От насилия страдает каждый второй ребёнок в мире
Следствие по делу шестнадцатилетней Сон Дахи, убитой в районе Дальсо, продолжается. Незадолго до трагедии общественности стало известно об убийстве двенадцатилетней Сим Абель и Пэк Гюён. Все смерти девочек оказались насильственными и пополнили ужасающий своей длиной список из других таких же смертей. Но такова реальная статистика. В докладе ООН от 2020 года представлены данные о том, что каждый второй ребёнок в мире, то есть около одного миллиарда детей, подвергаются насилию в той или иной форме. Трое из четырёх детей в возрасте до четырёх лет регулярно подвергаются физическому и психологическому насилию со стороны родителей или законных опекунов. Каждый четвёртый ребёнок до пяти лет проживает с матерью — жертвой сексуального насилия со стороны партнёра. Дети и подростки страдают от насилия не только дома, но и в учебных заведениях. Каждый третий школьник участвовал в драке. Тридцать процентов школьников 11-15 лет подвергались буллингу. 120 миллионов девочек сталкивались с сексуальным насилием. По данным от 2017 года за год совершается 40150 убийств детей в возрасте от рождения до семнадцати лет. Неутешительная статистика наблюдается и по отношению к взрослым людям, пережившим насилие в той или иной форме в детстве. По данным исследований люди, столкнувшиеся с насильственными действиями в детстве, в семь раз чаще других попадают в ситуации насилия в будущем — как в роли жертвы, так и в роли насильника. Мужчины, подвергшиеся сексуальному и физическому насилию в детстве, в 14 раз чаще совершают акты сексуального и физического насилия над другими людьми. Пережившие насилие женщины в 16 раз чаще становятся жертвами. А вероятность суицида среди таких людей выше в тридцать раз. Существует комплекс мер, направленных на снижение уровня насилия над детьми внутри стран на 20-50%. Среди них: ужесточение контроля и повышение эффективности борьбы с насилием, сбор и анализ статистики, укрепление правовой базы и планирование мероприятий по предупреждению насилия. Однако по данным авторов доклада комплекс мер во многих странах принимается лишь частично. Всего 20% стран финансирует план по предотвращению насилия в отношении детей в полном объёме. Зажужжали компьютеры, защелкали компьютерные мышки. Тэхён, проходя мимо, остановился и крепко пожал Юнги руку. Отдел начал медленно заполняться людьми. Нояна пробежалась с маленькой голубой лейкой в руках, поливая офисные цветы. Юнги нетерпеливо взглянул на настенные часы. Чимин вошёл в отдел ровно за пять минут до начала рабочего дня и, вежливо ему поклонившись, сел за стол, не забывая, конечно же, о своей идеальной осанке. — Ты сегодня даже не опоздал? — спросил он. — Я ждал тебя, — признался Юнги, стараясь не слишком выдавать своего волнения. — Меня? — брови Чимина удивленно взметнулись вверх. — Мне нужно, чтобы ты на кое-что взглянул. Чимин вскинул руки, отпрянув назад. — Я не поеду больше в Сент-Стилиан, — завертел он головой, прижимаясь к спинке стула. — Мне нужно, чтобы ты взглянул на это, — Юнги привстал и протянул ему несколько бумаг. Чимин взял их, но не торопился изучить. Вместо этого он пристально уставился ему в лицо. — Что? — спросил Мин, прищуриваясь. — Всё нормально? — Мы вроде договорились не смешивать личные разногласия и споры с рабочими делами. — Нет, в порядке ли ты? Ты сегодня что-то не так агрессивен, как обычно, — повёл бровью Пак. — Похмелье не мучает? — Надеюсь, ты не думал над этой фразой всю ночь, — поморщил нос Мин. — Упаси, Господь, мне тебя и днём хватает, — покачал головой Чимин, плохо пряча улыбку. — Как жаль, — хмыкнул в ответ Юнги и показал пальцем на бумаги. — Давай, прочти и скажи мне потом, что думаешь. Чимин закусил губу, поднося бумаги ближе к лицу, и нахмурил слегка брови. — Это… — протянул он, непонимающе листая страницы. — Это всё какие-то куски. Ты собрал это из разных протоколов? Боже, ты что, сидел с этим всю ночь? — Всё равно не мог уснуть, — махнул рукой Мин. Чимин вернул своё внимание к бумагам, и чем больше он их читал, тем сильнее хмурились его брови. А прочитав последнюю страницу, он ещё несколько минут сидел неподвижно и смотрел задумчиво на Юнги. — Ты думаешь, это Чхве Ханги? — спросил он, наконец. — А что думаешь ты? Юнги бросил на него пристальный взгляд, и это не было проверкой. Он выглядел растерянным, и Чимин чувствовал его смятение. Юнги будто не хотел верить в собственное предположение и поэтому спрашивал его мнения, на него была возложена миссия подтвердить или опровергнуть его догадки. Он оказался в центре его внимания, это было приятно, а ещё очень бодрило, как будто Юнги зажег в нём искру, способную осветить тьму всех предыдущих дней. — Поздним вечером того же дня, как пропала Дахи, соседи видели, как девушка Чхве Ханги вывесила на улицу сушить бельё в дождь. — Чимин загнул мизинец. — Затем они вдвоём долго копались в багажнике его машины, и она плакала, — сказал он, загнув безымянный палец. — Показания самой Квон Ёнджи странные — ещё ничего неизвестно, девочка пропала меньше суток назад на тот момент, а она уже говорила о ней в прошедшем времени: «Она была неконфликтной и вежливой… она была… она была…», — вздохнул он, бегая глазами по тексту, и загнул средний палец. — Тэхён осматривал его дом, он сделал пометку в протоколе: «Идеальный порядок, дом вымыт до блеска», — его указательный палец присоединился к остальным. — Я думаю, этого мало, чтобы счесть его подозреваемым, но достаточно, чтобы взять на заметку. Мы можем проверить его ещё раз? — Поехали, — резко поднялся Мин. — К Чхве Ханги? — Нет, мне пока нечего ему сказать. — Тогда куда? — Прогуляемся. Юнги вытер незаметно вспотевшие ладони о джинсы и быстрым шагом направился к выходу. Он слышал шаги Чимина за спиной, своей торопливостью и неритмичностью они походили на стук его сердца. — Мы едем к родителям Сон Дахи? — спросил Пак, узнав окрестности. — Мы едем к Дахи. Чимин взглянул на него непонимающе. — Последние минуты её жизни, мне нужно прожить их вместе с ней, — Юнги остановился у дома Сон Дахи и сделал несколько больших глотков из бутылки. — Это вода, — ответил он на застывшее в глазах Чимина негодование. — Вода, — повторил он громче и сунул бутылку ему под нос, но сделал это так быстро, что ему всё равно не удалось вдохнуть её запах. Чимин закатил недовольно глаза, но Юнги уже бросил бутылку и, даже не взглянув на него, вышел из машины, становясь на подъездной дорожке у дома Дахи. — Пятое сентября. Вечер. Вся семья собралась на барбекю во дворе. Время… — Юнги снял с запястья часы и перевёл их стрелки вперёд. — 18:20. Дахи отправилась в магазин за газировкой. Неторопливо он зашагал по тротуару к магазину, зашёл внутрь, купил банку кока-колы, посмотрел на часы и, постучав задумчиво пальцами по прилавку, взял ещё шоколадный батончик. — Держи, Лапонька. — Я не люблю сладкое, — покачал головой Чимин. — А выглядишь так, будто любишь, — прищурился Мин и ехидно улыбнулся, услышав его шумный вздох в ответ. — 18:32, идём, — дёрнул он Пака за локоть. — 18:33, Дахи вышла из магазина и пошла той же дорогой обратно, но по пути встретилась с соседом. Юнги остановился у дома Ханги и снова взглянул на часы. — 18:40. Её телефон перестал принимать сигнал в 18:53, здесь на этом месте, прямо около её двора, — он повернулся и взглянул в окна старого дома из белого кирпича. — Тринадцать минут. Столько времени ему понадобилось, чтобы… Юнги резко умолк и отвернулся. Внезапно улица показалась неестественно тихой. Подавляющей. Он вспомнил детское лицо Ханги и себя самого рядом с ним, такого же юного и глупого. А потом вспомнил свои ночные терзания и все болезненные стадии отрицания, через которые ему пришлось