Каждой рваною раной

Юля просыпается где-то за час до Валеры, плотно переплетённая с ним конечностями. Они угрелись, под одеялом очень тепло и безопасно. Так ощущается. Она лежит минут пятнадцать, пытаясь снова уснуть, но ничего у неё не выходит. Потом тихонько рассматривает спящего Валеру, прокручивая в голове события прошедшей ночи. Даже не верится, что всё это было, и всё это правда. Внезапно так. Поднимается, подбирает полотенце с пола и в ванной уже бросает в таз, чтобы замочить. Сама как-то собирает волосы и греется под душем ещё минут десять, осмысляя то, что случилось. Что это значит, в смысле, и к чему оно привело. Анализировать получается плохо, мысли как-то не вяжутся, будто просто не хотят и просят дать ещё одну небольшую отсрочку. Юля ловит уже привычное ей состояние тревоги, поэтому выкручивает горячую на максимум, а потом с силой трёт себя полотенцем, собирая влагу с кожи. Унимается только когда находит себя перед открытым холодильником. Напялила на себя Валерины шорты и футболку, всё на ней висит, всё большое, завязочки на поясе аж в узел пришлось затянуть. А у него еды опять целый ноль. Одно яйцо, четверть батона и какое-то жухлое яблоко. Как не помер ещё? Она жарит этот хлеб, обмакнув в яйцо с сахаром, чистит и нарезает яблоко. На двоих хватит, чтобы сбить голод. Сидит тихо пьёт ромашковый чай, смотрит осоловело в стену. В голове шумно, зато в теле редкая лёгкость. Никакой телефон, ни другие звуки Валеру в этот раз не будят. Он только пытается спрятать глаза от солнечного света, проникающего через окно в комнату. Руку сгибает в локте и кладёт поверх лица: так просыпаться и подниматься не хочется. Хоть вроде и оправился уже от недавно полученных травм. Лениво открывает глаза, замечая, что на кровати рядом никого нет. Ушла что ли? Насовсем? Крутит головой и замечает наброшенное на спинку стула платье. А затем ноздри щекочет аппетитный запах поджаренного хлеба с кухни. Туркин скидывает одеяло, натягивает трусы и штаны. Так доходит до ванной, чтобы быстро умыться и принять душ. Из ванной сворачивает сразу на кухню. Ему сегодня не только за сигаретами идти, но и продукты какие-то закупить нужно. — О, ты уже и завтрак сделала. — комментирует Турбо, так сразу не понимая, в каком Юля настроении. Чего ему ждать? Признаний в любви или опять… Улыбка сама расцветает на Юлином лице, когда Валера такой лёгкий и добрый входит в кухню. Совсем как тогда. Из-за него сразу перестаёт хотеться думать о плохом, чувствовать плохое. Сразу будто душу светом заливает, кажется, что ты на своём месте и нет никакой другой жизни. Только сейчас Туркин замечает, что Котовская сидит в его одежде. Выглядит забавно, как будто сопляк какой-то пришиться зашел. Эту шутку Турбо при себе оставляет, кладёт ладони на плечи Юли и целует в щеку. Она пахнет так вкусно: мылом и цветочным чем-то. Чистотой, чтоб её. Не удержавшись, Валера оставляет ещё один поцелуй, а затем, посмеиваясь и дурачась, слегка прикусывает кожу на шеи. — Да, тут, конечно, придётся постараться, чтобы не переесть, так что держи себя в руках, пожалуйста, — говорит она с сарказмом, скептически окидывая взглядом такое малое количество еды, но быстро отвлекается на него самого. — Если чё я знаю, где взять добавки. — с намеком отвечает Валера и снова кусает. А он уже начал беспокоиться, что на оставшуюся жизнь импотентом останется. Не помогало ни порно, ни Катя. Зато теперь ночи ему было мало и организм хочет восполнить эти грустные полтора месяца. Укусы приятно горят на коже. Юля от них тоже горит, но вида не подаёт. Даже не разобралась ещё, это про физическое удовольствие или про эмоциональное скорее. Наверное, удачная комбинация сразу всего, и долгой разлуки включительно. Встаёт Турбо на встречу, подставляясь под поцелуи, сама тоже, не удержавшись, целует в скулу. Обнимает мягко и гладит по спине, стоя с ним так пару секунд, прежде чем отпустить. — Чем ты вообще питаешься? Она садится за стол обратно и обнимает двумя ладонями чашку с чаем на дне. Холодильник у Валеры не то что пустой в который раз, он словно