Каждой рваною раной

Они договорились. Юля написала, что хочет заглянуть, и Валера согласился. Хорошая вещь этот пейджер, не нужно неловко молчать и прощаться по телефону, беспокоиться об интонации и скользящем в голосе волнении. Написала, что нужно, получила ответ и иди по своим делам. Откуда хочешь пиши, конечно, но Юля его из дома не выносит. И необходимости такой нет, и страшно, что отберут. Прикрыться же «универсамом» больше нельзя, её же, как и других простых смертных, в любой момент могли на улице обшакалить. Так что, списавшись с Валерой утром, она точно знала, что заглянет к нему после обеда. — Пришился? — вопрос вылетает сам собой, как только Юля переступает порог Илюшиной квартиры. Сегодня он позвонил ей и сообщил, что он болеет, но «вы всё равно приходите, просто я к вам не могу», так что она с мороза, румяная, смотрела на его лысую башку и фингал под глазом. — Пришился, — Илья цокает языком, важно засовывая руки в карманы домашних спортивок. — К кому? — она складывает руки на груди, будто собирается отчитывать. — К дому быта, чё, — аж выпрямляется, горделиво вскинув подбородок. Метр в прыжке, а такое о себе возомнил. — У-у, — Котовская начинает заново завязывать на голове платок. — Ну, я пошла тогда, чё, — передразнивает. — Ты теперь пацан, ты теперь с улицей. Мне тебя бояться надо. — Куда?.. Юленька Александровна, — Илюша дёргается и хватает её за рукав, смотрит на неё почти слезливо. — Меня батя снова отругает, если я опять урок пропущу. Юля улыбается, обнимает его за плечо одной рукой и качает головой, закатив глаза. Какие они все крутые, страшно подумать. Этот конкретный особенно. Как его пришивали? Против кого его ставили, против воробья? — Ну, и как тебя теперь называют? Фонарь? — Почему фонарь? — Илья отстраняется, смотрит хмуро и растеряно, отходит на шаг назад, чтобы Котовская сняла пальто. — Потому что глаза беречь надо, — улыбается Юля, наклоняясь и рассматривая синяк на глазу. — Фонарик. После урока настроение сделалось хорошее. Хотелось улыбаться, думая о том, что они с Валерой снова будут валяться и смотреть телевизор, обсуждать что-то несущественное и комфортно молчать. Выяснилось, что им, может, больше ничего и не надо, потому что на второй месяц не_отношений Валера оказался самым интересным и смешным человеком на свете. Это можно было проверить и раньше, но до переломного момента, парой, они преимущественно занимали время поцелуями. Юля даже не старалась для себя отрицать то, как прочно в ней укрепилось чувство глубокой влюблённости и как сильно она к нему приросла. Комната нашлась, но они ещё это не обсуждали. Всё равно так или иначе казалось, что правильнее было бы съехать не к незнакомой бабушке, а к нему. Сегодня, наверное, об этом нормально и поговорят. Юля поднимается по ступенькам на нужный этаж и, широко улыбаясь, нажимает на звонок. В последнее время она снова испытывала это необоснованное счастье. В жизнь стали возвращаться краски. К двери несётся Катя с бодрым: «я открою!». Валера бросает взгляд на часы в кухне, с раздражением поджимает губы. Он открывать её не просил и не приглашал. Сама пришла, адрес откуда-то узнала. Во бабы пошли... Замок проворачивается, Юля набирает полные лёгкие для «привет», но звук так и замирает в горле. Счастье пропадает, угасает, краски в миг блекнут. Сердце ухает и падает куда-то в желудок. В пороге стоит брюнетка. Та самая, Валерина. — Здравствуйте, — бесцветно говорит Юля и замолкает. Не может отвести от неё взгляда. Глаза становятся холодными, колючими, враждебными. Всем нутром ощущает боль от несправедливости. Вот так вот, значит. — Вы хозяйка квартиры? — резко, грубо. Не осталось в Котовской нежности больше, всё, хватит. Склоняет голову, изучая снизу доверху. Такие ему, нравятся, да? И без интонации продолжает, не давая девушке своего слова вставить: — Ходишь к вам, ходишь. Вы думаете, у меня времени полно? Люди под вами пол зимы мёрзнут, а вы и ваши дружки этажом выше, хронически двери не открываете. И как нам узнать, в чьей батарее проблема? Глухо, зло, будто и правда из ЖЭКа, будто ненавидит свою работу, а не девушку эту и всю эту чёртову жизнь, которая в очередной раз указала Юле на её место. Голос из прихожей Турбо узнаёт сразу, только не сразу понимает, что происходит. Он останавливается позади Кати и смотрит на Юлю вопросительно. — Займёт меньше минуты, а выжидаю вас неделями. Котовская бесцеремонно обходит Катю, проходя внутрь. Взглядом упирается в Валеру. Ненависть, боль, разочарование. Вот как она него смотрит эту долю секунды. — И что они злые такие? Не кормят их там что ли? — простодушно спрашивает Екатерина, когда Юля поворачивается к ним спиной, проходя на кухню. — Помолчи. — довольно резко обрывает Турбо, отчего та смотрит на него