пройти. От ядовитой смеси того и другого у него закружилась голова, а мысли запутались. — Юнги? — позвал тихо Чимин. — Мм? — Что-то не так? — Чхве Ханги был вторым ребёнком в семье. Его старший брат покончил с собой, утопившись в реке. Никто не знает, но Ханги систематически терпел насилие с его стороны. А его мама так страдала после смерти первенца, что погрязла в своём горе и почти не обращала на него внимания. Он всегда был для неё не таким. Не таким хорошим, как его старший брат, не таким умным, не таким славным. Соперничать с мертвыми и вправду очень сложно. Наверное, у Ханги и не было шансов стать для неё лучшим. Его родители поженились, когда его маме не исполнилось ещё и восемнадцати, в то время как его отцу уже шёл четвёртый десяток, днём он работал на мебельной фабрике, а вечером пил и пытался выбить из сына природную робость с помощью грубой силы. А сам Ханги? Сколько лет его подружке пианистке? Ей всего девятнадцать. А он мой ровесник, ему уже тридцать пять. А ещё он отлично знает Сент-Стилиан, его мать проработала там полжизни. — Откуда тебе столько известно о нём? — В детстве мы были друзьями. И я… — Юнги подступил ближе, заговорил вкрадчивее. — И я могу быть не совсем объективным. Ночью, когда я прочёл вот это, — он взял его за руку и загнул мизинец, — то списал это на простое чудачество, вот это, — он загнул его второй палец, — счёл совпадением. Потом я заметил это и это, — Мин загнул ещё два его пальца и накрыл получившийся кулачок своими большими ладонями, — и мне стало так тошно, что снова захотелось напиться. Мне кажется, что это невозможно, и в то же время я уверен, что это самый вероятный вариант. Поэтому мне нужно, чтобы ты сказал мне прямо, что думаешь об этом. Пока я не пошёл к Джуну за ордером на обыск. Чимин смотрел на него не моргая, дыша глубоко и мерно. Сейчас он выглядел взрослее, и возложенная на него ответственность нисколько его не страшила. Напротив, взгляд его был уверенным и мудрым, будто бы он уже наверняка знал все ответы и давно принял решение, только отчего-то медлил его озвучить. Чимин опустил глаза, но сразу поднял их вновь, и щёки его слегка заалели. Юнги понял, что продолжает держать его за руку и тут же её выпустил. — Я думаю, нам нужен ордер на обыск, — сказал он наконец. Но получить ордер на обыск в их случае было совсем непросто, ведь сушить бельё в дождь и драить свой дом до блеска не запрещено законом. У них не было ни одной весомой причины, способной убедить старшего инспектора дать им разрешение вторгнуться в чужую собственность. Они изложили свои догадки, основанные на крайне скудных фактах, Ким Намджуну, и тот взглянул на них как на полных болванов. — У парня алиби, — поджал он губы. — Его подружка, — поморщился Мин. — Его дом осматривали. — Но не обыскивали. — Если он был последним, кто её видел, зачем признался в этом? — Хочет быть в курсе событий. Намджун покачал отрицательно головой. — Я знаю, у тебя есть особое чутьё в таких делах, но это уж выглядит совсем слабо, Юнги, прости. И ему действительно было жаль. Чимину хотелось подать Мину какой-то знак, чтобы тот надавил на него чуть больше, но тот вдруг сказал: — Лапонька, сходи за кофе. Чимин мгновенно вспыхнул, бросая на него злой взгляд исподлобья. Их примирение всё ещё было зыбким, но очень для него дорогим, и только поэтому он промолчал. — Пожалуйста, — добавил Мин и едва заметно кивнул ему головой в сторону двери. — Ладно, — прошипел Пак, сглатывая очередное унижение, хотя очень хотелось обернуться и спросить у старшего инспектора, он всё ещё считает, что ему невероятно повезло? Он не собирался покупать ему кофе, слишком велико было желание плюнуть в стакан. Чимин медленно выдохнул, понимая, что ему понадобится куда больше времени, чтобы привыкнуть к Юнги, чем он мог подумать. Это вчерашние откровенности и утреннее панибратство ввели его в заблуждение. Юнги вернулся всего через пару минут и, присев на угол стола, поджал недовольно губы. — Где мой кофе? — спросил он. — Я тебе не мальчик на побегушках. И хватит при всех называть меня Лапонькой, — произнёс он громче, чем следовало, смущённо огляделся и заметил, как весь отдел поглядывает на него украдкой. С тех пор, как всем стало известно, кто он, обстановка в участке ощутимо изменилась. Когда дело касалось его, все будто по минному полю крались. Даже шутники техники умолкли. Юнги был единственным, кто продолжал вести себя с ним как прежде, мол, ну что ж, это дерьмово, да, но в жизни случается всякое, давай просто побыстрее закончим с этим делом. — Ладно, — неожиданно быстро согласился Мин. — Но кофейком всё же придётся запастись, у нас сегодня будет дли-и-инный день. Чимин заметил в его руках бумагу, это был ордер, и всю его злость в момент как рукой сняло. — Как ты это сделал? — Сказал, что тогда нам придётся действовать иначе, например, подключить к делу Нам Сомина. — Кто это? — спросил Чимин, оглядываясь, но не вспомнил в отделе человека с таким именем. — Журналист. Иногда они бывают очень полезны. У каждого детектива есть среди них свои ребята. Мы даём им наводки, когда нам это выгодно, иногда кое-что сливаем, взамен они делятся с нами своей информацией. Но Джуну очень не нравится такой подход. Он ненавидит прессу, а всех журналистов считает говнюками, смакующими людские трагедии. У него случается прилив праведного гнева, когда он слышит имя Нам Сомина, — Мин слез со стола и подал рукой знак идти за ним. — Поехали, нет времени рассиживаться.***
Юнги поднялся по ступенькам к двери и занёс решительно руку, но она всё равно дрогнула, прежде чем постучать. Крупный мужчина, появившийся на пороге, уставился на него недобрым взглядом. — Полиция. У нас ордер на обыск, — сказал Юнги громко и чётко, и криминалисты под предводительством Чон Хосока, не спрашивая разрешения, вошли в чужой дом. — Это что за хрень, Юн? — грозно нахмурился Ханги, шагнув вперёд, но Юнги остался стоять на месте, и теперь они практически касались друг друга грудью. Чимин поднялся на ступень выше, боясь, что случится что-то ужасное, что Чхве Ханги замахнётся и ударит его напарника или толкнёт, и тот упадёт с лестницы. Ярость в его глазах говорила о том, что он очень даже на это способен. — Открой машину, — сказал Юнги, никак не реагируя на его выпад. — Пошёл ты, — бросил ему в лицо Ханги. — Советую не препятствовать… — Чего ты хочешь от меня?! — перебил его мужчина и, отступив обратно, брезгливо скривился. — Чего тебе ещё надо от меня, Юн? Может, за двадцать лет ты наконец подсчитал, сколько я тебе должен? Или тебе всё ещё не даёт покоя то, что я тебя отверг? А?! Дерьмо собачье, да ты такой же, как твой отец! Джинни тоже никого и ничего не прощал. — Не неси ерунды. Я выполняю свою работу. И только, — ледяным тоном произнёс Мин. — И дом по соседству у тебя по чистой случайности. — Не я его выбрал. — Ну разумеется. И кстати, где он, твой рыжий дружок? Юнги посмотрел на него таким взглядом, будто он был комком шерсти в лужице кошачьей блевотины. Повисла странная пауза. Чимин предусмотрительно сделал ещё полшага вперёд, готовый в случае чего разнять бывших друзей. — Открой машину, Ханги, — терпеливо повторил Мин. — Да почему же ты здесь, чёрт бы тебя побрал?! У тебя ведь нет и не может быть никаких доказательств! Решил повесить на меня девчонку за свои старые обиды? Я помню, как ты тогда плакал… — Да хер тебе в глазки, за такие сказки! Я устал быть вежливым и терпеливым. Я детектив отдела убийств, а не маленький обиженный говнюк. Тащи ключи, иначе мы вскроем машину сами, тебе же хуже. Ханги выпрямился, расправляя плечи. Юнги пришлось поднять голову и посмотреть на него снизу вверх, но он не дрогнул. Мужчина сунул руку в карман, отступая и вытаскивая