Тринадцать демонов Лань Чжаня

      В Облачные Глубины неслышными шажками прокрались сумерки. В небе зажглись первые звёзды и молодой месяц выглянул из-за зубчатой горной гряды на востоке, но его скрыли набежавшие кудри облаков. Воздух, пронизанный ароматами трав и цветов, быстро остывал. На живописное ущелье с крутых горных склонов сползали голубовато-сизые завитки тумана. В просторной цзинши, освещённой лишь одной неяркой лампой, сгустились тени. Едва заметно реяли тонкие ниточки дыма от зажжённых на столе благовоний.       Совершив омовение, Лань Чжань оглядел свои рёбра. Полученные в Безночном городе ранения даже под влиянием магии на удивление плохо заживали, но спустя несколько дней всё же начали затягиваться. После суетного дня голова гудела. Лань Чжань чувствовал давящую на плечи усталость, но при этом сознавал, что снова не сможет уснуть допоздна. Он насухо вытер волосы и, перекинув их на спину, опустился на колени возле постели, склонившись к неподвижному и кажущемуся безжизненным лицу Вэй Ина.       Я вернулся… — мысленно обратился к нему Лань Чжань; ответа ожидаемо не последовало.       Уход Повелителя Чэньцин в бессознательное состояние затянулся. Никто не брался гадать, когда он вновь откроет глаза. Лань Чжань, если и оставлял его на попечение целителей, то совсем ненадолго и лишь потому, что его внимания требовали дела, которые невозможно было переложить на других людей, — в частности, возведение особой защиты вокруг Облачных Глубин, ныне ставших пристанищем двух опальных властителей тёмных сил и сломленных остатков поверженного клана Вэнь.       С момента прибытия в родные стены Лань Чжань старался взять на себя большую часть забот о Вэй Ине, в особенности первые дни, когда тот был покрыт ранами и мучился горячкой. Каждый вечер, когда все расходились, Лань Чжань обтирал его тело влажной мягкой тканью, тщательно расчёсывал волосы и облачал в свежую одежду. И каждый раз его руки дрожали, а сердце заходилось так, что вынуждало прерываться и усмирять страсть. Лань Чжань не мог себе отказать в желании обнять Вэй Ина, прижать к груди и укачивать так какое-то время, слушая его мерное дыхание и успокаивая своё. В такие моменты подводило самообладание, охватывала щемящая нежность и трепет. Лань Чжань не мог надышаться мужем, насытиться ощущением тепла его тела, осознанием, что они снова вместе, пусть пока не совсем так, как ему хотелось. Мочки ушей при этом до боли горели. Вэй Ин вызывал в Лань Чжане такую бурю чувств, что становилось не по себе. Казалось бы, перед тем как разлучиться, они чего только не делали друг с другом, однако сейчас Нефрит ощущал себя так же, как до первой близости, — смущённым, растерянным мальчишкой. Все действия были исключительно деликатными, никакой непристойности, но даже простого касания доставало, чтобы он начинал изнывать от томления и грезить наяву.       Осторожно скользя смоченным в воде лоскутом по коже возлюбленного, Лань Чжань испытывал почти что головокружение — мысли были чисты, но вот ясности им не хватало. Шрамы и рубцы, появившиеся на теле Вэй Ина за истёкший год, удалось свести, применив магию и особые целебные составы, рецепты которых передавались в Ордене Гусу Лань из поколения в поколение. Проведя больше года в плену клана Вэнь, Вэй Ин, вопреки всему не утратил своей притягательности, только волосы стали длиннее, да кожа, долго не видевшая солнца, теперь отливала холодным жемчужным оттенком.       Дыхание Вэй Ина, пребывающего уже седьмой день без сознания, было таким неуловимым, что побуждало время от времени проверять пульс, чтобы убедиться, что его сердце всё ещё исправно стучит. Бледная кожа оставалась прохладной, как трава поутру. Это был первый вечер, когда Лань Чжань, не выдержав присутствия ещё кого-то рядом с ними, просто-напросто выставил за дверь всех врачевателей ещё до того, как закатилось солнце. Лань Сичэнь, вероятно, утром пожурит его за этот импульсивный поступок, не говоря уже о том, как отчитает вслед за ним Лань Цижэнь, которому, в свою очередь, в последние дни потребовалась поддержка успокаивающих снадобий и настоек от мигрени.       Лань Чжань продолжал увлечённо изучать лицо человека, за которым последовал бы хоть в преисподнюю. Броская красота Вэй Ина по мере постепенного перехода его облика от юноши к молодому мужчине расцветала всё ярче. Его внешность менялась, но не грубела, а приобретала выразительность. Природный магнетизм и очарование в Вэй Ине переплелись, будто звенья серебра и золота в одну цепь, и волновали Лань Чжаня ничуть не меньше, чем в их первую встречу.       Я красоты твоей покорный раб, — улыбнулся мыслям он и аккуратно погладил скулы Вэй Ина кончиками тонких пальцев.       Будучи узником Вэнь Жоханя, Вэй Ин значительно потерял в весе. Худоба его бросалась в глаза. Чуть впалые щёки не имели румянца, на лбу появилась пара еле заметных морщинок, которых раньше не было. Лань Чжань коснулся их — едва-едва, почти невесомо. Он догадывался, что за ними стоит, и ярость поднималась в нём как пенная волна, как растравленный хищник, готовый к броску. Не впервые Лань Чжань ловил себя на мысли, что оказался не лучшим защитником.       Радовало хотя бы то, что раны Вэй Ина, в отличие от его собственных, не воспалились и легко поддались излечению. Сейчас на пострадавших местах даже намёков на повреждения было не разглядеть. Могущественная магия отменно сделала своё дело. Лань Чжань регулярно вливал в Вэй Ина столько своих сил, сколько тот мог принять, и это не считая стараний лучших целителей Ордена.       Несмотря на то, что представляющих опасность ран на Вэй Ине не осталось, его разум пребывал в смятении, а сознание пока отказывалось возвратиться к свету и бодрствованию. То, что с ним происходило, как заверяли старейшины, — результат полного энергетического и морального истощения. Последствия такого состояния предугадать было сложно, но Лань Чжань не хотел верить, что Вэй Ин сдастся и в один день просто не приходя в себя угаснет, как задутая свечка.       Не верю, что ты вот так оставишь меня. Если мы и уйдём, то только вместе.       Послушав ровный пульс Вэй Ина некоторое время, Лань Чжань удовлетворённо вздохнул: раньше биение было то громче, то тише, то с небольшими, рваными паузами. Сейчас стук любимого сердца казался уверенным и безмятежным. Он расслаблял Лань Чжаня и вселял надежду, что они с Вэй Ином скоро снова смогут взглянуть в глаза друг другу. Конечно, он хотел бы, чтобы восстановление шло быстрее, но уже то, что его сокровище не металось в агонии, бормоча его имя вперемешку со всхлипами, как несколько ночей назад, являлось хорошим признаком.       Пока Лань Чжань, не выпуская Вэй Ина из рук, добирался от Цишаня до Гусу, успел в переживаниях за его жизнь миновать не один круг ада. Было тяжело дышать от одной мысли, что Вэй Ин не выдержит дорогу. После того, что происходило на площади перед Дворцом Солнца и Пламени, Лань Чжань ощущал себя дезориентированным и, если бы не дядя с братом, находившиеся всё время рядом, призывающие успокоиться и взявшие на себя заботы о людях из клана Вэнь и детях, он бы потратил втрое больше времени на возвращение домой. Но даже в привычной обстановке резиденции Ордена чувство страха за Вэй Ина никуда не исчезло, потому что у него поднялся жар, его терзали озноб и судороги. Конечности не находили покоя, словно тело жалили невидимые иглы. В забытьи Вэй Ин ворочался, вскрикивал и звал Лань Чжаня, хотя тот не отходил от него ни на минуту, сжимая его скользкую от пота ладонь своими такими же мокрыми, только от слёз, пальцами.       Лань Чжань убедился, что способен с бесстрастным лицом терпеть физическую боль, выкручивающую нервы и сжимающую внутренности, но выносить вид страданий Вэй Ина без эмоций не удавалось, и людям, которые не привыкли к бурному проявлению чувств с его стороны, картина эта давалась тяжело. Лань Цижэнь, едва взглянув на него, удалился в уединённую медитацию. За последние два года он видел племянника в самых разных ипостасях — бунтующим, отдаляющимся, отравленным скорбью, сбегающим. В угоду покою в клане Лань Цижэнь в своё время позволил состояться суду и собственноручно наказал Ванцзи — наказал сурово, о чём не раз пожалел после, ведь тот зверский акт, оставивший на теле его любимца чудовищные шрамы — уродливые отметины неповиновения, — не изменил отношения племянника к тёмным искусствам.       Позднее Лань Чжань зашёл ещё дальше и при помощи запретных заклинаний связал душу с силами выше людского понимания. Элементали не считались порождениями Тьмы, но и светлыми духами в мире заклинателей их нарекать не торопились. Эта первородная энергия получала окраску в зависимости от устремлений объединяющихся мастеров, взывавших к ней, но Лань Чжань нашёл возможность обуздать её в одиночку, чему немало способствовали его узы с Инь Хуфу. Тёмная природа чёрного клинка была очевидной и неоспоримой, именно поэтому большинство кланов альянса восприняли явленную Вторым Нефритом магическую мощь такой же значимой угрозой, как и поразительный дар Вэй Ина.       Лань Сичэню приходилось не легче, чем Лань Цижэню, в принятии новых условий существования собственного Ордена. Молодой глава прилагал все силы, чтобы унять возникшие в общине волнения на фоне прибытия в Облачные Глубины военнопленных из клана Вэнь. Многим пришлось не по душе такое решение правящей семьи, что было вовсе не удивительно. В прошлый раз, когда по этой земле ступали сапоги представителей Ордена Цишань Вэнь, Облачные Глубины пылали. Некоторые из обитателей резиденции посчитали кощунством и оскорблением усопших открытие ворот тем, кто пусть не напрямую, но стоял за разрушениями и смертями, учинёнными Вэнь Чао. Более того, Хэмин также не был забыт.       Лань Чжань и сам понимал, что поселить остатки клана Вэнь в Облачных Глубинах даже в качестве временной меры — риск, и скорее всего неоправданный, но он дал слово Вэй Ину. Нарушить его, вверить этих людей «заботам» Не Минцзюэ и Цзинь Гуаншаня, было сродни тому, чтобы вскрыть их глотки без жалости и промедления. Возможно, это понимали и Лань Сичэнь с Лань Цижэнем, раз не стали чинить препятствий его решению, а предпочли быть втянутыми в межклановые распри и столкнуться с осуждением соратников и некоторых родственников.       Лань Чжань знал, что недовольство внутри Ордена будет расти, угрожая расколоть его на тех, кто останется верен своему лидеру, даже не одобряя его действий в отношении Вэней, и тех, кто захочет выдворить ненавистных чужаков, а то и хуже — лишить их жизней в отместку за былые преступления. Ситуацию нельзя было выпускать из-под контроля. Выжившим родичам Вэнь Жоханя необходимо было найти иное пристанище, но пока что Лань Чжань не мог этим заниматься — все его мысли и чаяния сосредоточились на Вэй Ине. Благо, лихорадка спала уже к концу третьего дня, и с того момента оставалось лишь ждать, когда он окрепнет и вернётся в сознание.       