Тринадцать демонов Лань Чжаня

      День клонился к вечеру. В покоях главы Лань говорили четверо, точнее, один — трое преимущественно молчали, лишь изредка вставляя фразы.       — Решением большинства Совет Кланов будет продлён. Гости из других общин останутся в Облачных Глубинах по меньшей мере ещё на два-три дня.       Голос Лань Сичэня звучал мягко и доброжелательно, но Лань Чжань понимал — брат расстроен и подавлен.       — Старейшины кланов пришли к выводу, что многие затронутые на собрании вопросы требуют более тщательного и глубокого изучения, — добавил Лань Сичэнь, — помимо этого, глава Цзинь остался крайне недоволен результатом состоявшегося с вами общения.       — Ещё бы он остался доволен! — с досадой покачал головой Вэй Ин, обменявшись многозначительными взглядами с Мэн Яо.       Лань Сичэнь повернулся к окну. На фоне темнеющего неба, пылающего закатным золотом, горделиво парили птицы, купаясь в угасающих лучах. Глава быстро обежал взглядом тающие в дымке тумана крутые уступы гор. Проникающие сквозь них сполохи света раскрасили долину. Блики переливались на серебристых складках ванильно-белого одеяния Лань Сичэня, время от времени отзывающегося на дуновения ветерка.       Воздух пропитала сладость. Над бескрайними горными просторами завивались хлопьями лепестки слив и яблонь, припозднившихся с цветением. Затухающий жемчужный отсвет пронзал ветви гигантских сосен, будто нарисованных тёмной тушью, и множил беспорядочные тени на извилистых тропинках резиденции. В надвигающихся пурпурных сумерках высокая и статная фигура главы клана Лань представлялась красивой иллюзией, сотканной из прощальных лучей умирающего дня.       Лань Чжань раскаивался, что несдержанно повёл себя на Совете, и это не преминуло отразиться на брате, но поправить случившееся уже не мог.       — Я подвёл тебя, — сказал он, застыв в поклоне. — Мне следовало держать себя в руках, но нападки Цзинь Гуаншаня невозможно было стерпеть. Он задел честь Вэй Ина и попытался унизить дядю.       Лань Сичэнь резко перевёл взгляд с вида за окном на него.       — Во имя духов, Ванцзи! Прекрати корить себя! Ты и вправду решил, что я позвал тебя и Вэй Усяня, чтобы отчитать?       Он слабо улыбнулся.       — Я не виню тебя. Высказывания главы Цзинь и в самом деле покинули границы приличий. Если кто и сплоховал, то я сам, позволив ему зайти так далеко в своих подстрекательствах.       Лань Сичэнь не стал уточнять, что в какой-то момент дискуссии, развернувшейся на собрании, сам был близок к тому, чтобы метнуть в Цзинь Гуаншаня заклинание немоты и покончить с устроенным хитроумным мерзавцем представлением, но поступи он так, претензий к клану Лань стало бы в два раза больше.       Видя, как сильно взволнован брат, Лань Сичэнь настойчиво повторил:       — Ты не виноват. Это мой промах. Я не обозначил границ. Позволил Цзинь Гуаншаню высказываться свободно. Мне нужно было понять, что в точности он задумал, но я упустил момент, когда в своих речах он от пространных измышлений перешёл к действиям. Думается мне, глава Цзинь и не собирался придерживаться чувства меры. Его визит на Совет преследует одну единственную цель — отвратить как можно больше заклинателей от тебя и Вэй Усяня и под натиском большинства заставить уступить его требованиям. Боюсь, в будущем по его милости весь заклинательский мир ждут тяжёлые времена. Он так и не оставил желания увезти флейту Сюэ Яна в Башню Кои. Его в этом поддерживают слишком многие. Если я продолжу отказывать, он обернёт отказ против клана Лань, вменив нам нечистые помыслы.       — А кто поручится за чистоту его помыслов? — не выдержал Вэй Ин, с трудом подавляя гнев.       — В том и дело. Запуганные увиденным в Безночном городе сторонники главы Цзинь готовы с пеной у рта отстаивать интересы своего идейного лидера. Прежде чем явиться в Облачные Глубины, он приложил немало усилий, чтобы вбить в головы возможных соратников мысль, что клан Лань задумал возвыситься над всеми прочими и ждёт удобного момента, чтобы развязать новую войну.       — Но ведь это полная ерунда! Никто из здравомыслящих людей не поверит!       — К несчастью, многие уже поверили и выбрали сторону, — с горечью признал Лань Сичэнь.       От былой мягкости его тона не осталось и следа. Посетившее его тягостное впечатление от столкновения на Совете Кланов с Цзинь Гуаншанем привело к выводу, что путешествие Лань Чжаня и Вэй Ина к озеру Билин лучше не откладывать. Это был не самый желательный, но обоснованный повод отослать брата и его избранника на время, пока визитёры из других кланов остаются в резиденции. Тем более, ситуация вокруг озера стремительно усугублялась, о чём свидетельствовали многочисленные жалобы населения.       Лань Сичэнь подозревал, что Цзинь Гуаншань попытается вновь втянуть пару в диалог и продолжит разогревать атмосферу среди присутствующих на Совете подаваемыми в выгодном для себя свете аргументами. Всплеск силы Лань Чжаня в ответ на нападки провокатора был воспринят заклинателями исключительно как акт агрессии со стороны отбившегося от рук юнца, и никто из гостей не высказался в защиту последнего, а ведь слова главы Цзинь вполне тянули на оскорбление, в силу которого мог быть брошен вызов на поединок чести.       Оставалось возносить благодарность небесам, что Лань Чжань не зашёл слишком далеко, потому как Цзинь Гуаншань в этом случае предстал бы жертвой, пострадавшей за попытку донести правду — мучеником, у которого не было шансов выстоять против хозяина Инь Хуфу. Состоявшаяся стычка уже дала повод для бесконечных пересудов. Заклинатели пребывали в горячих спорах относительно того, как быть со столь могущественной силой, сосредоточенной в руках незрелых юношей. Относительно флейты Сюэ Яна и подавно никто и не думал униматься, следовательно, ситуация становилась всё более шаткой и взрывоопасной.       — Нельзя, чтобы кто-то из вас снова попался на уловку Цзинь Гуаншаня или чью-то ещё и отреагировал насилием, — мрачно произнёс Лань Сичэнь, сверля взглядом Лань Чжаня и Вэй Ина, понуро опустивших головы. — А нападки непременно последуют вновь, и обойти их примиряющими фразами никак не удастся. Не удивлюсь, если проволочки и затягивание Совета Цзинь Гуаншанем — лишь повод урвать время для последующей провокации. Я бы с радостью попросил его покинуть Облачные Глубины немедленно, но это опять же выставит клан Лань в дурном свете и заронит ещё больше подозрений.       Лань Сичэнь рассуждал здраво и разумно. Вне собраний и встреч приоткрывались те стороны его натуры, которые обычно маскировало миролюбие. Поиск компромиссов в последнее время стал постоянным и давил всё сильнее. Сколько себя помнил, Лань Чжань не видел брата необременённым долгом перед семьёй. Лань Сичэня с младых ногтей растили с напоминанием, что рано или поздно ему предстоит принять полномочия главы клана. Непосвящённым в тонкости управления орденом могло показаться, возлагаемая на молодого преемника ответственность не что иное, как дополнительная возможность проявить себя и блеснуть талантами. И Лань Сичэнь блистал, несмотря на то, что ношу ответственности принял в ранней юности, тогда как иные удостаивались подобного уже будучи умудрёнными жизненным опытом.       Лань Цижэнь небеспочвенно полагал, что взрастил идеального главу. Старший сын Цинхэн-цзюня был безупречен в манерах, умён, благонравен, все возложенные обязанности выполнял с достоинством, уважением к традициям и памяти предков. Лань Сичэнь не роптал, когда пришлось принимать бразды правления под гнётом военного положения. Он ничем не выдавал истинного отношения к тому, как быстро для него закончилась беззаботная юность, возможно, потому что беззаботной его жизнь не была никогда.       Последние пару лет Лань Чжань отдалялся от брата и не придавал значения происходившим в нём переменам. Тем более, он не вникал, под действием чего они происходят. На людях Лань Сичэнь неизменно производил впечатление уверенного в себе, сильного и при этом доброжелательного лидера, но вне чужих взоров с его чела слетала маска, и тогда Лань Чжань читал в глазах брата неодолимую тоску. Поглощённый собственными терзаниями, Лань Чжань поначалу видел её причину в череде их общих утрат и забот: сожжение Облачных Глубин Орденом Цишань Вэнь, смерть отца и многих близких, притеснения, скитания, долгий и непростой путь к объединению кланов в альянс, а после — затяжная осада Безночного города.       