ключи. — На, сука, забирай! — прорычал он и, резко замахнувшись, швырнул их с силой вперёд. Юнги успел увернуться в сторону, и связка ключей коснулась его скулы лишь вскользь. — Я зачитаю ему права, — потянулся за наручниками Чимин, но Юнги дёрнул его за руку, не дав подойти к Ханги. — Не надо, нет, — потряс он головой, трогая пальцем свежую царапину. — Ерунда, всё в порядке. Пусть им займётся Тэхён. Чимин не стал спорить, хотя Чхве Ханги, чей силуэт застыл в позе крайнего неодобрения, казалось, сам напрашивался на железные браслеты. — Пусть ищут… пусть… они ничего не найдут… — затараторила, выскочившая на крыльцо Квон Ёнджи. Хрупкая и маленькая, она испуганно прижалась к Ханги, обнимая его за предплечье, и обвела детективов каким-то скорбным взглядом. Личико у неё было точно кукольное — идеальные черты, утончённые и по-детски нежные, глаза медовые, лучистые; густые тёмные волосы до плеч, на голове розовый плюшевый ободок, а на ногах такие же розовые тапочки. Рядом с крупным и мужественным Ханги она смотрелась совсем ребёнком. — Пусть ищут… — повторила она шёпотом. И Ханги подчинился ей, смягчился и отступил. Чимин почувствовал, как слюна во рту начала горчить и отвел от девушки взгляд. Неужели она способна на такое? Способна совершить такое предательство по отношению к девочке, которая души в ней не чаяла? А потом он вспомнил себя и своё детство. Конечно, способна. Криминалисты и полицейские начали свою работу, методично и кропотливо был осмотрен, просвечен и промыт едва ли не каждый сантиметр всех имеющихся поверхностей. На улице стемнело, сжимаясь под ледяным осенним ветром, полицейские изымали и отправляли на исследование всё, что могло содержать в себе или на себе хоть какую-то информацию. К восьми часам вечера было упаковано и отправлено в лабораторию четыре тысячи предметов, а к одиннадцати вечера к отправке было готово ещё полторы тысячи, и продолжали находиться всё новые. После полуночи собравшийся у дома Чхве Ханги народ стал расходиться, остались лишь представители прессы и родители Сон Дахи, потерянно бродящие вдоль заградительной ленты. — Рак заработаешь, — сказал Чимин, наблюдая, как Юнги прикуривает новую сигарету, едва докурив старую. — Мм… да, есть такая вероятность, — протянул в ответ Мин. — Хотя это, конечно, не моё дело, и мне всё равно. — Точно, но я и так не обольщался. Юнги поджал грустно губы, но сигарету не затушил. Оба надолго замолчали, смотря, как криминалисты упаковывают и нумеруют вещи Ханги. — Замёрз? — спросил Юнги, первым нарушая молчание. Чимин тут же прекратил переминаться с ноги на ногу и отрицательно покачал головой. — Мы здесь до утра, — констатировал устало Мин. — Срань… — прошептал Чимин и запрокинул голову, смотря обреченно в чёрное небо. — Ха-а… да моя Лапонька, оказывается, умеет ругаться, вы поглядите… — сипло засмеялся Юнги. — Всё из-за проклятой ступеньки! Юнги непонимающе нахмурился. — Ступенька в моём доме скрипит, я должен был её перешагнуть, чтобы день задался, — пояснил Пак. — А я забылся и наступил на неё. — Ты это серьёзно? — хмыкнул насмешливо Мин. — Ладно… — выдохнул горячий воздух Чимин и взглянул на него с какой-то особенной кротостью. — Я очень замёрз, Юнги. Я не могу согреться даже в машине. И мне очень, очень, очень нужно в туалет. Несколько секунд Юнги просто молча смотрел на него, а потом дёрнул за рукав, кивнув на дорогу. — Идём со мной. — Куда? — Свожу тебя в кустики пописать. Чимин уставился на него, широко распахнув глаза, и растерянно затряс головой. На лице Юнги появилась кривоватая ухмылка. Он снова взялся за его рукав и потянул легонько за собой. — Мой дом чуть выше по улице. Нам нужно немного отдохнуть и перекусить, закончится обыск, начнётся допрос. Ты не забыл, у нас ещё эта парочка сидит в участке. Ханги не будет говорить со мной, тебе придётся взять его на себя. Чимин покорно кивнул, смиренно зашагав следом. Вряд ли Юнги самому нравилась эта идея — тащить его в свой дом, тем более после той катастрофы, которая между ними случилась, но ночь обещала быть слишком длинной, отказываться было глупо — не лучшее время для стеснений и препирательств. Справив нужду, Чимин обнаружил для себя, что всё не так уж и плохо, и что, пожалуй, он продержится до утра. Юнги шумел на кухне, пытаясь сообразить хоть какой-то перекус, это был тот случай, когда холостяцкие привычки питаться в забегаловках сыграли с ним злую шутку. Его тесная квартирка производила странное впечатление давно покинутого жилища, но вместе с тем в ней будто ощущалось и чьё-то безмолвное присутствие, неприятное, холодное и тёмное. В гостиной среди безвкусной дешевой мебели внимания был достоин разве что только книжный шкаф. Он был забит изданиями русских классиков и настольными книгами детектива: целый ряд справочников, методика осмотра места преступления, методика предварительного следствия и дознания, криминология. Корешки у одних были ветхими и потёртыми, у других — добротные переплеты с гравировкой. Их тексты пестрели фотографиями истерзанных, изрубленных и израненных тел. Скрупулезно зафиксированные улики на их страницах снабжались сухими подрисуночными пометками. Человеческая жизнь, низведенная до учебного пособия. Жутко? Да. Но необходимо. Рядом стоял сервант с полками, заставленными алкоголем — неожиданно дорогим бурбоном, водкой и скотчем в больших бутылках. Алкоголь в этом доме пили точно не в виде коктейлей. Маленький напольный вентилятор старательно пытался разогнать застоявшийся затхлый запах, какой обычно бывает в старых, давно нежилых помещениях. На подоконнике в керамическом заварочном чайнике с землёй торчала засохшая фиалка и сухая веточка вербы — натюрморт memento mori. Шкафчик, использовавшийся в качестве гардероба, был открыт и содержал скудный запас неброской одежды в стиле Юнги — тёмные футболки и джинсы, потёртые и застиранные настолько, что это вызывало тоску. Чимин присел на диван, аккуратно сдвигая в сторону плед и скомканную подушку. Скорее всего, этот диван служил Юнги кроватью, хотя в его квартирке имелась отдельная спальня. Журнальный столик, в отличие от остальной мебели с претензией на настоящее дерево, был завален бумажками со странными пометками и баночками с таблетками. Аспирин, очень много аспирина, а ещё атаракс и прозак. Чимин откинулся на спинку дивана, огляделся по сторонам и вдруг понял, что за ощущение преследовало его с тех пор, как он вошёл в дом Юнги. Это было вовсе не присутствие, как он подумал сначала, а наоборот — отсутствие. Складывалось такое чувство, что Юнги некогда просто отсек часть своей жизни, и всё теперь в его доме выглядело таким же полумертвым, как и он сам. Тепло. После уличного холода Чимина разморило в считанные минуты. За окном давно стемнело, в стекла барабанил мелкий дождь. Он почувствовал, как глаза его начали слипаться от внезапно навалившейся усталости, и едва не подскочил от ужаса. Он ощущал себя измотанным и морально, и физически, но страх уснуть на диване Юнги оказался ещё сильнее. — Я нашёл лапшу, — сказал Мин, появившись в комнате, и поставил на журнальный столик две тарелки полные кипятка. — Может, не стоит так делать… — прошептал Чимин, погладив рукой дорогую столешницу. — Хороший стол. — Я привёз его из дома, — кивнул Юнги, но никак не исправил ситуации. — Джинни сделал его на своей фабрике лет тридцать назад, поверь, он переживал вещи и похуже. Чимин мягко улыбнулся, взглянув на него. — Ты Мин, сын Джинни, — сказал он, прикусывая губу от внезапного смущения. — Ты это только что сообразил, или у тебя там карточки с заготовками? — вернул ему улыбку Юнги. — Юн… почему-то я и подумать не мог, что это ты. Я представлял тебя совсем другим. — Каким? Чимин совсем смутился и опустил голову. На щеках его