Тринадцать демонов Лань Чжаня

      Очутившись в небесной мельнице меж грохочущих жерновов сталкивающихся воздушных масс, Лань Чжань на миг лишился слуха и зрения. От шумовых залпов заложило уши, а глаза ничего не различали в череде непрерывного мерцания, как если бы небольшие солнца взрывались прямо на расстоянии вытянутой руки. Пущенное в ход сплетение тёмной и светлой ци с трудом справлялось одновременно с его физической слабостью и испытанием ненастьем. Мощными ветряными порывами Лань Чжаня мотало внутри грозы, водило Бичэнь из стороны в сторону.       На высоте, где буря свирепствовала особенно яростно, Лань Чжань чуть не соскользнул вниз. Когда это случилось несколько раз подряд, к сердцу начала подбираться паника. Призвать Инь Хуфу и вмешательством тёмной магии ослабить размах стихии казалось единственной возможностью добраться до Илина.       Предыдущее обращение к чёрному клинку ради спасения от смерти дяди и брата сыграло с Лань Чжанем злую шутку — появился некто, кто сделал это за него. Лань Чжань опасался, что его снова посетят галлюцинации, но решился, когда почувствовал, что вот-вот сорвётся с Бичэня. Сформировав намерение, он ощутил мгновенный отклик. Полыхнувшая вспышка перекрыла росчерки молний. Мелькнул яркий огненный зигзаг, отличающийся от всех прочих алым цветом. Со следующим ударом сердца Лань Чжань различил знакомый силуэт в накидке из тьмы. Неизвестный, как и до этого, уверенно парил на Инь Хуфу, будто всю жизнь повелевал им. Скрытый поволокой непроницаемой дымки взор жадно сосредоточился на Нефрите.       Лань Чжаня обуял ужас. Мелькнула догадка, что чёрный клинок признал хозяина в ком-то ещё. Лань Чжань хаотично соображал, почему в таком разе меч отзывался ему, как и прежде. Вторая встреча с неизвестным заставляла задуматься. Когда Лань Чжань звал Инь Хуфу, появлялся и этот «мрачный образ», что порождало противоречивые чувства.       Явившийся направился прямиком к заклинателю. Мрак реял вокруг худощавой фигуры как мантия титулованной особы.       Благословлённый Тьмой, в Тьму облачённый, Тьмой повелевающий…       Множество вынуждающих цепенеть определений рождалось в рассудке при виде тёмного чародея. Как и в первую встречу, Лань Чжань был озадачен и шокирован. Вопреки устрашающему облику чужака, скрывающего лицо, было очевидно, что он не имел цели причинить вред — напротив, стремился оказать помощь. Оставаясь под покровом тайны, фигура грациозно маневрировала между набегающими грозовыми разрядами и отводила их от Лань Чжаня. Последнего осаждали вопросы. Он разволновался и совсем перестал следить за небесами, с которых в грядущий миг заструился каскад переливчатых молний.       Опережая громовой удар, лёгкая фигура в чёрном устремилась наперерез опасности. Новый разрыв света полоснул пространство. Перед молитвенно сложенными руками незнакомца образовался багряный символ. Чародей послал его в сторону Лань Чжаня, и обрушившиеся на того молнии наткнулись на этот сгусток энергии как на щит. Маг на этом не остановился, вновь начертал в воздухе какой-то знак и заставил его размножиться, заключая Лань Чжаня в полупрозрачный защитный круг.       — Кто ты?! — не выдержал Нефрит, когда чужак подобрался ближе.       Крик был почти заглушён громовым рокотом, но Лань Чжань не сомневался, что вопрос достиг ушей неизвестного. Ответа не последовало. Маг развёл руки, наращивая поверх ладоней потенциал, и резко соединил их над головой, порождая ошеломляющей силы вибрацию. Звуковая волна как невидимый таран понеслась вперёд, прорезая свинцово-сизые вихры перемешавшихся небесных гигантов. Туманные массы, клубясь и мигая в самой сердцевине, откатились прочь подобно штормовым гребням, столкнувшимся с непреодолимой преградой.       — Кто ты такой? — снова выкрикнул Лань Чжань, но расчистивший ему путь чародей по-прежнему сохранял молчание.       Видя, что тучи вновь кипуче подбираются друг к другу, норовя сомкнуть ряды, Лань Чжань отбросил колебания и ринулся в созданный неожиданным покровителем спасительный коридор. Силуэт, планирующий рядом с ним на Инь Хуфу, высился то слева, то справа, продолжая посредством могущественной магии довлеть над погодой, чем против воли удерживал на себе внимание теряющегося в предположениях спутника.       Обрушившееся на Лань Чжаня осознание, что всё виденное им после битвы на Совете Кланов не плод фантазии, переворачивало душу.       Кто ты? Кто ты? Кто ты? — надрывался сбитый с толку рассудок.       Хоть «некто» и скрывал себя, он творил чудеса во благо Лань Чжаня, словно тот был ему небезразличен. В движениях тёмного мага проступало что-то такое, что заставляло сердце Нефрита вздрагивать и биться быстрее.       — Кто ты? — в который раз воскликнул он, когда воронка ненастья по большей части осталась позади.       Голова таинственного мага слегка склонилась набок, но опять немо. Инь Хуфу совершил впечатляюще крутой пируэт, и фигура зависла совсем близко к Лань Чжаню. Вытянув в его направлении руку, чужак встряхнул ею, словно отводя от плоти навязчивые путы тьмы, от которых, казалось, он и рад бы избавиться, да не может.       Ранее Лань Чжань лицезрел на его кисти ранения, но теперь кожа была ровной и гладкой, без единого намёка на травмы. Тонкие пальцы с отчётливыми суставами слегка шевельнулись в воздухе, производя щелчок. Мигнул багрянцем мягкий полог света. Лань Чжань поражённо наблюдал, как в руке неизвестного прямо из воздуха материализуется предмет, полностью соответствующий структуре и цвету Инь Хуфу — изящная чёрная флейта, усыпанная, будто шрамами, едва заметными крошечными символами.       Глаза Лань Чжаня изумлённо расширились. Он всё больше погружался в замешательство. Посетило ещё одно предположение.       Что, если передо мной не человек?.. Что, если эта сущность вырвалась из Инь Хуфу и обрела воплощение благодаря тому, что меч покинул Пещеру Зверя?..       Способствовала выводу и нарастающая слышимость голосов — вой духов, заключённых в Стигийской Тигриной Печати. Подобная какофония настигла Лань Чжаня под сводами грота горы Муси. Он также сталкивался с ней, когда направлял мощь амулета против Ордена Цишань Вэнь, разрушая военные цитадели.       Маг перед ним притянул флейту к губам и издал первую трель. Шум небесной стихии вокруг одним махом обрубило. Клубящиеся тучи, искристые разливы молний вдоль горизонта и неуёмная ярость ветра отныне свирепствовали где-то невообразимо далеко от места, где завис Лань Чжань и его мистический попутчик. Столь невероятное могущество невозможно было обрести посредством знаний, находящихся в распоряжении людей. Это снова толкало к мысли, что перед Лань Чжанем не человек. Окажись сущность перед ним иной природы, это хоть отчасти объяснило бы, почему ему доступна магия, неподвластная даже самым мудрым и талантливым заклинателям: одним касанием неизвестный исцелил Лань Цижэня и Цзэу-цзюня от смертельных ран, а теперь едва ли не играючи противостоял разрушительным силам природы.       Потрясение Лань Чжаня росло.       — Ты… Ты… Демон?.. — наконец решился произнести он.       Ужасающие формы ада так разнообразны… — вдруг ворвалось в его сознание. — Но я не одна из них, хоть Тьмой отмечен от рождения!       Голос, который проник в мысли и звенел в них, заставил обомлеть.       Вэй Ин?!       Тёмный маг кивнул и извлёк посредством флейты череду завораживающе-мелодичных звуков. Мотив Лань Чжань узнал без труда, потому что некогда сам его придумал и положил на него слова. Он исполнил своё творение лишь раз и только одному человеку.       — Вэй Ин!!!       Всё в одночасье встало на свои места. Схожесть, которую Лань Чжань невольно улавливал между мрачным визитёром и Вэй Ином, обрела объяснение, как и то, почему явившийся так самозабвенно рвался помочь. В этот миг Лань Чжань ощутил свою душу зеркалом, что, разбившись на миллион осколков, начинало собираться обратно в единое целое.       — Это правда ты? — Лань Чжаня сотряс озноб, бросило одновременно в жар и холод.       Последовал новый кивок. Вэй Ин по какой-то причине не говорил. Чтобы донести мысли, он проникал в сознание Лань Чжаня при помощи флейты. Это обстоятельство обескураживало, но куда больше сбивало с толку, что укутанный во мрак силуэт истлевал на глазах, таял, рассеивался как чёрная пыль в воздухе.       — Нет!       Лань Чжаня полоснул страх. Вопль отчаяния прорезал воздух.       — Стой, Вэй Ин! Не исчезай! Только не снова!       Он устремился вперёд, но уже ничего не мог поделать. Инь Хуфу исчезал, а вместе с ним и Вэй Ин. Он явно не хотел разлучаться, но его утягивало в какую-то иную плоскость бытия и препятствовать этому не удавалось. Понимания, что происходит и почему, не было. Сердце Лань Чжаня обливалось кровью. Встреча и снова расставание. Он не находил в себе сил сохранять рассудок в череде подкашивающих событий.       Я больше не вынесу… Вэй Ин, ты здесь со мной или тебя нет?!       