Со временем Лань Чжань стал чувствовать, что это далеко не всё, что тяготит душу брата, но все печали глава Лань скрывал надёжно и глубоко — он всегда оберегал родных, выступал поддержкой и опорой, не требуя подобного отношения к себе. Лань Чжаня задевала мысль, что Лань Сичэнь не во всём с ним откровенен, особенно на фоне того, что брат всё больше походил на человека, чьи силы и терпение неумолимо иссякали. Необъяснимая тревога толкала Лань Чжаня присматриваться и то, что открывалось ему, не радовало.       Загнанный в жёсткие рамки, Лань Сичэнь всецело жил нуждами ордена. Каждый его день был расписан буквально по минутам — от первых петухов и до часа, когда в резиденции гасли огни и стихали все звуки. Порой Лань Чжань ловил его взгляд, и нутро сжималось от проступающей сквозь налёт мнимого умиротворения безысходности. В такие мгновения казалось, Лань Сичэнь ходит по грани, борется сам с собой, пересиливает какое-то зреющее в себе желание.       Но с чем оно связано? Отчего душа твоя не на месте, брат? Неужели всё из-за подлых нападок Гуаншаня?       В следующий миг брошенный в сторону Мэн Яо взгляд главы Лань вдруг заставил Лань Чжаня испытать вспышку безотчётного волнения. Совпадение или нет, но когда Лань Сичэнь обращал глаза к советнику, тоску в них разбавляла нежность. Само по себе это чувство имело разные оттенки. Лань Чжань бы никогда не отважился утверждать наверняка, однако первое, что просилось на ум в случае Сичэня и Яо — это не братская и не дружеская нежность. Так не смотрят на советников, даже самых преданных и исполнительных. Таким взглядом касаются любимого до дрожи, родного человека, которому ежесекундно желают счастья.       Неожиданный вывод заставил Лань Чжаня внутренне захлебнуться изумлением. Не то чтобы он до этого не замечал тепла, связывающего брата и Мэн Яо, но раньше его не посещали размышления о том, какова истинная подоплёка их привязанности. Ни для кого в клане не являлось секретом, что Лань Сичэнь благоволил доверенному лицу, выделял среди окружения, упрямо вынуждая прочих принимать Мэн Яо как равного. Даже те, кто изначально восставали против спорного выбора Лань Сичэнем советника, ныне по большей части прикусили языки.       Прошлое Мэн Яо многим не давало покоя, ведь по слухам, гуляющим в народе, родился этот находчивый и остроумный парень в публичном доме в небольшом поселении близ города Ланьлин у продажной женщины по имени Мэн Ши. О том, что Мэн Яо приходится Цзинь Гуаншаню бастардом, тоже говорили. Склонность последнего к блуду и поныне оставалась притчей во языцех. В Башне Кои регулярно бушевали скандалы, исток которых лежал в сладострастии главы Цзинь. Распутство мужа ввергало госпожу Цзинь в нескончаемые истерики, а после в затяжные периоды недомогания, но виновнику пролитых ею слёз изменять ей снова и снова это не мешало. Все дома терпимости в Ланьлине не раз и не два привечали высокопоставленного повесу в своих стенах, так что сохранялась большая вероятность, что Мэн Яо в действительности его внебрачный отпрыск. А если учесть неприязнь, выказанную Цзинь Гуаншанем в адрес советника в Зале Собраний, становилось ясно: главе Цзинь есть, что скрывать, и из-за чего так горячо гневаться.       В отношении к Мэн Яо Лань Чжань изначально опирался на его служение Лань Сичэню, а оно, с какой стороны ни зайди, с момента принятия того на должность и по сей день не имело нареканий. Невзирая на происхождение и молодость, образованностью Мэн Яо мог соперничать с любым высокородным заклинателем, имевшим за плечами вереницу учителей и годы обучения, но в отличие от сверстников из знатных семей, выросших в роскоши и избалованных преклонением, Мэн Яо ни в чём и никогда не допускал небрежности. Миловидная внешность, учтивость, часто проступающая черта предугадывать желания других и исполнять их побуждали думать, что Мэн Яо уступчивый и слабовольный. В реальности это было абсолютно не так. Существование, осложнённое тяготами едва ли не с первого вздоха, и последующие годы неприкаянности закалили волю Мэн Яо до подобия гранитного обелиска. Выживать и лавировать между превратностями насмешницы-судьбы он научился как никто другой. Избегать конфликтов, уметь сглаживать острые углы и располагать к себе людей являлось не слабостью, а филигранно отточенным мастерством.       В клане Лань находились те, кто утверждал, что Лань Сичэнь мягкосердечен и к Мэн Яо проникся из-за жалости, но Лань Чжань, выросший бок о бок с Лань Сичэнем, в это не верил. Его брат не был сентиментален, хотя обладал тонкой и чувствительной натурой, позволяющей проявлять снисходительность к слабостям людей, только делал он это избирательно, не упуская из виду сопутствующие аспекты и не игнорируя здравый смысл.       Лань Сичэнь знал о своём советнике больше, чем кто-либо. Лишь полной открытостью и искренностью Мэн Яо смог бы создать между ними прочную канву доверия, заведшую дальше. В чём это «дальше» заключалось, Лань Чжань до конца не разобрался. Отчасти он даже опасался анализировать интуитивное ощущение, возникающее в наблюдении за братом и его ближайшим подручным, — за их переплетающимися взглядами, едва-едва различимыми улыбками, слишком личным, интимным молчанием или беспричинно охватывающей робостью.       Может ли дружба и взаимоуважение порождать такую осязаемую пылкость и тягу?       Ответ ускользал от Лань Чжаня, тогда как отчётливо хотелось подхватить Вэй Ина под руку и, не привлекая внимания, убраться из комнаты — словно они были лишними, словно мешали чему-то. Столь странный порыв сбивал с толку, но следом возникал новый вопрос:       Сильно ли это отличается от того, как чувствуют себя люди рядом со мной и Вэй Ином?       Внешне Лань Чжань ничем не выдал глубочайшего потрясения возникшей мыслью, но ресницы на всякий случай опустил.       Невозможно! — повторял он про себя, пытаясь успокоить утратившее плавный ритм сердце. — Я слишком придирчиво оцениваю детали… Если бы присутствовал хотя бы намёк на чувства за рамками обычного, разве брат не предпринял бы попытку поговорить со мной? Ведь кто, как не я, способен понять его, если это на самом деле то самое…       Рядом Вэй Ин, механически перебирающий в воздухе пальцами, внезапно замер, подавил тронувшую губы улыбку и вслед за мужем уставился в пол, а ведь секунду назад взгляд его тоже был устремлён на главу и советника. Лань Чжань не знал, что думать.       Задаётся ли Вэй Ин, глядя на них, теми же вопросами, что и я? Замечает ли что-то, чего по логике вещей между Сичэнем и Яо не должно быть?       Поинтересоваться было несложно, вот только — что если Вэй Ин ни сном ни духом об одолевающих Лань Чжаня подозрениях? Не разбередит ли в нём неосторожное любопытство желание узнать, какова правда? В любознательности Вэй Ин мог дать фору ребёнку.       С него станется напрямик спросить у Лань Сичэня о природе его чувств к Мэн Яо. Ничего страшного не произойдёт, если мои подозрения не оправдаются. Хохмой от Вэй Ина никого не удивишь. Но вдруг брату и его доверенному лицу в действительности есть отчего млеть и робеть в присутствии друг друга?       Лань Чжаня ещё сильнее потянуло прочь, но закончить беседу надлежало главе клана.       — Для ордена будет лучше, если вы больше не покажетесь на Совете, — заключил Лань Сичэнь после долгой паузы, — но отказывать заклинателям в диалоге с вами без весомых на то причин я не вправе. Многие сочтут это неуважением. В качестве обоснования решения придётся посвятить их в новости о резком ухудшении ситуации в селениях вблизи озера Билин. На фоне того, как клан изнывает от недостатка рук, я и в самом деле вынужден просить вас о помощи в данном вопросе.       — Глава Лань, мы сделаем всё возможное, чтобы помочь, — подал голос Вэй Ин, складывая руки в почтительном жесте.       — Благодарю! — ответил Лань Сичэнь.       Последние отсветы заката заиграли дрожащими бликами на его красивом лице.       — Я искренне уповаю, что так и будет.       — Брат, позволь напомнить, — выдохнул Лань Чжань. — Метод, который мы применим к Бездонному Омуту, не проверен.       — Боюсь, выбирать не приходится, Ванцзи. Даже если изобретение Вэй Усяня сработает на треть или четверть силы, это во многом поправит положение.       Слова Лань Сичэня порождали в душе Лань Чжаня ещё большую смуту. В сознании зашевелились обрывки историй, доходивших до них с Вэй Ином последние дни. Слуги шёпотом вели разговоры, порой забывая об остром слухе заклинателей, да и адепты между собой делились услышанным за пределами крепости. Тревожные рассказы передавались из уст в уста и участниками Совета.       