Тринадцать демонов Лань Чжаня

      Неожиданное пиршество, задумывавшееся как общий сбор за обедом, несмотря на прохладную погоду, затянулось до самого вечера. Под открытым небом были расставлены десятки столов. Церемоний не придерживались, все усаживались кому где хотелось. Готовка еды происходила здесь же, на больших кострах и очагах, воздвигнутых из камней, — пахло умопомрачительно. От огня оживлённо взлетали в воздух облака искр. Вдоль лавок, играя и смеясь, носилась малышня. Вокруг царило оживление, слышался нестройный шум множества голосов и стук посуды.       Лань Чжань был непривычен к подобному и искренне удивился, когда в момент их с Вэй Ином появления все повернулись к ним. Последовал общий поклон. В следующий миг самые старшие члены общины в один голос, величая Ханьгуан-цзюнем, поблагодарили его за спасение многих жизней в битве за Пристань Лотоса и в честь знаменательной даты пожелали долгих и благополучных лет жизни.       Лань Чжань с детства избегал находиться в центре внимания, да и торжества в клане Лань сильно отличались от того, что происходило за пределами Облачных Глубин. Из-за строгости дисциплины в Ордене Гусу Лань все праздники проводили с подчёркнутой церемонностью — без излишеств и прикрас. Разговоров, а тем более смеха, танцев и песен во время еды и отдыха не допускалось. Обычно старейшины, их семьи и прибывшие гости, если таковые случались, между собой почти не общались, не считая традиционных приветственных речей и прочих формальностей.       За последние месяцы жизнь Лань Чжаня совершила очередной кувырок и стала ещё менее похожей на его юные годы. Мало того что обстановка существенно переменилась, так и сам он ко многому пересмотрел отношение и, хотя по-прежнему предпочитал уютным компаниям уединение с Вэй Ином, уважая старания людей вокруг, с признательностью вкушал приготовленные блюда и поддерживал беседу. Лань Чжань не заметил сам, как улыбнулся, когда малыш А-Юань, забравшийся к нему на колени, и несколько детишек чуть постарше, выстроившихся рядом, вручили ему смастерённые из веточек, жгутов и древесной коры птичек, драконов и кораблик.       Как только ребятишки смущённо разбежались, оставив не менее смущённого Лань Чжаня на попечение Вэй Ина, тот потянулся к игрушкам и с любопытством повертел сокровища в руках.       — Достойные дары! Я бы и сам не сделал лучше. Наверное, дядюшки постарались, — он бережно провёл пальцами по широко расправленным крыльям миниатюрного феникса. — Ты только взгляни, какая тонкая работа!       — Мгм.       Лань Чжань не находил что сказать. Если бы не Вэй Ин, сообщивший остальным, что у него день рождения, он бы и не вспомнил. В клане Лань не придавали значения подобным датам. Только Сичэнь всегда помнил и стремился как-то порадовать его, преподнеся в качестве знака внимания набор новых кистей или резную шкатулку для хранения мелочей.       При воспоминании о брате накатила тоска. Изобретение Вэй Ина, действующее по принципу Талисманов Перемещения и открывающее кратковременные порталы, позволяющие, оставаясь на Луаньцзан, заглянуть в Пристань Лотоса, Облачные Глубины или какое-то иное место, принесло много пользы. Благодаря ему Лань Чжань знал, что члены его ордена в порядке, как и дядя с близнецами. И всё же сердце тяготилось тем, что они не вместе — отрезаны друг от друга противостоянием с кланом Цзинь.       Лань Сичэнь прекрасно справлялся с лёгшей на его плечи задачей обороны своих людей и земель. Последний раз, когда Лань Чжань видел брата, тот сидел за столом в цзинши и что-то захваченно писал. На губах его словно робкий лучик солнца то возникала, то снова таяла улыбка. Мэн Яо рядом не было ни в тот раз, ни ранее, что вынуждало предположить, что парень покинул Облачные Глубины ещё до того, как глава Лань запечатал резиденцию. Возможно, письмо перед Лань Сичэнем предназначалось именно Мэн Яо, но если так, возникал вопрос, где он находился и почему покинул Цзэу-цзюня, ведь до этого они долгое время оставались неразлучны.       — Вовсе недурно! — поражённо заметил Вэй Ин, пробуя очередную придумку дядюшек — вино из дикой черешни и рябины, приправленное мёдом и специями. — Впервые пью такое вино! Лань Чжань, ты точно оценишь! Ни капельки горечи, а вот сладость весьма ощутима!       Прежде чем Нефрит успел отклонить его предложение, Вэй Ин поднёс к его губам наполненную пиалу.       — Попробуешь? Напиток некрепкий. Сильно опьянеть захочешь — не получится, — прибавил он заботливо. — И послевкусие весьма приятное!       Доверившись ему, Лань Чжань сделал небольшой глоток.       — И правда мягкое.       — А я что говорил? — Вэй Ин задержал ласковый взгляд на губах мужа и, опустив ладонь, незаметно для окружающих коснулся под столом его бедра. — Чудесный вечер в кругу друзей, — добавил он, сильно понизив тон, чтобы никто из рядом сидящих не услышал, — но как же я хочу украсть тебя у всех, увести подальше и залюбить до изнеможения…       — Вэй Ин… — чуть севшим голосом отозвался Лань Чжань, вспыхнув ушами.       Касания Вэй Ина обдавали тело волнами тепла. Лань Чжань уже привык и не удивлялся, что реагирует на любое проявление внимания от него как на самый откровенный призыв. Вэй Ин улыбнулся ему и одним глотком опрокинул в себя недопитое вино.       — Лань Чжань! Твоё здоровье!       