появился милый румянец. — Просто другим. И, по меньшей мере, капитаном полиции, — он закусил губы, стеснительно сжимаясь. — И я думал, что если увижу тебя ещё раз, то может быть… если ты позволишь… обниму. И скажу спасибо. — За что? — спросил Юнги отчего-то очень тихо. — За то, что тогда на похоронах моей мамы ты был рядом со мной, — он продолжал говорить, не поднимая глаз, но чувствовал на себе взгляд Юнги. — Нет, не надо. Не благодари меня за это. — Ты так много сделал для меня. — Я ничего не сделал. То, как ты справился с этим — только твоя заслуга. — Ты просто не знаешь… — прошептал Чимин, покачав головой. — Пак Чимин, ты хочешь, чтобы я заплакал? Шиш тебе. Ешь-ка лучше свою лапшу молча, — с деланным недовольством произнёс Мин. Некоторое время они ели в тишине. Юнги старался не подавать виду, но, несмотря на пустой желудок, он с трудом глотал лапшу, в горле стоял ком, большой и болезненный. — Всё в порядке? — спросил Чимин. Он пожал плечами. Пак был чутким и умным, лгать ему не было смысла. — Я могу чем-то помочь тебе? Юнги и моргнуть не успел, как за долю секунды в сознании его пронеслась мысль, стремительная и сильная, но столь же и опасная: рассказать обо всём. Он подумал о напарниках, которые знают друг друга как облупленных. Чимин и он могли бы стать такими. Он мог бы стать ему даже ближе, чем Донхён, и для этого не понадобилось бы десяти лет. Потому что уже сейчас казалось, что они давно знакомы, хоть им не было известно друг о друге так уж много. Просто каждый из них пережил свою боль, узнал ту сторону жизни, которая неизвестна большинству людей. Оба они чувствовали и понимали эту грань, отделяющую трагедию от повседневности. И это знание связывало их, служило особым языком, недоступным для других. Юнги увидел напарника, который готов поддержать в любую минуту, он увидел близкого друга, готового болтать о чём угодно, пока он не расслабится и не забудет то, что взволновало его сердце. Он увидел то, что прежде даже в мыслях казалось невозможным. Картинка была такой тёплой, что очень хотелось позволить ей стать реальностью. Но в следующее мгновение Юнги взял себя в руки, и его замутило от мысли о том, как он рассказывает Чимину о своей гомосексуальности и посвящает в свои семейные дела, чтобы тот прижал его к своему плечу и утешил. — Можешь, — кивнул он, отводя взгляд в сторону. — Расколи Чхве Ханги. — Можно спросить, что между вами случилось? — Мы дружили в детстве, но подростками рассорились из-за ерунды. Я не собирался его ни в чём упрекать. Ни тогда, ни сейчас. В какой-то момент, когда мы ещё были друзьями, мне просто показалось, что на самом деле моё общество уже давно стало ему неприятно, и он терпит меня из-за личной выгоды. Я сказал ему об этом, он оскорбился и разозлился. Вот и всё. Может, это было и не так, может, я был не прав, но и он говорил мне ужасные вещи. — Юнги сделал медленный вздох, возвращая взгляд к Чимину. — Так или иначе, всё это давно в прошлом. Ты доел? Молодец. Он встал, торопливо собирая тарелки и приборы со стола. Чимин взял салфетку и протёр столешницу, складывая разбросанные по ней клочки бумаги в одну аккуратную стопку. — Нет, нет, нет, — остановил его Мин. — Не надо так делать. Чимин свёл в недоумении брови. — Это мои заметки. Они лежат в строго положенном беспорядке, иначе я потом не смогу ничего разобрать. — Ты что, берёшь дела в производстве домой? — глаза Чимина распахнулись от ужаса, когда он заметил под прочими бумагами знакомые картонные папки. — Нет, я пакую в них рукописи. — Боже, это же нельзя выносить из участка. Тебя уволят. Чимин вытащил одну из папок, но Юнги вырвал её у него из рук. Тогда он взялся за следующую. — Всё-то тебе надо знать! — отдёрнул его руку Мин, но вышло слишком неловко, и папка всё равно осталась в руках у Чимина. — Это что, правда книга? — захлопал ресницами Чимин, открывая пустой, не подшитый титульник, за которым хранилась стопка исписанных страниц. — Я же сказал. — Чья? — Моя. Думаешь, я только смешивать и разливать умею? — Нет, я так не думал, нет. Боже, у тебя их… раз, два, три… ты пишешь уже четвёртую? — Если говорить о чём-то серьёзном, то да. — И о чём они? Юнги поставил посуду обратно на столик и со вздохом присел рядом с ним на диван. — О жизни, — коротко ответил он и, забрав из его рук папку, закрыл её, погладив сверху с какой-то особой нежностью. — О предназначении человека? — Я нисколько не смыслю в предназначении человека. Моё личное счастье всегда шло вразрез с тем, как его понимают другие. Люди с детства называли меня счастливчиком, мне же так никогда не казалось, и чья угодно жизнь виделась мне счастливее моей собственной. — И тебя тревожит это? — Тревожило, когда я был подростком. Я не мог понять, что со мной не так и это сводило меня с ума. Я думаю… ладно, хватит, нам пора, — оборвал он сам себя. — Думаешь, что? — не сдвинулся с места Чимин. — Пойдём, — сказал Юнги, отложив папку в сторону. Но Чимин продолжал смотреть на него выжидающе. — Я думаю, что очень часто несчастье — это болезнь, которой заражаются ещё в детстве. Я пишу об этом. И о том, что в жизни с человеком случается всякое. Я пишу о любви, пишу о боли, пишу о надежде, — на мгновение он замолчал, потом сделал глубокий вдох и продолжил чуть тише. — Я пишу о себе, мешая правду с вымыслом. — И что из написанного здесь правда, а что вымысел? — так же тихо спросил Пак, с трудом выдерживая его внезапно потяжелевший взгляд. — А ты попробуй угадать. — Можно прочесть? Юнги моргнул, молчаливо кивнув. Выражение доверия в его тёмных глазах пронзило Чимина. — Любую? — голос его дрогнул. — Любую, — шёпотом ответил Мин. — Тогда… — Чимин открыл одну из папок. — «Тёмные воды», — прочёл он название. — Я возьму эту. — Ладно, — согласился Мин. — Теперь идём. У нас есть дела поважнее. 27 сентября, 2023 год. Чимин склонился над раковиной и плеснул в лицо холодной водой, он валился с ног от усталости, но нужно было собраться и закончить начатое. Чхве Ханги сидел в допросной почти всю ночь, его малолетняя подружка испуганно ревела в соседней комнате для дознания, да и что ещё ей оставалось делать, ведь с ней работал Юнги. И к несчастью для бедняжки, его сподручным стал Тэхён. Ёнджи шмыгала носом и глотала слёзы, судорожно повторяя одно и то же. Нет, она ничего не знала, а если и знала, то явно предпочла умереть задохнувшись от слёз, лишь бы не сдавать своего дружка. Намджун снял пиджак и закатал рукава на рубашке. Он стоял у допросной и, не шевелясь, смотрел через зеркало Гезелла на Чхве Ханги. — Готов? — спросил он, спиной ощутив его приближение. — Да, — ответил Чимин. Он и подумать не мог, что однажды настанет момент, когда ему придётся пожалеть, что рядом нет Юнги. Пусть он был хамом, но уже знакомым, своим. Перспектива вести допрос со старшим инспектором пугала. Юнги честно предупредил его, что Ким Намджун в этом плох. Но откровенно говоря, Чимин не был уверен, что сам справится лучше. Они вошли в комнату для допроса и сели за стол напротив Ханги. Чимин почувствовал, как задрожали от волнения руки, низ живота пронзила тупая боль. — Курите? — спросил инспектор и протянул мужчине открытую пачку сигарет. Чхве Ханги поднял голову, устало взглянув на них, и взял из пачки сигарету. Инспектор чиркнул зажигалкой, помогая ему прикурить. — Благодарю, — хрипло сказал Ханги. Чимин выждал паузу и уверенно произнёс: — Теперь к делу. Рассказывайте. — Что? — Всё, что вам известно. — Я не совсем понимаю, о чём вы. — А вот нам после обыска, кое-что стало известно. Чимин открыл блокнот и задумчиво пролистал несколько страниц. На самом деле у них не было никакой информации. По предварительным данным в доме ничего не найдено, вся надежда была на криминалистическую