растерянно — так он с ней ещё не разговаривал, — Сейчас она услышит. Мне воду ещё перекроет. Валера идёт следом — прятать ему нечего. На кухне только три фантика от конфет и булочки, которые Катя принесла к чаю. Наверное, сама она считает его рыцарем на белом коне, который ждёт свадебной брачной ночи — не раньше. Но Турбо походу желание вообще утратил, ограничиваясь поцелуями и объятиями. Как маленький, ей Богу. Дальше Юля заходит в пустующую комнату, там тоже трогает. Проверка же, нужно придерживаться легенды. Зайдёт в каждую. Если у них что-то было, она обязательно поймёт. Наконец, Валера понимает, к чему этот спектакль. Или почти понимает. Могла же просто сказать, что адресом ошиблась? Ну, актриса, конечно! Вот ей нужно куда идти. — А я вас ждал. Только гости сами нагрянули. — пытается подыграть Туркин. В последней комнате тоже всё в порядке. Ладно с батареей — Юля когда её трогает, даже не ощущает температуры, от злости и негодования сконцентрированная совсем на других вещах. Конечно, головой она не вертит, но всё замечает. Постели застелены, порядок именно такой, каким поддерживает его Валера, а не кто-то ещё. Кроме кухни, потому что там, очевидно, было чаепитие. Странно только, что чашки две, а не одна. С этой же можно и из одной, зачем такое расточительство? — Мне нет дела до ваших гостей, — отрезает Котовская дежурно, выпрямляясь после того, как присела, чтобы потрогать батарею в разных местах. Цирк просто, слов нету. — А хотите чаю? С булочками? — врывается в комнату Екатерина, лучезарно улыбаясь, будто от этого на самом деле сохранность батарей зависит. Девушка, зато, посмотрите на неё, самая счастливая на свете. Даже на чай зовёт. Как у себя дома прямо, смотри, какая хозяйка. Юля вон, аж выпрыгивает из квартиры, когда кто-то идёт, а она — хлеб да соль. Может ещё и подушку между ними ей предложит? Гостеприимная наша. — Какие булочки? — выдыхает Котовская, склоняя голову на бок, поправляя выбившуюся прядь волос. — У меня дел полно. А вам приятного аппетита. Валеру обходит по широкой дуге. Прямо усилие прикладывает, чтобы не пройти ближе и не задеть нарочно его больную руку. Смотрит девушке прямо в глаза, как будто там должны быть какие-то сакральные ответы на волнующие Юлю вопросы, а потом отводит взгляд и больше ни на кого из них не смотрит. — Простите, что помешала. Соседям передайте, чтобы завтра дома в это же время были, — и выходит за двери, не найдя в себе силы находиться там дольше и наблюдать за идиллией. Про соседей это намёк был, что она завтра придёт? Но Валера не хочет ждать до завтра. Он смотрит на закрывшуюся дверь пару секунд, а затем идёт следом. — Да я щас... спросить кое-чё забыл. — не беря с вешалки куртку, в футболке и носках Турбо выходит из квартиры, — Ты пока чайник подогрей, а то остыл уже. Это первое, что приходит ему в голову, чтобы отвлечь Катю. Котовская идёт к лестнице и только там, этажом ниже, наконец, выдыхает. Какое унижение. И как только не разрыдалась? Туркин спускается и успевает застать её здесь. И… А чё он скажет-то? Оправдываться не любит. Извиняться? Тем более! Она же понимать должна, что он не может один ходить. Катя – это прикрытие. Только ей же не объяснишь, что ему с ней нужно лишь в Доме Культуры встречаться и так ещё по мелочи где-то. Катя вон в качалку просилась. Там её видят и все вопросы сразу отпадают. Не за чем Турбо соседей по улице ножом кромсать: у него всё прекрасно. Поэтому Турбо неловко молчит, запускает здоровую руку в карман трико. — Ты вечером приходи. Она уйдёт уже. — произносит Валера, — У неё отец строгий. Почти тюремный режим. Последнюю фразу Турбо сопровождает легким смешком. Правда таким отец Кати стал, когда прознал, с кем её дочь «шляется по ночам». А они всего лишь в ДК подзадержались. Юля молчит. После неё самой тоже кто-то будет? Их тут много, да? Наверное, целый конвейер. Это в неё говорит обида, конечно. Она же знала о ней, она же их видела. Никогда ни о чём не спросила, не упрекнула. Почему-то подумала, что после того, как он её в коридоре схватил, у него ни с кем больше ничего. А оно вот как. Даже домой приводит. — Уже и с родителями познакомился? — поднимает глаза, смотрит в его. Вот что он с ней делает? Сам-то хоть понимает? Котовская дёргает плечом, отходит от него, спускаясь по ступенькам вниз. — Приду после шести, поговорим. Нет сил стоять рядом. Он обнимал её, целовал, что он делал? От него девочкой пахнет, как это вообще можно выдержать? Насколько сильно она должна унизиться ради этих отношений, сколько вытерпеть, если ей ни тогда, ни сейчас ничего не обещают. Может он вообще... такой. Сегодня захотел с одной, завтра с другой. А Юли против этого аргументы какие? Она ведь тоже. Думать мерзко. Нет, она не такая, она не по своей воле.