Лань Чжань невольно подумал, что несмотря на то, что на их с Вэй Ином долю уже выпало немало злоключений, страданий и боли, впереди ждали новые испытания. Чего стоила одна только вражда с Цзинь Гуаншанем, а ведь было ещё что-то — пока неясное, надвигающееся незримо и неотвратимо на едва покончившие с войной земли. Лань Чжаня воспитывали как воина, но он в полной мере разделял мечты Вэй Ина о мирной участи — тихие чертоги в отдалении от больших городов, возделанные земли, дружественная община, Ночная Охота — не в качестве обязательства или заработка, а для разминки и поддержания формы. Он хотел дать всё это Вэй Ину, разделить с ним быт и отдых, простые человеческие хлопоты и радости.       В конце концов, мы вместе, это самое главное.       Лань Чжань заметил, как в проницательных глазах Лань Сичэня, которого как будто посетила похожая идеалистическая картина, мелькнуло сочувствие, но этот секундный проблеск быстро сменился печалью.       — Приозёрные земли сейчас в таком состоянии, что хуже, кажется, уже быть не может, — слетело с губ Лань Сичэня. — Всё, о чём прошу, не пострадайте сами, когда соприкоснётесь с тёмной стороной. Если задача окажется не по силам, не пытайтесь прыгнуть выше головы и немедленно возвращайтесь.       Исходя из сложившегося положения, Лань Сичэнь и Мэн Яо при всём желании не могли присоединиться к Лань Чжаню и Вэй Ину в грядущем путешествии, так что лететь в Цайи супругам предстояло самостоятельно. Ужин в обществе спасённых членов клана Вэнь, на который собирались молодые люди, пришлось отложить до лучших времён. Со стороны некоторых участников Совета последовало требование в целях безопасности ужесточить охрану строений, где разместились родичи поверженного узурпатора. Вэнь Цин рассудила, что в таких обстоятельствах лучше не привлекать излишнего внимания. Вэй Ин, поразмыслив, вынужден был с этим согласиться.       Лань Сичэнь сомневался, что кто-то из сторонников Цзинь Гуаншаня или же он сам пойдёт на открытую конфронтацию и, находясь на правах гостя, совершит нападение на безоружных людей, но Вэй Ин решил, что на всякий случай снабдит Вэнь Цин и Вэнь Нина защитными талисманами, при помощи которых те смогут даже на большом расстоянии подать знак, если приключится беда. Близнецов, до этого предоставленных заботам отзывчивых брата, сестры и бабули Вэнь, на время отсутствия отцов Цзэу-цзюнь предложил разместить в своих личных покоях, допустив к ним лишь двух нянек из клана Лань.       Покинув главу уже в сгустившихся сумерках, Вэй Ин и Лань Чжань, не договариваясь, пошли по направлению к широкому ручью, по водной глади которого были будто рукой великана разбросаны крупные плоские камни, служившие дорожкой. На берег молодых людей вывела почти скрывшаяся в высокой траве тростниковая лестница. Пройдя ещё немного вверх по склону, они достигли дома, окружённого приземистыми чёрными соснами.       Перед отбытием в Цайи им надлежало посетить Лань Цижэня, с которым после досадной сцены на собрании юноши ещё не виделись. Застыв за несколько шагов до крыльца, Вэй Ин скривился, будто прихватило живот. Накатили воспоминания, как в прошлом, в начале обучения в Облачных Глубинах, ему частенько доводилось стоять перед этими расписанными облаками дверями. За проказы и неподобающие выходки на занятиях и вне их он то и дело выпрашивал нагоняй от наставника, которому не было от него покоя порой ни днём ни ночью.       Мог ли Вэй Ин тогда подумать, что через каких-то два-три года станет частью семьи Лань?       Лань Чжань нежно коснулся его руки.       — Не хочешь входить?       — Не хочу, — честно признался Вэй Ин, продолжая топтаться на месте. — Зачем мы понадобились? Разве Лань Сичэнь загодя не уведомил Лань Цижэня, что отправляет нас в Цайи и принять наказание сейчас мы не сможем?       Лань Чжань удивился.       — Почему ты решил, что речь пойдёт именно о наказании?       — Потому что Лань Цижэнь их выносит и за меньшие проступки, а тут пренеприятнейшее происшествие на Совете Кланов, из-за чего ему даже пришлось пустить в ход меч. Наверняка он в ярости. Странно, что никого из адептов нет поблизости, чтобы препроводить нас… Куда там препровождают, чтобы отбывать повинность, помимо ферул и тому подобного?       Лань Чжань покрепче перехватил его руку. Их пальцы по привычке переплелись.       — Даже если дядя изволит назначить наказание, он назначит его мне.       — Успокоил так успокоил! Большущее спасибо! Как будто я о себе переживаю! — обиженно поджал губы Вэй Ин. — Стучи давай! Покончить бы с этим поскорее! У меня ноги гудят после нашей сегодняшней прогулки по горам — по долам, и поясница ноет сам знаешь почему…       Лань Чжань на последних словах мужа покраснел ушами, мягко поцеловал его в лоб и постучал. Дозволение войти последовало не сразу, Лань Цижэнь оказался в комнате не один. Рядом с ним возвышался Лань Пэй, раздражённый чем-то и недовольный. Понизив голос, мужчины что-то оживлённо обсуждали — может, даже спорили, но как только их уединение нарушили, оборвали диалог.       По лицу Лань Пэя при виде вошедших пробежала странная тень. В руках он держал небольшой, порядком измусоленный конверт, которым во время беседы потрясал перед Лань Цижэнем. В следующую секунду он спрятал его в рукав.       — Зайду позже, — отвесив Лань Цижэню лёгкий поклон, мужчина поспешил покинуть комнату.       Хозяин дома выглядел отстранённым и уставшим. Обычно размеренная, величественная походка стала тяжелее, не говоря уже об унылом лице и потухших глазах. Когда Лань Пэй ушёл, Лань Цижэнь поманил молодых людей к себе. Пересиливая нежелание, Вэй Ин сделал несколько шагов вперёд и, стараясь угодить, склонил голову. Лань Цижэнь смерил его задумчивым взглядом и встал возле длинного стола, сплошь покрытого свитками и стопками бумаг.       В этих стенах аромат сандала был ощутимее, чем в библиотеке. К нему примешивались сладковато-терпкие нотки чернил и пряные — благовоний, тлеющих на красивой бронзовой подставке в углу. Обстановка комнаты дяди Нефритов ожидаемо отличалась строгостью и минимализмом: низкое простое ложе с деревянной спинкой у круглого окна, деревянная ширма с изображением бамбукового побега, ниши вдоль стен, заполненные книгами, две тонкие циновки. И всё же, к удивлению Вэй Ина, обитель учителя была не лишена своеобразного уюта. Возможно, так казалось из-за тёплого золотистого света, что лился от двух больших ламп и наделял все предметы в поле зрения какой-то особой прелестью.       Лань Чжань, вторя спутнику, учтиво поклонился.       — Ты хотел нас видеть, дядя.       Задумчиво оглядывая их напряжённо замершие в благопристойных позах силуэты, Лань Цижэнь кивнул и указал на пару светлых подушек напротив стола, позволяя присесть. Он молчал, пока юноши размещались, и потом ещё с минуту, прежде чем заговорил:       — Сичэнь поведал мне о вашем желании помочь жителям приозёрных селений.       Сердце Лань Чжаня зачастило. Он не подал виду, лишь мысленно озадачился, почему Лань Сичэнь не упомянул о том, как относится дядя к их отлёту в Цайи, тем не менее, следующие слова мужчины всё расставили по своим местам.       — Это действительно нужно сделать.       Вэй Ин от неожиданности подскочил на месте. Облик образцового покаяния как рукой сняло. В глазах закрепилось выражение глубочайшего недоумения. Казалось, ещё секунда — и он не утерпит и воскликнет: «А как насчёт того, что помощь эта будет оказана посредством чёрной магии?!».       Удивляться и правда было чему, Лань Цижэнь не просто слыл крайне консервативным человеком, он таковым до мозга костей являлся. Переубедить его в чём-то, что шло вразрез с его представлениями о морали и благонравии, представлялось невыполнимой задачей. Он чтил правила ордена и привитые ему ещё в детстве ценности превыше собственной жизни, не терпел бесчестных поступков, не признавал запрещённых методов и до определённого момента на последователей Тёмного Пути взирал как на олицетворённое зло.       Раз Лань Сичэнь рассказал дяде о наших с Вэй Ином намерениях, то, вероятней всего, разъяснил и то, как именно мы собираемся действовать, чтобы покончить с несчастьем.       Следовательно, в эти минуты, отзываясь одобрительно о путешествии в Цайи, Лань Цижэнь допускал также и применение предосудительных в среде заклинателей техник, а ведь он никогда не скрывал презрения к тёмным искусствам и тем, кто их исповедует.       — Дядя, правильно ли я тебя понял, — сосредоточенно произнёс Лань Чжань, — ты даёшь своё согласие на то, чтобы мы с Вэй Ином попытались вытравить Бездонный Омут из озера Билин при помощи любых подвластных нам сил?       — Нет, не вытравить, — повёл головой старейшина, нервно поглаживая аккуратную острую бородку. — Вытравить равносильно изгнать, а изгнание подразумевает перемещение этой нежити в другие земли. Нельзя, чтобы она просто перекочевала с одного места на другое и снова несла смерть и боль. Раз уж вы всё равно ступаете по Тёмному Пути, используйте все его преимущества. Добейтесь того, чтобы червоточина прекратила своё существование.       У Вэй Ина под действием услышанного эффектно отвисла челюсть. Лань Чжань значительно лучше справлялся с эмоциями, но тоже озадачился. Посетила мысль:       Похоже, случилось что-то по-настоящему скверное, раз дядя изменил привычному отношению к тёмным инструментам…       — Формула не проверена, — предупредил Лань Чжань, вскинув глаза на наставника.       Он чувствовал одновременно эмоциональное возбуждение и усталость, и всё это на поприще необъяснимо вскипающей тревоги.       — Нет гарантии, что всё получится как задумано.       — Твой брат сказал, что видел пентаграмму и она безупречна, — холодным тоном парировал Лань Цижэнь.       Лицо Вэй Ина вспыхнуло. Ему польстило, что Цзэу-цзюнь так высоко оценил его придумку, но куда больше пришлось по душе, что лань Цижэнь — заядлый приверженец Светлого Пути, не попытался оспорить это или поставить под сомнение. Вэй Ин небеспочвенно считал своё изобретение уверенной замашкой на прорыв, который позволит, если не перевернуть устоявшиеся парадигмы допустимой магии, то облегчить жизнь заклинателям, а через них и простым смертным в извечном сражении со сверхъестественными тварями. И всё же от Лань Цижэня согласие опробовать новшество на основе привлечения тёмных сил воспринималось чем-то совершенно неимоверным.       — Не нужно так смотреть на меня, — хмуро бросил старейшина, словно прочтя сомнения в реальности происходящего на скептически наморщенном лбу Вэй Ина.       На лице мужчины отражалась непрерывная борьба. Он не выспрашивал подробности об изобретении Вэй Ина, не пытался вникнуть в суть всех составляющих магической формулы, не предостерегал, как можно было ожидать, но весь его вид сообщал, что он прилагает невообразимые усилия, даже просто ведя данную беседу в ключе необходимой меры.       — Не тешьте себя мыслью, что я вдруг стал одобрять запрещённую магию и ваше с ней взаимодействие.       Лань Цижэнь сцепил за спиной руки в замок и начал мерить комнату неторопливыми шагами, в каждом из которых ощущалось скрытое напряжение.       — Но дела плохи. За то время, что мы осаждали крепость Вэнь Жоханя, Бездонный Омут унёс больше трёх сотен жизней и ещё сотню за истекший месяц. Посёлок Цайи почти полностью опустел — кто-то погиб, выйдя на воду, кто-то отравлен тёмной ци и вот-вот сойдёт в могилу, кто-то, не дожидаясь худшего, покинул заражённые земли. В опасности оказались все близлежащие к смертоносному водоёму города и селения. Со временем их постигнет та же участь, что и Цайи, но самое печальное — от этой заразы не сбежать. Выжившие в спешке покидают дома, не подозревая, что безопасных мест вскоре не останется.       Сердце Лань Чжаня упало. По спине пополз холодок.       Вот она! Подкравшаяся незаметно беда… Лань Цижэнь в отчаянии, поэтому готов изменить своим принципам. Лань Сичэнь тоже сознаёт размах бедствия, а потому идёт наперекор Цзинь Гуаншаню и прочим, зная, какую шумиху поднимет наше исчезновение в разгар Совета.       Подтверждая его выводы, старейшина скорбно потёр ладонями лицо — Лань Чжань впервые видел его таким растерянным.       — Сичэнь зажат неблагоприятными обстоятельствами со всех сторон, — продолжал Лань Цижэнь голосом, лишённым присущей ему силы. — Он считает, пока рано бить в набат. Надеется, что вы, побывав в Цайи, узнаете больше, но как по мне, уже сейчас ясно — вскоре мы столкнёмся с событиями, которые отодвинут дрязги между кланами далеко на второй план.       Лань Цижэнь полностью обернулся к молодым людям и поочерёдно посмотрел в глаза.       — Злополучный разлом в Илине, затронувший пределы безвременья, особым образом влияет на тёмную ци. Области, где она скапливается и концентрируется, в этот год проявляют себя иначе, чем наблюдалось ранее. Осмелюсь предположить, что прореха между мирами начала расти. Последние недели в Облачные Глубины тревожные новости слетаются со всей округи. Отряды неизвестных, скрывающих лица, совершают нападения на наших людей, мешая зачистке территорий, но по сравнению с угрозой со стороны нечисти это меньшая из бед. Ордены Юньмэн Цзян и Цинхэ Не столкнулись с беспрецедентным нашествием тёмных сущностей, по причине чего даже не смогли оставить свои вотчины, чтобы посетить Совет. Заклинатели их кланов ведут истребление непрерывно, сменяя друг друга на еду и отдых, но ситуация пока далека от позитивных изменений.       — Вы сказали, Орден Юньмэн Цзян, — встрепенулся Вэй Ин. — Моя приёмная семья в порядке?       — Лань Пэй не хотел, чтобы я говорил тебе, дабы не сбивать настрой предстоящей миссии в Цайи, — помедлив, произнёс Лань Цижэнь. — Он получил вести из Пристани Лотоса буквально за несколько минут до того, как вы явились ко мне. Даже Лань Сичэнь пока не осведомлён. Цзян Фэнмянь ранен.       — Дядя Цзян! — Вэй Ин подскочил, вслед за ним и Лань Чжань.       — Причин для беспокойства нет, — наставник жестом велел обоим снова сесть. — Ранение не угрожает жизни. Задето плечо. Цзян Фэнмянь даже не пожелал вернуться в Пристань Лотоса, чтобы восстановиться и передохнуть.       — Прошу, учитель Лань, позвольте мне наведаться в Юньмэн и убедиться, что мои близкие вне опасности! — выпалил Вэй Ин, источая решимость.       Лань Цижэнь свёл брови, но совсем немного. Юноша перед ним давно не являлся его учеником, а он его учителем, но заострять на этом внимание мужчина не стал.       — Учитывая, что дорога в Юньмэн пролегает через Цайи, не вижу этому препятствий, — проронил он сдержанно. — Цзян Фэнмянь с большим отрядом находится на востоке Юньмэна и двигается на север. Найти его будет несложно.       — Спасибо! — с облегчением выдохнул Вэй Ин, его пальцы впились в ткань одежды с такой силой, что послышался жалобный треск. — Сразу, как закончим с Бездонным Омутом, направимся к ним на подмогу.       Лань Цижэнь молчал, следовательно, не возражал.       — Клан Цзян по-прежнему занят уничтожением гнёзд расплодившихся шаньсяо? — уточнил Лань Чжань.       Одноногие горные монстры, о которых шла речь, обладали недюжинной силой. Их туловища покрывали жёсткая чёрная шерсть и крепкие костяные наросты, легко выдерживающие удары меча, а величина позволяла пожирать людей в один присест.       — Да, но причина их многочисленности вовсе не в том, что война с кланом Вэнь оттянула внимание заклинателей на себя, позволив расплодиться демоническим формам жизни. Нет, — начал пояснять Лань Цижэнь.       Следующее высказывание долго не хотело ложиться на язык.       — Сама нечисть изменилась. Стала живучее и сообразительнее. Нападения носят не спонтанный, а продуманный характер. Существа, до настоящего момента считавшиеся не умнее животных, демонстрируют сплочённость и организованность сродни человеческой. В своей ненасытной кровожадности они превосходят своих предшественников в разы. Озвученные Лань Пэем цифры смертей ошеломляют.       — Почему Цзэу-цзюнь не упомянул о творящемся на собрании? — не выдержал Вэй Ин. — Ведь простой люд говорит об этом не первый день. Все заклинатели должны узнать и принять меры!       — Большинство знают, — скрестив с ним взор, ответил Лань Цижэнь. — А не сказал он потому, что не без оснований опасается, что всплеск разгула нечисти свяжут с вами двумя. Именно поэтому, что бы вы там ни изобрели, надеюсь, оно хоть в малой степени полезно. За время, прошедшее с момента появления Бездонного Омута, я дважды посещал озеро Билин с отрядами из старших адептов и столько же со старейшинами, но наши усилия по сдерживанию тёмной силы не принесли существенных результатов. Всё оказалось значительно хуже, чем мы изначально предполагали. Бездонный Омут наращивает мощь и заражает протоки, сообщающиеся с озером, а также проникает через подземные воды в соседние реки и каналы, охватывая всё больше территорий. Как вам известно, Ночная Охота в Гусу длится со дня нашего возращения из Цишаня. Заклинатели трудятся не покладая рук, но пока и наполовину не приблизились к решению всех проблем.       