лабораторию, исследующую собранные материалы. И единственное, за что они пока могли зацепиться — это машина Ханги. Он зачем-то вырезал кусок обшивки со дна багажника и застелил его ковром. — Вам объяснили, почему вы здесь? — спросил Намджун. — Да, вам нужны мои комментарии по поводу смерти девочки, жившей со мной по соседству, — Ханги глубоко затянулся и выдохнул дым в сторону. — Я уже рассказал всё, что знал, мне нечего добавить. — Значит, вы не знаете, почему мы хотим услышать ваши показания снова? — спросил Чимин. — Нет. — И даже не подозреваете? — Подозреваю. — И что же? — Вам не понравился багажник моей машины, считаете, я возил в нём мёртвую девочку, испачкал его кровью и поэтому он выглядит так. А ещё вы нашли у меня эротический журнал с девчонками в школьной форме и порно с молоденькими японками на компьютере. — По-вашему, этого мало? — Не только по-моему, но и по-вашему, — усмехнулся ему в лицо Ханги. — Все смотрят порно. А в багажнике я мусор забыл, он протух и потек. Чхве Ханги затушил сигарету, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, окончательно закрываясь. Чимин понял, что совершил ошибку, дав возможность Ханги самому выдвинуть свои предположения. Он выбрал позицию и теперь ни за что с неё не сдвинется. Украдкой Пак взглянул на старшего инспектора, тот был мрачнее чёрной тучи. Выдержав очередную паузу, Чимин сделал вдох, готовясь продолжить, но Ким Намджун заговорил первым, возвращаясь ко дню исчезновения Сон Дахи. Однако как бы он ни пытался разговорить Чхве Ханги, тот уперто повторял одно и то же, пока, в конце концов, не произнёс фразу, знаменующую полный провал: — Я требую адвоката. Юнги убьёт меня… — подумал Чимин, уныло плетясь следом за старшим инспектором, который только благодаря своему профессионализму и деликатности не влепил ему оплеуху прямо перед Ханги. Они вышли из комнаты допроса, и он повернулся к нему, прожигая гневным взглядом. — Ты… — он ткнул пальцем ему в грудь, но потом медленно выдохнул, отступая, и, отрицательно покачав головой, просто ушёл, однако недосказанность и так была Чимину ясна. — Только не плачь, — произнёс сипловатый голос. Чимин повернулся и увидел Юнги, стоящего у зеркала. Вообще-то до этого момента он и не собирался плакать, но сейчас, увидев его, почувствовал, как слёзы подкатили к глазам сами собой. — Я облажался, — прошептал он, закрывая глаза ладонью. — Бывает с каждым, — неожиданно мягко сказал Мин. — В самый важный момент… — Чимин не выдержал и всхлипнул. Послышались шаркающие шаги. Тёплая ладонь легла ему на плечо. — Каждый момент будет самым важным, не нужно так расстраиваться. Я в твоём возрасте вообще двух слов связать не мог. Я всегда вспоминал своего отца, когда волновался, и чувствовал страх. Это пугало меня ещё сильнее, и я замирал как болван. — Он надавил ему на спину, немного грубо прижимая к себе. — Но мы ведь делаем одно и то же. Снова, и снова, и снова. С каждым разом будет легче. Чимин выдохнул, позволяя ему быть ближе, и покорно прижался лбом к его плечу, стараясь не думать о том, насколько это может выглядеть унизительно. — Прости. Я всё испортил. Я не оправдал ожиданий… — Нет. Ты бы справился, будь у тебя больше опыта. Или у Джуна. Ничего, в следующий раз я буду рядом и буду направлять тебя. Чимин отпрянул, чтобы взглянуть ему в лицо. — Спасибо, — кивнул он слабо, Юнги поджал грустно губы в ответ и отступил, медленно скользя ладонью по его плечу. — Поехали домой, нам нужно поспать. Чимин покачал согласно головой, не отваживаясь больше смотреть ему в глаза. 21 ноября, 2023 год. Никаких официальных обвинений Чхве Ханги предъявлено не было. Криминалистическая лаборатория продолжала свою кропотливую работу изо дня в день, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы послужить достойным поводом для предъявления обвинения. Расследование забуксовало. Все отпечатки и образцы ДНК, собранные в Сент-Стилиане, были идентифицированы и принадлежали Сон Дахи, Ли Миён и Юн Минсан. Они допрашивали одних и тех же людей и копались в одних и тех же бумагах. И всё безрезультатно. Ни зацепок, ни свидетелей, ни улик. Юнги продолжал жить в отделе, Чимин — почти не отставал от него. Они не могли позволить себе бессмысленно гоняться за собственной тенью, у них были и другие дела. Так что в сутках набиралось не так уж много часов, проведенных ими по отдельности. И время это было смутным и тревожным, как бывает, когда точно уверен, что что-то забыл или потерял, но не можешь понять что. Постоянное присутствие рядом другого человека тоже может стать привычкой. Оба они знали все формальные причины, по которым их совали в ночные смены по выходным. Они — одиночки. У них нет никого, кто бы ждал их дома — ни жён, ни детей. Но если Чимин был молод и вынослив, то Юнги всё реже находился в духе и всё чаще глотал свои таблетки. В эту ночь в Дальсо всё было тихо. Только они двое, тихий гул компьютеров и запах кофе. Темнота постепенно сменялась предрассветной синевой. В такие минуты, когда ночная смена уже катилась к концу, пустой отдел наполнялся каким-то особенным уютом, и Чимину думалось, что всё не так уж и плохо, ему будто бы даже нравилось в Дальсо и нравился Юнги. А Мин мягко улыбался, смотря на него, быть может, он думал о нём так же? Рассвело. Нояна, приходящая раньше всех, пробежалась по отделу, открыв на всех окнах жалюзи. Но дневной свет не залил помещение, погода была по-зимнему холодной и пасмурной. Ровно в восемь зазвонил телефон на посту Нояны, а следом заработал факс. Часто стуча каблучками, девушка подбежала к столу Юнги, взволнованно протягивая ему бумаги. Он сосредоточенно читал напечатанный текст, быстро передавая просмотренные страницы Чимину, и дойдя до последней, тихо застонал в кулак. Они встретились взглядом, и Юнги только покачал отрицательно головой, роняя лист бумаги на его стол. Ни Чимин, ни он не проронили ни слова, выходя из отдела. Они шли по пустому коридору, и звук их шагов походил на их гулкие, болезненные удары сердца. Ледяной сквозняк в вестибюле напомнил набросить куртки. И к выходу, навстречу промозглости и холоду. 24 ноября, 2023 год. И хоть в доме Чхве Ханги ничего не обнаружилось, и старший инспектор был в ярости, им не впаяли в качестве наказания миллион дежурств подряд. Напротив, каждому из них была предоставлена неделя выходных, якобы для отдыха, но на самом деле, Ким Намджун отстранил их от службы потому, что просто не желал видеть в отделе. Первые три дня тянулись особенно долго, они были мучительно тоскливыми, монотонными и такими апатичными, что Чимин практически совсем не вставал с кровати. Режим его спутался, последнюю ночь он совсем не спал, и теперь весь день его неумолимо клонило в сон. Он то дремал, то резко пробуждался в каком-то испуге. Поэтому когда зазвонил телефон, и в трубке раздался голос Чонгука, Чимин не сразу понял, что это не сон. — Где Мин?! — громко спросил он. Странный вопрос. — Не знаю, дома, наверное, — ответил Чимин. — Я не смог до него дозвониться, но у меня есть для него новости, — он немного подумал и исправился: — Для вас. — Какие? — Пак присел на кровати и задержал от внезапного волнения дыхание. — Я проверил соцсети Квон Ёнджи и ничего не нашёл, но потом решил полазить по её близким друзьям и обнаружил кое-что важное — фотографии. Её сестра из Тэгу выложила в сеть фотки с семейного праздника. Квон Ёнджи отмечала день рождения племянника пятого сентября. На фото видно часы, в шесть вечера она всё ещё оставалась там. Время публикации тоже совпадает. Она не могла находиться дома с Чхве Ханги. У него нет алиби. Они солгали, — возбужденно протараторил Чонгук. — Я понял… я понял, спасибо Чонгук, — переодеваясь на ходу, сказал Пак. Сон как рукой сняло. Он попытался