Каждой рваною раной

Эстафету по болезням принимает мама и сваливается дома с воспалением лёгких. Завод как-то без неё справляется, а вот Юле от такой нагрузки становится только хуже. Валеру она в последний раз видела две недели назад, с мамой разговаривала и того раньше, репетиторствовать со школьниками перестала сразу после инцидента. Дома стало тоскливо и туго с продуктами. — Если не подходит, сразу скажи, — сквозь кашель пробубнила мама Света. Это было первое, кроме «принеси-подай» за долгое время, что она ей сказала. Положила на край кровати стопочку ткани и вышла. Неожиданным подарком оказался сарафан из тонкой шерсти, который своим появлением ознаменовал наступивший Юлин день рождения. Кроме «спасибо, мама» из-за приоткрытой двери в прохладную спальню, неожиданно захотелось сделать ещё хоть что-то хорошее. Может, даже для себя. Если жизнь решила продолжится, то сделать попытку добавить в неё минимальных красок — не такая уж и плохая идея. Стало быть, нужен торт. Денег на него, ожидаемо, и быть не могло, поэтому выбор пал на яблочный пирог. Дома не хватало только самих яблок и дрожжей. — Юлька! Громкие звуки у Котовской стали не в почёте. Она дёрнулась, прижала к груди авоську и неожиданно оказалась в крепких объятиях. Игорь — старший брат одного из самых ранних её первоклашек, которых она подтягивала по литературе, исчез из её жизни с выправившейся успеваемостью его братишки. Правда, не сразу. Он сперва порядочно мешал им на "уроках", потом настойчиво провожал её домой, бывало, приглашал куда-нибудь, лишь бы она согласилась. А она нет. А потом появился «универсам» и стало не до любезностей. — А я помню, что сегодня за день. Я к тебе шёл. Не ожидала? — и демонстрирует ей коробку конфет. У Игоря семья с достатком, такие жесты для него обыденное дело. Порядочный, с хорошей успеваемостью в своей учебке, ни к какой улице не пришитый. «Чертила». — сказал бы про такого Валера, но Валеры больше нет. Юля говорит: — Спасибо, не нужно было, — конфеты не берёт, натягивает улыбку и отводит взгляд. Интересно, чушпан и вафлёрша — это уже повод забить камнями? Ещё как. Сглатывает, вдруг смеётся над своими мыслями. Это когда-то пройдёт, обязательно. — Ещё как нужно. Ты занята сейчас, к тебе родственники, может, приехали? — Юля отрицательно качает головой, на что Игорь только становится бодрее и активнее. — Тогда давай сюда свои яблоки, пошли мороженое поедим? После долгих уговоров, авоська, конфеты и мама остаются дома. Юля, новый сарафан и услужливый, правильный мальчик Игорь — в кафе. Небольшое, без всяких куч людей и громкой музыки, уютное, можно сказать, заведение. Не ДК, куда водил Турбо знакомиться со «своими», где учил отличать одну улицу от другой, где первый раз поцеловал (в ухо почему-то), а такое, господи, заурядное кафе-мороженое. И Игорь. Игорь, который говорит только о себе. Всё не то. В разговоре между его успехами, пару раз касаются её занятий и учёбы. Юля врёт, стараясь свести к минимуму о себе любую информацию, держится спокойно, когда нужно — вежливо улыбается и даже держит секунду-две зрительный контракт. Но когда касаются её — буквально — опустив ладонь поверх руки, вдруг вскакивает с дикими глазами. Извиняется спешно, тараторит, что ей нужно в туалет, и вообще, что она сейчас вернётся. Но зачем-то быстро хватает пальто и бежит вон из кафе. Никогда больше. И точно не с ним, ни за что. Зачем она вообще тут оказалась? Дома надо было: пирог, мама, кухня... — Юля, стой! — кричит Игорь в спину, вылетая на мороз без куртки и шапки, пытаясь угнаться. Хватает за руку, отпускает сразу, слыша писк. — Да что такое, Юль! Да я ж ничего, мы просто... Это ж просто мороженое, праздник, Юля!