Множество раз за последние недели Лань Чжань скатывался в сомнения и захлёбывался отчаяньем. Взбудораженный разум твердил, что нынешняя ситуация лишь подножка разыгравшегося на фоне утраты воображения, но вероломное сердце пыталось донести, что Вэй Ин ещё не покинул мир живых.       Гроза осталась позади, но Бичэнь быстро терял высоту. Будто тисками стягивало грудь и темнело перед глазами. Серебристая изморось веяла с хмурого неба, ложась крупинками капель на лицо, тогда как пламя усиливавшейся боли разрасталось неуёмным пожаром. Битва с бурей пронеслась перед глазами роковыми минутами, но на деле длилась часы.       Очутившись ниже облаков, Лань Чжань понял, что всё-таки достиг Илина. Мир накрывали предрассветные сумерки, почти истончившиеся на востоке. На горизонте обрисовались зубцы именуемого Могильными Холмами горного массива, венчаемого грозным пиком Луаньцзан.       Начинало сказываться превышение количества снадобья. Горечь подкатила к гортани, в голову ударила жаркая кровь. Перед глазами Лань Чжаня, вскрывая душу, колеблющейся тенью реял эфемерный образ Вэй Ина. Помня о том, каким страшным страданиям подверг его Вэнь Чао, Лань Чжань делал ужасающий вывод, что после гибели он стал призраком.       Падение ускорилось. Бичэнь сильно повело. Обзор перед глазами расплылся. Лань Чжаню показалось, что он видит огромную птицу с огненными перьями, что, сорвавшись с верхушки какого-то дерева, взмыла к нему и, совершив взмах пламенеющими крыльями, направила его в сторону от скал. Мгновение спустя его тело, словно разогнавшийся снаряд, влетело в водные хляби, совсем незначительно смягчившие падение. Куда приземлился меч, Лань Чжань не видел, как и сказочную птицу, от которой не осталось и следа. По ушам шибанул взрыв брызг.       На миг Лань Чжань перестал что-либо различать. Потревоженный им пенный поток горной реки навернул сверху неподъёмной тяжестью сносящего течения. Пузырящийся серебристым бисером воздух выбило из груди. Лань Чжаня закрутило, утаскивая глубже. Его чудом не размозжило о камни, когда река резко сменила направление и, срываясь водопадом, ушла вниз. Он бултыхнулся на глубину, оставляя за собой линию крови. От леденящих объятий водной стихии свело зубы, но спина стабильно горела.       Поток завивался быстро и враждебно. Могильные Холмы оправдывали своё название в полной мере. Едва Лань Чжань добрался до них, очутился в ловушке, грозящей стать могилой. Подчиняясь наитию, он сильно дёрнулся в попытке рвануть обратно к воздуху, но остаться на поверхности набегающих бурунов не вышло. Его болтало как щепку. Лёгкие резало от проникающей в них воды. Головокружение усиливалось.       Лань Чжань догадывался, что побочный эффект снадобья будет именно таким — путающим, лишающим контроля, вышибающим дух и здравомыслие, но не ожидал, что он застигнет его в воздухе, а затем вгонит в воду. Чудилось, какие-то высшие силы дёргают за ниточки, испытывают его и Вэй Ина — сталкивают и разводят.       Река поглощала искру жизни Лань Чжаня, лакала её, как жадный, неумолимый хищник, но, попирая инстинкты, все его мысли стремились к Вэй Ину. В глазах меркло от нехватки кислорода и мутящих сознание ингредиентов снадобья. Сердце билось неровно и быстро, словно скоро взорвётся. Лань Чжань душой чувствовал, что Вэй Ин где-то рядом, но лишь когда зов обратился к Инь Хуфу, пространство отзывчиво дрогнуло и в вертящийся калейдоскоп красок ворвалась алая вспышка.       Лань Чжань ощутил на себе что-то лёгкое и одновременно надёжное — руки, дотрагивающиеся с трепетом и заботой. Вэй Ин обнимал его и увлекал наверх, помогая преодолеть толщу воды. Лань Чжаня охватила радость, не потому что забрезжило спасение — спасением для него являлся не воздух, а это обманчивое продление безумия, в котором Вэй Ин не был убит Вэнь Чао, а вопреки всему продолжал существовать.       Накрывало последствиями безотлагательного «лечения», которое Лань Чжань сам себе устроил за неимением других вариантов выбраться из Облачных Глубин. Головокружение затягивало похлеще речных стремнин. Никак не удавалось рассмотреть лицо Вэй Ина под вуалью густой тени, но глаза, некогда имевшие стальной оттенок, всё же проступали сквозь неё, только сейчас они походили на разгорающиеся алые огни — зовущие и яркие. Чем темнее становилось вокруг, тем более колдовским и притягательным выглядел их странный внутренний свет.       Лань Чжань просиял изнутри. Боль забылась, страх смерти просто исчез. Бесконечный мрак поредел, пронизанный стежками тёплых, окрыляющих лучей. Буйство потока отныне нисколько не тревожило. Пучина водяной западни стала прибежищем воплотившейся мечты.       Вэй Ин… Ты вернулся… Ты со мной… Больше мне ничего не надо…       Заплутавшее сознание хотело принимать всё видимое на веру. Внутри вновь звучал напев флейты. За один короткий миг Лань Чжань пережил много эмоций: неверие, недоумение, потрясение, ужас и — наконец — счастье. Не давая себе отчёта, он вцепился в Вэй Ина, наугад нашёл его губы, будто бы дрогнувшие в смятении. Языки сплелись в исступлённой схватке, требующей полной капитуляции от обоих. С замиранием сердца Лань Чжань отпускал наружу чувства — скорбь, страсть и невыносимое желание возвратить утраченное. Уступая натиску, Вэй Ин отвечал так же неистово, вкладывая в поцелуй отчаянье, боль и пылкость, от которых саднило сердце.       Не уходи больше… — настойчиво упрашивал Лань Чжань.       Два тела продолжали вращаться по спирали, теперь уже вместе сражаясь с ревущей водой. Лань Чжань перестал понимать, в какой стороне спасение. Он не хотел быть спасённым, если это означало снова отпустить Вэй Ина, и вместо того, чтобы отдаться его попытке помочь, потянул их обоих на глубину.       Лань Чжань!       Вэй Ин резко отстранился. Кровавый отблеск в глазах будто ломился наружу.       Услышь меня! — вспышкой прорвало рассудок Лань Чжаня.       Руки Вэй Ина легли по обе стороны его лица. Алые радужки раскалились как кованое железо.       Приди в себя! Что ты делаешь? Прекрати сопротивляться! Я пытаюсь тебе помочь!       Голос, звучащий в голове, был сердитым и очень испуганным.       Очнись же! Скорее! Ты умираешь, Лань Чжань!       Обволакивающий нечеловеческий жар Вэй Ина пронизывал холодную плоть Нефрита, но наталкивался на стену из желания того остаться в настоящем моменте.       Умираю… Чтобы быть с тобой…       Если погибнешь, мы не сможем быть вместе, Лань Чжань… Ты должен немедленно выбраться из воды! Пожалуйста, борись за жизнь!       Лань Чжань осоловело улыбался.       Я хочу быть с тобой и буду…       Вэй Ин находился в ужасе оттого, что не может достучаться до него, и не знал, что делать.       Да пойми же ты! Твоя смерть не соединит нас!       Он заметался пуще прежнего.       Я не умер, но я и не жив. Когда Вэнь Чао наигрался и сбросил меня с Луаньцзан, некто возник предо мной и не позволил разделиться моим телу и душе, дав рождение флейте, благодаря который ты меня слышишь. Он использовал Инь Хуфу, образовав мост между тобой и мной. Я могу пользоваться этой связью, когда ты затрагиваешь намерением Стигийскую Тигриную Печать. Она не отпускает меня в загробный мир, потому что не отпускаешь ты. То, что ты чувствуешь, воспроизводится амулетом в качестве безусловной защиты и преданного служения. При помощи его энергии я восстановил своё тело, но душа застряла между миром живых и миром мёртвых — в безвременье. Там пустота и мрак. Пребывая в них, я всё больше сливаюсь с ними. Думаю, вскоре я потеряю себя и не смогу к тебе являться, а потому прекрати испытывать судьбу. Я хочу, чтобы ты жил, даже если меня не будет рядом.       Улыбка Лань Чжаня растаяла.       Тебе надо на воздух! — выкрикивал голос Вэй Ина в его голове, так что хотелось обхватить виски руками и сильно сдавить, чтобы немного ослабить эту пульсацию.       Нутро Лань Чжаня сотрясло ошеломлением, глаза остекленели и он неверяще уставился на марево тьмы перед собой.       Вот почему я не вижу тебя, только тёмную ци… Ты создаёшь этот фантом из энергии Инь Хуфу!       Лань Чжань, наверх! — до хрипоты умолял Вэй Ин.       Его пребывание возле Лань Чжаня в очередной раз оказалось кратковременным. Прикосновения внезапно ослабели и вдруг исчезли совсем. Остаточное давление силы Вэй Ина вытолкнуло Лань Чжаня на поверхность. Безотчётно кружа глазами по тёмной воде, он сознавал, что снова остался один. От первого глотка воздуха в груди защемило. Очнувшись от наваждения, сам не понимая как, Лань Чжань выбрался на сушу и вытянулся на траве. Основание шеи, задетые кнутом плечи, лопатки и поясница медленно накалялись болью. Чувство было такое, будто по ранам заскребли когти невидимого зверя. Но Лань Чжань всё ещё ощущал на губах поцелуй Вэй Ина.       Он не ушёл в загробный мир, он где-то между мной и смертью. Инь Хуфу наша связь, — повторял он, уже зная, что попытается сделать.       Утешая себя мрачным удовлетворением от сознания, что Инь Хуфу, а вместе с ним и Вэй Ин, где-то на Могильных Холмах, Лань Чжань полежал ещё какое-то время неподвижно, привыкая к ощущению непрерывных вспышек боли вдоль спины. Золотое Ядро пыталось задушить недомогание, но из-за не до конца спавших уз, перекрывших энергетические каналы, усилия не давали ожидаемого результата.       