дозвониться до Юнги, но у него, как и у Чонгука, ничего не вышло. Телефон был выключен. Тогда Чимин решил поехать к нему домой, но и тут его постигла неудача. Дверь никто не открыл. Он постучал несколько раз и притих, прислушиваясь. Ни шороха. Скрипнула соседская дверь, в общий коридор выглянула старушка и прищурилась, вглядываясь ему в лицо. — Нет его, не барабань. — А где он? Вопрос из разряда Чонгука. Но, как ни странно, старушка ответила: — Домой уехал. — А это куда? — Ты не местный, сынок? Не знаешь, где Мины живут? — Не могу вспомнить, бабушка. — Езжай к речному причалу, увидишь чуть поодаль, у кипарисовой рощи, особняк, большой и старинный — это и есть дом Минов. — Ладно… спасибо… — неуверенно произнёс Пак, благодарно кланяясь. — Не бойся, не проглядишь, — махнула она трясущейся ладонью. И была права. Дом Минов представлял из себя настоящее родовое поместье, какие строили знатные семьи в прошлых веках — величественное строение с большими окнами, белым фасадом и идеальным газоном, остающимся зелёным даже в ноябре. Дом у озера был таким же. Ну или почти таким же. О, Боже мой… Дверь открыла женщина, та самая, которую он видел на похоронах Сон Дахи, и она выглядела так, будто только что сошла с афиши голливудского фильма. Шёлковое изумрудное платье сидело точно по стройной фигуре, по плечам рассыпались черные волнистые локоны. Взрослая, красивая, мудрая, она приподняла подбородок, бросая на него заинтересованный взгляд. Тёмные глубокие глаза, длинные ресницы, бросающие тень на белую кожу, над ними тонкий изгиб бровей, тянущийся к самым вискам, такой изящный, будто нарисованный. Прямой нос и нежные губы. Теперь Чимин мог хорошо рассмотреть её лицо, он вспомнил, где мог её видеть. Жена Джинни, мать Юнги — она тоже была рядом с ним в тот день, когда он прощался в последний раз с мамой. — Добрый вечер, чем могу помочь? — сказала красивая женщина. — Здравствуйте, я ищу Юнги. Мы вместе работаем, моё имя Пак Чимин, может, вы… — он смущено улыбнулся, — может, вы помните меня? Лицо женщины вмиг скрасила ласковая улыбка, она перешагнула через порог, внимательно вглядываясь ему в лицо, и осторожно коснулась его руки. — Помню, но помню другим, ещё совсем маленьким. Юнги сказал мне о тебе и том, почему ты здесь. Он не в восторге от твоего выбора, но я считаю, ты поступил верно. Дальсо — твоя родная земля, и всё здесь принадлежит тебе по праву. Чимин согласно кивнул, хотя и не был уверен, что это действительно так. — Юнги в саду за домом, — её палец с большим золотым перстнем очертил в воздухе полукруг. — Иди, найди его, и заходите в дом. Я жду вас на ужин. — Благодарю вас, госпожа, но я совсем ненадолго… — Заходите в дом, — повторила она, дав понять, что не примет никаких отговорок, и ему пришлось снова согласно кивнуть. Чимин прошёл по вымощенной камнем дорожке в сад. В ровно стриженых кустах ещё чирикали маленькие воробушки, ловя последние лучи холодного осеннего солнца. Он остановился и огляделся, не сразу замечая Юнги, тихо сидящего прямо на земле у большого каштана. Голова его была опущена, руки безвольно лежали на коленях. — Юнги, — позвал Чимин, ступая на пружинистый газон. Юнги подскочил на месте, резко хватаясь за то место на левом бедре, где обычно находится пистолет. — Срань Господня, Пак Чимин! Твоё счастье, что я без оружия. Никогда больше так ко мне не подкрадывайся, — выдохнул он и зашагал к нему навстречу, держась за пояс и будто слегка прихрамывая — привычка, которая прирастает к полицейскому, как пистолет к бедру. Когда кобура пустая, так и кренит набок. — А ты бы лучше в следующий раз не отключал телефон! — прикрикнул на него в ответ Чимин. Юнги остановился, похлопал себя по карманам и выудил из внутреннего кармана куртки телефон. — Разрядился, — констатировал он. — Чонгук звонил. Он выяснил, что Ханги соврал насчёт своего алиби. Его подружки не было с ним в доме. Они в сговоре, и она покрывает его. Нам нужно вызвать их на допрос ещё раз. Юнги смахнул рукой листву со скамейки и сел, задумчиво потирая длинные пальцы. — Этого мало. — Но это хоть что-то. — В доме Ханги нашли несколько женских волос, которые не принадлежат ни Дахи, ни Ёнджи, — заговорил Мин совсем тихо. — Один из них находился под наволочкой в спальне Чхве Ханги. Чимин присел рядом с ним и тоже уставился на свои руки. — Я попросил проверить это и… — Юнги сделал глубокий вдох, переводя дыхание, уже эта мысль была для него мучительна. — И узнать есть ли совпадения с другими убитыми девочками. Дождёмся результата. И может, имеет смысл понаблюдать за ним? — В смысле проследить? — вкрадчиво переспросил Пак, словно кто-то уже мог их услышать. — Не люблю это слово, оно какое-то собачье, — поморщил он нос. Чимин поджал губы, хотелось возразить, ведь время было не на их стороне, но вместе с тем он понимал, что позиция Юнги правильнее. Им больше нельзя допускать ошибок. Сделав медленный вздох, он согласно кивнул. С минуту они сидели в тишине. Юнги томно прищурился, как пригревшийся на теплом местечке кот, и его белая кожа едва ли не светилась, он весь словно проваливался в солнечный свет. Чимин понял, что уставился на него до неприличия пристально, и тут же отвел глаза. Ветер встряхнул крону деревьев, и те щедро осыпали их желтыми листьями. Вдалеке виднелись мягкие складки холмов с голубовато-серой каймой у горизонта, за стройными кипарисами поблескивала река. Из беседки, увитой ломоносом, открывался прекрасный вид. — Красивый сад, — сказал он, неосознанно задерживая дыхание при виде живописного пейзажа. — Весной, когда всё цветёт, тут, должно быть, просто волшебно. Наверное, это как иметь настоящую сказку у себя под окном. — Нет. Это как иметь могилу у себя под окном. Юнги повернулся и взглянул ему прямо в глаза. И в это самое мгновение закатное солнце скрылось за розовыми облаками, блики растворились, тени исчезли, и Чимин посмотрел в их самую глубину. Посмотрел и сразу же отвел взгляд — такое он увидел в его глазах. Юнги с виду был холодным и жёстким, как острая глыба льда, дрейфующая в океане, но внутри него такой жар был, какой бывает только разве что на поверхности солнца. Огонь, пламя которого слишком обжигающее, чтобы такие, как он, могли долго на него смотреть. — Почему ты говоришь так? — Потому что так и есть. Этот сад появился тут из-за моего отца. Видишь этот каштан? Ты, кстати, знал, что деревья можно пересаживать уже большими, почти вот такими вот? — Юнги кивнул на высокое ветвистое дерево, то самое, у которого он сидел, забывшись в собственных мыслях. — Там раньше был колодец — десятиметровая дыра в земле, в которую вечно падала всякая тварь. Много лет Джинни обещал решить это… пожалуй, всё так и вышло… — он тяжело вздохнул, качнув головой. — Однажды он просто исчез, а потом появился этот сад. В его честь. Мама сделала всё так, как он хотел. — Можно спросить? — Как это было? Чимин робко кивнул. — У него не было причин поступать так с нами, — пожал плечами Юнги. — Когда мы заявили в полицию о его исчезновении, никакого расследования не было. Только предположения… Все знали, что он изменял моей матери, говорили даже, что у него были и другие дети от разных женщин. Может, и правда были… Только полиция никого не нашла. Поиски в горах продолжались несколько недель. Отряды добровольцев прочесали все окрестные леса, равнины и овраги, ныряльщики вдоль и поперёк обследовали реку — ничего. Парни из участка считают, что все эти годы я гоняюсь за его тенью, но это не так. Я знаю, что он мёртв. — Мне очень жаль. И я наговорил тебе столько ужасных вещей тогда… — Ничего, я понимаю. Ты молод и эмоционален, сгоряча-то чего не скажешь. Я тоже когда-то таким был. Слова его прозвучали печально, но он постарался это скрыть и