Он уже довольно много выпил, но совершенно не проявлял признаков опьянения, только глаза его в свете пылающих костров поблёскивали яркими алмазами в огранке тёмного серебра да губы раскраснелись и манили как спелые вишни. Лань Чжань с трудом сдерживал потребность притянуть его к себе, обвить руками, зарыться лицом в нежную шею. Близость день ото дня хорошеющего возлюбленного будоражила похлеще любого алкоголя.       Поселившись на горе, Вэй Ин перестал собирать волосы в хвост, а лишь небрежно подбирал пряди над ушами, закрепляя их лентой на затылке и позволяя остальной копне свободно укрывать плечи и спину. Одежда его пропиталась благовониями, которые заклинатель регулярно использовал для переговоров с духами, и даже тщательно выстиранная хранила запах душистых трав. Рвение Лань Чжаня добиться от него нормального режима сна пошло прахом, как и старания хоть немного откормить. Кожа Вэй Ина так и не вернула после заключения у Вэнь Жоханя золотисто-персиковый загар, с которым он явился в Облачные Глубины на обучение из Юньмэна несколько лет назад, и оставалась сливочно-белой, не уступая от природы благородно-снежному Лань Чжаню. Зато, чтобы угодить мужу, Вэй Ин после омовения не жалел ароматного масла, делавшего тело удивительно гладким, шелковистым и благоуханным. При этом он наотрез отказывался носить нижнюю рубашку и часто выскакивал на мороз без меховой накидки.       Даже спустя столько времени рядом Лань Чжань ловил себя на том, что исподтишка наблюдает за Вэй Ином, отслеживает малейшие шевеления и едва ли способен сдержать сердечный пыл. Неважно, как отчаянно он старался сохранить рассудок незамутнённым, всё равно очень остро ощущал присутствие Вэй Ина бок о бок с собой. Каждый его жест, движение, поворот головы порождали внутри вихрь эмоций. Для Лань Чжаня Вэй Ин был и оставался центром вселенной — солнцем, вокруг которого в извечном порядке вращались его желания и мысли. Эмоции, усиленные юностью и страстностью, мешали обуздать чувства им обоим, но на людях пара запрещала себе вольности, за исключением взглядов и иногда в целом невинных касаний, понимая, что окружающим непросто привыкнуть к их нестандартному союзу.       Вэй Ину как обычно не сиделось на месте: он то старался вовлечь Цзян Чэна в игривую перепалку, но парень был пока слишком вял и слаб для словесных баталий с ним; то ластился к бледной и исхудавшей шицзе, тогда как ей не терпелось вернуться к Цзинь Цзысюаню, которого Вэнь Цин не позволила поднять с постели ради пиршества; то принимался помогать дядюшкам с разливом вина.       Взявшись наполнять тарелки, Вэй Ин просыпал часть еды на стол, и Вэнь Цин наконец не выдержала:       — Хватит маяться ерундой!       Она отобрала у него чан с тушёными овощами и в два счёта усадила обратно возле Лань Чжаня.       — Мы, конечно, вашими с Ханьгуан-цзюнем стараниями не бедствуем, но переводить запасы я не позволю, — не терпящим возражения тоном отчеканила целительница.       — Ты, как всегда, сама любезность, сестрица Цин! — не растерялся Вэй Ин. — Впрочем, я не в обиде. Дела по дому никогда мне не давались.       — Тут не соврал, — смуро, но без присущего ему раздражения подал голос Цзян Чэн. — Сколько прожжённых котлов из-за тебя пришлось менять, страшно вспомнить, а кухня после твоих попыток что-нибудь приготовить становилась похожей на вход в преисподнюю.       — Не преувеличивай. Малость закоптил потолок пару раз.       — Ага, а вторую пару раз чуть не сжёг ко всем демонам, — закатил глаза Цзян Чэн.       Вэй Ин прыснул смешком, видимо воскресив в памяти те случаи во всех красках.       — Ох и весёлые были времена! — его брови слегка хмурились, припухшая нижняя губа оказалась зажата между зубами.       — Да, — задумчиво ковыряя палочками еду, согласился Цзян Чэн. — Всем нам есть что вспомнить.       — Господин Вэй, — возник рядом Вэнь Нин, держа в руках плоское деревянное блюдо с только что снятой с огня рыбой, — отведай карпа в кисло-сладком соусе. Я сам его поймал и приготовил.       — Ты на рыбалку ходил? — сразу же переключился на него Вэй Ин. — Когда? Чего меня не прихватил?       — Рано утром был. Вас с Ханьгуан-цзюнем не осмелился будить, — замялся парень. — Вы поздно уснули.       — Ах вот оно что! — наслаждаясь его замешательством, прикрыл глаза Вэй Ин: — Ну тогда правильно сделал, что отправился сам. С утра от меня мало толку, а вообще рыбачить я люблю. Скажи, Цзян Чэн? Я бы многому мог тебя научить. Помнится, как-то раз в Облачных Глубинах я и Не Хуайсан притворились, что съели что-то не то, и прогуляли занятия — вместо них отправились в горы охотиться на фазанов, но по пути передумали и свернули к реке.       Вэй Ин торопливо скосил глаза на Лань Чжаня и обворожительно улыбнулся:       — Это было ещё до поединка у водопадов.       — Как скажешь, — отозвался Лань Чжань, чувствуя, как уши обдало теплом.       — Так вот, — Вэй Ин вернул взгляд сосредоточенно внемлющему ему Вэнь Нину.       Брат Вэнь Цин всегда с такой прилежностью и немалой долей обожания его слушал, что Лань Чжаня поневоле посещала ревность, руша душевное равновесие ко всем чертям.       — Ты себе не представляешь, какого огромного сома я тогда добыл! — помогая себе жестикуляцией, продолжал рассказ Вэй Ин: — И угадай как? Мы ведь не взяли с собой ни сетей, ни удочек!       Аккуратно водрузив яство на стол, Вэнь Нин, широко распахнув глаза и открыв рот, уселся рядом с ним на лавку, придвигаясь ближе.       — Неужели… Голыми руками?       — Не-а, — многозначительно помотал головой Вэй Ин.       — Использовал Суйбянь?       — Неверно.       — Тогда, может, соорудил что-то вроде копья?       — Снова нет.       — Применил магический приём?       — Ни в коем случае! Магия в рыбалке убивает всё удовольствие, — наставнически растолковывал Вэй Ин.       — Тогда я теряюсь в догадках. Как ты справился?       — Ну подумай-подумай! Какие ещё варианты?       — Не устраивай представление на ровном месте, — не утерпел Цзян Чэн и, повернувшись к Вэнь Нину, на одном дыхании выпалил: — На фазанов он ходил с луком и таким же способом прикончил того громадного сома.       — Ох, вечно ты так! — фыркнул Вэй Ин. — И да, — закатываясь смехом, бросил он Вэнь Нину, — оказывается, рыбалка методом охоты вполне себе занятна. Хочешь как-нибудь попробуем? Ты ведь отличный лучник!       — Не то чтобы отличный… — запнувшись, стушевался от его похвалы юноша и подскочил на ноги. — До тебя мне далеко.       — А мне далеко до Лань Чжаня, — Вэй Ин скользнул кончиками пальцев по плечу супруга и в глазах его отразилась гордость. — Пойдёшь с нами? Тебе не помешает размяться. Захватишь лук, который я тебе подарил, и разделаешь нас всех под орех.       — Если тебя это порадует.       — Ещё как! Значит, договорились!       — А меня не приглашаешь? — с претензией буркнул Цзян Чэн. — Я не раз и не два обходил тебя на соревнованиях по стрельбе на тренировках в Пристани Лотоса, да и в рыбалке никогда не отставал.       — Не льсти себе, я поддавался, — подначивая, белозубо посмеивался Вэй Ин. — Но в целом, чем больше народу, тем богаче улов. Присоединяйся, конечно. Всех остальных тоже касается.       Мужчины, прислушивавшиеся к разговору юношей, откликнулись одобрительными возгласами и решили выпить за это. Лань Чжань заметил, что хотя Вэй Ин, как прежде, подтрунивает над Цзян Чэном и держится заносчиво, в глазах его поселилась нестираемая грусть, словно каждый раз, когда его взор касался шиди, он возвращался в ту ночь в Пристани Лотоса и видел его окровавленным, почти бездыханным.       Цзян Чэн побывал у края, как и многие, и отчасти всё ещё оставался там — на тонкой грани между гнетущим отчаянием и проблеском надежды, между потерей всего, что ранее вело и питало его, и обретением того, что будет питать и вести в будущем. Внезапная утрата отца и матери лишила Цзян Чэна почвы под ногами, но Вэй Ин пообещал себе, что сделает всё возможное, чтобы наследник Цзян Фэнмяня выстоял и возглавил клан.       Взгляд Вэй Ина перекочевал на милую, непривычно рассеянную Яньли, которая хотя находилась за столом со всеми, но будто витала где-то далеко. Она тоже едва не умерла, и Вэй Ин знал, что если бы это произошло, ни он, ни Цзян Чэн никогда бы не оправились.       — Только прежде чем собираться с нами на рыбалку, пообщайся с Вэнь Цин, — уже совсем другим тоном, без тени иронии сказал Вэй Ин, обращаясь исключительно к своему шиди. — Что-то мне подсказывает, она не будет рада.       — Так и есть, не буду, — девушка собирала поблизости пустые кувшины и успела уловить некоторые фразы. — Какая к чёрту рыбалка? Не подбивай парней на глупости и сам на ближайшее время забудь, — напустилась она на Вэй Ина. — Пока лёд на реках полностью не сошёл, нечего лишний раз по берегам околачиваться, рискуя шею свернуть. А ты, рыболов, быстро за мной! Помоги донести это всё до хижины, — скомандовала она брату.       Вэнь Нин послал извиняющуюся улыбку Вэй Ину и, подхватив всучённую ему стопку посуды, двинулся за сестрой.       — Ну вот и порыбачили, — вновь рассмеялся Вэй Ин, как только они удалились на приличное расстояние. — Между прочим, это всё из-за тебя, Цзян Чэн.       — Почему из-за меня?       — Не понятно разве? Вэнь Цин бережёт тебя как зеницу ока, чуть ли пылинки не сдувает. Цени.       — Умолкни уже, — бросило в краску Цзян Чэна. — Много ты понимаешь.       — Уж побольше твоего.       Вэй Ин задержал на нём глаза.       — Эта девушка лучшее, что с тобой могло случиться, не просади всё из-за своего дурного нрава.       Цзян Чэн побагровел весь, будто собирался сорваться на него, наговорить грубостей и потребовать, чтобы не лез не в своё дело, но вместо этого, мгновение помолчав, тихо произнёс:       — Не просажу.       Будто ощутив что-то, он повернул голову к дальней части стола, где вновь нарисовалась тонкая фигурка Вэнь Цин, кажется, так ни разу и не присевшей к праздничному столу. Огладив её хрупкий силуэт взглядом, Цзян Чэн ещё сильней смешался. Уже ни для кого на Луаньцзан не являлось секретом, что юный глава клана Цзян что-то испытывал к целительнице из почти уничтоженного рода — что-то, чего никогда не чувствовал раньше и что никак не мог облечь в слова.       До всего произошедшего с подачи Ван Линцзяо Цзян Чэн не осмеливался и думать о Вэнь Цин как о своей избраннице — тому было немало помех и преград, но сейчас многое утратило значение. Каждый из них побывал в аду, почти всё потерял, у каждого было полно сколов и ран на сердце. Их разделял десяток лет, положение в обществе, жизненный опыт, но с недавних пор Цзян Чэн не мог представить никого рядом с собой, кроме Вэнь Цин, и с каждым днём потребность видеть её, говорить с ней, касаться становилась лишь отчётливее.       Раньше Цзян Чэн откровенно не понимал Вэй Ина и вынужден был принимать его чувства к Лань Чжаню просто как неизбежный, незыблемый факт. Теперь же сам столкнулся с состоянием, которое можно было охарактеризовать всего несколькими словами: «невозможность дышать без Вэнь Цин».       — Мне лучше вернуться к себе, — заспешил Цзян Чэн и, стараясь не потревожить ещё не до конца зажившие раны, начал неловко выбираться из-за стола.       