Небо, раскинувшееся над горным хребтом, укрывали неприветливые серые облака. Подгоняемые шумливым ветром и завивающиеся могучими кручами, они стелились от горизонта до горизонта. Кое-как поднявшись, Лань Чжань мутным взглядом окинул окрестности. Вокруг в рваных языках тумана плясали и маялись утренние тени. В Облачных Глубинах в это время заливались пением птицы, а в дебрях Илина правила настораживающая тишь. Все краски казались подёрнутыми налётом не то серебристой пыли, не то пепла. Даже сочная зелень представлялась неестественно выцветшей — затянутой траурной поволокой.       Место мрачнее было сложно представить. Всё здесь — чаща, земля, воздух, вода — таило опасность. Могильные Холмы считались в народе засильем нечисти и скопищем застоялой тёмной ци. Они стали могилой многих заклинателей, рискнувших сунуться сюда за добычей, не говоря уже о простых смертных, кому ненароком или ещё как-то довелось попасть в жуткий лабиринт из сообщающихся ущелий и бело-голубых пиков.       Могильные Холмы являли собой странный природный феномен из горных вершин и ошеломляющих глубиной рвов, уходящих в неизвестность. После очередного сильнейшего землетрясения несколько веков назад многие скальные разломы затопило поднявшимися из недр подземными водами. Уровень в местных прудах и озёрах редко оставался на одной отметке даже в течение года — то повышался, то понижался, причём вода из стоячей могла со временем стать проточной, а из бурно текущей за довольно короткий срок обратиться загнивающим болотом. Несмотря на плодородность почвы и богатство земных недр, естественные катастрофы в этой части Илина случались с пугающей частотой. Оползни, сели, бураны, лавины, ливни, проседание почвы, подземные толчки, трещины размером в большую улицу, наводнения; заморозки ударяли там, где их по определению не может быть даже под сезонным влиянием.       Низовье Могильных Холмов поросло дремучими лесами, изобилующими сверхъестественными формами жизни. В прошлом многочисленные попытки людей обжить негостеприимные чертоги — проложить дороги, возвести города, возделать землю, преобразить под себя — оборачивались нескончаемыми бедами. Казалось, сама твердь в здешних широтах сопротивлялась содружеству с людьми. Вблизи горного хребта с дурной славой трудно было сыскать хотя бы одно процветающее селение. Зато попадалось немало оставленных — часто наспех, со всей утварью и жалкими пожитками. Клочки земли — островки, некогда расчищенные от деревьев и размежёванные под сады и поля, — быстро возвращались в первоначальное состояние, поэтому богатых урожаев крестьяне не получали.       Лань Чжань призвал Бичэнь. Меч явился, с плеском вынырнув из водного потока, но почти сразу упал в траву. Лань Чжань выглядел и чувствовал себя паршиво. Усевшись в позу лотоса, он попытался отдаться внутренней алхимии, чтобы стабилизировать в теле даньтянь, усмирить боль и уравновесить дыхание, но не преуспел в этом. Тело замёрзло до непроизвольных вздрагиваний, спину жгло так, что хотелось взвыть, да и обстановка вокруг отнюдь не представлялась безопасной для медитативных упражнений.       Подтверждая это, поблизости треснула ветка, затем ещё одна. Какая-то сверхъестественная тварь шныряла неподалёку. Лань Чжань чувствовал на себе её заинтересованный взгляд. Он повертел головой. Заклинательская природа различала витающую в воздухе враждебность, изрядно подпитанную тёмной ци и азартом охоты существа, наткнувшегося на него. Лань Чжань был измотан, однако годы тренировок не прошли бесследно. Даже в таком незавидном состоянии тело реагировало как слаженный механизм, готовый в любой момент сойтись с противником.       Ощущение стороннего присутствия становилось ярче с каждой секундой. Превозмогая усталость, Лань Чжань поднялся на ноги и подобрал меч, по привычке заведя его за спину. Таящееся в чаще создание неторопливо кралось в его направлении, выжидая удобный момент для атаки. Лань Чжань безотрывно изучал лес. Удивительные в представлении простых смертных зрение и слух заклинателя улавливали малейшие детали меняющейся обстановки.       Что-то грюкнуло глухим звуком слева, прокатилось чеканящим топотом справа. Живот стянуло напряжением, но Лань Чжань не двинулся с места. Его явно пытались запутать и запугать, склоняли к панике и совершению ошибок. Существо создавало иллюзию, что имеет большую компанию. Простого смертного такие трюки несомненно убедили бы, но Лань Чжаня обмануть не могли. С обретением связи со Стигийской Тигриной Печатью чувствительность к тёмной ци ещё больше возросла, так что, даже не видя того, кто подбирался к нему, он вскоре смог определить, что имеет дело с серьёзным противником.       За деревьями мелькнула рослая тень. Лань Чжань сгруппировался, стараясь задвинуть мысли о ранениях подальше. К нему стремительно метнулось существо, называемое в среде заклинателей даолао. Даолао являли собой нечто среднее между животной формой существования и демонической закладкой. Они представали перед людьми в самых разных чудовищных обличьях в зависимости от мест обитания. В лесах Илина эти вредоносные создания, помимо зверообразных форм, порой обретали человеческие черты. Особь, с которой довелось повстречаться Лань Чжаню, относилась как раз к таким — в уродливом сочетании соединяла в себе человека, волка и дикого кабана.       Даолао преимущественно нападали во время бурь, ливней, в тумане или в метели, в ночное время или ближе к заре, часто издавая душераздирающие звуки, подобные подвыванию или пронзительному свисту. Их тела вдоль передних лап покрывали ядовитые наросты в виде способных отделяться игл, которые даолао нередко использовали как дротики. Тот, кого настигало подобное оружие, мгновенно покрывался язвами. Твари разделялись на самок и самцов. Последние были крупнее, агрессивнее и подвижнее, а значит — опаснее. Силуэт врага Лань Чжаня отчасти повторял анатомическое строение мужской фигуры. Монстр был более чем быстр. Когда последовала атака, Лань Чжань едва успел уклониться от мускулистого длинного туловища. Левая рука механически раскрылась ладонью вверх, рождая бело-голубой шар света. Лань Чжань не связывал с ним своё спасение, но сохранялась надежда, что яркая вспышка отпугнёт или хотя бы слегка обескуражит создание, с которым он столкнулся.       В лесах Могильных Холмов даже днём стоял густой сумрак. Даолао не слишком жаловали хорошо освещённые зоны. Им нравилась тень и полутьма, поэтому когда Лань Чжань резко выбросил в направлении монстра слепящий поток света, тот отпрянул от неожиданности, издав противный визг. Испуга хватило ненадолго, и уже в следующий миг даолао снова пошёл в наступление. На этот раз Нефрита спасли символы на внутренней стороне одежды, отшвырнувшие тварь на приличное расстояние, но новая атака последовала почти незамедлительно. Лань Чжань с большим усилием отбил штурм когтистых лап, прорвавших ханьфу в нескольких местах. Каждое движение причиняло едва терпимые страдания. На спину будто лили расплавленный металл. Так как меридианы Золотого Ядра стягивали узы, перекрывающие течение ци, и использовать его в полную мощь не выходило, Лань Чжань вновь призвал Инь Хуфу — не столько из-за неверия, что не одолеет даолао сам, сколько из желания увидеть Вэй Ина.       Тот материализовался почти сразу. Палантин тьмы изысканно струился вслед его шагам по траве, и если бы на него наткнулся простой человек, то непременно принял бы за демоническое отродье. Дыхание Лань Чжаня перехватило. Веки обожгли слёзы, с губ сорвался рваный звук, отражающий как печаль, так и радость. Теперь, зная, кто перед ним, он буквально цепенел, взирая на силуэт, хотя, по сути, не мог разглядеть ни лицо, ни тело.       С нечеловеческой стремительностью Вэй Ин сбил с ног налетевшего на него в прыжке даолао, не ожидавшего вмешательства в поединок нового действующего лица, и резко сжал захват на его глотке всего одной рукой, мгновенно зафиксировав на месте. Создание завизжало и попыталось сбросить противника. Не реагируя ни на вопли твари, ни на её брыкания, Вэй Ин позволил проявиться алому оттенку в глазах, опрокинул даолао на спину, надавил на его грудь коленом и опустил кулак на оскаленные челюсти. Послышался хруст ломающейся кости. Существо резко дёрнулось, поперхнулось кровью и испустило дух.       Лань Чжань не смотрел на даолао, всё его внимание было приковано к Вэй Ину. Едва он выпрямился, Лань Чжань больше не мог сдерживаться и, ринувшись к нему, крепко прижал к груди. В горле стоял ком, так что они оба оставались немы. Лань Чжань понимал, что обнимает не человека, а уплотнённую тёмную ци, направляемую сознанием Вэй Ина, но это не имело значения, ведь внутри дымного слепка была частичка души того, за кем он был готов последовать даже в преисподнюю.       — Я преодолею препятствие, разделяющее нас, — клятвенно проговорил он. — Но мне нужно знать, где ты сейчас находишься?       