: — Юно-я, прости меня, — он заглядывает в приоткрывшиеся глаза старшего, — Юно-я, прости меня, это было слишком для тебя. Прости, я думал, что ты справишься. Альфа прижимает вмиг разревевшегося омегу к груди, опускает ладони на макушку того, поджимает собственные губы, осознавая ошибку. Он так волновался о собственном провале в этой затее, что случайно сломал что-то внутри старшего. Его руки оказались не ловкими, но грубыми, жестокими, раскрошив один из многочисленных «позвонков» персональной кобры. Юно больно. Не физически, но глубоко в душе. Он не понимает истинного, не осознаёт: что тот только что сделал, почему просит прощения. Он не понимает себя: почему давным-давно не перекинул того, не вдарил под дых, почему решил переждать его прикосновений и почему испугался, почему его тело так ярко отреагировало. Как никогда до этого не реагировало. Отозвалось, поддалось вне его разума, вне его понимания, вне его контроля. Омега вскидывает руку, сжимает кулак и пару раз слабо ударяет альфу по плечу. Просто потому что хочется, потому что по-другому не умеет выражать своих чувств, потому что одна за другой новые и яркие эмоции разрывают его сознание. Юно проще никак себя не идентифицировать, чем слышать из уст уже такого любимого человека о том, что он — омега. Слышать и знать, что он красив и мягок, осознавать с запозданием, что однажды альфа, который сейчас так заботливо его гладит, так трепетно успокаивает и всё продолжает просить прощения, может захотеть детей. Их детей, чёрт возьми. Это пугает. Потому что вновь уязвляет, выбивает почву из-под ног, напоминая, какой Юно на самом деле слабый, ранимый, чувствительный.