Лань Чжань и Вэй Ин одновременно встали, намереваясь помочь, но Вэнь Цин была тут как тут и ненавязчиво поднырнула под его руку.       — Я провожу, — заботливо обронила она, и обычно строптивый и грубоватый Цзян Чэн, вскинув на неё благодарный взгляд, послушно кивнул.       Никто из остающихся за столом не удивился, ведь со стороны эти двое выглядели как состоявшаяся женатая пара. Оба серьёзные, практичные, не по годам взрослые и ответственные. Им словно судьбой было назначено стать поддержкой и опорой друг другу. Казалось, лишь дело времени, когда глава Цзян объявит о дате свадьбы.       Вэй Ин бросил задумчивый взгляд вдогонку влюблённым и заговорщический — на Лань Чжаня.       — Как тебе праздник?       — Замечательный.       — А хочешь продолжить его наедине?       — Хочу, но будет некрасиво покинуть всех сейчас.       — Ты прав, посидим ещё немного.       Погода — как это бывает в горах — изумляла непостоянством: ближе к вечеру набежали тучи, закрапал нудный дождь, грозивший скоро превратиться в мокрый снег. И хотя над столами раскрыли широкие полотна, призванные продлить торжество ещё на некоторое время, все понимали: ближе к сумеркам станет слишком промозгло и отмораживать седалище никто не захочет.       Вэй Ину не терпелось откланяться, а потому, едва женщины начали разводить ребятню по кроватям, а мужчины пустились в обсуждение проблем, порождённых недавними событиями, и перестали обращать на них внимание, он потихоньку встал из-за стола, увлекая за собой Лань Чжаня, подтолкнул того в тень ближайших скал, а затем так же неожиданно припустился бежать.       — Пещера в другой стороне, — напомнил Лань Чжань, не понимая, почему они скрылись не простившись, а теперь несутся в противоположном от их поселения направлении, словно за ними погоня.       — Сегодня переночуем в другом месте, — самодовольно доложил Вэй Ин.       — Ты всё-таки не оставил мысли покинуть гору? — озадаченно уточнил Лань Чжань, вспомнив состоявшийся накануне разговор.       — Гору мы, к сожалению, не покинем, но немного разнообразия я тебе обещаю.       — Говоришь загадками.       — Будь умницей, Лань Чжань, не расспрашивай, наберись терпения. Тем приятнее получится сюрприз.       — Что бы Вэй Ин ни задумал, мне всё понравится.       — Ловлю на слове!       Вэй Ин был доволен собой и, по-видимому, получил истинное удовольствие, со свойственной ему бесцеремонностью умыкнув Лань Чжаня в разгар застолья. Из-за довольно долгого бега безупречная причёска Нефрита распалась. Налобная лента съехала вбок. Волосы разметались. Молочно-белые скулы оттенил легчайший румянец. Ноги, вопреки всему, уверенно несли заклинателей по узкой изломанной тропе меж отвесных каменных обрывов. С некоторых низвергались рваные потоки ручьёв. Местами они собирались воедино и образовывали настоящие водопады, вскипающие белой пеной и ныряющие с утёсов в пропасть.       Минуя червоточины глубоких скальных разрывов, Лань Чжань и Вэй Ин вышли к чаще. К тому времени ночная мгла окутала прохладой и потусторонним мраком весь склон. Вершина горы Луаньцзан утонула в рыхлых тучах, затянувших неприветливо бурлящее свинцом небо, но, к счастью, дождь стих, так и не обратившись снежным крошевом.       Оглянувшись, Вэй Ин на миг притормозил и притянул Лань Чжаня к себе для поцелуя. Нефрит отзывался со всей страстью. Он не мог надышаться Вэй Ином, насытиться, остановиться, — он готов был его поглотить, а потому каждый такой спонтанный выпад встречал во всеоружии, и, как правило, через пару минут они уже не в силах были оторваться друг от друга и искали уединения.       Вэй Ин всегда правдиво и откровенно заявлял о чувствах. Этот день не являлся исключением, но сам Вэй Ин был несколько другим. Объяснению это не поддавалось и скорее относилось к интуитивному ощущению Лань Чжаня, чем являлось каким-то новшеством в поведении возлюбленного. Лань Чжань не мог не думать над тем, что, исходя из слов Вэй Ина, сегодня их привычное распределение ролей в постели впервые изменится. Эта мысль волновала до дрожи. Лань Чжань и сам не знал почему. Ему нравилось то, как всё складывалось до настоящего момента, но он хотел узнать, что ощущает Вэй Ин, и дать почувствовать ему, что чувствовал сам.       Сердце в груди учащённо заколотилось. Во всём теле сделалось как-то странно горячо. Лунный свет на Луаньцзан был большой редкостью, а потому, как темнело, заклинатели часто прибегали к магическим ухищрениям. Прямо в эти секунды клубочки сияния, зависшие над юношами, омывали бриллиантовыми лужицами выступы и впадины сводчатых скальных навесов и тускло освещали бледное лицо Вэй Ина, в глазах которого читалось бушующее ответное желание.       — М-м-м, — волнующе выдохнул Вэй Ин, смыкая веки, словно запутался в сладкой паутине полусна-полуяви. — Гэгэ, ну что ты со мной делаешь? — прошептал он, пытая губы напротив щемящей нежностью.       В густых красках надвигающейся ночи Лань Чжань являл собой образец неземной красоты.       — Что же я с тобой делаю? Расскажи, — хрипло обронил он, смыкая на стройной талии Вэй Ина невероятно сильные руки.       — Лучше я покажу… — гладил его по чуть влажным волосам Вэй Ин. — Позже. Ты же хочешь? Хочешь, чтобы мы сделали то, о чём говорили днём?..       Лань Чжань едва сквозь землю от стыда не провалился, но всё-таки выдавил:       — Мгм.       