***

Может, он чё то не то сделал? Да вроде вышло, как надо: не убавить — не прибавить. Наказал, наверное, не сколько за Юлю, сколько за себя, за авторитет. Это раз. Два — распрощался, больше с ней не виделся. Только всё осталось, как в тот день, когда от, уж не помнит кого, впервые услышал «машина», «трое», «разъезд»... Есть в этой всей системе какая-то брешь. Не отпускает ощущение, что его надурить пытаются не слишком умелые напёрсточники. Репутацию сохранил, а что-то ещё, что никак не отпускает, — нет. Волшебного излечения не произошло, на свои места ничего обратно не встало. Может, нужно ещё подождать? Ещё день? Неделя? Месяц? Он готов ждать — знать бы конкретно сколько. Спросить бы у самой Юли: это же она его научила так чувствовать. До неё с другими как-то иначе всё было, будто понарошку. Может, это он какой-то неправильный? Видел же, как пацаны через что-то подобное проходили. Только их бабы сами обычно на пьяную голову на кого-то вешались. — Сколько у тебя? — спрашивает Турбо и сплёвывает на асфальт, пока они проходят мимо кафе. — Два рубля. — подсчитав нажитую честным и нечестным путём наличность, озвучивает Вахит. — У меня тоже два. — Ещё рубля не хватает. — Да знаю! Щас кого-нибудь потрясем. Эээу! Турбо окрикивает заприметившего студента. А он тотчас бросается наутёк. — Ладно, хрен с ним. Тут их много ходит... «Юля!», «Юль!», «Юля!» — от одного имени Туркин кривится, мысленно передразнивая какого-то чушпана, хоть и не видит, кого именно. Он даже не сразу понимает, что это про ту самую Юлю речь. Они с Зимой уже дальше прошли, но почти синхронно, просто из любопытства оборачиваются. Мелочь в сжатой ладони впивается ребром в кожу. Валера не может сказать, что всё ж хорошо было до этого момента. Но было и правда чуток полегче, а сейчас снова такая злость берёт. Он не знает, как с ней бороться, кроме как... Громко свистит и надвигается прямо на них. Зима как-то без энтузиазма, но идёт следом, отставая на полшага. — Чё орать-то на всю улицу? — усмехается Турбо. Последним, кого сейчас хотелось видеть Котовской, так это Турбо. Не потому, что там что-то болело, не унимаясь, не потому что она ни на секунду не простила его за принятое решение, а просто потому, что это в любом случае был бы цирк. Его горячий нрав и неспособность смириться с поражением, — а он, с большой вероятностью, именно так и воспринимал отнятую судьбой-злодейкой у него девушку, — сделали Валеру для Юли совсем уж непредсказуемым. Если не до конца верил в её невинность в вопросах изнасилования, правда, что ли, станет выяснять с кем она тут, вспомнит о празднике и сделает скидку? Ну конечно. Она хочет сказать «не надо», когда он начинает сокращать расстояние, но слова застревают в горле. Для него всё, как и раньше: гуляет с Зимой, пристаёт к прохожим. Только прохожие теперь — это она. Правда, с личными счётами. — Это просто знакомый, — вообще неслышно, задушено оправдывается Юля, отходя на одинаковое и от Турбо, и от Игоря расстояние. Надевает пальто, дрожащими пальцами застёгивает пуговицы. Туркин тормозит, разжимает и снова сжимает пальцы на правой руке в кулак, отчего вся мелочь падает на асфальт. Пренебрежительно окидывает взглядом кого-то смутно знакомого мужского пола. Не его ли он как-то погнал нахрен, когда заметил у подъезда Юли? Только сейчас вспоминает, что ждал этот день. Деньги понемногу откладывал, чтобы порадовать её чем-то реально ценным. Во! Из них и можно было на иностранные сигареты взять… Он, значит, ночами не спит, от мыслей собственных готов на стену лезть. О том, что нужно себя чаще в руках держать, как Зима вон, говорить меньше, конфликт не создавать. Тогда, глядишь, и не нарвался бы, в отместку никто Юлю не тронул. Хотя такой способ только последние гниды бы выбрали. А таким повод особо и не нужен. — Ты кто такой вообще? — подаёт голос