Возвращайся ко мне, Вэй Ин. И мы вместе решим, что делать с семьёй Вэнь Нина дальше, а пока я буду защищать тебя, их и клан.       Очень бережно, как хрупкий бутон цветка, Лань Чжань взял в ладони лицо Вэй Ина и поцеловал. Сердце тонуло в неизведанных глубинах чувств. Ум тешила невероятная и такая умиротворяющая мысль:       В тебе моя жизнь — пока дышишь ты, жив и я.       Лань Чжань смотрел на Вэй Ина сквозь застилающую глаза пелену, обволакивая потоком духовной силы. Сейчас он больше ничем не мог помочь. Лань Чжань легко бы отдал всю энергию до капли, если б это помогло Вэй Ину поскорее выкарабкаться и сохранило в безопасности, вручил бы ему не задумываясь своё Золотое Ядро — только бы уберечь от последствий Тёмного Пути и давления со стороны приверженцев «правильного» выбора. Давным-давно Лань Чжань осознал, что его существование без Вэй Ина невозможно, и перестал сопротивляться простой и единственно правильной для себя истине:       Этот удивительный человек мой спутник по жизни. Мы связаны клятвами перед богами и людьми. Он — моя семья, мой дом, мой спокойный сон по ночам.       Лань Чжань снова прикоснулся губами к Вэй Ину. Он любил его всем сердцем, безоговорочной, безусловной любовью, принадлежал ему душой и телом. Последнее давно не знало настоящего отдыха и гудело от усталости, но Лань Чжаню не удавалось погрузить себя в сон даже после часовой медитации. Опасаясь того, что глава Не залижет раны, вступит в союз с главой Цзинь и решится атаковать Облачные Глубины, Лань Чжань использовал потенциал элементалей, и между ущельем, в котором ютилась резиденция клана Лань, и внешним миром за её стенами высшие духи возвели почти непроницаемый щит тумана — такой плотный и густой, что даже поднеся ладонь к лицу, невозможно было её как следует разглядеть.       Я не позволю никому потревожить тебя… — Лань Чжань склонил голову, вытянул руку и осторожно убрал со лба Вэй Ина упавшую прядь волос. — Пожалуйста, возвращайся ко мне!       Вэй Ин не шелохнулся. Его дыхание было обманчиво лёгким, даже невесомым, как движение крыльев бабочки, но он не спал, не видел добрых снов, он блуждал во Тьме. Лань Чжань сердцем чувствовал, Вэй Ин снова сражается — где-то там, в мире, куда ему доступа нет.       Ты победишь. Знаю, что ты всё превозможешь. Я жду тебя… Я всегда буду ждать тебя, возвращайся.       Вновь поцеловав лоб и прохладные губы супруга, Лань Чжань сжал его ладонь в своей, притронулся к ней щекой. Ему так не хватало голоса Вэй Ина, его смеха, суетливого копошения рядом, напора и задора. Так хотелось снова почувствовать его руки на своём теле, засыпать в обнимку и так же просыпаться. Лань Чжань задумался, став похожим на гипсовую статую. Ночь расшитым серебром пологом темноты опустилась на Облачные Глубины, до утра скрыв под собой трения между главой Ордена и старейшинами, недовольство местных обитателей и растерянность насильно согнанных к ним «гостей» — полсотни человек, которые не верили, что проживут так долго. Вэнь Жохань умер, клан Вэнь почти истреблён, Безночный город превратился в руины, войне конец, но Лань Чжань не испытывал облегчения. Его словно давило сверху громадной гранитной плитой. Он знал, что покоя им с Вэй Ином не видать, пока их окружают страх, непримиримость и осуждение, ведь эти чувства рождают насилие и жестокость.       Так было всегда. Ничего не изменится и в этот раз.       Взгляд Лань Чжаня неосознанно повело в сторону. На расстоянии пары шагов от изголовья постели возвышалась колыбель, прикрытая прозрачной накидкой. Он совсем позабыл о близнецах. Они были такими тихими, что даже когда бодрствовали, зачастую оставались незаметными, ни разу не заплакали и не закапризничали. Все предыдущие ночи их у себя оставляла Вэнь Цин, но она совсем выбилась из сил. Целительница который день разрывалась между присмотром за ними, непоседливым полуторагодовалым племянником А-Юанем и лечением пострадавших в битве Вэнь Нина и нескольких дядюшек, а потому Лань Чжань оставил малышей у себя.       В конце концов, это теперь наши с Вэй Ином хлопоты.       Он поднялся, подошёл к колыбели и тронул край прозрачного полотна рукой. Меньше всего в жизни Лань Чжань ожидал, что при их с Вэй Ином особых обстоятельствах, он когда-либо будет наблюдать нечто подобное рядом с их ложем. Быть может, в силу молодости, быть может, просто не питая надежд на «пополнение» в их нетрадиционной семье, он никогда не размышлял над вероятностью стать родителем. Даже сама мысль о том, чтобы посмотреть на себя с этого ракурса, представлялась Лань Чжаню какой-то неестественной. До похищения из Хэмина Вэй Ин поднимал тему будущего Минчжу. Каждый из них без оговорок понимал, что окажет покровительство бедной девушке и её ребёнку, но на место приёмного отца Лань Чжань не претендовал — наверное, просто не верил, что в силах справиться с такой ответственной ролью. Вэй Ин превзошёл его решимостью. Уже тогда он явственно обличал свою причастность к судьбе того, кто в итоге появится на свет, и старался защитить его, помогая Минчжу справиться с разбитой душой.       С матерью близнецов судьба распорядилась жестоко. Лань Чжань не мог ничего поделать с тем, как всё сложилось, но он знал, для Вэй Ина эти дети давно не вопрос выбора. После смерти Минчжу близнецы стали ещё одним витком особого от рождения предназначения Вэй Ина — его долгом и обещанием. Он вложил в них часть своей сути и просто не мог поступить иначе, точно также, как не смог бы предать доверие Вэнь Нина, Вэнь Цин и любого другого человека, который проявил к нему доброту или искренне попросил о помощи.       Лань Чжань окинул долгим взором два маленьких тела, завёрнутые в белое одеяло и трогательно прижатые друг к другу. Красота близнецов завораживала и ошеломляла независимо от того, сколько раз их касались глаза. Как и Вэй Ин, эти дети были отмечены свыше — Тьмой, Небесами, таинственным Источником, никто не сказал бы наверняка чем, но их окутывала магия, и она же создавала ту странную ауру, что всегда плескалась вокруг них. Её не дано было видеть и в полной мере ощущать простым смертным. Большинству заклинателей это тоже не светило, но, находясь в постоянном взаимодействии с высшими духами, Лань Чжань получил ряд способностей, расширявших горизонты его чувствования, а потому для него уникальность малышей не являлись секретом.       Словно уловив на себе пристальное разглядывание, дети заёрзали и спустя мгновение две пары глаз с удивительно взрослым выражением в них уставились на Нефрита.       — Я не хотел вас будить, — слетело с его губ, прежде чем он подумал, что дети всё равно не поймут сказанного.       Однако в глубине сознания почему-то возникло убеждение, что они поняли — их спокойные лица не выражали ни беспокойства, ни страха, ни раздражения.       — Продолжайте спать, — велел Лань Чжань, возвращая на место полог колыбели. — До рассвета никто вас больше не побеспокоит.       Мгновение любопытства и веки малышей снова сомкнулись. И хотя у Лань Чжаня не было ясного представления, как ведут себя дети в их возрасте, интуитивно понимал — не так.       Они дороги ему, значит, станут дороги и мне.       Он вернулся к Вэй Ину, как и до этого, склонился и потёрся щекой о его ладонь. Хотелось, чтобы Вэй Ин открыл глаза, посмотрел на него, улыбнулся, отпустил какую-то дразнящую шутку. Лань Чжань невыразимо скучал по его улыбке. В ней для него слилось столько всего сокровенного, личного, волнующего. Раздумывая над этим, он оглядывался назад и видел океан своих чувств, солью которого было ожидание. Чудилось, он ждал Вэй Ина годы, десятки лет, может быть, даже десятки жизней.       Через минуту Лань Чжань сел за гуцинь, источавший в полутьме комнаты очень лёгкий, ненавязчивый свет. Изо дня в день, помимо того, что Нефрит направлял энергию на исцеление Вэй Ина, он играл ему. Можно было не страшиться повторно разбудить близнецов, музыка им нравилась, она их умиротворяла и радовала. Едва слыша гуцинь Ванцзи, малыши впадали в оцепенение и как преданные почитатели с радостью внимали его звукам часами.       С того момента, как Лань Чжань впервые коснулся запретного Источника силы, в котором большинство заклинателей видели злое зерно, прошло много времени. Он был наслышан, что частое использование тёмной ци искажает здоровое состояние души и негативно влияет на тело, и признавал, что управлять тёмной материей значительно тяжелее, чем светлой, но, если и предстояло понести ущерб, пока что его эта участь миновала. Лань Чжань надеялся, что в отличие от других приверженцев Тёмного Пути, Вэй Ин наделён невосприимчивости к разрушительному воздействию тёмных энергий, так как ещё до того, как его Золотое Ядро рассеялось, проявлял предрасположенность к этой стороне магии.       Душу продолжало глодать чувство вины.       Ожидая новостей из-за стен цитадели клана Вэнь я, оправдывая своё бездействие выбором Вэй Ина и ничего не предпринимал — уповал на знаки, гадал над тем, с кем он и почему так легко сдался воле Вэнь Жоханя. А Вэй Ин тем временем корчился под пытками Сюэ Яна, не давал умереть Минчжу, уповал на меня, а я всё медлил…       Тянуло выть диким зверем, осмысляя, что пришлось вытерпеть Вэй Ину за этот долгий год.       Но он не возненавидел меня и словом не упрекнул, когда мы встретились…       По подоконнику ударило несколько тяжёлых капель. Собирался дождь. Он разбередил память о днях и ночах вблизи Хэмина, где часто шумели ливни. Те воспоминания местами напоминали слишком смелый, непристойный сон. Лань Чжань опустил глаза на пальцы Вэй Ина, дотянулся и погладил своими. У них двоих было так мало времени в радости и покое, что эти моменты можно было, как жемчужные бусы, все собрать на нитку. Каждый раз, когда казалось, беды кончились, судьба посылала новое испытание; петляющая тропинка будто выравнивалась, но вскоре ухабов и камней становилось только больше, вынуждая на каждом шагу спотыкаться; едва брезжила надежда зажить той жизнью, о которой оба мечтали — настигала разлука.       