Вэй Ин пожал плечами, давая понять, что ему это неизвестно. Тьма, окутывающая его, вздрагивала, вскипала, шипела, напоминая, что у них заканчивается время, но он продолжал цепляться за Лань Чжаня, пока руки не коснулись его спины. Ощутив горячую влагу, Вэй Ин озадаченно отстранился, молниеносно обогнул Нефрита и застыл. Белое ханьфу под волосами того было испещрено алыми пятнами крови.       Осознавая, как, должно быть, шокирующе выглядит спина, Лань Чжань попытался сгладить впечатление.       — Ничего страшного. Просто раны открылись из-за пребывания в реке.       Вэй Ин в недоумении тряхнул головой. Лань Чжань понимал, что нужно объяснить.       — На совете старейшин я был признан отступником из-за использования Тёмного Пути и приговорён к наказанию дисциплинарным кнутом.       Вэй Ина немного повело. Сломленный печалью, он сложился пополам и опустился на колени, в молчаливой муке раздирая руками скрытое тьмой лицо. Тёмная ци, встревоженная бурными эмоциями, заклубилась ещё яростнее. Испугавшись того, что Вэй Ин вот-вот снова исчезнет, Лань Чжань попытался его успокоить и тоже опустился на колени.       — Всё не так плохо. Всего тринадцать ударов… — его против воли передёрнуло при воспоминании. — Как только Золотое Ядро освободится от наложенных на него оков, я снова буду в порядке.       Вэй Ин, словно разбуженный его словами, резко убрал ладони от головы и, как уже случалось прежде, согнал с них тьму. Безотчётно воспользовавшись этим, Лань Чжань поймал их и начал торопливо покрывать поцелуями прохладную кожу, но Вэй Ин быстро отнял ладони, демонстрируя алое свечение, узкими венками проступающее сквозь бледный покров. Без слов было ясно, он хотел попытаться залечить следы кнута, а потому принялся хаотично стаскивать с Лань Чжаня верхнюю одежду, но тот перехватил его запястья.       — Не волнуйся, эти раны меня не убьют. Лучше используй флейту и расскажи всё, что знаешь о месте, где находишься.       Вэй Ин на миг застыл, а потом водрузил обе ладони на грудь Лань Чжаня. Хлынувший поток энергии сорвал все наложенные на его светлую силу ограничения. Освобождение Золотого Ядра застало Лань Чжаня врасплох. Нутро словно овеяло солнечным светом. По телу распространялись будоражащие покалывания и умиротворяющее тепло.       Лань Чжань покачнулся. Окутало расслабление, боль уходила. Уходил и Вэй Ин. Его силуэт бледнел и истончался. Лань Чжань вскочил, стараясь обнять его и задержать ещё на миг, но мрак испарился прямо в его сомкнутых руках. Не без усилий сдержав слёзы, Лань Чжань встал на Бичэнь. Золотое Ядро, больше ничем не сдерживаемое, торопило на поиски.       Вэнь Чао был заносчивым позёром и над Вэй Ином, как предполагал Лань Чжань, издевался непосредственно на вершине Луаньцзан. Гора выглядела неприступной — огромной, пронзающей небесный полог, с шапкой вечных льдов на макушке. Её склоны состояли из бесчисленных разломов, впадин и утёсов. С трудом переставляя ноги, Лань Чжань едва не падал. Глубокие сугробы заглатывали конечности выше колен. Рыхлый, клейкий снег со скрипящим звуком сминался под утратившими чувствительность ступнями. Ослепляющий белый блеск вокруг заставлял глаза гореть и слезиться. Шквальный поток холодного воздуха, бьющий в лицо, ощущающееся застывшей маской, вызывал острое желание содрать её почти негнущимися пальцами.       Исследуя чжан за чжаном, Нефрит провёл на высокогорье четыре жутких дня — исходил подножье Луаньцзан вдоль и поперёк, от лесных чертогов к ледникам, и чем выше поднимался, тем продвижение дальше становилось сложнее. Выстуженные лёгкие уже не горели, не болели и, казалось, не дышали. Сама жизнь в теле теплилась едва-едва, даже притом что Золотое Ядро работало как надо. Лицо стало почти таким же белым, как пространство кругом. Глаза поблёскивали жёлтыми топазами — красивыми, но неживыми.       Исследуя разлом в скале, Лань Чжань споткнулся и съехал вместе с ворохом снега вниз. Саднящая боль в спине на миг стала пронзительной. Из горла вырвался сдавленный хрип. Коварные отметины дисциплинарного кнута Ордена Гусу Лань залечивались крайне тяжело. Убаюканные Золотым Ядром и начавшие заживать, они вновь вскрывались и кровоточили от малейших повреждений, окрашивали ткань одежды тёмно-бурыми разводами и бархатом инея кристаллизировались на морозе.       Кое-как поднявшись на ноги, Лань Чжань со вздохом стряхнул с себя снег и огляделся: скошенные рёбра скал, ледяные навесы, необъятные снежные наносы. За последние дни он видел десятки подобных мест и обыскал их все, но результата это не принесло.       Вэй Ин… Видно, всё же придётся снова взывать к твоей помощи.       Лань Чжань качнул головой, смахивая белые крупинки с длинных ресниц, и засмотрелся на свои ладони. Краснота сошла, и сейчас кожа соответствовала виду отполированного белого нефрита. Чтобы выбраться из впадины, понадобилось около получаса. Лань Чжань двигался будто в вязком сне, ощущая раздражающую усталость и предательскую слабость, бороться с которыми день ото дня становилось всё сложнее. Надежда найти Вэй Ина угасала вместе с силами. Своё пребывание в снежной долине Лань Чжань поддерживал только инедией, к тому же позволяя себе всего часа два-три сна в сутки. Отсутствие настоящего отдыха начинало сказываться, снижая его осторожность и внимание.       Несколько раз в небе над хребтом Лань Чжань замечал знакомые белые силуэты. Судя по всему, Лань Сичэнь догадался, что брат взял курс на Могильные Холмы, и отправлял на его поиски людей. Но Лань Чжань не хотел быть найденным, а потому избегал встреч с ними. Вскоре вокруг снова не было ни души, только унылая белая мгла, бьющие по глазам лучи затянутого пеленой солнца, холод и треплющий волосы порывистый ветер.       Обучаясь магическому искусству, Лань Чжань неоднократно сталкивался с формулировкой: сила обязывает освободить сердце от страстей, привязывающих душу и плоть к земному, во благо тех, кого защищает заклинатель. Лань Чжань верил, что его ждала именно такая судьба, что он выберет аскетизм и его не постигнет участь стать кому-то важным и нужным. Имея в качестве неудачного примера отношения родителей, Лань Чжань связывал само понятие чувств к кому-то с сознательным принятием неволи. Тогда он не понимал, как можно привязаться к кому-то и кем-то проникнуться настолько, чтобы беззаветно посвятить себя этому человеку — раствориться в нём и в нём же себя обрести. Чувства к Вэй Ину изменили для Лань Чжаня всё, начиная с жизненного ориентира и заканчивая выбором. Он оставался верным мысли, что нашёл того, кто предназначен именно ему, и что только с ним ему дано познать счастье.       Я спасу тебя, Вэй Ин! Я постараюсь всё исправить и больше никому не позволю разделить нас.       Над горными пиками усиливался ветер, свистящими струями проносящийся над гребнями застывших снежных волн. Хрустальный свет негреющего солнца превращал пространство перед взором в сплошной бриллиантовый покров. Ступая наугад в переливах сияния под веянием режущей стеклянной пыли, Лань Чжань по велению инстинкта самосохранения не решался остановиться, опасаясь того, что, если остановится, захочет присесть, а если присядет — уже не поднимется. Холод был таким лютым, что казалось, с каждым вздохом промораживал внутренности насквозь.       Неожиданная дрожь под ногами заставила Лань Чжаня встрепенуться. Резко осела земля, а в следующий миг понеслась куда-то. Очередное падение выбило из Нефрита дух, так как удар в большей степени пришёлся на правую лопатку. В глазах на секунду нарисовалась ночь. Встряска возвращала чувствительность конечностям, в полной мере стегнув острым болевым шоком. Гигантский снежный пласт набирал скорость, и не сам по себе, а словно подгоняемый кем-то. Посиневшими от холода губами Лань Чжань беспомощно хватал морозный воздух вперемешку с ледяной пылью. Наконец справившись с первой волной ошеломления, он резко вытолкнул себя из плывшей снежной массы и, обнажив меч, воткнул его в устойчивую ледяную платформу.       Падение прекратилось. Одеревеневшими пальцами Лань Чжань торопливо сгрёб с себя снег, навалившийся сверху и засыпавший его почти с головой. От мучительной рези в боку сводило суставы, но он выпрямился. Интуиция среагировала даже быстрее, чем мозг. Бичэнь взмахнул наотмашь. Нечто белое, рыхлое и косматое, рыча, отпрянуло, поднимая в воздух сноп снежинок. Лань Чжань почти регулярно сталкивался со злотворными жителями Могильных Холмов, жаждущими поживиться его плотью. Оборотень, напавший на него, легко маскировался благодаря белоснежному окрасу своей шерсти, но после удара Бичэня уже не мог провернуть подобное — через его грудь диагональю пролегала кровавая борозда. Тем не менее его величина — почти в два человеческих роста — и бычья сила вовсе не располагали относиться к встрече беспечно. Лань Чжань атаковал стремительным броском, а когда оборотень в попытке увернуться от лезвия ушёл в сторону, метнулся к устойчивому валуну. Он не прогадал. Разъярившись, существо скакало по скальной площадке, тяжело опускаясь на все четыре лапы, отчего нависающие пласты льда и снега шумно съезжали вниз, грозя спровоцировать ещё более масштабный обвал.       