улыбнулся, только от этого стало ещё хуже. Его улыбкой можно было сердца выковыривать. — Твоя мама позвала меня на ужин. Мне так неудобно, я приехал без предупреждения… Может, ты извинишься перед ней и скажешь, что у меня возникли дела? — застенчиво закусывая губу, сказал Пак. — А они правда возникли? — Кто? — Ну, дела. — Нет. — Значит, ты должен остаться, — Юнги поднялся и подал ему руку. — Расслабься, это просто ужин. Потом я отвезу тебя домой. Чимин вложил свою ладонь в его руку, хоть всё ещё и колебался. Юнги крепко сжал её, потянув его вперёд, и отпустил, как только он поднялся на ноги. — Как зовут твою маму? — шёпотом спросил Пак, шагая за ним следом по садовой дорожке. — Даён. Они вошли в дом, и мама Юнги сразу позвала их за стол. Чимин сел напротив Юнги, он продолжал чувствовать себя неловко, но вид его расслабленного лица успокаивал. Госпожа Мин показалась ему женщиной довольно строгой, но спокойной, рассудительной и в доме — настоящей хозяйкой. Сразу было видно, кто в их семье главный. Может, все подчинённые Юнги, а то и весь отдел, сразу по струнке вытягивались, стоило ему сказать «смирно», но в их доме командовала Мин Даён. И если она говорила ему не шаркать ногами по полу и не бросать куртку на спинку стула, он слушался беспрекословно. — Чимин, выпьешь со мной вина? — спросила она и, не дожидаясь ответа, подала прислуге знак рукой, чтобы та наполнила их бокалы. Чимин заметил, что Юнги уже налил в свой бокал апельсиновый сок. Оставалось надеяться, что он был без водки. — Я очень рада узнать, что у тебя всё хорошо, мой мальчик, что ты жив и здоров, — сказала она, пригубив, и поставила бокал. — Какие у тебя планы? Большие деньги — большие проблемы, руководить всем этим нелегко. Не дай обвести себя вокруг пальца. У тебя есть доверенные лица? Мы можем помочь тебе с этим. С этим и со многим другим. Имей в виду, что ты всегда можешь рассчитывать на помощь нашей семьи. — Спасибо, госпожа, — Чимин благодарно склонил голову и взглянул на неё кротко. — Я пока не принял решения, что со всем этим делать. Но если уж быть честным до конца, не думаю, что смогу продолжить дело своего деда. То, как у него всё устроено и эта стезя в целом совсем не по мне. — Если отринуть всё личное, твой дед был отличным бизнесменом. Он умел вести дела, как только ты начнёшь вникать в это, то убедишься сам. — Он был так строг, даже жесток, некоторые люди его боялись. — Это большой бизнес, здесь иначе нельзя. Но, тем не менее, он никогда не переходил черту. Власть — это тоже искусство. — Его власть была слишком жёсткой, вы так не считаете? Мин Даён улыбнулась в ответ, посмотрев на него так, как обычно смотрят на детей, рассказавших нелепый стишок. — Ты либерал? — спросила она будто с некоторым сочувствием. Чимин растерялся и посмотрел на Юнги, но его абсолютно невозмутимое лицо совсем ничем ему не помогло. И лишь какое-то шестое чувство и внезапно возникшее воспоминание о Достоевском на его полках, подсказали ему отрицательно покачать головой. — Нет, — ответил он. — Слава Богу, — вздохнула Мин Даён. — Почему? — удивился Чимин. — Современные либералы, особенно те, что в высших кругах, слишком уж умело жопой подворачивают, — сказал Юнги, за что мгновенно поймал на себе недовольный взгляд матери. — Юнги! — шикнула она на него. — Можно было объяснить это как-то иначе? — Зато доступно, — пожал он плечами. — Вы приверженцы грубой силы? — спросил Пак, смотря на Юнги прямым взглядом. — Мы приверженцы справедливой силы, — ответил Мин, его глубокий голос прозвучал так твёрдо и уверенно, что Чимин вмиг и думать забыл о пререканиях. — Сейчас все кому не лень кричат о своих правах и свободах, про обязанности только помалкивают. А ещё стало модно поносить свою Родину. Каждый уважающий себя либерал просто обязан найти в родной стране какую-либо червоточину и обсосать её с особым наслаждением. И каждый либерал уверен, что он самый умный и самый независимый и оттого самый справедливый. Всё потому что либерализм основан на допущении, что внутренний мир человека со всеми его чувствами, мыслями и решениями, принадлежит только ему, и никто извне не может на него повлиять, — Юнги насмешливо хмыкнул. — Но ведь это не так. Наука давно доказала, что свободной воли не существует. Нашими внутренними ощущениями очень легко манипулировать. Мы живём в век информационных технологий, нейронаука способна собрать и обработать огромное количество данных о каждом человеке и узнать о его ощущениях даже больше, чем он знает сам. Скрытая пропаганда, фейковые новости, мистические знаки в нужное время и в нужном месте, психологические уловки — управлять нами проще, чем мы думаем. И чем больше людей верят в свободу воли, тем проще ими манипулировать, ведь они и подумать не могут, что их чувства производит внешняя система. — Но так можно сказать обо всех людях. — Да, но не все стремятся выражать своё затыканное мнение всюду… — Юнги, — снова шикнула на него мать. Юнги поджал губы, умолкнув. — Лишь бы поспорить с кем, — засмеялась Мин Даён. — Прости, мам. Что ж, вернёмся к главному, — согласно кивнул Юнги. — У нас слегка не заладилось поначалу, — сказал он, смотря на мать, и перевёл свой взгляд обратно на Чимина, — но это ничего. Ты для нас свой человек, Чимин, и можешь рассчитывать на нашу помощь. В любых вопросах. Всегда. Юнги замолчал. Чимин выглядел так, будто вот-вот заплачет. Его юное лицо невольно исказилось от сердечной боли — так сильно он оказался тронут. — Спасибо, — сказал он, застенчиво улыбнувшись, и неровно вздохнул. Мин Даён опустила глаза. Юнги знал, о чём она думала, смотря на Чимина, такого кроткого и в моменте даже несчастного. Он думал о том же. Недолюбленных людей видно сразу.***
— Подожди пару минут, мне нужно собраться, — попросил Юнги, заводя его в свою спальню. Чимин огляделся по сторонам. Конечно, по сравнению с его квартиркой на окраине Дальсо, эта комната с дорогой мебелью, ковром и идеальным порядком выглядела как образец из каталога люксовых интерьеров. Он скромно встал у письменного стола и прижал к груди сложённые руки, словно боялся до чего-то дотронуться. — Я прочитал твою книгу, — заговорил он тихо. Юнги отвлёкся от складывания бумаг и посмотрел на него. — Ну, и что скажешь? — Своеобразно. — Это синоним слову «плохо»? — Нет, синоним слову «необычно». Не думал, что ты пишешь такую эмоциональную прозу. — И… — Юнги подступил к нему ближе, — что ты понял? — Что нет ничего сильнее любви, — ответил Пак. — Ты точно глазами читал? — поморщил нос Мин. — Ты считаешь иначе? — Есть вещи куда сильнее любви. — Какие же, например? — Например, потеря. Юнги горько выдохнул и отвернулся, он был разочарован, но не хотел этого выказывать. — Я дам тебе прочесть свою последнюю работу, когда закончу, — сказал он, кивая сам себе. — Тогда я пойму? Он не ответил. Молча шурша бумагами, Юнги не заметил, как Чимин подошёл к нему и оттого вздрогнул, ощутив прикосновение его ладони на своём плече. — Вообще-то, я хотел сказать другое, но мне не хватило смелости, не хочу показаться неделикатным, потому что думаю, это и есть твоя правда, прикрытая вымыслом, — произнёс тихо Пак. — Я сам дал тебе это, — Юнги повернулся и посмотрел на него, тот вмиг опустил глаза, уставившись ему на грудь. — Так что, можешь говорить, как есть. Несколько секунд Чимин колебался, а потом заговорил тихим голосом: — Этот отсидевший в тюрьме мальчик, который прыгнул в реку за девочкой, сбитой и брошенной в воду его другом, — это ты? Юнги выдержал паузу, равную двум глубоким вдохам, и медленно моргнул, склоняя голову вниз. — Мм… я, — признался он. — И кого ты не спас? — робко спросил Пак. — За кого ты несёшь такую вину? — Я ничего не смог сделать… — выдал Юнги, понимая, что