Во взгляде напротив вспыхнул и пустился в пляс жаркий отблеск. Вэй Ин задрожал, зажмурился, тихонько застонал, вывернулся из рук и снова ускорился. Лань Чжань ухватил его запястье и, вынудив опять остановиться, дёрнул на себя, на какое-то время подчиняя поцелуем, а потом сам отстранился и с мукой в голосе произнёс:       — Далеко ещё до места, куда держим путь? Скоро не то что бежать — идти станет проблематично.       Пока они тискали друг друга, кровь прилила к паху. Дыхание у обоих сбилось. Губы Вэй Ина, оглаженные влажным кончиком языка, приоткрылись в лукавой улыбке.       — Не очень далеко, — ёрзая на месте, мотнул головой он, в свою очередь пытаясь прикрыть в прямом смысле растущую проблему широкими полами ханьфу.       Лань Чжань не мог равнодушно смотреть и, едва не рыча, в который раз захватил его в плен объятия.       — Мы так прямо тут заночуем.       Его член сделался твёрдым, усилив особый голод. Тело Вэй Ина в его руках дышало молодостью и апрельской свежестью.       Ты… Моя дорога жизни, моя судьба. Вечная весна.       Взгляд Вэй Ина странно застыл. Не прозвучало ни слова, но он услышал. Слияние их сознаний случалось всё чаще, будто этому способствовали аура Луаньцзан и опыты Вэй Ина. Обычно сначала возникала вспышка боли — несильной, но глубинной, — потом посещала лёгкая дезориентация и следом мысли свивались в единую канву. Оставалось неясным, хороший ли то признак или напротив, ведь впервые такая особенность между ними обнаружилась, когда Вэй Ин был не жив и не мёртв — когда его плоть и дух плутали в безвременье.       Весна… Как это красиво… И как чудно, что после всего, что я сделал, каким представал перед тобой, ты всё ещё видишь во мне исключительно светлое.       Голос Вэй Ина звучал в сознании Лань Чжаня так же ясно, как собственные мысли. Нефрит старался подобрать правильные слова, но мог только жадно смотреть на любимого и упиваться тем, что видел.       Я так чувствую.       Вэй Ин ласково отвёл выбившиеся из-под ленты пряди с его лица.       Для мира вне этой горы я Старейшина Илина — лютый зверь, нежить, демоническое отродье, чью кровь разбавляет тьма.       Лань Чжань с трудом оставался неподвижен. Его взгляд прожигал насквозь.       Я не устану повторять, что люблю твой свет и люблю твою тьму. Будь ты праведен или порочен, я рядом, я за тебя, с тобой. Я верю, ты не выберешь зло, не используешь свою силу против невинных…       Вэй Ин медленно моргнул и расплылся в грустной улыбке.       Хорошо, что хотя бы один из нас твёрд в своей вере. Всё произнесённое твоими губами словно обречено быть хорошим.       Руки его ещё нежнее вплелись в волосы Лань Чжаня, но в глазах зависло загнанное и встревоженное выражение. Вэй Ин разорвал связь — закрыл сознание, а в следующий миг всё растворилось в жаре его поцелуев, расплескалось внутри и по коже Нефрита ожогами смелых прикосновений. Необходимость свиться, слиться, сплавиться стягивала два тела тугими обручами, потрясала накалом ощущений, и вокруг не было ничего и никого, кто мог бы лишить их этих по-настоящему восхитительных моментов.       — Там! — резко отпрянув, произнёс Вэй Ин, указывая куда-то во мглу. — Мы сможем перебраться по камням, не вставая на мечи, без риска ткнуться впотьмах в крону какого-нибудь дерева.       — Перебраться куда?       — На противоположный берег. Впереди ещё одна река. Прислушайся.       — И правда. Слышу. Но подожди! Зачем нам на другой берег?       — Там спуск к тому, что я намереваюсь тебе показать.       На горные пики незаметно оседала ночь, а у довольно широкой горной реки, лишь малую часть которой всё ещё сковывала ледяная корка, берег был сплошь камни, поваленные деревья да пожухлые травы. Заклинателям ничего не оставалось, как зажечь больше маячков, освещающих путь, чтобы не угодить в неприятную переделку. От селения они отошли уже довольно далеко. Кругом плотной стеной обступал лес, а потому свечения едва хватало, чтобы не нарваться на колючий кустарник, низкие ветки и тому подобное.       Лань Чжань безропотно следовал за Вэй Ином, больше не отвлекаясь на разговоры. Мутные хляби белёсо-серого марева поднимались вверх по ущелью и заволакивали чащу. Абсолютное безветрие создавало обманчивое впечатление, что время на Луаньцзан застыло. Гибкие фигуры заклинателей в сопровождении стайки подвижных огоньков походили на летящих вместе с клочьями тумана, бесплотных призраков.       Вэй Ин снова улыбался и бросал на спутника предвкушающие взгляды. Лань Чжань, держа его руку в своей, обретал умиротворение — ощущал себя птицей, готовой вот-вот распахнуть крылья и оторваться от земли.       — Течение реки в этом месте бурное, гляди в оба, — наставлял Вэй Ин.       Приподняв свободной рукой длинный подол одежд, он ловко переступал с кочки на кочку у самой воды.       — Что-то похожее мы с тобой уже делали. Помнишь — в Облачных Глубинах, когда наткнулись на Минчжу и Чанчунь?       Лань Чжань покрепче обхватил его ладонь, без слов давая понять, что помнит. Они сделали ещё несколько шагов вдоль берега, подбираясь к выступам над потоком. Неспокойное водное полотно впереди выглядело угрожающе. Река круто сворачивала, отчего водная масса в её русле будто свивалась в спираль. Дно вздымалось к поверхности конусами скошенных камней, по которым можно было перебраться на другую сторону.       — Поток выглядит грозно, но на деле здесь не очень глубоко, — прокричал Вэй Ин.       Чтобы расслышать друг друга в шуме, порождаемом рекой, им приходилось говорить громко.       — Откуда знаешь?       — Первый раз, когда перебирался, соскользнул.       — Вэй Ин!       — Всё же обошлось! Отморозил зад, но в остальном полный порядок, выбрался на сушу буквально через десяток чжанов.       — Ты этим занимаешься, когда говоришь, что тебе необходимо уединение для работы с тёмной материей: ищешь приключений на пятую точку, слоняясь по округе?       — Да если бы! Если бы дело было лишь в приключениях моей пятой точки, я бы доверил её тебе всецело и не рыпался, но иногда мне и правда необходимо проветрить голову, а в селении постоянно суета.       Преодолевая реку, заклинатели вынуждены были существенно сбавить темп движения. Вэй Ин по-прежнему отлично держал равновесие, переходя с валуна на валун, ещё и Лань Чжаня подстраховывал.       — К тому же тогда было очень ветрено, — перекрикивая грохот воды, сообщил он. — Эти камни укрывал лёд, а сегодня они просто мокрые.       Свет дотягивался до омытых речными водами скал, восходящих к массивному утёсу.       — Что там — на другом берегу? — уронил Лань Чжань. — Ничего не вижу.       — Оно и ясно. Я наложил на вход чары. Это мой секретный подземный дворец, — торжественно, словно хвастающий ребёнок, отозвался Вэй Ин. — Я же Старейшина Илина, владыка Луаньцзан, должен же у меня быть любимый уголок на подконтрольных мне территориях.       — Так это ещё одна пещера?       — Мы на горе, — пожал плечами Вэй Ин. — Тут либо скалы и обрывы, либо ледники и пещеры.       Он начертал воздушную печать, и там, где река билась о берег, проступила небольшая каменная платформа, а за ней зияющим отверстием показался грот.       — Эта пещера не похожа на другие… — продолжал Вэй Ин. — Она напомнила мне ту чудесную поляну со светлячками, что ты явил мне вблизи посёлка Цайи.       Лань Чжань невольно улыбнулся.       — Ты не забыл.       — Как можно! — взобравшись на каменный порог таинственных чертогов, Вэй Ин многозначительно посмотрел на Лань Чжаня. — Я мечтал бы оказаться там снова, но на этот раз не спать, а заняться с тобой чем-то поинтереснее.       Конец фразы растворился в шумных жерновах водных валов. Как только юноши достигли цели, мысли улетучились. Вэй Ин с неожиданной пылкостью развернул Лань Чжаня к себе, целуя словно первый и последний раз в жизни. Его руки скользили вдоль спины Нефрита, утратив обычную деликатность и осторожность, настойчиво, уверенно и требовательно заявляя о намерениях.       — Пошли! Осталось всего несколько шагов и мы на месте.       Скопившаяся у реки белая пелена почти поглотила его стройный стан, когда он отступил. Лань Чжань устремился за ним, а когда их пальцы вновь соприкоснулись и переплелись, вдруг утратил опору под ногами и на миг провалился в темноту. Слой мха, не уступающий плотностью богатой перине, смягчил внезапное падение. Вэй Ин помог подняться и, приобнимая его за талию, вопросительно заглянул в лицо.       — Что скажешь?       Лань Чжань обмер. Фразы, что вертелись на языке, испарились. Пространство вокруг заворожило движением крохотных мельтешащих огоньков — пурпурно-лиловых, голубых, оранжевых. Они хорошо растворяли полумрак и превращали в сказку своды небольшой пещеры. По каменным стенам стекало множество бесшумных ручейков, которые, так же как и воздух, мерцали изнутри радужными бликами. Их серебристые нити несли студёную воду в довольно обширный водоём в центре, но сам он был окружён начертанными Вэй Ином символами и источал тепло.       Как художник наслаждаясь собственным полотном, Вэй Ин поднёс к губам ладонь и дунул поверх неё. На кончиках тонких пальцев показались огненные блики, которые юноша словно горсть сияющих жемчужин зашвырнул в воду, вызвав мгновенное кипение и понёсшиеся к сводчатому потолку клубы бело-голубого пара.       — Согласись, весь этот свет словно тысячи светлячков… Правда ведь похоже на то место, что ты показал мне в Цайи? — вопрошал он.       — Мгм, — затуманившееся сознание Лань Чжаня охватил неподдельный восторг. — Очень красиво.       — Да! — Вэй Ин одним движением сбросил с плеч накидку.       Попав под мелкий дождь, а после переходя через реку, оба вымокли до нитки. В небольшом пространстве пещеры витало множество запахов: от горных минералов и тех необычных растений, что покрывали большую часть её дна и стен, — тоже, по-видимому, плода магических ухищрений Вэй Ина. Последний продолжал разоблачаться: развязал пояс, отшвырнул в сторону ханьфу и рубашку, нисколько не стесняясь своего возбуждения. Когда его руки потянулись к одежде Лань Чжаня, у того замерло дыхание. Намереваясь успокоить и расслабить, Вэй Ин очень медленно поцеловал его в щёку и совсем мягко в шею.       — Лань-гэгэ… Ты так смущён? Почему? Ты ведь видел меня без одежды много раз, как и я тебя…       Лань Чжань не знал, как объяснить Вэй Ину, что каждая минута с ним — интимная или нет — имела для него особое значение, а прямо сейчас должно было случиться то, что казалось правильным и одновременно вынуждало метаться.       — Не хочу ничего испортить.       — А как ты можешь что-то испортить? Портить — это скорее по моей части.       Вэй Ин на мгновение отвёл взгляд, будто пряча в нём что-то, но быстро совладал с собой. Лань Чжань не мог думать о чём-то помимо рук, неуклонно высвобождающих его из одежды. Формы и цвета перед глазами утратили чёткость. Устилавшая дно пещеры трава и высокие папоротники поражали ярким сочно-зелёным оттенком, но ближе к воде их вытесняли гладкие, словно отполированные водой плиты. Озаботившись грядущим, Вэй Ин заранее принёс для них чистую одежду и несколько одеял, чтобы не пришлось отлёживать бока на голых камнях.       