Нацелив взгляд на Лань Чжаня, оборотень кинулся к нему, но дабы снова не нарваться на укус Бичэня, попробовал использовать обходной манёвр: оттолкнулся, высоко подбросив своё жилистое тело, и приземлился на свободную часть валуна. Лань Чжань опять поменял позицию, не дав ему похоронить себя под глыбами окаменевшей почвы и снега заживо. Прыжки и сотрясения снежных залежей порождали сход новых и новых лавиноподобных потоков. Один из них коварно подстерёг Лань Чжаня и, нарушив его координацию, снёс на ярус вниз по склону. Оборотень бросился вдогонку, но тоже был подхвачен обилием снега и очутился немного ниже того места, где закрепился Лань Чжань. Встать на ноги удалось не сразу. Прессуясь, снег крепко облеплял тело, не говоря уже о ступнях, однако оборотень замешкался дольше, а потому Лань Чжань успел принять вертикальное положение, прежде чем тот опять накинулся.       Отражать удары, наносить удары — было для Лань Чжаня сродни вдоху и выдоху. Муштровка, которой подвергал его Лань Цижэнь с возраста, когда дети делают первые шаги, сделала его настолько восприимчивым к повадкам соперника, что ответные выпады происходили как бы сами по себе и чаще всего добивали оппонента. Но когда речь шла о нечисти, правила усложнялись. Люди являлись более предсказуемыми, тогда как враг, чья природа была ближе к звериной, нередко удивлял.       Перестав ускользать, Лань Чжань в который раз смахнул с ресниц раздражающие крупинки снега и подпустил зверюгу поближе. Бичэнь сверкнул в неуловимом танце. Зыбкая поверхность требовала осторожности, но Лань Чжань торопился разделаться с назойливым косматым поганцем до грозящего обвала. Меч пронёсся дугой, разрубая грудину оборотня, а следующим замахом отсёк голову. Туша поверженного плюхнулась на взбитый саван снега, забрызгав его кровавым рисунком. На снежную поляну, овеваемую позёмкой, вновь опустились покой и тишина, хоть и ненадолго. Запах крови привлёк других хищников.       Пальцы Лань Чжаня болели от холода. Он даже подышать на них не мог. На морозе от этого стало бы только хуже. Выискивая глазами недруга, скрывающегося за пологом снежной завесы, Лань Чжань продолжал уверенно ступать по склону. Вскоре в поле зрения наметилось движение. Охотников на него обнаружилось сразу трое, и уже не оборотней: это были яомо. Правда, именно таких Лань Чжаню видеть ещё не доводилось. Внешне эти создания, как некоторые даолао, походили на человека — прямоходящая фигура, мощный торс, крепкие конечности, но на этом сходство заканчивалось. Лысый череп, приплюснутый с боков, венчали безобразные костяные наросты. Вытянутые вперёд нос и челюсти напоминали волчьи. Ряды очень острых зубов, выступающих над рваным подобием губ, лоснились густой слюной. Глубоко посаженные молочного цвета глаза в воспалённых жилистых веках были лишены зрачков. Костлявые, чрезмерно длинные пальцы рук и ног заканчивались когтями, напоминающими неровные резцы. Массивное тело покрывала бледная, сморщенная кожа.       Нападение не заставило себя долго ждать. Свора понеслась к заклинателю, собираясь заключить его в кольцо. От скачков яомо под ногами ёрзали и подпрыгивали камни. Сделав над собой усилие, Лань Чжань рывком преодолел расстояние до края шевелящейся ледяной платформы и встал в боевую стойку. Первый набросившийся на него яомо промахнулся. Следующего за ним Бичэнь лишил головы на лету. Третий был отброшен защитой символов, украшающих одежду всех заклинателей Ордена Гусу Лань. Оскалившись, тварь издала разочарованный рёв и, будучи оглушённой действием магии, на некоторое время отступила.       В этот момент первый нападавший оклемался и пошёл на таран. Провернув кульбит, Лань Чжань избежал столкновения. Он заметил, что след на животе чудовища от его предыдущего удара почти затянулся. Враг быстро регенерировал. Лань Чжань слышал о таких способностях яомо, живущих в местах, особо изобилующих тёмной ци, и Могильные Холмы входили в число таких территорий. Учитывая наличие у противника подобного умения, чтобы поразить его смертельно, следовало либо лишить его головы, либо сжечь.       Лань Чжань сплёл заклинание, вызвав огненный сполох на ладони, и направил на яомо, однако тот проявил расторопность, прячась за снежными курганами, поэтому от смертельной атаки ушёл. Его соплеменник не дремал и пошёл в наступление. Лань Чжань проворно увернулся, но движения, вопреки обыкновению, выходили дёргаными и несколько отрывистыми. Ноги ехали на обледенелой поверхности. Обзор путала усиливающаяся метель. Давали о себе знать и раны на спине, тогда как яомо, чудилось, вовсе были неведомы утомление и слабость.       Размышлять над неудачным для себя стечением обстоятельств у Лань Чжаня времени не было. Он совершил ещё один прыжок и в следующую секунду нанёс ошеломляющий удар в горло одному из яомо, другого — накрыл сорванным с плеч ханьфу. Пока один из монстров, пронзительно вопя, вертелся и барахтался на снегу, сжигаемый соприкосновением с формулами на заклинательском одеянии, Лань Чжань кинулся расправляться со вторым. Тот, хотя и истекал кровью, всё ещё оставался на редкость стремительным и заставил покружить среди сугробов, пока Нефрит всё-таки настиг его.       Душераздирающий крик издыхающего чудовища огласил пространство над горой. Бичэнь рассёк туловище яомо пополам, обнажив зеленовато-жёлтые кишки и вызвав всплеск бурой крови. Ещё один взмах — и голова твари покатилась по снегу. К ней вскоре присоединилась и вторая. Встряхнув использованное против существ ханьфу, Лань Чжань обнаружил, что когти монстра изрядно располосовали одеяние, превратив большую его часть в подобие лохмотьев. Отбросив испорченный наряд, Лань Чжань осел на лёд и, подтянув к себе колени, попытался свернуться в комок. Битва была недолгой, но изматывающей, как и все дни и ночи, что он находился на горе. Лань Чжань сознавал, стоит ему остаться в таком положении и, чего доброго, задремать, он либо замёрзнет, либо станет добычей какой-нибудь нечисти, но попытка встать не далась. В глазах плясали сизые пятна. Повалившись в обволакивающие снежные объятия, Лань Чжань пообещал себе, что закроет глаза всего на минутку, но она сильно затянулась, и если бы не отдалённый вой, пробудивший его, угроза подобралась бы ближе.       — Как глупо… — не без труда подорвавшись, пробормотал он, отметив, что внутри царит такая стужа, что даже облачка пара изо рта не вырвались.       Если бы не Золотое Ядро, Лань Чжань наверняка погиб бы от переохлаждения. Судя по тому, что начало смеркаться, он провёл в забытьи не один час, и метель успела припорошить его, накрыв как одеялом. С одной стороны, стало проще: выстуженная спина почти не болела, с другой — все рефлексы притупились и двигался Лань Чжань как пьяный, а впереди его поджидал очередной бой с численно превосходящим противником. Не в пример ему, ещё одно подоспевшее трио яомо двигалось слаженно и резво. Их приближение вынуждало Лань Чжаня медленно, но неуклонно пятиться. Пальцы не слушались, поэтому он поднял Бичэнь в воздух, предчувствуя, что обращение к Инь Хуфу при таком неблагоприятном раскладе обойти не удастся.       Мысль пронеслась в мозгу и почти сразу растаяла в пылу грянувшей схватки. Лань Чжань извернулся и ударил накинувшегося на него яомо с разворота. Бичэнь довершил выпад обезглавливанием существа. Одновременный прыжок оставшейся парочки тварей вновь повлёк шевеление снежного покрова. Лань Чжань не успел сменить положение. Что-то гулко просело под ногами. Склон будто накренился и, набирая ход, устремился к ближайшей расщелине, утягивая яомо и заклинателя с собой. Перестав что-либо различать в этой круговерти, Лань Чжань ощутил срыв и довольно болезненный удар падения. Первые секунды он не решался сказать, уцелели ли кости, но чувствовал, что близок к порогу возможностей тела, которое последнее время испытывал на прочность слишком часто.       Никакого движения рядом не наблюдалось, что обнадёживало. Густая темень на дне впадины давала понять, что снежной волной закрыло доступ свету. Лань Чжань тихонько застонал, переворачиваясь на живот. Рёбра откликнулись тянущей болью. Напрягая силы, он поманил к себе Бичэнь. Тот торчал в снегу неподалёку и послушно подался к хозяину. Опираясь на него, Лань Чжань попытался выпрямиться. Ноги подрагивали, как у новорождённого жеребёнка. Он смог продержаться вертикально несколько секунд, но, сделав шаг, повалился обратно на снег.       