Чувствовалось, что Лань Цижэнь возмущён и зол.       — Чем враждовать и плести интриги, Цзинь Гуаншаню лучше бы призвать своих сторонников к взаимовыручке в вопросе подавления опасных тварей, но вместо этого он сталкивает их лбами, а вину перекладывает на Лань Сичэня и весь наш клан. Так что нет, я не тронулся умом, и я по-прежнему считаю, что Тёмный Путь ведёт к саморазрушению души и плоти, но если, сознавая это, вы всё равно решили идти им, пусть хотя бы вашими поступками правит мудрость и стремление спасать жизни.       — Именно это нами и движет, учитель Лань, — воспрял Вэй Ин и, не справляясь с нахлынувшими эмоциями. — Если новым методом удастся подавить Бездонный Омут, его целесообразно применить и на горе Луаньцзан, чтобы запечатать разлом. А затем можно стянуть всю просочившуюся вовне тёмную материю в одну точку и не просто копить её и сдерживать в одной полости заклинаниями и печатями, а использовать в положительном ключе — возродить покинутые людьми земли и преобразить весь Илин.       — Не забегай вперёд, — мягко коснулся его руки Лань Чжань, остановив поток смелых заявлений. — Дядя, спасибо за доверие. Мы сделаем всё, что от нас зависит.       — Хорошо. Я хотел бы лететь с вами и помочь чем возможно, но оставлять Лань Сичэня одного с этой толпой, вторящей Цзинь Гуаншаню, неразумно, а время идёт. Люди в Цайи умирают. Я отобрал десятерых учеников — лучших из лучших. Они молоды, года на три моложе вас, но уже многое умеют. Они окажут вам поддержку.       Вэй Ин тактично откашлялся.       — Это очень великодушно с вашей стороны, учитель Лань, но лучше нам лететь вдвоём.       — Что? Почему?       — Я знаю, на что способен, знаю, на что способен Лань Чжань, а об этих молодых заклинателях мне ничего не известно. Скорее всего, они отлично показывали себя на ваших занятиях, но в реальных боях не проверены. Предугадать их поведение в сложных условиях невозможно. Я не хочу добавлять к тому, что вменяют мне ныне, чью-то смерть, если на озере что-то пойдёт не так.       Вэй Ин говорил внятно и твёрдо.       — Не сочтите мои слова за дерзость или неповиновение, но я и правда считаю, что в этом деле помощники нам с Лань Чжанем не нужны.       — Ванцзи, ты придерживаешься того же мнения?       — Мгм.       Лань Чжань приготовился к тому, что Лань Цижэнь неистово отреагирует на отказ, тем более что воцарившаяся тишина длилась довольно долго, но бурных эмоций так и не последовало. После визита Лань Цижэня в дом вблизи Хэмина, когда он, вопреки устоявшимся убеждениям и критическому отношению к Вэй Ину, дал согласие на помолвку, многое в поведении наставника переменилось.       По словам Лань Сичэня, всё началось ещё раньше. На Лань Цижэня сильно повлиял уход Лань Чжаня, когда он, буквально истекая кровью после приведённого в исполнение приговора суда, отправился на Могильные Холмы за Вэй Усянем. Из рассказов брата следовало, что Лань Цижэнь тогда почти утратил надежду вернуть беглеца живым. Он не мог себе простить, что в момент наибольшей нужды и уязвимости оттолкнул племянника, заставил утратить доверие и разочароваться в семье.       Когда умирал Цинхэн-цзюнь, единственное, о чём он просил брата — позаботиться о его мальчиках, стать для них нерушимой опорой и поддержкой, дать лучшее. Лань Цижэнь поклялся, но, как выяснилось, его представления о «лучшем» сильно отличались от того, чего хотел сам Лань Чжань. Планы на любимого воспитанника одномоментно обратились прахом. Но самым болезненным для старейшины стало открытие, что несмотря на то, что взросление Лань Чжаня происходило на его глазах, он не заметил его особенностей и не понял, когда интерес к Вэй Усяню обернулся чем-то большим. Лань Цижэню пришлось признать — раз не увидел того, что было прямо под носом, значит, и во всём остальном подопечного не знал.       — Ладно. Я понял, — обронил он, пристально вглядываясь попеременно то в Лань Чжаня, то в Вэй Ина.       Взор, цепляющийся за ленту, пересекающую лоб последнего, был проникнут грустью, но уже без прежних горечи и негодования.       — Что ты намерен делать с людьми из клана Вэнь? — вдруг серьёзно спросил мужчина.       — Дядя… — вступился Лань Чжань, но умолк, повстречавшись с его глазами.       — Так что же? — вновь повернув голову к Вэй Ину, повторил старейшина.       Тот размышлял лишь пару секунд, прежде чем ответить, с расстановкой произнося каждое слово:       — Собираюсь найти для них новый дом и дать возможность выстроить свои жизни заново.       — Хорошо, что ты понимаешь, что Облачные Глубины не место для этих людей.       — Понимание не упрощает задачу. Многие кланы желают им зла. Мне необходимо время, чтобы подготовить место, куда они смогут уйти и не оказаться при этом в смертельной западне.       — Сколько времени?       Вэй Ин мужественно выдержал тяжёлый взгляд Лань Цижэня.       — Если моё изобретение достойно проявит себя в Цайи, то, как вернёмся из Юньмэна, сразу же этим займусь.       Лань Чжань был несколько ошеломлён таким ответом, но, как обычно, виду не показал. Лань Цижэнь на сказанное коротко кивнул:       — Хорошо бы так оно и было. Нахождение здесь людей Ордена Цишань Вэнь усугубляет недопонимание с другими кланами. Глава Цзинь использует их как предлог, чтобы оправдывать свои действия. Необходимо лишить его этой возможности, и как можно скорее.       — Да, учитель.       Со свойственной Лань Цижэню прохладцей на этом он решил проститься:       — Постарайтесь уцелеть и не усугубить наше положение. И не задерживайтесь без надобности в Юньмэне. Ночная Охота в Гусу тоже в разгаре.       Вэй Ин и Лань Чжань синхронно поклонились и вышли за порог. Надвигающаяся ночь укутывала пространство сумраком и прохладой. Несколько минут они двигались молча. Лань Чжань так крепко сжимал ладонь Вэй Ина, что та начала неметь, но он не делал попыток её высвободить. Говорить Лань Чжань не решался, опасаясь, что кипевшее в нём возмущение вырвется наружу слишком яро. Хватка была выражением чувств, точнее, их мучительной прорвой.       — Постой и послушай, — наконец Вэй Ин вынудил спутника притормозить. — Я собирался поговорить с тобой о планах, как только выдастся момент.       Облик Лань Чжаня источал холод.       — Моментов было достаточно.       — Ты сердишься, потому что услышанное стало неожиданностью или потому что просто не хочешь покидать дом? Твой дядя, пусть не прямым текстом, но ясно дал понять, что лучше мне и людям клана Вэнь уйти.       — Им — да, о тебе речи не было.       — Лань Чжань, ты не хуже меня знаешь, что едва Вэнь Нин и остальные пересекут границы Облачных Глубин без моей защиты, их растерзают. Куда бы они ни двинулись, где бы ни осели, везде над ними будет нависать опасность. Сейчас все взоры прикованы к ним, к клану Лань, ко мне и к тебе. Стоит дать слабину, и всё окажется напрасным. Всё! Обвинения, оправдания, скандалы, жертвы Цзэу-цзюня! Откажусь от горстки этих несчастных — и им конец! Думаешь, мне легко просить тебя оставить родной дом и идти со мной, с ними? Думаешь, я не корю себя каждую минуту за то, что втравил тебя в это? Да я места себе не нахожу из-за того, как всё обернулось. Сердце стынет от чувства вины, но не могу я потворствовать Цзинь Гуаншаню и откупиться от его нападок чужими жизнями. После безвременья от меня былого почти ничего осталось, прогнусь под нечестные требования, сдамся лицемерию — и кем после этого буду?!       На Лань Чжаня накатило. Взгляд сделался укоризненным и уязвлённым. Он отпустил руку Вэй Ина и обхватил его плечи.       — Я не прошу отступаться от принципов, а хочу, чтобы ты доверял мне!       — И я доверяю, иначе бы не был с тобой, но пойму, если дом для Вэней придётся искать самому.       — Вздор! — Лань Чжань встряхнул Вэй Ина с неосознанной силой, отчего тот шумно выдохнул и инстинктивно отшатнулся.       В серых глазах промелькнула тень боли.       — Не вздумай геройствовать в одиночку, — руки Лань Чжаня не отпускали, смыкаясь стальным кольцом вокруг худой фигуры. — С момента возвращения сюда из Цишаня я знал, что это временно, и злит меня не то, что нам предстоит уйти из Облачных Глубин, а то, что ты не сказал мне о своих намерениях прямо!       — Ну прости! Я не знал, как ты отнесёшься. Здесь твоя семья, дом, воспоминания…       — Не надо со мной осторожничать! Ни к чему это! Между нами не должно быть секретов, неловкости или сомнений!       — Не могу же я просто вырвать тебя из твоего мира.       — Надо ли повторять? Нет никакого твоего и моего мира. Он у нас один.       — Ты не понимаешь…       — Это ты не понимаешь! Я тоже чувствую вину за то, что метался в растерянности, пока ты прозябал в темнице Вэнь Жоханя, но больше такое не повторится. Ты пытаешься помочь всем, всех сберечь, а меня волнуешь только ты, — осторожно извлекая из сердца слова, Лань Чжань поднял лицо Вэй Ина за подбородок и поцеловал. — Я пойду за тобой хоть на край света! Буду рядом, как бы ни сложилась жизнь, не оставлю!       Последний жадно ответил, обвил руками его шею, прильнул. Глаза стали шальными и пьяными, отражая благодарность и безмерную верность. Вспыхнула ослепительная, как солнечный зайчик, улыбка, но её стерли вдруг донёсшиеся до слуха фразы:       — Совсем стыд потеряли… Неужели обязательно допускать такие вольности вне стен дома?       — Признаться, я не удивлён. Этого стоило ожидать.       Вэй Ин, как обожжённый, отпрянул от Лань Чжаня. Тот непроизвольно сжал челюсти, медленно поворачиваясь в сторону голосов.       — Я говорил, надо было идти по другой тропе, — последовало через мгновение.       — Жалею, что не прислушался.       Двое молодых парней, заставших Вэй Ина и Лань Чжаня за поцелуем, встали как вкопанные на расстоянии не более десятка шагов. Одним являлся Су Шэ, вторым — племянник Цзинь Гуаншаня, Цзинь Цзысюнь. Лица обоих скривились, выражая возмущённое и пренебрежительное отношение.       Ноги Лань Чжаня при виде них словно пустили корни. Внутри зашевелилось недоброе чувство.       — М-да, худшие ожидания оправдались. Клан Лань уж не тот, — вальяжно оправил широкий рукав своего золотистого одеяния Су Шэ.       — И впрямь приличиями не пахнет, — брезгливо надул губы его ещё более напыщенный спутник.       Лань Чжань скрипнул зубами, не глядя нащупал запястье Вэй Ина и двинулся вперёд — не хватало, чтобы эти двое подумали, что они стыдятся своих отношений. Поняв, что их заметили и отнюдь не собираются обходить стороной, молодые люди тоже продолжили движение, бросая на пару недовольные взгляды.       — Лань Чжань, может, срежем через рощу… — позвал Вэй Ин, сообразив, что ситуация быстро скатывается к возможному конфликту.       — Нет.       — Молодой господин Лань! — с фальшивым почтением огласил Су Шэ, когда они поравнялись, намеренно в упор не замечая его спутника. — Нам не хватало вас в Зале Собраний. Все уж было решили, что вас выслали из резиденции.       — С какой это стати его должны были выслать из собственного дома? — не утерпел Вэй Ин, вскинувшись всем телом навстречу брошенному намёку.       — Неужели не ясно? Отбывать наказание за непозволительную выходку, допущенную в отношении моего дяди, — ехидно вставил младший Цзинь, безуспешно пытаясь подавить вспышку неприязни. — Кажется, у него сломано ребро и мизинец.       — Молодой господин Цзинь, ваш дядя вполне мог избежать столкновения, но дал волю языку, и ответ последовал соответствующий, — сорвалось с губ Вэй Ина. — Не повторяйте его ошибок.       Одна его кисть по-прежнему оставалась перехваченной пальцами Лань Чжаня, другую он завёл за спину.       — Вэй Усянь! Я наслышан о том, что быть не как все — твоё кредо по жизни, — вскипая процедил Цзинь Цзысюнь, поняв, что пресмыкаться и лебезить перед ним никто не собирается. — Но не думал, что доведётся убедиться в этом воочию!       — Убедился, что дальше?       — Ты мне расскажи. Разве это не сродни проклятию — быть оторванным от общества?       Глаза Вэй Ина разгорались сродни раздуваемым ветром уголькам. Выражение лица перетекало от холодно-бесстрастного до насмешливо-проказливого. Он сухо рассмеялся:       — Быть единственным в своём роде — исключительным и могущественным, разве это не божественный дар? — в словах его сквозил сарказм, но Цзинь Цзысюнь этого не понял.       — Одиночество — вот удел таких, как ты!       Вэй Ин, обнажая зубы, улыбнулся.       — Но как ты мог заметить, я вовсе не одинок.       — Да, но радоваться рано. Ваш союз никогда не примут. Вы можете навязать своё общество людям, запугать тех, кто не согласен, заставить молчаливо сносить возмутительные выходки, однако сути это не меняет: быть изгоями, значит, быть вне приличного круга.       Глаза Лань Чжаня невольно распахнулись. Лань Сичэнь предупреждал, что последуют новые издёвки, и они не заставили себя ждать. Ответить грубостью на грубость означало дать ссоре ход, смолчать — позволить и дальше сыпать оскорблениями. Внутри Лань Чжаня вертелось пламя и, не находя выхода, жалило пребывающую в смятении душу.       Вэй Ин тем временем всё сильнее втягивался в опасную дискуссию.       — Подожди немного и увидишь. Сейчас вовсе не я проблема заклинателей и смертных вместе взятых.       — Да как бы не так! Ты носишь за поясом штуку, поднимающую мертвецов! Прикажешь принимать это как данность?!       — Принимай как угодно! Мне плевать! Твой дядя решил по горячим следам занять место Верховного Заклинателя, и не говори мне, что это не так. Я и Лань Ванцзи — преграда на его пути, отсюда и весь этот раздутый ужас перед Чэньцин и Инь Хуфу!       — Вэй Усянь, наглости тебе не занимать! — порывисто процедил Цзинь Цзысюнь, резко положив руку на эфес меча.       — Если подмывает обсудить обстановку на собрании при помощи мечей, самое время выйти за стены крепости и продолжить там, — огрызнулся Вэй Ин. — Ханьгуан-цзюнь не даст соврать, на территории Облачных Глубин бои без одобрения главы запрещены.       Глаза его сузились и едва-едва начали отливать багрянцем. Голос Вэй Ина в конце фразы будто затвердел. И хотя речь шла о развитии конфликта, держался он свободно, с редким изяществом — божественно прекрасный и одухотворённый. Вместе с брошенным приглашением к поединку по воздуху поплыла могильная прохлада, будто что-то тёмное и недоброе пробудилось под ногами и теперь поднималось от земли вместе с вечерней дымкой. Лицо Цзинь Цзысюня посерело.       — Обсудить с тобой?! — его тон резко повысился, взор заволокло откровенной ненавистью.       Импульс внезапной ярости сделал своё дело, и молодого человека прорвало:       — Да кто ты такой, чтобы я с тобой что-то обсуждал?! Смеешь навязывать мне драку? Думаешь, нацепил одежды прославленного клана и перестал считаться чернью? Не для меня! Я не страшусь сказать тебе правду в глаза! Ты — худшее из бедствий, Вэй Усянь! Встать на Тёмный Путь большого ума не нужно! Тебе и двадцати лет нет, а какими только грехами ты не заклеймил себя! И что хочешь рассказывай, но я в жизни не поверю, что человек, которого держали в темнице и подвергали мучениям, ринется на защиту тех, кто за этим стоял! Полнейший абсурд! Ты либо лжец, либо сумасшедший!       Лань Чжань почувствовал лёгкий толчок. Вэй Ин, отпихнув его, вырвался из рук и меньше чем за долю секунды очутился лицом к лицу с Цзинь Цзысюнем. Даром что он только что сам напомнил ему о правилах. Сказанное заносчивым племянником главы Цзинь сработало ничем не хуже пощёчины, и реакция последовала незамедлительно. Цзинь Цзысюнь ещё не закончил говорить, когда удар кулака Вэй Ина резко и точно впечатался в его нос.       Хлынула кровь, раздались проклятья. Су Шэ от неожиданности оторопел и, выпучив глаза, замер на месте, по-видимому, гадая, стоит ли ему вступиться за Цзинь Цзысюня или же пока воздержаться. Шум на тропе почти сразу привлёк внимание всех, кто находился поблизости, и сцена начала собирать зрителей.       — Да что он себе позволяет! — прикрывая расквашенный нос, взревел Цзинь Цзысюнь.       Он вознамерился выхватить меч, но Лань Чжань оказался рядом и, водрузив ладонь поверх его пальцев, силой заставил клинок вернуться в ножны.       — Господин Цзинь, не вынимайте меч! В Облачных Глубинах запрещены драки без разрешения, но куда важнее — вам не победить! — последние слова прозвучали совсем тихо, но убедительно.       — Что?! — Цзинь Цзысюнь чуть не подавился гневом и резко сбросил его руку. — Ханьгуан-цзюнь, и вы будете говорить мне о запретах?! Ваш любовник напал на меня, а ведь я гость!       — Следил бы языком, сберёг бы нос! — на губах Вэй Ина играла ухмылка, но в голосе была лишь горечь. — Быть гостем вовсе не равняется задирать хозяев!       — Это ты-то хозяин?! Благосклонность Ханьгуан-цзюня вскружила тебе голову!       — Господин Цзинь! — Лань Чжань изнывал от желания поступить с зарвавшимся аристократом в точности как недавно с его дядюшкой — зашвырнуть в кусты, пересчитав им перед этим несколько деревьев, но всё ещё старался не допустить худшего развития событий. — Не забывайтесь! Вы говорите с членом Ордена Гусу Лань и моим супругом!       — Мои соболезнования, — впав в раж, язвительно бросил Цзинь Цзысюнь. — Не знаю, чем он опоил вас или, может, околдовал, но верю, вы ещё прозреете!       Сбежавшиеся на крики адепты разных кланов, глядя на Цзинь Цзысюня, размазывающего кровь по физиономии, поражённо переглядывались. Некоторые содрогнулись от страха, приметив в руке Вэй Ина Чэньцин, которую он ловко провернул между пальцев.       — Раз я такое чудовище, каким ты меня считаешь, тебе бы следовало поостеречься! — кинул он Цзинь Цзысюню.       Тот тут же воскликнул:       — Вы слышали, слышали?! Этот стервец открыто угрожает мне! Ты совсем распоясался, Вэй Усянь! Будь уверен, это тебе с рук не сойдёт! Я вызываю тебя на поединок!       — Минуту назад я предложил то же самое, но препятствием выступило моё низкое происхождение, что изменилось?       — Кто-то должен поставить тебя на место!       Лань Чжань закрыл собой Вэй Ина, ощущая загнанность — нельзя бежать, нельзя сражаться.       — Никаких поединков!       — А я настаиваю! — утирая кровоточащий нос и пыхтя от злости, распинался «раненый», едва не брызжа слюной от переизбытка гнева. — Он оскорбил меня, Су Миньшань слышал! — а затем напал!       — Ты пустился в оскорбления первым! — Вэй Ин попытался отодвинуть Лань Чжаня в сторону, но это оказалось всё равно как пытаться подвинуть каменную глыбу.       — Что здесь происходит?! — строго спросил возникший в поле видимости Лань Пэй, явившийся в сопровождении шести адептов.       Итого вокруг уже столпилось десятка два человек, во все глаза уставившихся на ссорящихся в ожидании развязки. Лань Чжаня пуще прежнего захлестнула растерянность. Действие Вэй Ина было следствием перепалки, но со стороны выглядело всё так, будто они искали подобных стычек. И не имело особого значения, кто именно из них заступал черту — их в равной степени считали смутьянами.       Находиться в подобной ситуации для Лань Чжаня и Вэй Ина уже было не в новинку, и всё же это не те впечатления, к которым можно когда-нибудь привыкнуть. Представлялось странной неизбежностью, что им снова грозило влипнуть в крупные неприятности с участием семьи Цзинь. Эта фамилия на пару с невзгодами отметила их и теперь повсюду следовала по пятам.       Ощущая себя человеком, на которого глазеют из-за всех углов, Лань Чжань не без усилий сдерживал порыв разметать эту стену тел и скрыться, не усугубляя разногласия и не давая никому никаких объяснений, ведь те намеренно будут пропущены мимо ушей. Адепты клана Цзинь окружили племянника своего главы, готовые вступить в бой, если таковой завяжется, в то же время все опасались подходить ближе к разгневанному Лань Чжаню, а на Вэй Ина с Чэньцин поглядывали как на демона во плоти.       — Что вы здесь устроили? Близится час сна! — гневно прогремел Лань Пэй, поспешив встать между враждующими. — Неужели причина разлада настолько серьёзная, чтобы поднимать такой шум на пороге ночи?       — Моя честь задета! — с жаром ткнул себя в грудь Цзинь Цзысюнь. — Я требую извинений, а если их не последует — поединок! Но справедливый! Свою флейту и проклятый чёрный клинок в это не вмешивай! — прорычал он, впившись взглядом в Вэй Ина.       Обжигающе спокойные глаза того блеснули из-под длинной тёмной чёлки.       — Хорошо, будет тебе поединок. Я ведь с самого начала предлагал. Нечего было ломаться, или ты жаждал собрать побольше народу? В таком разе должен быть доволен. Смотри, скольким любопытным не спится, и ещё подтянутся, как только двинемся к воротам.       — Вэй Ин…       — Не надо, Лань Чжань.       Вэй Ин безрадостно усмехнулся. Чего-чего, а упрямства ему всегда было не занимать, да и градус его раздражения стремительно нарастал.       — Господин Цзинь хочет проявить себя — драться. Я в состоянии удовлетворить его просьбу, но хочу предупредить. Тот, кто осмеливается обращаться ко мне с вызовом, должен осознавать: это не игра. Сражаться, чтобы потешить чьё-то самолюбие, я не стану. Условие «до первой крови» не подходит. Бой закончится, когда один из нас перестанет дышать.       Рука Цзинь Цзысюня дёрнулась, брови взлетели вверх.       — Каков поганец!       — Вот-вот! Такие изречения не должны быть голословны, — глаза Вэй Ина более чем искренне обещали противнику смерть, и весьма мучительную.       От этого взгляда даже у Лань Чжаня по спине прокатился холодный озноб. Любые, даже самые безобидные нападки на Вэй Ина всегда вызывали у него порыв их пресечь, поддержать его, но сейчас он сознавал — рациональность этого порыва под вопросом, потому что Вэй Ин вряд ли нуждался в защите. И всё же Нефрит не утратил желания дотянуться до него, обнять, спрятать и утешить. Не задумываясь над тем, как это выглядит со стороны, он обвил руками талию возлюбленного. Вэй Ин наощупь показался выстуженным ледяными ветрами. Он оглянулся на него с удивлением, но почти сразу расслабился.       — Молодой господин Цзинь! Господин Вэй! Довольно! — пропыхтел Лань Пэй, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией. — Я вынужден буду доложить об инциденте главе клана!       — Не трудитесь, Лань Пэй, я уже знаю! — неожиданно мягко прозвучал голос Лань Сичэня, прорываясь сквозь страх сгрудившихся наблюдателей и поднимающуюся бешеную злобу в сердцах недругов.       Высокая фигура главы Ордена Гусу Лань, словно собравшаяся из алмазных крупинок снега, отделилась от полумрака и шагнула в слабый отсвет тропинки. Над его раскрытой ладонью, как маленькая луна, зависла сфера, осветившая лица участников потасовки. Ткань одеяния едва заметно плескалась и колыхалась вокруг сухощавого тела молодого мужчины, хотя ветра не ощущалось. По воздуху потянулось благоухание ладана, сандала и лесных трав.       Длинные пальцы Лань Сичэня слегка пошевелились, и сгусток белого огня, вспыхнув ярче, очертил нежным бледным ореолом невозможно красивое лицо.       — Всех, кто не участвует в притязании, прошу разойтись по своим комнатам, а вам четверым надо успокоиться…       Одухотворённый взгляд главы коснулся Су Шэ, чей облик в этот миг так и кричал: «Я вообще ни при чём!», но вслух он остерёгся возмутиться, не желая выставляться трусом или занимать чью-то сторону. Адепты, внемля требованию, поспешили разойтись. Лань Пэй, как поражённый громом, задержался на мгновение, но когда пространство вокруг него опустело, тоже быстро ретировался.       — Господин Цзинь, я от своего имени приношу вам глубочайшие извинения за поведение моего брата и зятя. Этот день для всех нас выдался тяжёлым. Надеюсь, я как-то смогу загладить вину, — голос Лань Сичэня лился и ласкал, как прогретый летним солнышком ручеёк, но низкие, твёрдые нотки в нём придавали сказанному необходимый вес.       — Глава Лань… Благодарю вас, но вашей вины в случившемся нет, и мне надлежит… — начал захлебываться словами Цзинь Цзысюнь, прилипнув взглядом к Лань Сичэню, протянувшему ему расписанный серебряной строчкой платок с рисунком облаков, дабы он мог обтереть кровь с лица.       Сам того не сознавая, Цзинь Цзысюнь принял это незатейливое подношение как дар и так и не договорил, что там ему надлежит, засмотревшись на полуночного ангела, гипнотический взгляд которого вгонял в странную прострацию. Су Миньшань тоже потерялся в эмоциях, не в состоянии даже рта раскрыть при виде этой картины. Магия, почти неразличимая, тонкая, изысканная, подобно прозрачной вуали опустилась на стихшую тропинку и разом охладила пыл всей четвёрки.       — Ну как же нет вины? — вежливо переспросил Лань Сичэнь. — Мне следовало лучше позаботиться о том, чтобы гости Облачных Глубин чувствовали себя комфортно и как следует отдохнули.       — Я… Мне… Голова немного кружится. Пожалуй, я бы не отказался прилечь.       — Очень хорошо. Позволите проводить?       Цзинь Цзысюнь часто заморгал.       — Сочту за честь.       Его взор стал не то отстранённым, не то каким-то рассеянным. Он притомился, омовение и хороший сон были единственным, чего сейчас не хватало. Цзинь Цзысюнь оторопело взирал на платок, врученный ему главой, и плыл по волнам мыслей, если таковые ещё теплились в его пустеющей голове. Заявления о поединке были напрочь забыты. Су Шэ удивлённо зевнул, прикрывая рот рукой, и лениво скосил взор в сторону отведённых для гостей помещений. Его тоже явно одолело желание поскорее свести на нет возникший казус и отправиться к себе.       Подождав ещё с полминуты и убедившись, что претензий более не последует, Лань Сичэнь медленно обернулся к Лань Чжаню и Вэй Ину. Он больше не улыбался.       — И что мне с вами делать…       Благожелательное выражение лица, адресованное «пострадавшим», переменилось на чуть более мрачное, но всё равно завораживало.       — Лань Цижэнь озвучил вам своё напутствие?       — Да, брат, — смущённо отозвался Лань Чжань.       Глава чуть заметно кивнул.       — Тогда возвращайтесь к себе. Никуда не сворачивайте и на этот раз ни с кем не вступайте в разговоры.       Лань Чжань озадаченно взглянул на Цзинь Цзысюня и Су Шэ, но те на него не смотрели, разом утратив интерес к нему и его возлюбленному. Первым пришёл в себя Вэй Ин. Он вздрогнул и ошеломлённо уставился на Лань Сичэня, покачавшего головой в знак предостережения, что любые вопросы сейчас излишни.       — Доброй ночи! — тихо, но с нажимом произнёс глава.       — Да… И вам, Цзэу-цзюнь, — Вэй Ин попятился, увлекая за собой Лань Чжаня. — Идём. Скорее!       В дом они влетели вихрем.       — Это что сейчас такое было? — огорошенно зачастил Вэй Ин с порога, сражаясь со сбившимся дыханием. — Твой брат пустил в ход магию, о которой мне ничего не известно! А ты с таким раньше сталкивался?       — Не приходилось.       — До чего непривычное чувство!       — Мгм.       Лань Чжань заключил Вэй Ина в объятья, и горячий поцелуй на мгновение вышиб из него все вопросы. Нефрит целовал со страстью, от которой внутри всё вскидывалось и пламенно гудело, однако его неистовство, по обыкновению превращающее кровь в раскалённую лаву, было встречено приглушённым смехом.       — Эй-эй, не увлекайся! Лань Чжань! Ау! Ты меня слышишь?!       Вэй Ин легонько отстранился от супруга и потрепал его по щекам, как маленького.       — Соберись! Где летаешь? Твой брат воздействовал на настроение и, похоже, тебя тоже накрыло, хоть и не совсем так, как тех двоих… Ты же видел? Их словно подменили. Куда только девались весь гонор и рвение пободаться!       Неразделённая страсть и шлепки по щекам немного отрезвили. Лань Чжань помотал головой и притих, как нашаливший ребёнок, которому сделал замечание взрослый. Оценив ощущения, он признал, что ему, видимо, действительно досталось от запущенной Лань Сичэнем магии. Вменять ему это в минус не приходилось. Глава Лань решил созданную ими проблему и решил весьма искусно.       — Появление брата спасло ситуацию, — повинился Лань Чжань.       — Правильнее сказать, исчерпало, — с восторгом подхватил Вэй Ин. — Просто подчистую. Цзинь Цзысюня как по голове шибануло. Он таращился на Цзэу-цзюня деревянным ослом. Мне ещё не доводилось такое наблюдать. Надо будет расспросить Лань Сичэня, что за способ такой. Полезность налицо. Нам с тобой при наших проблемах точно не помешает иметь его под рукой.       — Мгм.       — Хорошо, что он явился и со всем так благополучно покончил. Я уж было думал, и вправду придётся от души проучить зарвавшегося племянничка Гуаншаня!       — Я бы тебе не позволил.       — Вступился бы за него?       — Нет, поменялся бы с тобой местами.       Губы Вэй Ина скривились, услышанное его не порадовало.       — Ну вот опять, Лань Чжань! — проворчал он. — Понимаю, ты добра мне желаешь, но иногда чересчур оберегаешь. Мне не пришлось бы даже напрягаться или прибегать к магии, чтобы заставить Цзысюня вымаливать пощаду.       — Сойдёмся на том, что Лань Пэй поднял бы на ноги всех в Облачных Глубинах, и нас бы разняли ещё до того, как был бы нанесён второй удар.       — Чего уж теперь говорить… — пробормотал Вэй Ин, ластясь и обдавая теплом кожу на шее Лань Чжаня. — Хорошо, что у Лань Сичэня везде глаза и уши. Он подоспел вовремя. Ладно… — его ладони рассеянно погладили бока супруга. — Усталость даёт о себе знать. Нам с рассветом срываться в путь, так что долой все мысли, давай мыться и спать.       — Обычно тебя раньше полуночи не уложишь.       Вэй Ин хмыкнул.       — Чем быстрее покинем Облачные Глубины, тем меньше вероятность, что кто-то ещё из собравшихся здесь «праведников» бросит мне, бесстыднику и возмутителю спокойствия, вызов.       — Вынужден согласиться, — нежно целуя его, грустно улыбнулся Лань Чжань. — Приготовь бочку, а я принесу воду.       — А что её готовить? — запротестовал Вэй Ин, подбоченившись. — Она преспокойно себе стоит на своём месте. Принесём воду вместе.       — Тебе охота возиться?       — Мне охота, чтобы ты перестал постоянно радеть за мой комфорт и не пытался ежесекундно угождать мне.       — Я поступаю так, потому что мне приятно заботиться о тебе.       — Не приучай меня к этому, не надо.       — Почему?       Вэй Ин внезапно переменился в лице. Его одолело какое-то гнетущее чувство, отразившееся печалью в глазах.       — Ты часто напоминаешь мне, что между нами не должно быть сомнений и недоверия…       — Мгм.       — Но ты так и не поговорил со мной о том, что случилось с тобой, когда ты вызволял меня из безвременья.       — Ничего не случилось, — почти шёпотом обронил Лань Чжань, неосознанно отвернувшись.       — Так уж и ничего? — Вэй Ин заставил его повернуть голову и заглянул в лицо, встречая беспомощный взгляд. — Какой ценой ты вытащил меня из мрачной и холодной бездны?       Лань Чжань молчал, поэтому Вэй Ин ответил сам:       — Твоё Золотое Ядро начало меняться, когда ты соединил себя с сущностями двенадцати высших духов…       — Я стал сильнее.       — Да, — сумрачно протянул Вэй Ин.       Тёмный огонь, полыхнувший в его глазах, разгорался ярче и ярче.       — Я почувствовал, когда на поляне ты попросил открыться тебе. Ты сияешь ослепительно, как солнце на тонком плане мира. Тебе удалось невозможное — объединить множество энергий с разными зарядами в один поток, но соразмерности их ты не достиг. Они кипят в тебе, как в кратере вулкана, наращивают напряжение и видоизменяются. Не предугадать, придёт эта масса к гармонии или рванёт.       Лань Чжань понуро изучал встревоженное выражение любимого лица. В конечном счёте он как можно небрежнее пожал плечами.       — Худшее, что может произойти — преображение энергии разрушит моё Золотое Ядро.       Вэй Ин дрогнул, как если бы слова иглами вонзились под кожу и, погружаясь глубже, делали только больнее.       — Нет, — запротестовал он, мученически содрогнувшись, как если бы захватившие его эмоции болезненно опустошали его нутро. — Худшее, что может произойти — не Ядро, твоё тело не сдержит запертой в нём безумной мощи и погибнет, а твой дух станет тринадцатым элементалем и уже не возродится на земле. Я останусь один и не смогу воссоединиться с тобой даже в смерти.       Каждый мускул в его теле напрягся. Волна пламени пробежала по спине, выплеснувшись в пространство чернильными кольцами тёмной ци. Он вцепился в Лань Чжаня, чтобы руки не дрожали. В глазах, ставших кроваво-алыми, роились отчаяние и ужас.       — Ты понимаешь, каково мне даже просто думать об этом?       Лань Чжаня будто затянуло в непроглядный водоворот. Он не знал, как смягчить принятие того, что сам не до конца принимал, предпочитая просто держать на задворках сознания. Он с трепетом обхватил ладонями скулы Вэй Ина, беспорядочно и легко целуя лоб, горячие веки, волосы.       — Как бы ни обернулось, будь я хоть духом, хоть кем иным, я не отступлюсь от тебя, ни за что!       Вэй Ин сердито ткнул его кулаком в рёбра, отпрянув в сторону.       — Как ты можешь! — с болью в голосе произнёс он. — Как я продолжу жить, зная, что всего тебя лишил — одобрения семьи, чистоты души, щедрот уготованной тебе счастливой судьбы?..       Он очень старался совладать с чувствами, но Лань Чжань не мог отвести взор от его мелко трясущихся рук. Что стояло за этой дрожью? Злость? Страдания? Испуг? Растерянность перед грядущим сводила с ума их обоих, но в этот момент угроза утраты себя представлялась чем-то далёким и эфемерным. Завтра им предстояло столкнуться с Бездонным Омутом — подавить его или уничтожить, а может, сгинуть в нём.       Гоня сумбурные мысли, Лань Чжань сделал шаг к Вэй Ину. Он хотел успокоить, смыть все страхи — оплёл руками сникшие плечи, зарылся лицом в волосы, пахнущие травой и ветром, вынуждая красную ленту ослабнуть и соскользнуть на пол. Жар прошёл по венам, сосредоточился в сердце.       Оно стучит, болит и радуется во имя тебя. Горит тобой и будет гореть до скончания веков. Никакой другой участи я не приму.       — Вэй Ин… — окликнул Лань Чжань почти неслышно, сжимая объятия. — Я люблю тебя. Я хочу тебя… Так хочу душой и телом, что никто и ничто не сможет отнять тебя у меня. Даже моя собственная смерть. Я стану повторять тебе это раз за разом, и, возможно, однажды ты поверишь…