кричит о помощи и просит наполнить его хоть чем-то съестным. Катины булочки, которые лежали на столе, Юля затолкала подальше в какой-то из ящиков и сразу запретила себе об этом думать, чтобы не чувствовать никаких угрызений совести. Зато пельмени он, судя по отсутствию их в морозилке, съел. Туркин поворачивается спиной, достаёт баночку с остатками растворимого кофе и наливает ещё не остывшую воду из чайника в кружку. Другую кружку – с отличительным рисунком – он специально для Юли выделил. А ещё ложку и даже тарелку. Если не думать о причине, можно представить, что это просто такой любезный жест… — Картошкой, тушенкой, колбасой иногда, правда она на вкус, как бумага. — усмехается Турбо и, делая глоток кофе, садится за стол, — Пельмени ещё были. Твои. Он адресует Юле улыбку и тянется к её приготовленному бутерброду. Хорошо, что с одеждой проблем нет: раздел какого-нибудь московского модника и всё. Кстати, надо бы в Москву сгонять на днях, как Зиму из больнички выпишут. — А я колбасу сама умею делать, — делится неожиданно и сама удивляется тому, что вспомнила. — Не из бумаги, если что. Она бы Валере обязательно своё умение продемонстрировала, но в её скромной жизни такого количества мяса больше не водилось. Вот когда бабушка из деревни свежее передала — вот это было дело. — М-м-м! — одобрительно тянет Валера, пока делает ещё один глоток кофе, запивая скромный завтрак, с которым расправился в два укуса, — Да и я не то, чтобы прям бумагу на вкус пробовал. Он снова улыбается, подставляет кулак под щёку и смотрит на Юлю, пока она говорит. Красивая такая. От того Валера не все слова разбирает, потому что мысли постоянно его не туда гонят. На её губах он подольше задерживает взгляд. Голод начинает мучить не только от малого количества пищи. — Правда выглядит это как фильм ужасов. Процесс сам. А на вкус ничего, классно даже. Как-нибудь, если повезёт, продам тебе колечко. — шутит Котовская, опуская глаза и дуя на горячий кофе. Что-то и есть не хочется, и дело не в Юлиной скромности или в том, что с самим завтраком что-то не так. У неё просто голова сейчас другим забита и эмоция бьёт такая, что не до еды. Она заправляет прядь за ухо, делает небольшой глоток. Пока слишком горячо, а молока у этого хозяина, естественно, нет. Рассиживаться тут до ночи тоже нельзя, у неё к вечеру ещё урок, а значит нужно привести себя в порядок и подготовиться. Турбо отвлекается на то, что вспоминает про булочки. Кажется, они ещё оставались. Валера оглядывает стол, но на нём только яблоко. Выкинула она их что ли? Тарелку со своей порцией Юля пододвигает Валере, окончательно принимая решение не есть. Видит, как он взглядом что-то ищет, но даже бровью не ведёт. Будет ну просто замечательно, если в этот раз они спокойно поедят и не поссорятся, потому что скоро это станет традицией и за один стол они перестанут садиться по определению. Умнее надо быть. Дались ему те булки, пусть их лучше тараканы жрут. Туркин решает эту тему не поднимать. Переходит к более безопасной и важной: — Чё там с квартирой, кстати? Мать твоя не одумалась? — Нет, напомнила даже о сроках, — ровно так говорит, очевидно смирившись с тем, что начали из себя представлять их с мамой отношения. Юля ещё думала, может это с горяча было, может мама и правда одумается. Но нет, та была непреклонна в своём решении провести между ними черту. — Пока окончательного решения по квартире нет, я ещё определяюсь, — отвечает пространственно, потому что сейчас совсем не хочется это обсуждать. Вариантов-то нет, она же врёт сейчас. Он один — та конкретная комната, которую она присмотрела в соседнем районе. Вторым и самым лучшим вариантом был Валера, но после вчерашнего, после Кати, само собой, ни о какой возможности съехаться с ним и речи быть не может. Но они же не портят друг другу настроение за завтраком, так? — Понятно. — отзывается Туркин, погрустнев. Переезд и так дело сложное, а при таких обстоятельствах... Котовская смотрит на себя в чужой одежде и улыбается невольно. Интересные ощущения. — А чё ты в моё вырядилась? Выходит с