Маленький шар света отделился от пальцев Лань Чжаня и совершил волнообразное порхание вдоль ледяной крипты. Раскол между скалами, в который довелось угодить, был больше, чем поначалу показалось. Чтобы выбраться, предстояло преодолеть десяток чжанов почти по отвесной стене. Вопрос о том, куда делись яомо, отпал: одного размозжило о камни, другого на пути к приземлению пронзил острый край скалы, выступающий из-под снега. Хотя бы по их поводу можно было не беспокоиться. Впрочем, удовлетворение видом скончавшихся яомо развеялось, когда Лань Чжань стал карабкаться наверх. Не щадя пальцев, обдираемых о жёсткую, мёрзлую поверхность, он прополз пару метров и сорвался. Вновь застыв, он пару мгновений размышлял, приходя к выводу, что придётся встать на Бичэнь, иначе не выбраться, но прежде необходимо было пробить путь наружу, а это осложнялось тем, что, если снежная «пробка», закупорившая впадину, вдруг обрушится вниз всем своим огромным весом, живых на дне разлома не останется. Использование огня, чтобы растопить снег, могло оказать то же самое действие.       Продолжая мысленно искать выход из сложившегося положения, Лань Чжань сделал несколько шагов, опираясь на выступающие из-под снега конусы камней. Оглядывая место, в котором оказался, он параллельно прикидывал, как ему быть с тем, что он до сих пор не продвинулся в своих поисках. У Вэй Ина заканчивалось время: пребывание души в безвременье всегда оборачивалось неминуемым её разрушением.       Беспомощность подкашивала. Эмоции притупились, заледенели и больно кололи режущими краями душу, объятую сожалениями. За горькими раздумьями, сквозь шумное дыхание и хруст снежной корки под ногами, Лань Чжань внезапно услышал музыку — мягкую, зыбкую, вкрадчивую игру флейты Лебин — горячий призыв в выстуженной пустыне. Отражение вплетённых в мелодию тоски и безысходности Лань Чжань уловил в себе. Завуалированная красотой звучания боль окатила жаркой волной с головы до ног.       — Брат!       Осознав, что Лань Сичэнь тоже бродит по Луаньцзан, Лань Чжань испытал противоречивые чувства. После того как пропал Вэй Ин, он жил, цепляясь за надежду, а после заявления Вэнь Чао задыхался от отчаяния, мечтая умереть. Сейчас в таком же положении пребывал Лань Сичэнь, блуждая среди проклятых снегов в поисках обезумевшего от горя брата. Показавшись ему на глаза, Лань Чжань дал бы ему повод уповать, что они вернутся домой вместе, а это могло стать реальностью лишь в случае, если удастся спасти Вэй Ина.       Сердце заныло, ощутив вселенскую усталость. Лань Чжань в растерянности взвешивал, как поступить, но судьба решила за него. В смятении чувств Лань Чжань совсем забыл об огоньке, что плавал над ним. Вероятно, его свет в вечерних сумерках виднелся даже под толстым слоем снега, и глава Лань его заметил. Не прошло и минуты, как закрывающая расщелину в скалах холодная белая масса начала истончаться. Лань Сичэнь продолжал играть. Снег в медленном завивающемся хороводе взмывал ввысь и разносился по склону.       Спустя несколько минут музыка стихла. Лань Сичэнь грациозно спрыгнул со скального гребня вниз. При виде брата лицо его просияло. Он обхватил скулы Лань Чжаня ладонями и коснулся лбом места между его бровей.       — Ванцзи! Хвала Богам! Ты живой! — вырвалось из его груди с таким облегчением и теплотой, что Лань Чжаню на миг стало ужасно стыдно за свой побег.       Он не посмел произнести «прости», так как подобное не имело смысла. Лань Чжань не жалел, что сбежал — не сделай он этого, неизвестно, когда бы ему открылась правда о Вэй Ине. И всё же, причинив боль Лань Сичэню, он причинил её и себе.       — Ты зол? — несмело сорвалось с губ.       — Да, но не на тебя, — кротко улыбнулся глава Лань. — Я зол, потому что разочарован в себе. Я поступал неправильно, если мой родной брат предпочёл сбежать, вместо того чтобы довериться мне и сделать своим союзником.       — Дело не в твоих поступках. Нет Вэй Ина — нет меня.       Лань Сичэнь сник.       — И угораздило же тебя так безоглядно влюбиться…       — Я не влюблён в Вэй Ина, — парировал Лань Чжань. — Я его люблю.       Лань Сичэнь со вздохом отстранился, повисла неуютная пауза. Братья долго молчали, каждый о своём и одновременно об общем. Лань Чжань совсем недавно потерял отца, но эту утрату он принял со смирением и не убивался по нему. Цинхэн-цзюнь не был близок с сыновьями. После смерти матери у Лань Чжаня, по сути, не было душевной привязанности ни к кому, кроме старшего брата, но с появлением Вэй Ина иная связь превзошла её. Лань Сичэнь вынужден был признать: хотя он и знал Ванцзи почти как самого себя, глубинные уголки его души остались ему недоступны.       Цзэу-цзюнь быстрым движением сорвал с плеч тёплый плащ и набросил на продрогшего Лань Чжаня, жестом запретив возражать.       — Ты нашёл тело? — опустив выражение эмоций относительно того, как они недавно «попрощались», произнёс он.       — Вэй Ин жив, — тоже отбросив всё лишнее, с благоговением и одновременно тревогой обронил Лань Чжань, тушуясь от того, как, должно быть, странно звучали его слова. — Но я всё ещё ищу его.       — Повтори-ка, — насторожился глава Лань. — Ты сказал, жив?!       — Мгм. Вэй Ин где-то на горе, он не умер.       Лицо Лань Сичэня ошеломлённо вытянулось. В глазах разлилось недоумение.       — А ты уверен, что…       Лань Чжань резко кивнул.       — Я уверен, брат.       — Вот оно что… — подрагивающей рукой Цзэу-цзюнь скользнул по волосам, словно решая, верить ему в услышанное или усомниться. — И как же ему удалось выжить?       — Благодаря Инь Хуфу. Вэй Ин является мне вместе с призывом Стигийской Тигриной Печати, — немного сбивчиво продолжал Лань Чжань. — В первый раз это случилось ещё в Облачных Глубинах, после того как я убил Вэнь Чао. Я призвал Инь Хуфу, чтобы спасти тебя и дядю. Вместе с чёрным клинком явился и Вэй Ин, но я не узнал его, потому что сейчас он всё равно что слегка очеловеченный сгусток тьмы — ни лица, ни голоса. Ему удалось исцелить вас. Сущность Вэй Ина способна влиять на тёмную ци и преобразовывать её во что-то иное. Это благодаря ему, а не мне, вы с дядей живы. Я не сказал вам о том, что видел, потому что был уверен, что схожу с ума…       Глаза Лань Сичэня широко распахнулись, но он продолжал слушать, не перебивая.       — Чтобы покинуть Облачные Глубины и отправиться в Илин, я снова призвал Инь Хуфу, и снова явился «призрак», но на этот раз Вэй Ин открыл мне свою личность. Он где-то здесь. Я должен его найти, — ноздри Лань Чжаня раздувались, из груди вырывалось тяжёлое дыхание. — Сейчас его жизнь зависит от Печати Тьмы. Ты говорил, клинок украли; на самом деле он просто переместился к Вэй Ину, когда тот умирал.       — То, о чём ты говоришь, представляется невозможным.       — Я могу доказать.       Лань Чжань уже собирался призвать Инь Хуфу, как почувствовал руку брата на запястье.       — Не нужно доказательств, — Лань Сичэнь сжал пальцы. — Я верю… Верю тебе и хочу помочь, просто не совсем понимаю, как Вэй Ин взаимодействует с Инь Хуфу. Как они воссоединились? — хмурился он. — Разве Вэнь Чао не сказал тебе, что убил его?       — Печать вмешалась в момент, когда Вэй Ин оказался на волосок от смерти. Сейчас она сохраняет его тело и душу в безвременье.       — Но души, попавшие в ту плоскость, почти сразу разрушаются.       — Душа Вэй Ина сильнее прочих, и её поддерживает Стигийская Тигриная Печать. Но мне не удаётся определить их точное нахождение. Могильные Холмы сплошь тёмная ци, и сам меч вибрирует весьма похоже. Вэй Ин не может описать место, в котором находится, помимо того, что там темно и пусто. Как бы ни было, я найду его, даже если придётся разобрать эту гору по камням.       Лань Сичэнь, глядя на него, поражённо вздыхал.       — Тише-тише, не горячись… — успокаивал он. — Дай подумать.       Спустя мгновение в его глазах мелькнуло оживление.       — Пряча клинок в одной из пещер, вместе с оковами, призванными скрыть его, я наложил на него заклятие слежения. После того, как Инь Хуфу исчез, я несколько раз пытался использовать заклятие, чтобы узнать, где он. Ответом на запрос по-прежнему оставалась Луаньцзан. Я решил, чары разрушены заклинателем, похитившим меч, ведь не мог же тот, кто взял его, не сходить с горы. Но раз ты говоришь, что Печать всё это время пребывала здесь и просто переместилась к Вэй Ину, ответ нельзя считать неправильным — заклятие до сих пор работает и указывает верное местоположение!       Горло Лань Чжаня сдавило от эмоций. Глаза лихорадочно заблестели.       — Быстрее! Задействуй заклятие! — потребовал он.       — Задействую, но не здесь, — сказал Лань Сичэнь, вставая на Шоюэ. — Ты можешь лететь?       — Могу.       — Тогда поспешим наверх.       Поднявшись в воздух, братья зависли над вершиной Луаньцзан, созерцая седое тело горы в догорающей закатной акварели. Цзэу-цзюнь проговорил заклинание. Едва оно сорвалось с уст, как над горным контуром блеснула яркая змейка голубоватого света и, виляя тоненьким хвостиком, бойко устремилась искать Инь Хуфу.       — Туда! — не отрывая от неё глаз, воскликнул Лань Сичэнь.       Они с Лань Чжанем спланировали в стылую пропасть, спеша нагнать шустрый, указывающий дорогу лучик. Мрачная чёрная бездна будто затягивала в себя две светлые фигурки. Со всех сторон ощерились скалы, скованные ледяным стеклом. Нефриты создали несколько световых сфер и послали их вслед за голубой змейкой, что вела к Инь Хуфу. Свет озарил угрюмую пропасть, не давая заклинателям расшибиться о камни при спуске.       