Лань Чжань ненавидел разлучаться с Вэй Ином: неважно — на час, на день или на год. Будь на то его воля, он бы просто взял Вэй Ина на руки, встал на Бичэнь и мчался столько, сколько хватило бы сил — покинул бы всё и всех ради их личного счастья. Эгоистично? Возможно. Стыдился ли этого порыва Лань Чжань? Нет, нисколько. Надоело взвешивать, вправе он или не в праве обрести то, о чём мечтал. Когда-то Вэй Ин рассуждал о далёких краях для Минчжу и Чанчунь — о местах, где девушки смогли бы начать жизнь с чистого листа среди незнакомых людей и вдали от мест, где с ними приключились несчастья. Невозможно было сосчитать, сколько раз за последний год Лань Чжань думал о том же для себя и Вэй Ина. И сейчас перед ними вновь вырисовывалась развилка, и все её дороги не обещали лёгкости, ведь они уже даже не отступники — не заплутавшие юнцы на тропе познания «правильного» и «неправильного», они — те, в чьих руках опасные, могущественные артефакты. Рано или поздно на них непременно объявят охоту, как на каких-нибудь монстров, и дабы отнять желаемое, припишут коварные планы, будут обвинять в самых гнусных злодеяниях и, опираясь на костыль справедливого пресечения зла, вознамерятся убить.       Лань Чжань скользил взглядом по лицу Вэй Ина — исхудавшему, бледному, уже не избитому, без ссадин и синяков, но всё ещё измождённому, и одновременно такому родному, бесконечно дорогому и любимому. Скудное освещение в цзинши не мешало острому зрению Лань Чжаня вбирать в себя каждую чёрточку, линию и изгиб. Вэй Ин оставался собой, даже пройдя заключение Вэнь Жоханя. Неизвестно как, но он не утратил того, что неизменно влекло к нему — обескураживающей сердечности и чистоты, которую никакой Тёмный Путь и лишения неспособны вытравить. К сожалению, доброта не спасала от ненависти людей, от усталости и боли. Вэй Ин был истощён и противостояние на площади перед Знойным Дворцом отняло его последние силы. Такие мысли печалили Лань Чжаня, выбивали из колеи. Он всё смотрел и смотрел на Вэй Ина, задаваясь вопросом, как помочь, что ещё сделать? Он хорошо знал, Вэй Ин — воплощение силы, хотя порой кажется столь хрупким, что хочется закрыть его собой от всего мира. Эта хрупкость не равнялась слабости. Лишения и страдания преследовали Вэй Ина не с момента в Пещере Зверя, они не стартовали с разрушением Золотого Ядра, они пришли в его жизнь намного раньше — в день, когда погибли его родители.       Вэй Ин как никто умел выживать, в равной степени приспосабливаться и давать отпор, уступать событиям и противостоять им. Насилие, людское бесчестие, обречённость прокалили его дух ещё в те времена, когда он обитал на улице. Даже ребёнком он боролся за каждый рассвет, за каждый кусок хлеба, за каждый вздох. Всем невзгодам наперекор Вэй Ин смеялся, острил, проказничал, наслаждался жизнью и всеми её дарами. Он никогда не падал духом, не боялся смерти, не страшился риска, не ставил свои интересы выше интересов других; если давал слово — держал, и за то, что считал справедливым, дрался с азартом и отчаянием, делавшими его пугающим.       Вэй Ин был и оставался бойцом, и всё же имелась одна вещь, которая могла сломать его. Когда-то Лань Чжаню представлялось, он помешан на внимании окружающих и одиночество выносить не способен, но на самом деле уязвимость Вэй Ина заключалась в близких людях, дорогих и важных его сердцу. И это у них с Лань Чжанем было общим — они не умели отпускать любимых. Лань Чжань нередко, хотя и против воли, вспоминал момент, когда Вэнь Чао заявил о смерти Вэй Ина. Боязнь за собственную жизнь, раны и увечья не шли ни в какое сравнение с животным страхом навсегда потерять любимого — никогда не увидеть его, не коснуться, не услышать.       — И потому сейчас я должен найти способ сберечь тебя, даже если, кроме этого, я больше ничего не смогу, — обращаясь к Вэй Ину, шёпотом обронил Лань Чжань. — Я не выдерживаю… Не выдерживаю терять тебя так часто.       Больше всего на свете он желал спокойной жизни для Вэй Ина.       — Мне неважно, где мы будем, в каком месте, в достатке или в бедности, любые тяготы не имеют значения, если придётся, я ко всему готов. Только не потерять тебя. Только с тобой.       Повелитель Чэньцин, поднимающий мёртвых — не то проклятый, не то благословлённый, но точно отмеченный демонами, он вынуждал склоняться жителей преисподней и приказывал тварям запредельных зон. Для живых людей он стал тем, кого не должно существовать — исчадием Тьмы, но если бы они заглянули в душу Вэй Ина, немало бы удивились, там было светло, звучала музыка и пели птицы.       Лань Чжань не заметил, как с потоком накатывающих раздумий подкралась дрёма, а когда за окнами поредела непроглядная тьма, как по команде, разомкнул ресницы. Во сне он искал Вэй Ина и теперь, с пробуждением, он его нашёл — голова возлюбленного безмятежно покоилась у него на груди. Ещё пребывая в плену сновидения, Лань Чжань обвил его руками и притянул к себе, как делал все дни после того, как у Вэй Ина прекратился жар. Алая ленточка, которая держала его волосы, вероятно, во время этой возни соскользнула, чёрные пряди разметались по подушкам. Лань Чжань не смог отказать себе в удовольствии и безотчётно пропустил их шёлк между пальцев.       Странно, но ты, как и в первую нашу встречу, пахнешь локвами… Так пряно и сладко, так искушающе… — подумал он, подтягивая Вэй Ина, чтобы уткнуться в его макушку носом.       — Мм… Лань Чжань… Воды… — вдруг раздалось очень тихо и хрипло. — Хочу пить…       Лань Чжань вздрогнул. Показалось, зов донёсся откуда-то извне, прорывая пелену отрешённости в его голове. Глаза широко раскрылись, но полу спящее сознание всё ещё не решалось верить.       — Вэй Ин?!       Стараясь дышать как можно ровнее, Лань Чжань осторожно обхватил плечи Вэй Ина, перевернул его на спину и навис сверху. На него взирали обезоруживающе прекрасные, серые глаза с искорками живого серебра, а лицо их обладателя озаряла немного заспанная, но при этом неотразимая улыбка, возносящая душу Нефрита к небесам.       И я не пощажу никого, кто задумает стереть её, — пообещал себе в тот же момент Лань Чжань.       — Вэй Ин…       От сердца отлегло. С губ сорвался вздох облегчения.       — Ты вернулся!       — Угу!       Вэй Ин удручённо сопел, неуклюже ворочался, разминал пальцы и мял лицо, потом медленно облокотился, оценивая возможности находившегося в долгой неподвижности тела, немного неловко обвил руками шею Лань Чжаня. Конечности пока не слишком хорошо его слушались.       — Любимый муж, поприветствуй меня как следует, а то решу, что ты не рад, — он пытался шутить, чтобы скрыть своё смятение. — А ещё не отказался бы от глотка воды. Во рту как в пересохшем колодце, аж горло саднит.       Его сердце билось очень сильно, Лань Чжань чувствовал это собственной грудью, в которой также ощущались метания взбудораженной птицы.       — Сейчас! — он в несколько движений слетел с кровати, схватил со столика неподалёку кувшин и наполнил пиалу, а потом с ней рванул к Вэй Ину и, поддерживая его голову, помог напиться.       Утолив жажду, Вэй Ин ещё больше оживился, хотя голова кружилась, тело ощущалось непривычно неповоротливым и тяжёлым. Он не без усилий сдвинулся к изголовью кровати и опёрся на подушку.       — Я весь словно задеревенел.       — Это скоро пройдёт, — Лань Чжаню на мгновение показалось, что его сердце разорвётся от невозможности вместить столько радости.       Руки подрагивали. Он поставил пиалу прямо на пол и, не сдержавшись, набросился на Вэй Ина с объятиями.       — Иди ко мне!       Вэй Ин рассмеялся — уже более привычно, свободно и с мелодичными нотками.       — Иду!       Сделав хитрое лицо, он всем телом подался вперёд, обвивая руками талию Нефрита так крепко, будто от этого зависела его жизнь, вынуждая полностью забраться на постель и снова улечься рядом.       — Сколько дней я провалялся в кровати?       — Семь.       — Долго…       Лань Чжань молчал, ошарашенный и немало напуганный тревожной сценой, вдруг возникшей перед глазами. Картина была страшной — одно из воспоминаний, унесённых из Знойного Дворца: панорама темницы, в которой держали Вэй Ина, а затем его лицо, искажённое гримасой боли, покрытое грязью и кровью, тёмные круги вокруг с трудом фокусирующихся глаз. То был момент, когда после вынужденной разлуки Вэй Ин увидел Лань Чжаня, и на губах его, вопреки пережитому, заиграла улыбка, полная любви и радости.       Лань Чжань моргнул и образ исчез.       — Вэй Ин… — он все никак не мог прийти в себя и связать двух слов, не то, что пускаться в замысловатые изречения.       Внутри бушевало пламя, но освобождать его сейчас было нельзя. Лань Чжань не хотел напугать Вэй Ина, так что вцепился в самообладание и очень мягко поцеловал любимые губы.       — Как хорошо снова видеть тебя.       Вэй Ин лихорадочно сглотнул, переместил ладонь и с нежностью погладил его волосы, лицо, плечи.       — Ну всё, не дрожи так, а то и мне передаётся… Смотри, я весь в мурашках! — трясущиеся руки легли Лань Чжаню на грудь. — Лучше ещё поцелуй.       Касания его губ и пальцев пробирали Лань Чжаня насквозь. Это было знакомое и одновременно новое чувство — больше, глубже, сильнее, хотя куда уж сильнее?       — Не бойся, я здесь, с тобой и никуда не денусь… — принимая его эмоции за страх, Вэй Ин старался унять их.       Он вновь и вновь трогал лицо Лань Чжаня. В его взгляде сиял букет чувств, и самым ярким было восхищение. Оно зеркально отражалось в медово-золотых глазах.       — Как себя чувствуешь?       — Затёкшим и варёным, — без прикрас сообщил Вэй Ин. — Но бывало гораздо хуже, когда Сюэ Ян… — он осёкся и умолк. — Сейчас уже всё в порядке, — последовало через мгновение. — Думаю, мне просто надо размяться.       — Пока лучше не покидай постель. Скоро явятся целители, они тебя осмотрят и дадут заключение.       — Не нужны мне никакие целители, Лань Чжань, — возразил Вэй Ин. — Я здоров и чувствую себя неплохо.       Он оглядел Лань Чжаня с ног до головы и отметил, что ранения, нанесённые Сюэ Яном и Вэнь Жоханем, всё ещё не сошли с его тела.       — А вот ты, похоже, справляешься не столь великолепно.       — Ты был прав. Яд, — коротко пояснил Лань Чжань. — Он не убил меня, но замедлил излечение.       — Я ускорю восстановление, надо лишь… — Вэй Ин не успел договорить, Лань Чжань нежно накрыл его губы своими.       Вэй Ин сделал попытку превратить поцелуй в более чувственный, но Нефрит мягко отстранился.       — Не переусердствуй. Побереги себя. Я боюсь сделать тебе больно.       — Не нужно ничего бояться, Лань Чжань. Поверь, я совершенно здоров!       — Ты пробыл неделю без сознания, а в первые дни мучился жаром.       — Я просто был измотан. Много всего навалилось, ты же знаешь… Я отрубился от усталости, но сейчас в порядке.       Лань Чжань долго смотрел на него, прежде чем наградить тем поцелуем, которого он добивался — глубоким, пылким, откровенным.       — Другое дело! Давно бы так! — с трудом отдышавшись, констатировал Вэй Ин, податливый, довольный собой и воодушевлённый.       Слегка потерянный, он слегка скосил взор, пробежался по обстановке.       — А где это мы?

༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄

      Вэй Ин очнулся спустя неделю с того момента, как измотанный всеми предшествовавшими событиями утратил сознание на площади Безночного города. В мире заклинателей даже спустя это время всё ещё продолжал царить переполох, не смолкали пересуды, особо ретивые утверждали, что не за горами новое противостояние и, хотя война с кланом Вэнь завершилась, воинственные и противоречивые настроения среди руководящих чинов больших и малых общин не спешили рассеиваться.       Союз Четырёх Великих Орденов в первоначальном своём виде перестал существовать. Он будто раскололся на две части: одну возглавляли Цинхэ Не и Ланьлин Цзинь, а вторую — Юньмэн Цзян и Гусу Лань. В отношении последнего клана поднялась волна критики. Иначе и быть не могло, ведь молодой глава Ордена Гусу Лань придерживался лояльного отношения к выжившим представителям клана Вэнь, что многих в среде заклинателей не устраивало и возмущало. Более того, Вэй Ин и Лань Чжань, явившие взорам соратников невероятную мощь и размах способностей, оба принадлежали к клану Лань, что давало повод считать его сильнейшим среди существующих. И хотя Лань Сичэнь всячески старался успокоить бывших союзников, напоминая, что его Орден, как и в прошлом, не имеет никаких дурных намерений и придерживается исключительно миролюбивых взглядов, большинство заклинателей склонялись к мнению, что сегодняшний дружеский настрой вовсе не отменяет факта, что в грядущем мир снова не расколет борьба за превосходство.       Орден Юньмэн Цзян, поддержавший Орден Гусу Лань на поле брани в Цишань, сразу после возвращения в родные края штормило внутренними распрями. С одной стороны после признания Лань Чжаня, что их с Вэй Ином поклоны состоялись и все обеты принесены — кланы связали родственные узы, с другой — семейству Цзян предстояло вскоре заиметь такое же родство и с кланом Цзинь, который недвусмысленно дал понять, что не одобряет действия главы Ордена Гусу Лань. Клан Цзян очутился в положении «меж двух огней», ведь сразу после вызволения Цзян Яньли от молодого наследника клана Цзинь — Цзинь Цзысюаня, последовало предложение сыграть свадьбу не позднее, чем в следующем месяце.       Инициативу сына активно поддержала и любимая подруга мадам Юй, с недавних пор часто испытывающая недомогания и хворающая — госпожа Цзинь. Она склоняла чету Цзян к скорейшей организации праздника, ссылаясь на своё шаткое здоровье. По мнению женщины ей пошло бы на пользу радостное событие, да и в целом она ратовала за возвращение к привычной жизни, которой кланы были лишены более чем на год. Отец Цзинь Цзысюаня — Цзинь Гуаньшань, выдав в Безночном городе череду колких замечаний в адрес клана Лань, продолжал придерживаться позиции глубокой озабоченности тем, чему стал свидетелем на площади перед Знойным Дворцом. В его представлении столь огромная сила, коей были наделены совсем ещё юные Вэй Ин и Лань Чжань, представляла угрозу без исключения всем. При этом он выражал нейтральный настрой в отношении клана Цзян и поддерживал жену в намерении женить сына на дочери Цзян Фэнмяня и госпожи Юй. Не без причин казалось, что глава Цзинь попросту задумал перетянуть их на свою сторону, отрезав от содействия клану Лань.       Госпожа Юй всегда находилась в замечательных отношениях с подругой и, напротив — пребывала в довольно натянутых отношениях с приёмным сыном. Ни для кого в Юньмэне не являлось секретом, что её супруг — Цзян Фэнмянь, некогда был отчаянно влюблён в мать Вэй Ина — Цансэ Санжэнь, но та предпочла ему Вэй Чанцзэ — его подчинённого и близкого друга. Когда родители Вэй Ина скоропостижно погибли на Ночной Охоте, он осиротел и очутился на улице. Так как иных родственников у малыша не было, его судьбой распорядился случай. Маленький бродяга затерялся. Нигде не находя пристанища, он кочевал между городами и селениями. У Цзян Фэнмяня, узнавшего о трагедии слишком поздно, ушло несколько лет на то, чтобы разыскать след ребёнка и, найдя его, забрать в свой дом.       Цзян Фэнмянь повёл себя благородно — мало того, что дал сироте кров и пищу, он стал относиться к нему как к собственном сыну, что не могло не породить слухи, будто Вэй Ин и есть его собственный сын. Госпожа Юй не испытывала восторга от мысли, что бок о бок с её детьми поселится уличный скиталец. Грязные сплетни, порочащие имя мужа и кидающие тень на его взаимоотношения с законной женой, выводили Юй Цзыюань из себя. Она не летала в облаках. Их совместную жизнь с Цзян Фэнмянем трудно было назвать образцовой и, тем более, полностью благополучной и гармоничной — женитьба не являлась плодом великой любви, а состоялась в угоду статусу и межклановым договорённостям.       Будучи отвергнутым матерью Вэй Ина, Цзян Фэнмянь так и не смог полностью открыть своё сердце Юй Цзыюань, втайне тяготившейся тем, что он несчастлив в браке, и невольно ревновавшей его к покойной Цансэ Санжэнь. Цзян Фэнмянь, вопреки кривотолкам, искренне уважал супругу, чтил и баловал подарками, стараясь закрывать глаза на её непростой характер и откровенную неприязнь к Вэй Ину. Однако мужчина вряд ли задумывался над тем, что Юй Цзыюань, глядя на мальчика и то, как он мил с ним и ласков, мысленно постоянно возвращалась к его матери и тем отношениям, что связывали его с Цансэ Санжэнь. Немалую роль в этом сыграло и то, что к Цзян Чэну Цзян Фэнмянь не проявлял такой же нежности и теплоты как к приёмному ребёнку. Можно было списать подобное обращение на то, что Вэй Ин круглая сирота и жалость к нему выливается в форме заботы, но это всё равно не утешало госпожу Юй.       Особенно ярко неудовольствие женщины в этом русле начало проявляться в период, когда Вэй Ин и Цзян Чэн вступили в подростковый возраст. Красота, заклинательский дар, красноречие, ум и прочие незаурядные достоинства отпрыска бывшей возлюбленной мужа в значительной степени стали превосходить таланты Цзян Чэна. Мальчики не придавали этому особого внимания, но только не хозяйка Пристани Лотоса, ведь ей приходилось жить с этим камнем на сердце многие годы и с течением времени легче он не становился.       Её раздражение имело вполне обоснованный повод. Расположение Цзян Фэнмяня к расцветающему Вэй Ину не бросалось в глаза разве что слепому. Злопыхатели, любящие почесать языками, злорадствовали, подруги сочувствовали, сама же Юй Цзыюань изводилась опасениями, что рано или поздно Вэй Ин при всей своей пригожести и поразительной одарённости доставит их семейству существенные проблемы. Юноша к тому моменту не только превосходил Цзян Чэна силой, находчивостью и многими другими качествами, он также зачастую выступал заводилой и баламутом в играх и затеях, попирал устоявшиеся правила и чем взрослее становился, тем более отчётливо показывал лидерские способности и рвение следовать собственным представлениям о долге и справедливости.       После случая в лагере «перевоспитания» под руководством Вэнь Чао события развивались неудержимо и хаотично. Помимо того, что Вэй Ин заодно с Лань Чжанем возглавил бунт против младшего сына Вэнь Жоханя, на суде в Облачных Глубинах выплыло и то, что со Вторым Нефритом его связывает отнюдь не дружба. То, что Вэй Ин питает расположенность к мужскому полу и состоит в любовных отношениях с младшим братом главы клана Лань, оказалось для семейства Цзян весьма внезапным открытием. Наверное, чета Цзян удивилась бы меньше, узнай, что их родной сын наделён нетрадиционными наклонностями, нежели Вэй Ин, чей обворожительный лик и искусство флирта вскружили головы десяткам блистательных красавиц Юньмэна. Юй Цзыюань была уверена, что ещё год, а то и того меньше, и какая-нибудь из этих ветренных девиц ступит на порог Пристани Лотоса с ребёнком в подоле. И каково же было ошеломление всех, когда выяснилось, что в спутники жизни Вэй Ин выбрал мужчину и не абы кого, а известного своей высоконравственной натурой и утончённой красотой младшего сына ныне почившего Цинхэн-цзюня — Лань Ванцзи.       Юй Цзыюань начала испытывать почти что панику, и не только потому, что новая волна пересудов обрушилась на фамилию Цзян в ключе неестественной связи двух юношей, но и потому что не знала, как ей самой относиться к такому своеобразному преображению Вэй Ина. Выходило, она не так уж хорошо его знала, как всё это время думала.       Цзян Фэнмянь также был потрясён наличием у Вэй Ина подобных наклонностей, но усмирив первую волну чувств, воспринял это знание достаточно спокойно, утешившись тем, что Лань Ванцзи отличался благородством и порядочностью, слыл лучшим учеником Лань Цижэня, непревзойдённым в своём поколении бойцом, высокоодарённым и не по годам мудрым заклинателем.       После возвращения Вэй Ина буквально с того света, новость об этом прибыла в клан Цзян вместе с людьми из Облачных Глубин, которые, помимо добрых новостей о том, что юноша жив и находится в Хэмине, также привезли подарки и завели разговор о супружеском союзе между ним и вторым господином клана Лань. Юй Цзыюань на известие отреагировала весьма бурно и не столько потому, что не одобряла подобную связь между мужчинами, а в большей степени из-за опасений новой порции грязных сплетен. Она, разумеется, дала согласие на помолвку и грядущий брак наряду с мужем, но мучалась дурным предчувствием и не раз озвучила это.       Её слова в какой-то мере оправдались через очень короткий срок: спустя всего несколько дней после их прибытия для заключения помолвки в Облачные Глубины разразилась трагедия в Хэмине, обнаружилось исчезновение Цзян Яньли и Вэй Усяня, объединение кланов ввело войска в Цишань, а с началом осады Безночного города распространилась весть, что приёмный сын Цзян Фэнмяня по неизвестным причинам перешёл на сторону Вэнь Жоханя и возглавил его армию, довершив это поднятием из могил тысяч мертвецов.       Цзян Фэнмянь, Цзян Чэн и Юй Цзыюань всю осаду непрерывно находились вблизи Безночного города и, конечно же, вынуждены были ощутить на себе весь гнёт клейма родителей «предателя». До мадам Юй неоднократно доходили нелицеприятные высказывания о Вэй Ине — о его проделках в юности, об отсылке Лань Цижэнем прочь из Облачных Глубин, о его роли в мятеже против тирании Вэнь Чао, что обернулось столкновением с Вэнь Чжулю и утратой Золотого Ядра, о переходе в подчинённые к Вэнь Жоханю. Повсеместно обсуждаемую измену Вэй Ина связывали с тем, что приёмные родители не смогли привить неродному ребёнку уважение к морали и воспитать как следует. Никто не смел произнести подобные обвинения госпоже Юй в лицо, страшась гнева женщины и силы Цзыдяня на её пальце, но злословие не утихало вплоть до финальной битвы.       После того, как цитадель Вэнь Жоханя пала и Цзян Яньли вернулась к семье целой и невредимой, Юй Цзыюань хотела лишь одного, чтобы волнения и тревоги хотя бы ненадолго оставили её родных в покое, а потому конфликт на площади перед разрушенным Дворцом Солнца и Пламени стал для заклинательницы едва ли не последней каплей в чашу её терпения. Больше года Вэй Ина называли исчадием ада, некромантом, позором и проклятьем мира заклинателей, а его тёмное искусство падением нравов, предвестием чудовищных бед, опасным и порочным ремеслом. Это не могло не сказываться на отношении людей к тем, кто его подобрал и взрастил.       До столкновения на площади взятой цитадели клана Вэнь большинство заклинателей альянса, в том числе и сама Юй Цзыюань, полагали, что Вэй Ин владеет призрачной флейтой Чэньцин, а чёрным клинком повелевает его супруг — Лань Ванцзи, но на деле оказалось, что оба опаснейших предмета благоволят к выходцу из клана Цзян. Мало того, что Вэй Ина подозревали в служении Вэнь Жоханю, после унизительного для коалиции столкновения с ним некоторые разглядели в нём не просто возможного пособника павшего тирана, а даже куда большее бедствие. Встав на защиту остатков клана Вэнь, Вэй Ин настроил против себя практически всех, кто ранее колебался. За время осады от клана Цзян и так многие отвернулись, а по этой причине могли отвернуться и оставшиеся союзники.       Юй Цзыюань, или как её ещё величали на Ночной Охоте — Пурпурная Паучиха, была не из тех, кого легко подавить или запугать, но отвага отвагой, а она просто устала бояться за своих детей и игнорировать шёпотки за спиной. Не нравилось ей и то, что наравне с Цзян Фэнмянем, не чаявшем души в приёмном сыне, к Вэй Ину расположен и Цзян Чэн. В своё время он оказался сражён новостью о гибели Вэй Ина от рук Вэнь Чао. Его радости не было предела, когда выяснилось, что это не так. Затем начались военные столкновения в Цишани. Цзян Чэн ходил мрачный, как грозовая туча, и нередко ввязывался в потасовки, чтобы заткнуть глотки тех, кто в его присутствии вменял Вэй Ину предательство. Он готов был драться даже с членами собственного Ордена за брата, ясно продемонстрировав это в момент, когда тот встал на защиту остатков клана Вэнь. А-Ли, хоть и была не столь горяча и импульсивна, в преданности Вэй Ину ничуть не отставала от Цзян Чэна и, едва осознав, что Вэй Ину несправедливо приписывают дела безумца Сюэ Яна, принялась кричать и рваться к нему так, словно сошла с ума. Она отчаянно любила обоих братьев и легко пошла бы на смерть за любого из них.       Юй Цзыюань с ужасом вкушала мысль, что её дети уязвимы из-за любви к Вэй Ину. Он со своей новообретённой популярностью повелителя призрачной флейты и Печати Тьмы бросил вызов альянсу и наделал шума на всех уровнях заклинательского общества. Инь Хуфу, Чэньцин, супруг, а не супруга, кучка Вэней, за которую Вэй Ин стоял не на жизнь, а на смерть, и пара поразительных младенцев — совсем не располагали к надежде, что всё само скоро стихнет и уляжется.       