небольшой претензии, но на самом деле Валера начинает переживать, что он вчера в порыве её сарафан порвал или в коридоре там на полу грязью с обуви заморал. Юля ставит чашку на стол и смотрит ему в глаза. Вот же дурацкий вопрос. Её аж укалывает этим тоном, будто ему и одежду с ней делить противно тоже, но она держится. — Неудобно в сарафане готовить, — склоняет голову, улыбается слабо. — Прямо сейчас снять, жадина? Настроение с вопросом Юли к нему быстро обратно возвращается. — Снимай. — охотно соглашается Турбо, что аж глаза загораются, — Тебе я чё-нибудь из Москвы привезу. На танцы оденешь. Не знает, как правильно. Зато от всего сердца. И от этой идеи внутри всё, как от праздничных салютов, взрывается. Разворачивается на стуле, поворачиваясь к столу боком. Тянет Юлю за руку, чтобы к себе на колени усадить. Когда у Валеры так проясняется лицо, Юля смеётся. Искренне, прикрывая половину лица ладонью. Простой такой, милый. Он давно её смех не слышал: такой настоящий и звонкий. Поэтому ещё сильнее светиться изнутри начинает. — Сам снимай. Судя по всему, взял за цель сделать её сегодня счастливой, потому что всё, что он говорит и делает потом, для неё как бальзам на сердце. И подарок привезёт, и танцевать предлагает. Свидание, получается? — Не в ДК, здесь у меня. А чего? Музыку найдем, места много. Валера разводит руками, показывая свободное пространство. Кухня не очень большая, но зато ещё целых две комнаты без дела стоят. В родительскую он заходить не любит, зато зал большой, там и проигрыватель пылью покрылся. Главное, чтоб работал. — Ну хорошо тогда. Значит, возвращаешься из Москвы и сразу танцуем, — улыбается Юля. — Буду ждать. Она его приобнимает за шею и тянется, целуя от уха к виску, выражая и нежность, и благодарность, и вообще всё. Проводит ему ногтями ласково по шее и отстраняется немного, заглядывая в глаза. Валера загребает её руками в охапку, прижимая ближе к себе. Носом упирается в тонкую шею, наслаждаясь поцелуями. — Замётано. — довольно подтверждает он и продолжает понравившуюся игру: — Я же сниму, ты знаешь. Ему это даже больше удовольствия доставит, чем "раздевать" мажоров всяких. — Так я тебя и не беру на слабо, — посмеивается Юля, не жалея для него невесомых поцелуев. Немного смущает говорить такое, но между ними уже всякое было, чтобы действительно стесняться флирта. Она всегда с ним такая только за закрытыми дверьми. Даже до всего, когда он в щеку чмокал её при ком-то, краснела, как рак, но вот дома могла сама первая с поцелуями к нему полезть, когда привыкла и осмелела. — Ты тем более все батареи проверила. Горячие? — Турбо не может к этой теме в шутку не вернуться, потому что это так сильно его впечатлило. По-хорошему. Это Котовскую почти не задевает. Ей всё так же хорошо, потому что она видит в глазах Валеры восхищение собой и от того в животе ощущаются забытые уже бабочки. Влюбленность греет внутренности, как в первый раз. — Очень горячие. Кипяток. Юля пропускает его пряди через пальцы, а другой рукой гладит по груди. Валера же по торс раздет, так что тут сложно удержаться, чтобы не потрогать. И строго так в шутку добавляет: — Снимай, говорю. — Потом не говори, что холодно. — улыбается Валера, припоминая Юле, как она раньше под одеялом от него пряталась, будто они до этого на кровати голые ничем таким не занимались. Он пальцами, сначала не глядя, пытается распутывать тугой узел на шортах. А это оказывается непростой задачей. Туркину на людях нравилось с Юлей появляться. Все завидовали, какое нежное и красивое создание заполучил не самый нежный, красивый и умный Турбо, пацаны бросали на Юлю любопытные и жадные взгляды... и свой кусок тоже поимели. Поэтому Валере до конца дней придётся вот так в четырех стенах, как клопу какому-то, прятаться. Он злится, сам себя до такого состояния накрутив мыслями. Только это ещё сильнее усиливает желание взять, самоутвердиться и пар выпустить таким образом. Резче дергает за край, отчего ткань трещит. — Да похрен. — небрежно бросает Туркин, вытаскивая заправленную футболку и запуская ладонь под неё.