Игорь и сразу звучит враждебно. И зря. Надо же жить в Казани и быть при том настолько оторванным от реальности человеком? Сразу закрадывается подозрение, что его ещё ни разу "по-человечески" ни шакалили. Чует сердце Юли, сейчас наверстает упущенное. — Чё быстро желающий нашелся, да? Глянь. — последнее Турбо адресует Зиме, — Давно хотел посмотреть, как они выглядят. — Кто? — не сразу понимает второй. — Так помазки. — Да, жалкое зрелище. — подтверждает Вахит и хлопает друга по плечу, пытаясь переключить внимание, — Ну чё пойдем? А то потом этого фарца ищи-свищи. — Я помню тебя! — выкрикивает вдруг Игорь. — Кто это ещё жалкий? При девушке так себя вести! Гопник! Котовская делает ещё два шага назад, на самом деле слабо вникая в мотивацию Игоря, как-то плотно увязая в выплюнутом в них «помазок». Улица ведь не пустая, зря он так. Если кто при делах, то быстро два плюс два сложит, в каком социальном статусе теперь находится Юля. И да, да, тогда история обязательно повторится, как Валера и предупреждал. Его усилиями. Второй раз. — Игорь, помолчи. Она не слышит, что там конкретно сейчас орёт Игорь, уж больно свободно петушащийся перед пацанами, но старается хоть как-то его защитить. Это ж не про него всё, это же только про неё. Это она во всём перед Валерой виновата. И что попала так, и что не уехала — мозолит ему глаза. — Что это значит вообще? — не затыкается он, уточняя, наверное, про «помазок». У Котовской от такого простодушия глаза наполняются слезами. Придурок несчастный, кто вообще такое спрашивает? — Ты откуда такой вылупился? — усмехается Турбо, на уровне грудной клетки ударяя кулаком в раскрытую ладонь. — Мы чушпанам ничё пояснять не обязаны. — включается Зима. Это слово ему уже знакомо. Игорь ещё сильнее раздувает ноздри, пуская пыль в глаза мол смелый такой. Походу уверен, что Юлино состояние истерики — вина двух гопников, а не его собственная. — А ты узнай! Спроси! — вспыхивает Котовская, кивая на Валеру и Вахита. — Ты же ему расскажешь? — кричит теперь уже Турбо, глотая слёзы. Зима прав — жалкая, от себя же тошно. Турбо её плачущую-то и не видел почти. Так пара слезинок на его рассказ про полученный шрам на правом бедре и две мокрые дорожки на щеках на пробитую кирпичом кучерявую голову. Слезы сейчас выбивают землю из под ног. Педаль тормоза опять отказывает, а разговоры никогда и не были сильной стороной Туркина. Валера замахивается и ударяет кулаком по лицу, вложив всю накопившуюся ярость, попадает в скулу. Игорю больше и не надо. Переговорщик из него херовый вышел, а боец ещё херовее. Он пошатывается, с трудом удержавшись на ногах, мычит, как корова, складывается пополам и хватается за лицо двумя ладонями. Вместо того, чтобы сжать их и постоять за себя. Фу, блять. Ничтожество. — Убогий у тебя защитник. — произносит Турбо. К большому разочарованию, сочувствие Котовской к Игорю застывает на уровне «ну и дурак», а дальше не идёт. Не вспыхивает вот это яростное желание броситься к нему, жалеть, ждать, с замиранием сердца, что он выпрямится и примет вызов. Это не драка, это его просто бьют. И хотя Юля совершенно точно не жила ни по каким таким понятиям, она, как и все девочки в городе, точно понимала, на чьей стороне авторитет. Явно Игорь в эту категорию не попадал и не пытался. Разнылся похуже её, встал, как груша для битья, даже не попытался что-то эдакое сделать. В самом деле, а будь это не Валера и Вахит, он бы как её защитил? А ей о таком подумать не лишнее. Ей защита сейчас, как никому. — Юля, что у тебя за приятели такие? — сквозь мычание доносится от Игоря. У Юли от услышанного перехватывает дыхание, прекращается молчаливый поток слёз. И он её тоже упрекает. — Отойди, я сейчас разберусь. Она оглядывается и с тяжестью подмечает, что когда Валера его ударил, она по привычке отошла на его, а не на Игоря