Расспросы слуг о близнецах не принесли большой пользы — никто из них не был осведомлён на сей счёт, так что Юй Цзыюань обратилась с вопросом напрямую к Лань Ванцзи. От него ей удалось узнать, что мать детей звали Лань Минчжу. Упомянутая приходилась Второму Нефриту дальней родственницей. Во время сожжения Облачных Глубин кланом Вэнь она вместе с Лань Чжанем была схвачена Вэнь Чао, подвергнута истязаниям и заточена, что сказалось на её душевном и физическом здоровье. После девушка вместе с близкой подругой поселилась неподалёку от Хэмина, где её и Цзян Яньли настигла Ван Линцзяо, а позднее умерла в родах, находясь в плену Вэнь Жоханя.       Уточнение об отцовстве малышей Лань Чжань оставил без ответа. Юй Цзыюань истолковала его многозначительное молчание на свой лад. Опираясь на поразительную внешнюю схожесть детей с Вэй Ином, женщина, поразмыслив логически, сочла, что Лань Ванцзи избегал распространяться, потому что самое очевидное в данном случае и являлось правдой — отцом и в самом деле был Вэй Ин. Как получилось, что, став супругом младшего господина Лань, Вэй Ин завёл детей с дальней родственницей Ванцзи, Юй Цзыюань гадать не бралась. Она допускала, что молодые люди изначально планировали обзавестись потомством именно таким образом, ведь будь это измена, навряд ли Второй Нефрит выглядел бы таким спокойным и охотно принимал заботы о детишках.       Добиваться подробностей Юй Цзыюань не стала. Помимо того, что она была наслышана о скрытности и немногословности Второго Нефрита, ей изначально оказалось непросто принять подобную связь между юношами и по прошествии времени это не изменилось. Впрочем, личные взаимоотношения парней и появление у них наследников мало волновали госпожу Юй. Куда больше заботило то, как распорядится эта незрелая пара заклинателей силами, возвышавшими их над всеми.       Имея за плечами какой-никакой жизненный опыт, Юй Цзыюань подозревала, что ничем хорошим эта выделяемость не обернётся. И если ранее она с горем пополам, ворча и негодуя, всё же закрывала глаза на многое и делала вид, что её не касается выбор Вэй Ина, то сейчас едва ли не поминутно напоминала мужу, что у их приёмного сына отныне своя семья, что он уже не член Ордена Юньмэн Цзян, а часть Ордена Гусу Лань, что он более не их забота, не их ответственность и не их головная боль.       Женщина всерьёз опасалась, что, если клан Цзян продолжит и далее выступать на стороне главы клана Лань, в угоду брату и его избраннику сохранившему жизни военнопленным и укрывшему всех их в Облачных Глубинах, а по итогу случится беда, вина за неё в равной степени ляжет на плечи Цзян Фэнмяня и утянет того вслед за Лань Сичэнем на самое дно.       Юй Цзыюань разумно рассудила, что годы упрёков и скандалов с мужем по поводу Вэй Ина никакого результата не дали. Цзян Фэнмянь всегда был расположен к сироте и даже после шумихи в Безночном городе, что возвела Вэй Ина в статус весьма обособленной персоны, продолжал питать к нему искренние отцовские чувства. По этой причине в кои-то веки госпожа Юй избрала более гибкий и при этом мудрый подход. Она не кричала и не бранилась, напротив — вела себя сдержанно, даже покладисто, а между тем с назиданием напоминала супругу и сыну, как много безотлагательных дел в их отсутствие накопилось в Юньмэне. Истинные хозяева Пристани Лотоса ведь и вправду долго отсутствовали. Юй Цзыюань ненавязчиво рассуждала о том, как ужасно расплодилась в их владениях нечисть и как, должно быть, страдает от этого население. Она также неустанно обращала внимание Цзян Фэнмяня на то, что у Вэй Ина теперь новый дом и с ним рядом влиятельный и сильный человек, который ни много ни мало обратил в руины Безночный город и уничтожил Вэнь Жоханя, чтобы воссоединиться с ним.       Цзян Фэнмянь, наблюдая за Лань Ванцзи, признавал, что Вэй Ин в надёжных руках. Клан Лань, кто бы что ни говорил, был одним из самых сплочённых и достойных. Лань Цижэнь и некоторые другие старейшины Ордена, в прошлом выступавшие против заклинателей Тёмного Пути, в нынешних обстоятельствах поумерили враждебность. Эти изменения лишь доказывали — не следует считать себя неуязвимым и надёжно защищённым от какого-либо несчастья, жизнь непредсказуема и никто не гарантирует, что она не свернёт в неожиданную сторону на том или ином отрезке.       Дождавшись момента, когда Вэй Ин пришёл в себя, и убедившись, что ему ничего не грозит, Цзян Фэнмянь выказал свою радость как отец, которому удалось вернуть сына из стана врага живым, и одновременно извинился перед ним, Лань Сичэнем и Лань Ванцзи, что не может задержаться на дольше. Пристань Лотоса и весь Юньмэн ждали возвращения главенствующей там семьи Цзян. Цзян Фэнмянь, не в пример Юй Цзыюань, не решился уточнять, чьих детей качает на руках Лань Чжань и почему их колыбелька стоит рядом с ложем молодых супругов. Подобные вопросы казались излишними — однажды, возможно, они сами изъявят желание обо всём рассказать, а если — нет, то так тому и быть.       В остальном же глава Цзян был вынужден согласиться с женой. Осада Безночного города затянулась на многие месяцы. Всё это время предводители Четырёх Великих Орденов не отлучались из лагеря без крайней на то необходимости. За их резиденциями присматривали доверенные лица и ограниченные в своём количестве отряды. По окончании войны вмешательства и внимания глав Орденов требовали подконтрольные им территории, и хотя странствующие заклинатели-одиночки откликались на запросы простых смертных и своими силами зачищали ту или иную местность, истребляя нечисть, охватить все земли и удовлетворить все нужды жителей им не удавалось. За полтора года в лесах, на горных хребтах, в озёрах, долинах и реках размножились тёмные твари. Некоторые ранее считавшиеся безопасными пути пришлось забросить из-за участившихся нападений. Люди отказывались от дальних поездок в особенности, если двигаться приходилось через дикие места.       Сражения и затяжные противостояния в мире заклинателей для простого люда оборачивались приростом угроз со стороны сверхъестественных созданий и, как следствие, увеличением количества смертей. Лишь заклинателям было под силу сдерживать этот натиск и поддерживать баланс, поэтому, когда битвы в Цишани остались позади, а победители двинулись по своим вотчинам, к воротам их укреплений потоками с призывами о помощи и содействии повалил народ.       Работы накопилось невпроворот. Поредевшим рядам заклинателей предстояло трудиться дни и ночи напролёт ближайшие недели, чтобы взять ситуацию с нечистью под контроль. Будучи главой клана Цзян Фэнмянь не мог отмахнуться от своих прямых обязанностей, тем более при том, что за самочувствием Вэй Ина следил с десяток лучших лекарей Ордена Гусу Лань, прославленного секретными техниками врачевания и тайными знаниями зельеварения.       К удовольствию госпожи Юй, семья Цзян покинула Облачные Глубины на третий день после того, как Вэй Ин очнулся. Цзян Чэн и Цзян Яньли были крайне огорчены надобностью отбыть так скоро. Однако Вэй Ин по-прежнему оставался в постели и большую часть суток проводил во сне, а те часы, что бодрствовал, был окружён целителями, которые наперебой повторяли, что ему требуется покой и общение подождёт.       Цзян Чэн взял с Лань Чжаня слово, что как только Вэй Ин оклемается и окрепнет, тот даст ему знать, и они с отцом и А-Ли непременно навестят их снова. Казалось, если бы не настояние родителей, он и его сестра никуда бы не двинулись, но госпожа Юй сумела всё-таки внушить им, что сейчас не потерпит расставания, да и дома их ожидала масса забот, а потому любые отговорки отпадали.       Лань Чжань жаждал уединения с Вэй Ином — сна и отдыха, обняв его, слушая его дыхание, ощущая тепло его тела под боком, но вокруг, как назло, не стихая, бурлили страсти. Несмотря на ранения и измотанность, первые дни после возвращения из Цишаня Нефрит преклонял голову на два-три часа ночью, а затем разрывался между постелью Вэй Ина, которому регулярно передавал часть духовных сил, укреплением границ резиденции и близнецами. Он страшился оставлять их с кем-либо, кроме Вэнь Цин.       Сестре Вэнь Нина тоже приходилось нелегко. Она, как и Лань Чжань, была ранена и, хотя будучи целителем, знала кратчайшие методы восстановления, перво-наперво занялась травмами выживших родственников и Вэнь Нина, которому досталось более всех. Лань Чжань снабдил девушку всем необходимым и даже предложил свои духовные силы. Вэнь Цин в тот момент посмотрела на него очень долгим взглядом и впервые слегка улыбнулась, но от помощи наотрез отказалась.       Вэнь Нин быстро шёл на поправку. Лучший целитель Ордена Цишань Вэнь оправдывала своё звание. Раны от мечей затянулись в течение недели, и Вэнь Нин встал на ноги. Первым делом он поблагодарил главу клана Лань за его вмешательство, выразил признательность Лань Чжаню за спасённую жизнь и защиту его семьи. Мэн Яо также оказывал всяческое содействие брату и сестре Вэнь, но так как его должность советника подразумевала почти повсеместное следование за главой клана, его визиты были эпизодическими.       Полсотни человек, что нынче ютились на отведённой для их размещения территории Облачных Глубин, настороженно внимали настроениям главы, изъявившего готовность оказать им покровительство. Ни у кого из этих людей не имелось уверенности в завтрашнем дне. Каждый трезво оценивал своё положение. Все они были пленниками, пусть и обитали не в темницах, а во вполне себе комфортных постройках, возведённых адептами клана Лань в кратчайшие сроки поодаль от построек, где обитали они сами.       Невзирая на более чем сносное отношение, спалось «гостям» неспокойно. Свободно передвигаться по Облачным Глубинам, иметь при себе какое-либо оружие или использовать заклинательские способности, им было строго-настрого запрещено. За исполнением требований неусыпно следили сменяющиеся на посту воины. Любая активная деятельность внутри общины пленников вызывала подозрения, вплоть до игр маленького А-Юаня и попыток бабушки Вэнь поймать подвижного ребёнка. К ним тот час же направлялась группа адептов, чтобы выяснить, что происходит. Даже самостоятельно готовить пищу возбранялось, её трижды в день предоставлял принимающий Орден.       В главном здании клана Лань то и дело собирались старейшины для обсуждения ситуации. Отнюдь не всем пришлось по душе решение главы клана и ещё меньшему количеству казалось уместным размещение выживших «псов Вэнь» в непосредственной близости от правящей семьи. Слишком свежи были отголоски войны с ними, слишком укоренилось в душах многих негативное отношение, а потому разгорающееся недовольство вызревало как гнойный нарыв. Атмосфера расслабленности и гармонии, по обыкновению преобладающая в Облачных Глубинах, сошла на нет. Привычная тишина и покой резиденции самого строгого в своих принципах и правилах клана сменились суетой, обеспокоенностью и напряжением. Адепты Ордена кучковались небольшими компаниями, обсуждая последние новости. Лань Цижэнь, пробыв несколько дней в медитации, вернулся к привычной занятости, но ходил подавленный, хмурый и раздражённый. Лань Сичэнь и его советник увязали в визитах суетливых представителей малых и средних кланов, желающих убедиться, что клан Лань справляется с возложенной на себя миссией и им лично ничего не грозит.       Последние события на площади Безночного города посеяли зачатки ужаса перед возможным продолжением. Свидетельства ошеломляющей мощи духовного оружия Вэй Ина и метко брошенные на фоне этого фразы Цзинь Гуаншаня погрузили заклинателей в панику, которая день ото дня охватывала всё больше умов, не предвещая лёгких времён для клана Лань.       Лань Чжань с тяжёлым сердцем посещал собрания, выслушивая от старших поток наставлений, порождённых страхом. Некоторые пытались сгладить свои изречения, другие, как Лань Пэй, говорили без прикрас. Последний был убеждён, что Облачным Глубинам не во благо присутствие в крепости древних артефактов, реальную силу которых никто даже представить себе не мог. Лань Пэй осуждал использование Вэй Ином и Лань Чжанем запрещённых магических техник и вменял им в вину пошатнувшееся доверие союзников Ордена, подчёркивая, что полусотня «волков в овечьих шкурах», ныне ошивающихся у них под носом, уж точно того не стоит.       Лань Чжань укреплялся в мысли, что, невзирая на твёрдую позицию брата, пытавшегося их с Вэй Ином защищать даже в ущерб собственной репутации, желание обрести по возвращении домой ощущение надёжного тыла, уюта и благости, оказалось неосуществимо. Напротив, обстановка с каждым днём накалялась всё больше. Остатки клана Вэнь, хоть всячески старались держаться незаметно и смиренно, были всем как бельмо в глазу. Кланы Не и Цзинь наращивали смуту среди заклинателей, ратуя за то, чтобы собрать Совет Кланов и голосами большинства участников решить судьбу «недобитого отребья Вэнь» и заодно Инь Хуфу с Чэньцин. Лань Чжань предполагал, что под предлогом разумной уступчивости и общего блага от него вскоре потребуют подчинения и сдачи оружия, но не верил, что после этого их с Вэй Ином оставят в покое.       Нет, как только меч и флейта перейдут в руки «достойнейших», мы предстанем перед судом, и вердиктом, можно не сомневаться, будет — смерть.

༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄ ༄

      Придя в себя, Вэй Ин говорил на удивление мало, быть может, потому что вокруг них с Лань Чжанем зачастую находились посторонние — то Лань Сичэнь в компании Мэн Яо заглянул проведать, то кто-то из старейшин проявлял любопытство, то Вэнь Цин принесла детей, которых пора укладывать спать, то лекари напоминают, что время принимать снадобья.       Тело Вэй Ина, в отличие от духа, восстанавливалось не так быстро, как могло бы быть при наличии Золотого Ядра. Пугающая худоба к середине третьей недели пребывания в Облачных Глубинах перестала резать глаза, но до прежнего облика ещё предстояло добирать вес. Когда к Вэй Ину вернулось сознание, он, хотя красноречиво храбрился и заверял, что полностью оправился, встать на ноги смог далеко не сразу. Лань Чжань продолжал купать его, расчёсывать, одевать утром и раздевать по вечерам. Вэй Ин не возражал, только теперь смущение возросло в разы, причём с обеих сторон.       Во сне Вэй Ин порой впадал в беспокойное состояние и шептал имя мужа, неосознанно звал его и просил обнять, поэтому, едва замечая дрожь его ресниц, Лань Чжань подавался к нему и крепко прижимал к себе.       — Я рядом.       — Лань Чжань… — голос Вэй Ина, поначалу слабый, полнился теплом. — Лань Чжань, — он утыкался в грудь Нефрита и не хотел размыкать рук. — Останься. Не уходи никуда, хорошо?       — Мгм.       Чуть погодя, Вэй Ин спросил:       — Дети в порядке?       — В полном. Они с Вэнь Цин.       — А как Вэнь Нин? Его раны зажили?       — Уже всё хорошо. Завтра я приведу его.       — Может, лучше отведёшь меня к нему?       — Тебе ещё рано выходить, но если хочешь, я отнесу тебя на руках.       Вэй Ина не прельщала такая идея.       — На руках не нужно.       — Почему?       — Нас увидят.       — И что?       — Старейшинам клана такое точно не придётся по душе, и твоему дяде в особенности.       Лань Чжань удивился.       — С каких пор тебя заботит мнение Лань Цижэня?       Вэй Ин пожал плечами.       — На самом деле оно меня всегда заботило, просто я ничего не мог с ним поделать, — его губы тронула нервная улыбка. — Думается мне, твой дядя отчаянно невзлюбил меня ещё до того, как увидел вживую. Не хочу, чтобы его отношение стало ещё хуже теперь, когда мы так обязаны ему и Цзэу-цзюню.       Память Вэй Ина не пострадала. Он помнил всё творившееся в Безночном городе, и миг, когда, израсходовав все силы, лишился чувств на руках Лань Чжаня. Когда к нему вернулось сознание, Нефрит поведал, что они в Облачных Глубинах вместе с людьми из клана Вэнь, которых удалось спасти. Рассказал он и то, что заклинатели ополчились на Орден Гусу Лань из-за неодобрения нахождения в нём двух слишком сильных заклинателей, обуздавших тёмную ци и в одиночку призывающих высших духов, поэтому в череде прочих вопросов Вэй Ин неизменно уточнял:       — В округе всё спокойно? Никаких происшествий?       — Всё тихо.       Вэй Ин вздохнул с облегчением.       — Спасибо тебе, Лань Чжань, — в который раз с момента возвращения из забытья произнёс он, неосознанно комкая в ладонях простынь.       — Если кому и причитается благодарность, так это главе клана.       — Лань Сичэня я тоже благодарил, когда он заходил, но всё же если бы не ты… Ничего этого не было бы. Вообще ничего.       Лань Чжань с обожанием водил кончиками пальцев по гладким скулам возлюбленного.       Это без тебя ничего не было бы… Без тебя одна пустота, безумная и пугающая, невыносимая.       Вэй Ин, жадно вбирая в себя его взгляд, мгновение помолчал, потом поинтересовался:       — А как в точности отреагировал твой дядя, когда ты решил нести меня сюда? Небось тяжело было убедить его впустить в Облачные Глубины отступника, следующего Тёмным Путём да ещё и в компании чужаков?       — Он на удивление не препятствовал, — ровно обронил Лань Чжань, а потом, подумав, добавил: — Но сейчас его весьма тревожит обстановка вне клана.       — Глава Не и глава Цзинь по-прежнему жаждут моей крови? — подхватил Вэй Ин.       — Нашей, — поправил Лань Чжань.       Лицо Вэй Ина помрачнело.       — Им нужны Инь Хуфу и Чэньцин, — констатировал он, — а ещё головы оставшихся в живых Вэней. Вопрос времени, когда они вновь отважатся применить силу.       — Они не решатся напасть без весомого повода, который оправдал бы их действия.       — Да, не решатся пока. Цзинь Гуаншань не станет так подставляться. Поражение Не Минцзюэ о многом ему сказало. Даже если не я с Чэньцин, то ты их остановишь. Инь Хуфу признаёт хозяев в нас обоих, а ещё есть элементали… И та битва с Сюэ Яном дорого им обошлась.       — Да, — согласился Лань Чжань. — Все кланы понесли огромные потери.       Вэй Ин озабоченно заглянул ему в глаза.       — Я сознаю, что их ненависть ищет выхода в акте возмездия, но расправа над стариками, маленьким мальчиком и двумя целителями не утолит их голод. Я не могу отречься от слова, данного Вэнь Нину.       — Тебе и не нужно.       — Сердцем чую, затишье долго не продлится. Главы кланов, задумавших разоружить нас, залижут раны, а затем начнут давить на Лань Сичэня. К тому же я мимоходом слышал разговор моих лекарей сегодня. Твой Орден не рад моему здесь нахождению, а людям из Безночного города и того меньше.       Лань Чжань нахмурился.       — С завтрашнего дня твоим лечением займётся Вэнь Цин. Она полностью оправилась от собственных ран, жизнь брата вне опасности. Ей это будет не в тягость.       Вэй Ин понял, Лань Чжаню не понравилось поведение мужчин, позволивших себе негодующие высказывания, даже не потрудившись убедиться, что их не слышит тот, о ком они.       — Даже если заставить всех замолчать, применив заклятие немоты, это ведь не решит проблему, — печально изрёк он. — Насильно мил не будешь. Ты младший брат главы клана и я с тобой, но они меня боятся. Нечего и говорить, что им хотелось бы сделать с остатками клана Вэнь, которых я защитил.       Лань Чжань тяжело вздохнул. Он не собирался прежде времени заводить этот разговор, но сейчас хотел хотя бы немного сгладить тревоги Вэй Ина.       — Когда ты окрепнешь, мы покинем Облачные Глубины, — сказал он утешающим тоном.       Вэй Ин понуро покачал головой.       — Боюсь, в Пристани Лотоса нас тоже не встретят с распростёртыми руками. Дядя Цзян, конечно, не откажет, но мадам Юй, думаю, после всего, что случилось на площади, знать меня не хочет и будет вне себя от злости. Не хотелось бы мне создавать им проблемы…       Лань Чжань поспешил объяснить:       — Вообще-то, я имел в виду не Пристань Лотоса, а Хэмин.       — Он разве не разрушен? — после некоторого колебания спросил Вэй Ин.       — Не совсем.       Вэй Ин задумался.       — Хэмин всё же территория твоего Ордена и твой брат в ответе за те земли. Простой люд хотя и не участвовал в войне, но знает о клане Вэнь немало. Кто из смертных порадуется такому соседству? К тому же это не изменит того, что другие кланы будут вменять твоему, что он укрывает убийц, которым место в аду.       Лань Чжань не нашёл, что на это ответить. Через мгновение показалось, он чувствует влагу на своём плече.       — Наверное, я сошёл с ума… — силясь сдержаться, Вэй Ин подавил всхлип. — О чём я думал, когда это затеял? Чего добился?       — …       — Почему избрал этот путь? Каков я теперь в глазах других людей? Всё могло быть хорошо, если бы не мои ошибки.       — Ты не ошибся, — чувствуя явственную боль Вэй Ина, Лань Чжань и сам погружался в сумрак тягостных раздумий.       Рука, которой он прижимал к себе Вэй Ина, крепко сжалась. Суставы тыльной стороны ладони побелели.       — Лань Чжань… — Вэй Ин едва уловимо дрожал. — Ты же знаешь, что я никогда не хотел никому причинять зло?.. Ты ведь не веришь, что я мог помогать Вэнь Жоханю?.. Жизнью клянусь! — доказывал он, вжимаясь в грудь Нефрита. — Я никогда бы не встал на его сторону! Я отказался подчиняться, но вступить в схватку не мог, у него в заложницах были А-Ли и А-Чжу… Ты веришь? Я…       Он дёрнулся, захлебываясь словами и своими чувствами. Воздух с шумом покинул его лёгкие.       — Я никогда бы не предал тебя и нашу любовь. Ни за что на свете. Даже ради избавления от мук, даже под страхом мучительной смерти. Я бы послал любого к чёрту!       Лань Чжань ласково поцеловал его волосы, в то время как сердце сбивалось с ритма.       — Мне это известно.       — Ни ты, ни твой клан не виноваты, что так сложилось… — Вэй Ин прикусывал губу, дробил фразы и никак не мог успокоиться. — Я не должен взваливать это на вас.       — Ш-ш-ш! Это и твой клан тоже.       Вэй Ин помотал головой.       — Мне бы этого хотелось, но твой дядя был прав, когда сказал… — казалось, он пытается сдержать внутри себя лавину. — Я принёс одни лишь беды твоей семье, а тебе боль.       По его щекам скатилось несколько крупных капель. Это был срыв — следствие пережитого и услышанного за истекший день.       — Вэй Ин… — мягко произнёс Лань Чжань. — Что бы ни говорил Лань Цижэнь и другие, я на твоей стороне. Как бы ни складывалась наша жизнь, я не променяю возможность быть рядом с тобой ни на что другое. С болью или без неё.       Спустя несколько секунд он со вздохом продолжил:       — В конце этой недели Лань Сичэнь созывает Совет, на котором позволит всем, кто изъявит желание, исследовать флейту Сюэ Яна. Любая магия оставляет след и тёмная особенно отчётливый. Выводы должны очистить твоё имя.       — Только это мало что изменит.       Вэй Ин очень старался совладать с собой и тёр грудь, будто пытаясь прогнать из неё чувство подавленности.       — Для окружающих я отступник и вооружён сильнейшими магическими предметами, существующими в подлунном мире. Мне этого не простят. Впрочем… Всего остального тоже.       — О чём ты?       — Пока мы жили в отдалении от других людей, это меньше бросалось в глаза, но сейчас… — Вэй Ин вздохнул. — Ты разве сам не замечал? Далеко не всем в твоём клане комфортно рядом с нами. Наш союз многим непонятен, если не сказать… Неприятен. Единственная возможность не мозолить глаза праведным мужам твоего Ордена — путешествовать, как можно чаще и дольше.       Лань Чжань знал, его слова не лишены истины. Многие из старейшин даже спустя несколько месяцев после его признания о свершении брачной церемонии с Вэй Ином, считали, что Лань Сичэнь и Лань Цижэнь поторопились благословить этот союз, позволив паре мятежных юношей потерять голову и поддаться порывам похоти, которые, напротив, следовало пресечь. Некоторые зашли дальше, высказывая мнения, что позволить двум мужчинам оставаться вместе на правах супругов было равносильно покушению на святость брачных уз, традиционно скрепляющих мужчину и женщину.       — Не слушай никого, — тем не менее, без тени замешательства отчеканил Лань Чжань. — Мы предназначены друг для друга судьбой. И что бы кто не мнил себе на этот счёт, воссоединение свершилось. Перед лицом предков и Небес мы связаны браком.       Он почувствовал, как тёплые руки Вэй Ина, переплетённые на его шее, сжались чуть сильнее. Вэй Ин затаил дыхание. Его глаза широко открылись, губы зашевелились.       — Я создал тебе столько проблем и не знаю, что делать… Жить как изгнанники? В постоянной войне с преследованиями, в бегах? Или склониться и быть в подчинении у таких как Цзинь Гуаншань, исполняя их волю?.. Что я могу дать людям, у которых теперь нет дома, детям, у которых нет родителей?..       — И у тех, и других есть ты. Самое важное ты сделал — защитил их жизни.       — Надолго ли?       — Чего ты боишься?       — Того, что не справлюсь с тем, что взвалил на себя… и на тебя.       — Нет тебя, меня… Есть мы. Даже когда разлучаемся, даже когда нас разделяет расстояние, это всё равно мы, — всё также не колеблясь ответил Лань Чжань. — Верю, ты не пожалеешь, что поступил так, как поступил — спас детей Лань Минчжу и отплатил добром Вэнь Цин и Вэнь Нину, оказав покровительство им и их дядюшкам и тетушкам. А будешь счастлив ты, буду и я.       Вэй Ин смотрел на него изумлённо — как на невозможное, не моргая и даже не дыша. Он выглядел сражённым и между тем растроганным до глубины души и понемногу успокаивался. Слова Лань Чжаня, произнесённые невозмутимо и уверенно, в кого угодно способны были вселить ощущение надёжности.       — Ты и в самом деле послан мне Богами, Лань Чжань, — выражение глаз Вэй Ина менялось, слёзы иссякли.       В их глубине зародилось пламя, алыми отблесками вспыхнула магия. Все его тело, каждый напряжённый мускул, каждое текучее движение теперь излучало холодную рассудительность. Он прищурился.       — Скажи, что сейчас происходит в Илине? Гору ведь так и не удалось запечатать? Она по-прежнему представляет собой котёл фонтанирующей тёмной ци?       — После начала осады Безночного города Луаньцзан некому было заниматься. А почему спрашиваешь?       Вэй Ин не сводил с Нефрита горящих глаз.       — Есть одна мысль… Возникла только что, но прежде, нужно подумать.       — Хорошо, — Лань Чжань не стал дальше расспрашивать.       Он не сомневался, когда идея Вэй Ина окончательно созреет, он ею поделится.       — Скоро подоспеет ужин. Я пока подготовлю всё для купания. Ты отдыхай.       Позволив бережно укутать себя в одеяло, Вэй Ин благодарно улыбнулся и проводил его взглядом. Спали они все эти дни на одной постели, однако в близости не заходили дальше объятий, поцелуев и переплетённых пальцев рук. Сильные чувства порождали неловкость и робость, присущие едва сблизившимся влюблённым, а не супружеской паре. Долгая разлука сделала своё дело. Даже обычно более смелый и откровенный в своих порывах Вэй Ин — бойкий, обаятельный наглец, некогда изводивший юного Лань Чжаня вниманием, вёл себя на удивление сдержанно.       После того, как Вэй Ин пришёл в себя, на исходе каждого дня Лань Чжань наполнял большую бочку горячей водой, брал возлюбленного на руки, нёс к ней, ставил на пол, высвобождал из халата и помогал забраться внутрь, а сам опускался рядом на колени и принимался его мыть. Но этим вечером Вэй Ин вдруг перехватил руки Лань Чжаня с мыльным корнем и, сдвинувшись к стенке бочки, тихо попросил:       — Забирайся ко мне, — говоря это, он слегка покраснел. — Здесь достаточно места. Будешь мыть меня, сидя рядом.       Лань Чжань облизнул пересохшие губы. Ладони сами по себе на миг свернулись в кулаки от внезапного напряжения. По телу пробежала дрожь. Взгляд скользнул по смущённому лицу Вэй Ина, касаясь серых глаз, беспокойно взирающих на него, и призывно разомкнутых губ. За истёкшие с момента исчезновения Вэй Ина месяцы Лань Чжань столь часто подавлял желания и надежды, что почти привык к этому. Сейчас Вэй Ин снова был рядом и страсть рвалась наружу с таким напором и в таком количестве, что Лань Чжань не представлял, как ею управлять. Невольно вспомнилось то далёкое время, когда он смел питать уверенность, что полностью контролирует потребности плоти — смел ровно до тех пор, пока в жизнь не ворвался шумный и невозможно красивый парень из Юньмэна — величайшее искушение, неодолимый соблазн, неотъемлемая, равнозначная часть его самого.       Янтарные глаза взбудоражено и вопрошающе встретились с серебристыми.       — Забирайся, — повторил Вэй Ин и потупил взор, когда Лань Чжань неторопливо выпрямился и начал избавляться от одежды.       Наконец он шагнул через край и опустился в воду. Вэй Ин поспешил погрузиться в неё почти до подбородка. Лань Чжань заметил, что ему неловко. Судя по всему, в силу болезненной худобы, Вэй Ин стыдился того, как выглядел без одежды. Это ощущение усилилось, когда он сделал попытку прикрыться волосами. Лань Чжань незамедлительно притянул Вэй Ина ближе, чувствуя, как перехватило дыхание от соприкосновения обнажённых тел под пеленой воды — от нежности, тепла, восхищения, и, поддев кончиками пальцев его подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.       — Не глупи, ты всё так же красив, — желая Вэй Ина до остановки сердца, заверил Лань Чжань, целуя так, словно каждым касанием утверждал права на него. — Я всё видел, незачем прятаться… Это всё моё!       Родное, драгоценное, бесконечно любимое, — во взгляде Нефрита с поразительной искренностью отразились все его эмоции.       Вэй Ин, будто ощутив мимолётное головокружение, приглушённо ахнул и на какое-то время ушёл в свои мысли, а затем — взмах длинных ресниц, один судорожный вдох, и улыбка озарила его бледное лицо. Глаза потемнели от страсти. Одолевавший мгновение назад, стыд испарился под действием искренних слов и обжигающего взгляда Нефрита. А потом вспышка непреодолимой потребности прошила обоих насквозь. Они резко обхватили друг друга и слились в поцелуе, слегка расплескав воду.       Когда их губы оторвались друг от друга, Вэй Ин, пряча во взгляде яростный огонь вожделения и обескураженно усмехаясь, вновь прилип к краю бочки — на этот раз, чтобы отдышаться. В прошлом весь его нахально-небрежный вид кричал, что его мало что в этой жизни способно вогнать в краску, и Лань Чжань по наивности верил. На деле Вэй Ин оказался куда более неискушён и застенчив в определённых вопросах, нежели создавалось впечатление. За смешливостью, озорством и стальной решимостью скрывалось осторожное и ранимое существо.       — Нужно помыться. Ужин остынет, — обронил Лань Чжань, вспомнив, что попросил прислугу оставить еду у крыльца.       Вэй Ин часто заморгал, судорожно ухватил ртом воздух и подался навстречу рукам Лань Чжаня. В затуманившихся глазах сверкали смешинки.       — Не хочу есть.       Взгляд Нефрита пылал. Кровь вскипала в жилах. Он провёл большим пальцем по нижней губе Вэй Ина.       — Надо поесть, — Лань Чжань вновь взялся за мыльный корень, взмылил между ладоней и, не прикладывая усилий, водрузил их на плечи Вэй Ина, постепенно двигаясь к шее, оттуда на грудь и снова вверх.       От прикосновений к кусающему губы Вэй Ину в голове пустело, тогда как тело отзывчиво вскидывалось на производимые действия.       — Есть не хочется, — качнул головой Вэй Ин, шумно вздыхая и слегка выгибаясь от каждого нового касания. — А вот от вина я бы не отказался.       Лань Чжань лишь внешне оставался спокоен и даже будто бы невозмутим. Внутренне он боролся с невыносимо острым возбуждением.       — Будет тебе вино, но после ужина.       Вэй Ин прищурился, поставил локти на бортик бочки и, вдруг одномоментно превратившись в себя прежнего, зарядил:       — Лань Чжань… — даже его голос переменился, став чуть ниже и заметно более бодрым.       Он произнёс имя мужа так томно, бархатно и дразняще, будто приглашал к игре и хотел позабавиться. Лань Чжань весь подобрался. Поток крови в венах превратился в жидкое пламя. Пульс в груди, висках и запястьях зачастил ещё ощутимее.       — Может, чёрт с ним, с ужином? И вино необязательно… Кажется, я уже достаточно захмелел, — Вэй Ин исступлённо окинул взглядом замершего перед собой Лань Чжаня, а потом порывисто впился в его рот.       Погрузившись в негу, Лань Чжань покорно открылся навстречу его проворному языку. Вэй Ин был сладким, пьянящим и неистовым даже в такой мелочи, как простой поцелуй. И когда руки Нефрита жадно заскользили по его рёбрам, талии, бёдрам, он протяжно застонал:       — Нам лучше перебраться на кровать, а то бочке конец.       Лань Чжань плевать хотел на бочку, но тень здравого смысла подсказала, что в постели удобнее. Настигла мысль, что ещё минута и остановить одолевающий их пыл станет невозможно. Он мечтал обладать Вэй Ином. Долгое воздержание измучило обоих, но Вэй Ин едва начал восстанавливаться, а потому приходилось взвешивать риск нанести неумышленный вред.       Тем временем любовная шалость за короткий миг превратилась в нечто гораздо большее — руки Вэй Ина осмелели и пустились заигрывать с членом Лань Чжаня. Последний терял голову и изнывал по ласкам. Он был готов немедленно подмять под себя Вэй Ина или усадить на себя и сорваться в слияние. Лань Чжань так сильно в нём нуждался, что переживал едва ли не агонию. Энергия сгущалась и, не находя выхода, давила до боли.       — Лань Чжань… — требовательно произнёс Вэй Ин, по-видимому, чувствуя себя так же. — Пойдём в постель.       Он начал подниматься на ноги, чтобы покинуть бочку, но сразу же был подхвачен на руки. Лань Чжань прижал к себе бесценную ношу и в следующую секунду опустил на прохладные простыни, набросил на плечи сухую ткань и аккуратно вытер своё сероглазое сокровище.       — Дай минуту, — Лань Чжань мигом облачился в халат, подошёл к выходу из цзинши и отодвинул деревянную дверь.       Судорожно втянув полной грудью свежий воздух, он сильно тряхнул головой, чтобы развеять туман, застивший глаза. Это немного помогло, Нефрит вновь обрёл способность мыслить.       Ужин… Его должны были… А, вот же он!       На одной из ступенек стоял широкий плетёный поднос с несколькими глиняными, красиво расписанными горшочками и посудой, накрытой лоскутом тонкой ткани. Лань Чжань подхватил всё это и забрал в дом. Пахло от еды очень аппетитно, но проглотить хотя бы кусочек он бы точно не смог. Им владело такое волнение, что колени подгибались.       Вино… — напомнил себе Лань Чжань, радуясь, что Мэн Яо, когда наведывался в город, согласился захватить для него несколько сосудов «Улыбки Императора», пообещав, что это останется между ними.       Советник главы Лань, конечно же, понял кому предназначалось вино на самом деле и без лишних расспросов выполнил поручение. Лань Чжань проследовал в соседнюю комнату и вернулся с двумя ёмкостями.       — «Улыбка Императора»! — Вэй Ин расцвёл признательной улыбкой, взял вино, но вместо того, чтобы откупорить и попробовать, опустил на пол, а затем ухватил пояс на халате Лань Чжаня и потянул на себя — еда и питьё его явно мало сейчас интересовали. — Хочу тебя…       — Уверен, что… — украдкой спросил Лань Чжань, закрывая глаза, чтобы успокоить бушевавший в нём огонь. — Можно?.. — слова рвались как размокшая под дождём бумага.       Он запнулся и забылся, вжимая в себя Вэй Ина. Руки того хозяйничали на его теле, в голосе звучала стальная решимость.       — Не бойся, не сломаюсь. Сожми покрепче.       Лань Чжань содрал с себя халат с феноменальной скоростью и, отбросив с несвойственной ему небрежностью, навис над Вэй Ином.       — Я так по тебе истосковался, — Вэй Ин обнял его за шею. — А ты по мне?       Вместо ответа с губ Лань Чжаня слетел сдавленный рык. Пальцы предательски подрагивали, этого было не скрыть, а виновник его страсти обольстительно ластился и выгибался.       — Лань Чжань, прошу, не волнуйся. Всё будет хорошо. Обещаю, — каждым следующим поцелуем заверял Вэй Ин.       Лань Чжань касался его тела с трепетом, боясь резко двигаться и слишком сильно сжимать.       — Чего бы тебе хотелось, скажи? — отрывисто дыша, проронил он, отводя влажную прядь волос со лба Вэй Ина.       — Помнишь ту ночь после принесения обетов? — подхватил тот. — Сделаем как тогда, ладно? Хочу чувствовать тебя внутри…       К такому повороту Лань Чжань был не готов. Его брови приподнялись, глаза округлились. Заняться любовью, лаская друг друга руками и губами, распаляя трением, одно, а проникновение — другое. Их первый раз в этом смысле прошёл не без неловких моментов, и не то, чтобы Лань Чжань не понимал, что подобное, в общем-то, вполне нормально при отсутствии опыта, но боль Вэй Ина, на фоне его собственного сумасшедшего наслаждения тогда, была слишком выраженной и просто выбросить это из головы не выходило. Настигшая их обоих следом за этим эмоциональная встряска так и вообще отпечаталась в памяти нестираемым оттиском сверхблизости.       — Слишком торопишься, — Лань Чжань заволновался, собираясь отпрянуть, но Вэй Ин прижался крепко и не отпускал.       — Пожалуйста! — его рука двинулась вниз и обхватила налитой член Нефрита. — Не отказывай мне! Не сейчас… Ты так мне нужен.       — Это не отказ, — сжав челюсти, простонал Лань Чжань. — А попытка поберечь тебя.       Волна жара дошла до самых ушей, а внизу живота бушевал пожар. Не сумев превозмочь порыв, Лань Чжань с силой толкнулся в ладонь Вэй Ина, а затем ещё и ещё.       — У нас… впереди много времени, может, через неделю, когда ты…       — Нет, — настойчиво прервал его Вэй Ин, чуть усиливая нажим на чувствительную головку — он отказывался ждать. — Сейчас.       Горячие губы обжигали и клеймили, язык жадно облизывал и бесстыдно дразнил, но на самом деле он умолял, и эта мольба не могла не пробирать суть Лань Чжаня до основания. Нефрит пребывал на пике возбуждения и в глубоком замешательстве. Вэй Ин много дней пробыл без сознания и пока ещё даже дом не покидал. Пойти у него на поводу сейчас казалось совершенным безрассудством, но как не пойти при таких-то обстоятельствах?       Совершая мерные движения рукой, Вэй Ин извивался под ним с жалобными стонами, подавался бёдрами вперёд, создавал скольжение, отзывавшееся в Лань Чжане сладкой мукой.       — Будет больно, — шало прошептал Лань Чжань ему в губы, чувствуя, как внизу живота копится огонь, а вдоль позвоночника молниями разливаются ужасно приятные импульсы.       — Мне уже больно, я до боли хочу тебя… — Вэй Ин с каждой минутой становился напористей.       Звуки поцелуев в тишине комнаты казались громкими, стыдными, абсолютно непристойными. Этот бой Лань Чжань заведомо проиграл. Чутко вскидываясь, преумножено отвечая на ласки, постанывая и приглашающе выгибаясь, Вэй Ин не оставил ему ни единого шанса на отступление.       — Хочу тебя в себя!       Он поднял ногу и упёрся ему ступнёй в грудь, иронично изогнув губы.       — Возьми меня!       Лань Чжань в этот момент наверняка бы поперхнулся дыханием, но оно напрочь отнялось.       Вэй Ин… Что же ты со мной делаешь! — он застыл как громом поражённый, а Вэй Ин, будто сжалившись, отдёрнул ногу и засмеялся.       — Прошло много времени с тех пор, как мы с тобой занимались этим… Будь со мной нежен, ладно?       Лань Чжань окинул Вэй Ина мутным от желания взглядом. Выражение лица напротив отозвалось тянущей болью в паху. Блестящие влагой губы Вэй Ина раскрывались навстречу судорожно вдыхаемому воздуху. Движение тонких длинных пальцев вдоль твёрдой как железо плоти практически доводило Лань Чжаня до потери сознания, и он сдался, отпустил себя, набросился, покрывая поцелуями распростёртое перед собой тело. Вэй Ин бился под ним, отрывочно стонал, сжимал в кулаках простынь, выгибался дугой. Его крыло томлением и, хотя внутри всё звенело напряжённой стрункой, он доверчиво предоставлял Лань Чжаню творить, что вздумается.       Тишь пространства прорезали рваные вздохи, шорох ткани, скрип кровати под ошалело сцепленными объятием телами. В размытом тенями свете Вэй Ин был подобен ожившему сну, который с каждой секундой затягивал Лань Чжаня и уносил от земли всё дальше. Тело Вэй Ина всегда отличалось ладностью и стройностью. Худоба ничуть не умаляла его привлекательности. Лань Чжань тоже до военных действий в Цишани выглядел иначе. Ныне черты его заострились, при этом став ещё изящнее. Во время пребывания в лагере у стен крепости Вэнь Жоханя Лань Чжань увеличил физические нагрузки — силовые упражнения отвлекали от сумрачных мыслей, поэтому его фигура стала более поджарой и сухощавой. Тренированные мышцы выделись сильнее.       Полумрак придавал развернувшемуся действу особую атмосферу. Отсветы лампы скупыми бликами подчёркивали идеальную гладкость белой кожи, гибкость, плавные и угловатые линии молодых тел. И словно бы не было смертельной усталости прошлых недель, недосыпа и ночных терзаний. Губы и руки Лань Чжаня не знали устали. Он словно преданный паломник любовался Вэй Ином, признавался в обожании поцелуями и прикосновениями, с трудом сдерживая порывы, которые могли показаться грубыми. Вэй Ин на это лишь усмехался. Он точно знал, что нежность вскоре вытеснит страсть.       Лань Чжань смотрел на Вэй Ина и сознавал: он способен воплотить в реальность каждое из его потаённых желаний. Этот путь не имел конца. Их жгучую жажду друг друга невозможно было превозмочь или утолить. Хмелея от процесса, Лань Чжань ласкал Вэй Ина, надеясь по-настоящему расслабить, но, принимая в себя его пальцы, тот всё равно не смог скрыть вспышку боли. Лань Чжань, ловивший каждую его эмоцию в этот миг оцепенел. Он пристально вглядывался в лицо Вэй Ина, ожидая прочесть на нём признаки сожаления и намерения прекратить. Вэй Ин издал стон и на мгновение поморщился, но вместо того, чтобы попытаться прервать акт, подался бёдрами вперёд, и проникновение стало глубже. Поверхностно и рвано дыша, он закатил глаза и тяжело откинулся на постель.       Лань Чжань проникал медленно — осторожно выскальзывал и снова входил, напоминая, что необходимо расслабиться. Нежное отверстие, трепеща, туго обхватывало и сжимало его пальцы. Вэй Ин продолжал хмуриться, терзать зубами ленту и тихо стонать, при этом покачивая бёдрами в такт разрабатывающим его тело движениям.       — Тебе хоть немного приятно или только больно? — не выдержал Лань Чжань, беспокоясь, что Вэй Ин совершает над собой насилие.       — Всё вместе, — сглотнув, обронил сухим горлом тот, прикрывая дрожащие ресницы.       Он улыбнулся достаточно непринуждённо, но Лань Чжань всё равно уточнил:       — Продолжать?       — Да.       Сглотнув вдруг ставшим сухим горлом, Лань Чжань осторожно протолкнул в Вэй Ина три пальца. Бёдра того подпрыгнули.       — Ах-мм…       Он плавился от возбуждения, венки на члене вздулись, он сочился жемчужными каплями.       — Сейчас… Давай сейчас, — бросил Вэй Ин без лишней стыдливости.       Казалось, подготовка продолжалась целую вечность, но этого всё равно оказалось недостаточно, когда Лань Чжань слегка изменил положение тела и твёрдая, блестящая от естественной смазки и слюны плоть устремилась в чрезвычайно узкое, хотя и гостеприимно влажное пространство.       — Расслабься, — тихо напомнил Лань Чжань, продолжая давить на заветное место.       Вэй Ин сдержал крик, лишь протяжно замычал, впившись зубами в ленту Лань Чжаня так, словно вознамерился её порвать. Он задыхался, стискивал плечи Нефрита, бессознательно вгонял в них ногти. Боль и наслаждение слились для него в одно неописуемое, сильнейшее ощущение.       Это было такое возбуждающее зрелище и ошеломляющие ощущения, что Лань Чжань боялся, что придёт к разрядке сию же минуту. С трудом удерживая контроль и рвущийся из горла стон, он замер, давая Вэй Ину возможность привыкнуть к распирающей плоти. Рефлекторное сокращение мышц через несколько ударов сердца отступило. Пересилив себя, Вэй Ин развёл ноги шире, приподнял бёдра, открываясь навстречу начавшему двигаться Лань Чжаню, и крепче стиснул коленями его талию.       — Лань Чжань… Ты… ты замечательный… Ты самый лучший… Люблю тебя, — бормотал он. — Люблю…       Лань Чжань прикрыл веки, едва не кончив от одного этого возгласа и придыхания в ломком, немного хриплом в этот миг голосе Вэй Ина, вбирающего его в себя всё глубже, отдающегося. Чудом сдержавшись, Лань Чжань возобновил ритмичные толчки. Ощущения кружили голову. От волн удовольствия, разливающихся по телу. Сердце в груди заходилось как спятившее. Покалывало кончики пальцев рук и ног. Напряжение возросло до звёзд в глазах, и полминуты спустя Лань Чжань начал двигаться резче и чаще, параллельно обнимая член Вэй Ина рукой и упиваясь возбуждающими звуками, которые тот издавал между атаками на его жаркое, тугое нутро.       Лань Чжань старался сдержать напор, и это было настоящей мукой. Он чувствовал, как стремительно приближается к финалу и наслаждение вот-вот затопит до краёв, и невольно ускорялся, не прекращая двигать рукой вдоль пульсирующего и сочащегося смазкой естества громко вскрикивающего при каждом новом толчке Вэй Ина.       Тело напряглось и дёрнулось за секунду до того, как нараставший поток пламени выплеснулся наружу. Окунаясь в сладостную бездну удовольствия, Лань Чжань продолжал поступательно вбиваться в сжимающего его всё крепче Вэй Ина, кажущегося уязвимым в своей полной открытости и покорности. Не сводя глаз с Нефрита, извергающегося и вздрагивающего внутри последними спазмами, Вэй Ин также содрогнулся, стиснул скользкими пальцами его мокрые от пота плечи и обронил долгий стон. Оба оказались совершенно беспомощны перед стремительно набежавшим удовольствием, вынуждающим забыть, как правильно дышать.       Когда шквал ощущений пошёл на спад и судороги наслаждения поутихли, Лань Чжань опустил голову и посмотрел на раскинувшегося под собой Вэй Ина. Грудная клетка того вздымалась, кадык ходил ходуном. Он глубоко дышал, лежа с закрытыми глазами, словно ослабев, вновь был на грани расставания с сознанием. Его живот и грудь укрывали бледные следы семени — они кончили с разницей в несколько секунд.       — Ты как? — забеспокоился Лань Чжань, наклоняясь и осыпая его лицо лёгкими поцелуями, кончиками пальцев поглаживая покрасневшие плечи и шею.       Кожа Вэй Ина горела. Или это только казалось?       — Что с тобой? Тебе нехорошо?       Губы Вэй Ина искривились в усталой ухмылке. Он нехотя сфокусировал очи, мутные от правившей в теле неги, уловив опасение в вопросах Нефрита, и сонно промурлыкал, водя носом по его щеке:       — Лань Чжань, взгляни на меня внимательнее, да-да, ещё пристальнее! Разве я похож на человека, которому нехорошо?       Тем не менее, столкнувшись с неподдельно испуганным взглядом янтарных глаз, все мысли Вэй Ина немного подразнить Лань Чжаня улетучились.       — Ладно тебе… Не надо так сильно переживать за меня. Всё в порядке. Дай только дух перевести, — он поощряюще улыбался Лань Чжаню, гладил ладонями исписанную шрамами спину, перебирал волосы. — Но завтра, скорее всего, тебе и вправду придётся носить меня на руках, — доложил Вэй Ин, когда попробовал сменить положение на постели, и поясница вместе с тем, что ниже, уже знакомо заныла.       Затравленный вид Лань Чжаня медленно схлынул. Нежность не умещалась в его сердце.       — Хорошо. Буду носить.       Вэй Ин, продолжая ёрзать в поиске более удобного положения, прыснул смешком.       — Чжань-эр, гэгэ, ну что ты за человек! Я же просто шучу! А ты сразу согласился!       — …       Вэй Ин обессиленно опустил ресницы и вдруг прижался губами к груди Лань Чжаня — ровно в том месте, где яро колотилось сердце. Лань Чжань безотчётно ахнул, крепко сжал его объятиями и нашёл губы.       Ты радость моего бытия, Вэй Ин. Носить тебя на руках, не выпускать из рук, обнимать всю жизнь — это как раз то, чего я хочу!       Внезапно желудок Вэй Ина, будто решивший, что с него хватит, возмущённо заурчал, и он от неожиданности разорвал поцелуй. Лань Чжань улыбнулся кончиками губ и покачал головой.       — Еда остыла, но, похоже, всё равно пригодится.       — Что точно пригодится, так это вино! — оживился Вэй Ин.