Над водоёмом, там, где прохладные и горячие струи сходились воедино, пар взвивался в разы гуще и порождал в свете сумеречного свечения необыкновенные узоры. Видя, что Лань Чжань по-прежнему слишком напряжён, Вэй Ин отстранился и двинулся к воде.       — Когда я наткнулся на эту пещеру, а точнее сломя голову влетел в неё, как минуту назад мы оба, решил, что ударился головой и весь этот карнавал красок мне мерещится. Земля на Луаньцзан пронизана тёмными силами, унынием и скорбью. На каждом шагу мертвецы да неупокоенные души, а тут такое чудо…       Твоя находка как ты сам — свет луны и звёзд посреди кромешной тьмы ночи, — наблюдая за ним, подумал Лань Чжань.       — Здесь нет мягкой постели, и может, следовало бы остаться в более обжитой пещере Усмирения Демона, — продолжал Вэй Ин, бережно ведя рукой по глади близлежащего камня, по виду очень напоминающего обточенный водой нефрит. — Но это единственное место на Луаньцзан, где энергия течёт иначе, нежели в остальной её части, почти не ощущается близость червоточины и влияние мёртвой зоны.       Он неспешно разулся и, избавившись от остатков одежды, ступил к краю водоёма, ожидая, что Лань Чжань последует за ним, и Лань Чжань последовал. Так же споро отбросил всё лишнее, распустил лобную ленту и вошёл в воду. На поверхности пруда зародились широкие круги, преобразившие его в перелив всевозможных цветов. Казалось, волшебная водная масса оживала под действием вмешательства извне и запускала другие процессы вокруг себя. Огоньки стали менять пурпурно-лиловые оттенки на серебристо-зелёные, а через минуту запестрели алой и розовой пульсацией. Под них подстраивался и тон ручейков на стенах, отражающих любые изменения освещения. Странные светлячки — чем бы или кем бы они ни были — опускались на волосы, плечи, ладони и, прикасаясь, оставляли тусклую полоску света на коже, словно пытаясь и её вовлечь во всеобщую пляску видоизменений.       Лань Чжань без труда различал нарастание желания в лучащемся немым восторгом взгляде Вэй Ина, обращённом к нему. Представлялось, смелый сон вперемешку с фантазиями закрался в его реальность. Вэй Ин окунулся; вынырнув, искущающе отбросил с глаз тёмный водопад волос и, потянув Лань Чжаня на себя, закружил в феерии волшебного света и мерцании разлетающихся от их движения капель. Лань Чжань не мог отвести от него глаз, упиваясь переливами мелодичного смеха, чувствовал сладость и пряность молодого вишнёвого вина на губах. Он не хотел иной судьбы, кроме той, в которой ему был предназначен Вэй Ин. Все их тяготы и заботы остались вовне. Они балансировали в измерении, где не было правил, запретов и сомнений — только свет, радужные разводы в глазах и пыл раскалённых желаний.       Хочу тебя… — прочёл Лань Чжань в медленном движении чувственного рта Вэй Ина и уже в следующую минуту припал к нему, словно к живительному источнику, гонясь за обещанием вечного наслаждения.       Дальнейшее было предрешено: лихорадочно прижимаясь друг к другу и ненасытно целуясь, они очутились среди дурманящих трав. Вэй Ин перекатился со спины на бок и навис над Лань Чжанем, сосредоточенный и слегка напряжённый.       — Я буду нежен, — с трепетом заверил он, целуя — долго, изнурительно, жадно.       Лань Чжань не сдержал улыбку.       — Знаю.       Как оказалось, Вэй Ин хорошо изучил, какие прикосновения расслабляют его, а какие приводят к экстазу почти мгновенно. Уложив Лань Чжаня на спину, Вэй Ин неспешно развёл его ноги — одну закинул себе на бедро, на другую слегка нажал ладонью, открывая себе доступ к его потаённым местам. Свободная рука Вэй Ина, поиграв с полностью восставшей плотью Нефрита и на мгновение накрыв мошонку, спустилась к расщелине между ягодицами. Вэй Ин действовал с крайней осторожностью, словно человек перед ним был из хрусталя, и не жалел смазки, а потому Лань Чжань почти не ощутил дискомфорта, впуская в себя его палец. Вэй Ин чутко улавливал, насколько глубоко и под каким углом ласкать, чтобы Лань Чжань начал умолять о большем. Всё изменилось, когда Вэй Ин добавил второй палец, потом третий. Лань Чжань поморщился. К наполненности отчётливо примешивалась боль.       — Всё ещё слишком узко, — теряя разум, прошептал Вэй Ин, отчаянно сражаясь с нервами и возбуждением. — Что чувствуешь? Очень больно?       Он впервые в жизни выглядел столь растерянно и взволнованно. Внутренняя борьба выражалась в сдвинутых бровях и плотно сжатых губах. Лань Чжань, не в силах больше выносить его и своё напряжение, соскользнул с его пальцев и потянул его наверх.       — Я готов…       — Не очень-то верится.       — Как ты сам говоришь: «Я скажу тебе, что нужно делать: скорее поцелуй меня, поцелуй — и мне не будет больно…»       Это подействовало. Вэй Ин улыбнулся, хоть и натянуто, наклонился и нежно прихватил зубами его нижнюю губу.       — Лань Чжань, милый мой Лань Чжань… Я тебя обожаю.       — Тогда просто сделай то, чего нам обоим хочется.       Вэй Ин покачал головой, испытывая долгим, проникающим в самую душу взглядом.       — Рано.       — Вэй Ин! — голос Лань Чжаня в кои-то веки сорвался на высокие ноты.       Балагур ухмыльнулся.       — С тобой я не собираюсь никуда торопиться.       — Ты… Невыносимый человек.       — А ты… Ты прекрасный, самый лучший. И весь мой.       