сторону. Получается, нелогично встала на сторону нападающего, а не жертвы. И от этого плохо, и от тона его несправедливого. В целом грустный такой получился день рождения. Игорь выпрямляется кое-как, но не для того, чтобы нанести удар, а чтобы сделать несколько шагов назад. Держится за лицо так, будто оно сейчас пополам треснет. Для Юли это странно, она-то видела, как могут ударить, она эти последствия своими руками на своей же кровати ликвидировала, а он-то что? — Разберёшься?.. — переспрашивает Котовская, с грустью наблюдая за своей участью. Не тех она выбирает, не тех. — Денег дашь? — Юля! — и снова упрёк в голосе. Смотрит на неё, всем своим видом выражая, что о деньгах заикаться вообще нельзя было, потому что отберут, моргнуть не успеет. Но ей всё равно. Она-то не из-за него плачет. Не из-за того, кто от одного удара стал её при пацанах обвинять в неправильных знакомствах. Пусть тогда платит. — Без него сохраннее будешь. Меньше шанс, что такие, как мы, докопаются. — добавляет Турбо. — Подожду, значит, не убого, — говорит Валере, одному ему только — тихо, на долю секунды установив зрительный контакт. Не может больше. Он ей в душу плюёт, а ей хочется к нему тянуться. Нельзя так. Поворачивается медленно, ступая неуверенно на почищенный от снега тротуар. Лучше ей домой. Настроение теперь — хуже некуда. Если каждого Турбо на одобрение приводить, никто эту проверку никогда не пройдет. И дело даже не в умение бить первым или бить в ответ. При Зиме кинуться её провожать он не может. И молча стоять, смотреть, как Юля уходит, тоже. Ничего лучше в голову не приходит. Беспроигрышный вариант же? Не подкопаешься. — С днём рождения. — произносит Туркин без фальшивой бодрости и радости в голосе, но с предательской теплотой. С ломкой. По её улыбке, тёплому дыханию, объятиям. Зима, засунув руки в карманы, делает вид, что ему уж очень интересно смотреть на ботинки Игоря. Турбо к нему присоединяется, потупив взгляд под ноги. Котовская останавливается, бросая резкий и недоверчивый взгляд через плечо. Это кто сейчас сказал, это Валера был? Смотрит на него, ресницами хлопает. — Спасибо, — отвечает негромко, прекрасно понимая, как сюрреалистично и нелепо сейчас звучит этот их диалог. Это им везёт, что Вахит человек до крайности не конфликтный и очень порядочный. Будь ситуация зеркальной, Валера бы с него уже спросил, с чего тут вдруг такие любезности. А этот страж порядка стоит, краснеет. Юля тоже, кстати, но от мороза и какой-то досады. Не смирилась ещё, что нельзя больше к нему ни подойти, ни за руку взять. Он больше не её, получается, но в голове это не укладывается. Турбо замечает рассыпанную под ногами мелочь. — Деньги из-за тебя выронил. Собирай давай! — гаркнув, заявляет Валера. Вахит улыбается, снова почувствовав себя в своей тарелке. Пока Игорь, недолго взвешивая риски, опускается на колени, начиная складывать в ладонь монеты. Высыпает горсть в руку Турбо. — Тут больше было. — произносит он. — Вы же даже не пересчитали. — А я и так вижу! Рубль еще давай и вали. — Юль, вернёшься? — спрашивает Игорь, выглядывая из-за Трубо. Вложил ему рубль в ладонь и решил, что на этом всё, конфликт исчерпан. На редкость непробиваемая личность. Юля отрицательно качает головой. Куда к нему? За руки держаться и мороженое есть? Так они так изначально не договаривались. А теперь уже... — Не приходит больше, — просит. — Да как же!.. — и дёргается за ней. — Ты чё, херово слышащий? — Зима вдруг оживает и толкает Игоря в плечо, и останавливая, и на два шага сдвигая назад. Вахит и Игорь, так уж вышло, сдвигаются от них двоих куда-то чуть в сторону. Юля поднимает глаза на Валеру, тянет руку и слабо сжимает его локоть через куртку. Сразу свою одёргивает, чтобы не вспылил. Это то ли «спасибо» очередное было, то ли «я скучаю» — очевидное. Всё в месте, короче. Защитил, получается.