Когда они утратили счёт времени и стало чудиться, что у пропасти нет дна и их путешествие никогда не завершится, впереди забрезжило тусклое пламя. Из кружев теней медленно выплывал сияющий алый цветок размером с человеческую фигуру, завёрнутый в живую тьму. Его лепестки колебались подобно языкам диковинного орфического костра. Древняя, как сам мир, магия витала в воздухе. Соприкоснувшись с ней, заклинатели ощутили лёгкое противодействие, и чем ниже опускались, тем сильнее оно довлело, хоть и в разной степени для каждого из них.       — Ванцзи! — испуганно раздалось позади.       Лань Чжань оглянулся и обнаружил, что брат завис на Шоюэ, который ниже спускаться не хотел.       — Я не могу продвинуться дальше, — ошеломлённо сообщил Лань Сичэнь. — Похоже, здесь действует какое-то защитное поле.       — Думаю, его создаёт Инь Хуфу, — прислушиваясь к собственным ощущениям, сказал Лань Чжань. — Меня он не сдерживает. Я продолжу путь один, а ты подожди здесь.       Лань Сичэнь не был рад услышанному, но за неимением выбора согласился.       — Будь осторожен.       Лань Чжань молча кивнул и последовал дальше. Спустившись ещё на полсотни чжанов, он убедился, что заклятие Цзэу-цзюня действительно привело их к Инь Хуфу, а вместе с ним и к Вэй Ину. Глаза Лань Чжаня впились в алеющий огненный цветок, что мягко и непрерывно подрагивал, напоминая огромное бьющееся сердце. Этот вид резал душу, потому что Лань Чжань знал, что и вправду смотрит на сердцебиение — оно принадлежало Вэй Ину. Сам юноша находился в лоне магического бутона вместе с чёрным клинком. Они медленно вращались друг напротив друга. Стигийская Тигриная Печать удерживала Вэй Ина на грани жизни и смерти — не живым, не мёртвым. Такое положение вещей противоречило земным законам. Люди, остающиеся в подлунном мире после разрушения тела, обращались в призраков, но душа Вэй Ина, хотя и достигла этой черты, всё ещё была связана с его плотью магией Инь Хуфу, а потому её затягивало в совсем иную плоскость — в безвременье. Оно считалось самой малоизученной областью из всех девяти миров. Всё, что было известно об этом месте наверняка — его энергия была исключительно тёмной и без остатка поглощала всё, до чего дотягивалась. Древний меч с выступающей гравировкой тигра был единственным, что не давало щупальцам чистого мрака сомкнуться вокруг Вэй Ина.       Картина огорошила Лань Чжаня. Он спрыгнул с Бичэня и застыл у алой завесы. Изголодавшиеся по возлюбленному глаза впитывали каждую деталь. Окровавленная, истерзанная одежда Вэй Ина отражала весь ужас того, что творил с ним Вэнь Чао перед тем, как столкнул в пропасть, но плоть, врачуемая энергией Инь Хуфу, уже избавилась от всех ран и увечий. Тёмная ци придала и без того яркой внешности юноши ещё больше соблазнительных акцентов, наделяя его тонкие черты почти что демоническим очарованием. Сейчас он казался как никогда раньше недосягаемым и неземным. Гладкая матово-лунная кожа блестела, как полированный жемчуг в рассветных лучах. Вокруг головы упругими неспешными волнами вился чёрный шёлк волос. Застывшее лицо с сомкнутыми очами поражало совершенством — ни дать ни взять уснувшее тёмное божество.       Всё внутри заволновалось, когда Лань Чжань напомнил себе, что ему предстоит вызволить это божество из плена и увести с собой домой. Он непреодолимо этого жаждал.       — Вэй Ин! — разгорячённо позвал он, но это ничем не помогло, и с губ сорвалось: — Инь Хуфу!       Вдоль меча пробежала искорка, затем ещё одна и ещё, образуя сеть из перекрещивающихся разрядов. Тёмная ци, окружавшая алый купол, тоже пришла в движение, свиваясь в некое подобие вихря. Меч замерцал, и глаза Вэй Ина распахнулись. Нежных губ коснулась радостная изумлённая улыбка.       — Лань Чжань! Ты нашёл меня!       — Нашёл.       Лань Чжань задрожал. Сердце гулко частило в груди и подкашивались колени. Мир между тем внезапно снова становился целым и благословенным. Повинуясь неосознанному порыву, Лань Чжань ринулся в поток алого сияния, изнывая от желания дотронуться до вновь обретённого сокровища, но, едва сделал шаг, наткнулся грудью на препятствие. Энергия отпружинила, отбрасывая его назад и будто говоря — дальше хода нет! Лань Чжань вскинул руку, но её тоже встретила преграда, и какие бы усилия он ни прилагал, заслон не поддавался.       Вэй Ин подплыл ближе и провёл ладонями по невидимой стене.       — После того как моё тело излечилось от ран, я много раз пытался вырваться отсюда, — печально проронил он, оглянувшись на Инь Хуфу. — Но даже при помощи тигриного амулета не вышло.       — Думаю, все его силы сконцентрированы на том, чтобы сберечь твою душу от ухода в безвременье, — предположил Лань Чжань и тут же померк.       Вэй Ин смотрел безотрадно и сломленно.       — Ты наверняка задаёшься вопросом, останусь ли я жив, если разрушить создавшуюся с Инь Хуфу связь, — предположил он.       Лань Чжань утвердительно качнул головой.       — Я действительно не знаю, чем обернётся попытка тебя освободить.       Вэй Ин погладил гравировку тигра на эфесе чёрного клинка.       — Я и без того задержался на свете дольше, чем мне было отведено, Лань Чжань. Я благодарен, что Печать позволила мне дождаться тебя, чтобы попрощаться.       — Попрощаться?! — почти вскричал Лань Чжань. — Так не пойдёт. Я вовсе не прощаться сюда явился!       — Ни у тебя, ни у меня не хватит сил, чтобы противостоять безвременью.       — Лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем не попытаться вовсе.       Вэй Ин улыбнулся одной из тех улыбок, от которых у Лань Чжаня буквально замирало сердце.       — Стремись достичь невозможного — учил дядя Цзян. Я уже достиг своего невозможного, раз смотрю на тебя, будучи ни жив ни мёртв.       — Если это конец, я последую за тобой.       Ресницы Вэй Ина дрогнули. Во взгляде проступило загнанное выражение и ещё больше нежности.       — Лань Чжань, пожалуйста, не делай этого. У тебя вся жизнь впереди.       — Нет у меня без тебя никакой жизни, — простонал Лань Чжань, пряча в глазах боль.       Вэй Ин заметался и теперь взирал так, словно их двоих роднила усталость сотен жизней и смертей одновременно.       — Я больше не хочу твоих страданий. Ты сделал, что мог, и даже больше. Спасибо тебе за всё, но вскоре наши пути разойдутся навсегда, и этому не помешать.       — Увидим!       Лань Чжань отступил на шаг и опустился на землю. У его ног материализовался гуцинь. С момента сожжения Облачных Глубин он не прибегал к использованию этого инструмента. Гуцинь являлся олицетворением его духовных сил и был своего рода олицетворением его Золотого Ядра во внешнем мире. После поединка с Вэнь Чжулю магический потенциал Лань Чжаня долгое время находился в плачевном состоянии, а потом события в Пещере Зверя и появление Инь Хуфу положили начало его взаимодействию с тёмной ци.       Занесённые над серебрящимися струнами пальцы нервно подрагивали. Бело-голубой свет, ласково окутывающий гуцинь, постепенно перекинулся и на Лань Чжаня. Настраиваясь, он обратил свой взор к Вэй Ину — в нём сосредоточился его мир, мечты и желания. Он стоил всех страданий, жертв и усилий. Первые ноты несмело сорвались в пространство. Они относились к технике подавления тёмной ци и заставили облако мрака вокруг алого свечения встревоженно заклубиться. Невидимый барьер всколыхнуло грозной волной. Пространство заблистало жидким перламутром и пошло рябью. Невидимая преграда, разделяющая Лань Чжаня и Вэй Ина, загудела, словно натягиваясь, пошатнулась, но выдержала.       Лань Чжань повторил мелодию. Тёмная ци ещё сильнее забурлила и почти вся осела. Алое сияние внутри купола стало неоднородным, образовались просветы. Инь Хуфу раскалился докрасна. Гуцинь влиял и на Вэй Ина, находящегося под действием тёмной ци. Заметив это, Лань Чжань сразу же перестал играть.       — Не обращай на меня внимания! Продолжай! — призывал Вэй Ин.       Лань Чжань колебался некоторое время, а потом снова тронул струны. Мелодия продолжала омывать купол. Натиск бело-голубых волн на него заметно усилился. Перламутровая гладь заходилась как охваченное штормом море. Инь Хуфу вибрировал от напряжения. Вэй Ин придвинулся к барьеру и попробовал пересечь его. Прозрачная стена, казалось, вот-вот уступит, но едва Вэй Ин заступал за алую грань, его затягивало обратно.       Так продолжалось несколько минут. Вэй Ин быстро обессилел. Каждая следующая попытка покинуть безвременье давалась ему всё тяжелее. Лань Чжань больше не мог на это смотреть и прекратил играть. Гуцинь снова исчез, словно его и не было.       — Что ты задумал? — забеспокоился Вэй Ин, читая на лице Лань Чжаня зарождение какой-то опасной мысли.       — Этот способ недостаточно действенный.       Лань Чжань обходил алую сферу, и каждый его шаг порождал на земле светящуюся линию. На тринадцатом шаге круг замкнулся. Заклинатель начал произносить магические формулировки предстоящего ритуала.       — Восток — Воздух! — на его ладони сверкнул жёлтый знак. — Юг — Огонь! — следом за ним красный. — Запад — Вода! — дальше синий. — Север — Земля! — и наконец зелёный.       Промелькнувшая в уме Вэй Ина догадка заставила его встрепенуться.       — Подожди, Лань Чжань! Ты же не к призыву элементалей решил прибегнуть? Скажи, что нет! Умоляю, скажи — нет!       — Ты не ошибся. Чтобы приоткрыть завесу между мирами, необходима огромная мощь. Инь Хуфу использовать нельзя. Гуцинь вместе с тёмной ци ослабляет и тебя. В мире живых нет никого свирепее и могущественнее духов природы, я попробую воззвать к ним.       Вэй Ин испуганно кусал губы.       — К ним запрещено взывать. Стихии непредсказуемы, коварны и почти никогда не отзываются людям.       Лань Чжань не внял его словам. Когда все символы выстроились в нужной последовательности, образуя внутри круга четырёхугольник, он вошёл в него. Вэй Ин протестующе замотал головой.       — Одумайся, Лань Чжань! Как ты собрался использовать их силу? Это самоубийство!       — Стоит попытаться.       Пятая стихия олицетворяла человеческий дух, а потому Лань Чжань нарисовал знак прямо напротив собственной груди, позволяя сиянию Золотого Ядра выйти за пределы тела, озарив пространство чистым белым светом. Техника подразумевала соединение сил всех основных стихий воедино. Лань Чжань намеревался временно заключить их в Золотое Ядро и разрушить барьер прямым воздействием.       — Лань Чжань, вызывать элементалей в одиночку невозможно! Их не подчинить волей одного-единственного человека, — паниковал Вэй Ин. — Тут и дюжины заклинателей мало!       Лань Чжань и ухом не вёл.       — Не упрямься! — вскипел Вэй Ин, сердито двинув кулаком по невидимой стене. — Ты разве не понимаешь, что, пропустив такое количество энергии через своё Золотое Ядро, скорее всего взорвёшь его внутри себя?! Должен быть другой способ!       Он едва держался на ногах, а потому в какой-то миг опустился на корточки, то и дело бессознательно сводя пальцы в области сердца. «Алый бутон» энергии, подражающий его сердцебиению, всё чаще подрагивал.       — Нет времени искать другой! — печально целуя его взглядом, сказал Лань Чжань, заранее смиряясь с тем, что, возможно, и правда абсурдно заносчив и только приблизит свою смерть.       — Ты себя угробишь! — сокрушался Вэй Ин, не зная, как реагировать на его отчаянную решимость.       — Посмотрим.       — Нет уж! Не хочу я на это смотреть!       — Тогда закрой глаза, потому что я уйду отсюда только с тобой — к жизни или к смерти, но с тобой.       — Ну что ты за человек, Лань Чжань?! Сразу бросаешься в омут с головой! — перепуганно лепетал Вэй Ин. — Ты даже как следует не обдумал свою идею!       Лань Чжань вскинул на него взгляд.       — Верь мне.       Я не отдам тебя никому. Ради того, чтобы ещё хоть раз обнять тебя, я переверну мир, перемешаю звёзды, поменяю местами тьму и свет!       На Вэй Ине не было лица. В глазах стояли слёзы. До него неумолимо доходило, что Лань Чжань и впрямь не отступится. Символы, начертанные им, достигнув пика вовлечённости в таинство, ослепительно запылали, а вместе с ними и всё пространство. Как только инициация произошла, дно пропасти, где находились молодые люди, начало лихорадить. Цепочка знаков двигалась, сплетаясь в магматическую пентаграмму.       Последний фрагмент магической формулы огласил мрачные чертоги, и, повинуясь требованию заклинателя, из-под земли бурлящим валом хлынула ударная волна. За ней последовала другая — сверху. Она промчалась как разъярённый ураган, взметая снежную пыль и ледяные осколки в воздух. В сопровождении низкого гула и одновременно идущей за ним стены ветряного завывания устремились вниз куски скальных плит, но, не долетев до земли, разлетелись, соприкоснувшись с защитным полем Инь Хуфу.       Явившиеся стихии перемешались в бушующем смерче, превращаясь в ревущее пламя. Оно окружило Лань Чжаня слепящим кольцом. В последний момент он бесстрашно раскрылся навстречу огненному зареву, впуская его поток в себя. Казалось, такую мощь не вместить человеческому телу. Глаза заклинателя утратили очертания и походили на горящие угли. Любой, кто взглянул бы на него в эти мгновения, пришёл бы к однозначному выводу, что он, взвалив на себя слишком много, приблизил свой конец.       Ужасающая сила, норовящая порвать хрупкую плоть в клочья, росла с каждой секундой. Губы Лань Чжаня шептали нужные слова, усмиряя энергию. Наконец взяв верх над духами, он кинулся к барьеру и, сжав пальцы в кулак, нанёс удар. Гора застонала, будто её недра выворачивало наизнанку. Скалы заворочались как грубо разбуженные чудовища. Дерзость смертного, порушившего незыблемые законы, представлялось, пошатнула само мироздание, возмущённо трепетавшее в запущенной им агонии.       Удар за ударом Лань Чжань налетал на барьер, круша его. Плотная завеса энергии отбрасывала его назад, но он подавался обратно и снова бил. Вскоре вибрации, сотрясающие Луаньцзан, перекинулись дальше — вплоть до того, что охватили небо над Могильными Холмами. Низкие, глухие звуки, пробегающие по поверхности горного хребта, плодили на склонах камнепады, лавины и осыпи.       Вэй Ин поражённо всматривался в Лань Чжаня, ведущего за него сражение с силами выше понимания людей, а потом в нём будто что-то щёлкнуло. Он понял, что, если не произойдёт чуда, Лань Чжань погубит себя, и страх за него открыл в нём второе дыхание. В вибрирующих руках материализовалась чёрная флейта. Вэй Ин поднёс её к губам, и разлившаяся игра воплотилась в мотив, некогда подаренный ему Лань Чжанем.       Посредством воздействия флейты Вэй Ин позволил сознанию глубоко нырнуть во мрак, что так жадно всматривался в него всё это время, и, вкладывая в посыл душу, принялся разгонять путы безвременья, как восходящее солнце ночную тьму.       Тело Лань Чжаня, заключённое в золотистый свет, в очередной раз устремилось к барьеру, прорезая собой ткань миров. Ужасающий гром взорвался над Могильными Холмами, как если бы Небеса и Преисподняя сошлись над ними подобно двум кометам, налетевшим друг на друга на страшной скорости.       — Мой! — услышал Вэй Ин голос Лань Чжаня сквозь грохот и завывание ветра.       Едва руки Нефрита сомкнулись вокруг него, алое сияние померкло. Инь Хуфу, исполнив в полной мере своё предназначение, рухнул на камни. Лань Чжань буквально выдернул Вэй Ина из образовавшейся прорехи между мирами, и они оба повалились на землю, утратив равновесие.       В момент, когда их пальцы и вдохи переплелись, Лань Чжаня прошила дрожь. Энергия элементалей, будто испитая до дна, рассеялась, порождая вокруг странное затишье. Вэй Ин, слабо барахтаясь поверх своего героя, хрипло хлебал воздух и словно заново учился дышать. Его трясло от всего пережитого, но он был цел и относительно невредим.       Рассудок Лань Чжаня всё ещё не сознавал содеянного. Мысленно благодаря всех известных богов за возможность снова касаться Вэй Ина, он сжал объятие так крепко, что тот испуганно пискнул.       — Отныне ни шагу от меня, — собственнически удерживая его, пробормотал Лань Чжань. — Сомневаюсь, что смогу такое повторить.       На самом деле он знал, что пока жив, будет делать невозможное для Вэй Ина из раза в раз, изо дня в день. Отведя его длинные волосы в сторону, Лань Чжань взял его за подбородок и потянулся к губам, которые мечтал целовать до скончания времён.       — Лань Чжань… — когда поцелуй прервался, неистово прошептал Вэй Ин, касаясь его скул губами. — Я принадлежу тебе душой и телом.       Переполняли эмоции, и он спешил выплеснуть теснящие грудь слова.       — Не хочу с тобой разлучаться больше ни на день, ни даже на час — никогда. Ты смысл, тепло и свет каждого дня.       Лань Чжань взял ладонь Вэй Ина и притиснул к центру своей груди.       — Чувствуешь? Это сердце твоё и останется твоим навсегда.       Они неистово прижимались друг к другу и осыпали поцелуями, не замечая ничего вокруг.       — Кхе-кхе! Не хочу отрывать вас от… пылких признаний, — раздался чистый, сильный голос главы Лань, поражённо взирающего на вернувшегося из мёртвых Вэй Ина, лежащего на Лань Чжане и сплетённого с ним тесным объятием. — Рад новой встрече, господин Вэй, но отсюда надо немедленно убираться! С тобой, Ванцзи, я поговорю позже… Ты ведь даже не понял, что только что сделал, да? Произошедшее здесь нам всем ещё аукнется.       Прореха между мирами не могла оставаться вскрытой раной. Гора вновь заходила ходуном. Раскачанное пространство изрыгало столпы хаотичной ци. Земля и небеса содрогались в возобновившихся конвульсиях.       — И правда пора уносить ноги! — воскликнул Вэй Ин, понемногу приходя в себя. — Похоже, грядёт обрушение…       Смешавшись под пристальным взглядом Лань Сичэня, он нехотя сполз с Лань Чжаня, перекатился набок, подхватил с земли чёрную флейту и Инь Хуфу, бессознательно прижимая и то и другое к себе. Лань Чжань вскочил на ноги и поставил его перед собой на Бичэнь, льдисто-голубой вспышкой взмывший вверх.