Последовавшие дальше признания Лань Чжань слушал сквозь усилившийся шум дыхания. Тело плавилось в горниле непередаваемых ощущений. Рука Вэй Ина, уйдя вниз, охватила его твердокаменное естество. Языком он обвёл ухо Нефрита по самому краю, бормоча:       — Хочу тебя целиком в моей власти.       Двигая рукой вдоль средоточия наслаждения Лань Чжаня, Вэй Ин склонился к его губам.       — Это, — выдохнул он, — моё.       — Мгм.       Вэй Ин удовлетворённо кивнул и нырнул пальцами туда, где сейчас было жарко и влажно.       — Это тоже.       — М-мн-м… Ин!.. — Лань Чжаня выгнуло дугой. — Пожа…       — Ш-ш-ш! — строго оборвал его Вэй Ин и переместился, а в следующую секунду член Нефрита настигло мучительно нежное касание его обжигающего языка. — Расслабься…       Вэй Ин лизал, целовал, сосал, пока его пальцы совершали очередной натиск. Он не соврал и был нежен, порой до такой степени, что Лань Чжань готов был умолять. Его кружило между эйфорией, даруемой благословенным ртом, и чувством непривычного давления между бёдрами. Нервные окончания в теле сошли с ума. Сбытый сердечный ритм зашкаливал. Пальцы Вэй Ина двигались с разным темпом, с разным напором, покидая его нутро и вновь возвращаясь, ни на миг не прекращая атаки.       — Вэй Ин, прошу…       — О чём? — упруго обводя его головку кончиком языка, Вэй Ин втолкнул пальцы до упора. — О чём ты меня просишь, гэгэ?       До боли стискивая челюсти, Лань Чжань подбирался к грани бесчувствия.       — Не дразни… Я больше не выдержу…       Вняв его просьбе и прекратив сладкую пытку, Вэй Ин приподнялся, устраиваясь между его ног, и резко провёл сжатой пятернёй вдоль твёрдости собственного пульсирующего члена. Его лоб был мокрым от пота, руки едва заметно подрагивали.       — Ты… Нужен мне… — Лань Чжань, растеряв стыдливость в этом безумном пылу, непроизвольно вскинул бёдра, будто вымаливая заполнить собой — сделать своим. — Сейчас.       Вэй Ина тряхнуло судорогой нетерпения. Дыхание стало необычно тяжёлым. Он наконец внял призыву и накрыл Лань Чжаня своим телом. Боль от постепенного вторжения была сильной, слепящей, парализующей — как Лань Чжань и ожидал. Окатило жаром сродни агонии. Рассудок завис на грани помутнения, цепляя взором раскачивающийся потолок. Явственно ощущалась плоть, проникающая в активно сопротивляющееся с непривычки тело. И хотя Лань Чжань полагал, что способен взять над ним контроль почти в любых обстоятельствах, нынешние заставили в том усомниться.       Почувствовав противодействие, Вэй Ин замер, ошеломлённо впившись глазами в содрогнувшегося Лань Чжаня, бессознательно комкающего в стиснутых до хруста пальцах безвинные растения. На лице Вэй Ина отразилась непередаваемая гамма чувств, но их все смыло начисто, когда Лань Чжань тягуче уронил на выдохе его имя и, сделав над собой усилие, сам подался навстречу, насаживаясь полностью и сжимая разгоряченной шёлковой теснотой растревоженного нутра его член.       Вскрикнули в один голос. Лань Чжань от импульса муки, прорвавшегося наружу. Вэй Ин оттого, что едва не кончил, ошпаренный в одночасье тягостными и умопомрачительно приятными ощущениями внутри него. Вспомнив, как дышать, и немного придя в себя, он подался к губам Нефрита, касаясь легонько, словно боясь сделать больнее, чем уже случилось.       — Лань Чжань… Зачем? — ошеломлённо выдохнул Вэй Ин. — Я же хотел поберечь тебя…       Грудь Лань Чжаня, не вмещая трепещущую душу, яро вздымалась. В глазах проступили кровавые прожилки. Сознание заволокло одно лишь устремление — раствориться в Вэй Ине или растворить его в себе.       — Всё хорошо… — зыбким от эмоций голосом уронил он. — Не сдерживайся… Не надо…       Закусив до маковой красноты губу, Вэй Ин начал двигаться: поначалу толкаясь плавно, почти с опаской, но по мере того, как его член заполнял и растягивал, позволил себе вторгаться чуть быстрее и глубже. Лань Чжань не отрывал от него затуманенных влагой глаз, вытесняя всё ненужное осмыслением того, что его драгоценный, ненаглядный Вэй Ин прямо сейчас в нём — отмечает собой его тело, как однажды раз и навсегда отметил душу. Боль размывала теплившееся где-то вдали удовольствие, остро напоминая о себе при каждом толчке, но в порыве отдать всего себя Лань Чжань старался забыть о ней, крепче стискивал бока Вэй Ина бёдрами и инстинктивно подавался навстречу, принимая на всю длину.       Вэй Ина от его действий нещадно вело. Он смотрел шало, дико, почти безумно. В глазах бушевало рубиновое пламя, а вокруг сыпали и сыпали искры, вилась пурга мистического огня, лихорадочно танцевали духи. Хмельная музыка вздохов-стонов и звуки непристойных шлепков плоти о плоть разносились в пространстве. Тела, сплавленные в одно целое, сталкивались всё резче и яростней в стремлении пересечь финальную черту. Оба взмокли, потерялись в красках, чувствах, движении, но на пороге оргазма Вэй Ин вдруг замедлился — склонился, заклеймил неукротимой страстью любимые губы и, не разрывая с Лань Чжанем взгляда, под напором грядущей кульминации забился в освобождающих спазмах, завершающими толчками излившись в его нутро.       Вбирая нечеловески красивый облик такого родного и одновременно другого Вэй Ина, исторгаемые им стоны и дрожь, Лань Чжань отпустил себя, с удивлением обнаружив, что кончил сам, ослеплённый и окрылённый одним лишь этим зрелищем. Мир крошился радужным блеском, вибрировал жидким золотом и отступал под завесу накатывающего покоя. Неоспоримая безупречность момента отнимала способность говорить и шевелиться. Оба молчали, но продолжали до синяков крепко сжимать друг друга в объятиях, млея от сознания, что они неделимы.