фраза слишком обрывочная, чтобы что-то объяснить, но сказать всё так, как есть, у него не хватит сил. Наступило неловкое молчание. Они стояли совсем близко и не могли друг на друга взглянуть. — Знаешь, я передумал ехать домой, — сменил резко тему Чимин, принимаясь с невероятным интересом разглядывать настольную лампу. — Останешься со мной? — они встретились глазами, и Юнги снова поморщил нос. — В смысле переночуешь в моём доме? — Нет. Спасибо, вы очень гостеприимны, но я вынужден отказаться. Хочу поехать посмотреть на своё наследство. — Ты ещё не был дома? Чимин покачал головой, грустно поджимая губы. — Почему? — Потому что это не мой дом. И никогда не был моим. Мой дедушка называл меня дворняжкой. Он стыдился меня и поэтому никому не показывал. Он наказывал меня за любую провинность, и я боялся даже разговаривать с ним, ведь ему даже голос мой не нравился. Это походило на безумие — каждый раз, когда я видел его, у меня внутри всё немело. Будучи маленьким мальчиком, я боялся его так сильно, что не мог свободно вдохнуть, когда он был рядом. Когда моя мама сбегала и бросала меня с ним одного, я чувствовал себя самым несчастным. Но без него мне становилось ещё хуже. Я чувствовал такое одиночество, что на свой страх и риск всё равно жался к нему, ища ласки. Дедушка часто уходил и оставлял меня одного. Долгими зимними вечерами и по ночам, просыпаясь в своей постели, мне чудилось, что я попал в какую-то чёрную, ледяную ловушку. Как будто кроме этого темного дома и холода в мире нет больше ничего. Я лежал неподвижно в кровати и, замирая от страха, пытался выловить хоть какой-то звук снаружи. Но в этом доме всегда стояла мертвая тишина, а за окном гудел лишь ветер. Голос его подрагивал. Обычно так говорят подростки, которых переполняют эмоции. Юнги поразился тому, с какой лёгкостью Чимин выдал ему то, что должно было храниться запертым глубоко внутри. Ему отчаянно требовалось выпустить на волю свои чувства, им было тесно внутри него, но давая им волю, он становился слишком уязвимым — одно неосторожное действие, и сломаешь его. — Я боюсь своего отца до сих пор, — шёпотом заговорил Юнги, впервые открывая кому-то правду. — Его голос по-прежнему шепчет мне о том, как я плох и никчёмен. Следы, что он оставлял на моём теле… я будто всё ещё чувствую боль в тех местах… — он замолчал и едва заметно кивнул ему. Чимин смотрел на него не моргая, в его тёплые карие глаза и вдруг понял, что он хочет ему этим сказать. Понял смысл, скрытый за его действиями. «Ты не один», — говорил он ему, потому что знал, каково это, чувствовать себя одиноким. Он понимал, что значат унижения и оскорбления, и даже побои. Он всё понимал. Чимин подступил на шаг ближе и обнял его, укладывая голову ему на плечо. Юнги вздрогнул и напрягся, но глубоко вздохнув, расслабился, быстро обмякая. Он погладил Чимина по волосам, касаясь своими большими пальцами его лба, виска и щеки. И ощущение от этого не было отталкивающим, противным или неправильным, наоборот, в его прикосновениях было что-то совершенно естественное. Но потом он снова напрягся и, горячо выдохнув ему на ухо, отстранил его от себя. — Нам пора, — сипло произнёс он, торопливо хватая со стола ноутбук и на ходу засовывая его в сумку. — Юнги, — окликнул его Чимин, и он остановился. — Ты дашь мне прочесть остальные рукописи? Юнги задумался. — Обещаю читать глазами, — улыбнулся Пак, и он усмехнулся в ответ. — Что ж, тогда бери.***
Память — странная штука. Пока Чимин был маленьким мальчиком и жил в доме дедушки, он почти не обращал внимания на то, что окружало его, но вернувшись вновь в этот дом много лет спустя, он понял, что на самом деле помнит всё очень отчётливо. Холл, гостиная, его спальня, дедушкин кабинет — всё точно такое же, даже ковры на полу и порядок в оружейном шкафу. На столе фотографии в рамках. Вот о них он позабыл, а быть может, они появились там недавно. Пятилетний Чимин между дедом и матерью, оба положили свои ладони ему на хрупкие плечики. Он сидел на табурете, пальчики ножек в белых носочках поджаты как у распятого Христа. Под глазами круги, взгляд тоскливый и грустный, слабая улыбка одними уголками губ. На второй фотографии ему было шесть, он стоял на фоне огромной карусели и держался одной ручонкой за пластиковую фигурку Микки Мауса. Чимин помнил этот день. В Дальсо приехал гастролирующий парк развлечений, но он не смел просить дедушку отвести его туда, ждал, когда вернётся мать. Однако тот отвёз его в парк сам. Дедушка сделал это фото, а потом посадил его кататься на карусель. Чимин смотрел на других детей рядом с собой, они веселились и хохотали, и на мгновение он смог почувствовать себя одним из них. Таким же счастливым ребёнком, который может кататься на карусели, и никто не будет говорить ему о том, что подобные развлечения — глупость. Чимин посмотрел в окно и вспомнил, как когда-то в детстве играл во дворе этого дома. Как они с Йерёном носились на велосипедах по центральной улице Дальсо и по речному причалу, как он подолгу сидел с ним на берегу озера, выуживая из воды мелких рыбёшек с блестящей чешуёй. В его памяти лето длилось вечно. Он помнил маму и её яркие платья на тонких бретелях, она была хрупкой и изящной, как маленькая птичка. Мама любила танцевать, она брала его за руки и кружилась вместе с ним под музыку из радиоэфиров. Иногда ноги их путались, и они падали, хохоча, друг на друга. Сколько ей тогда было? Двадцать пять? Ему сейчас столько же. Надо же… Сейчас дом больше не казался ему таким тёмным и холодным, да и в целом он как будто стал меньше. Или просто вырос я сам… — подумал Чимин. Я тоже когда-то таким был… — вспомнил он вдруг Юнги и то, с какой печалью тот это произнёс. Иногда, смотря в прошлое, человек чувствует его совсем иначе, нежели в тот момент, когда оно было для него ещё настоящим. Упущенные возможности кажутся особенно горькими. Что-то, что переживалось легко, могло на деле быть огромной травмой, что-то, что виделось трагедией — становится пустяком. Но есть горе, которое всегда будет горем, в какие бы игры не играло время. Чимин провернул ключ, запирая большие кованые ворота. И, уходя, бросил долгий взгляд на тёмные окна и прислушался к собственному сердцу. Оно болело от печали, но не от тоски. — Детектив Пак? — услышал он вдруг звонкий девичий голос и обернулся. Юн Минсан захлопала ресницами, но на деле не казалась такой уж удивленной, возможно потому что уже давненько наблюдала за ним. — Что вы здесь делаете? — спросила она, вздёрнув свой остренький носик. — А ты? Уже поздно, ты должна быть дома в это время, — строгим, но не грозным тоном проговорил Пак. — Так вот мой дом, — она указала рукой на соседний особняк. — Тогда заходи домой, и не гуляй больше дотемна. Это не безопасно — ходить поздно вечером по улицам Дальсо одной. — Больше не буду, — сказала Юн Минсан, кокетливо улыбнувшись. Лгала, конечно. — Мне нужно идти, доброй ночи, Минсан, — произнёс он и, не дожидаясь её ответа, отвернулся, зашагав по тротуару. Юнги был ворчливым грубияном, но советы всё же давал дельные: мужчинам не стоит оставаться с такими девочками наедине. — Постойте, детектив Пак! — крикнула ему вслед Юн Минсан. Он услышал приближающийся звук её шагов и остановился. — У меня кое-что есть для вас. — Что? — Стойте здесь. Не уходите. Девочка выставила вперёд открытые ладони, а потом резко развернулась и побежала обратно. Чимин увидел, как она забегает домой и закатил глаза, устало вздыхая. К счастью Юн Минсан выбежала обратно почти сразу. В руках у неё было что-то довольно большое, но в сумерках он не мог разглядеть, что это. И лишь когда она оказалась рядом, Чимин увидел в её руках женский рюкзак. — Вот, — сказала она, протянув его ему. — Рюкзак Дахи. — Чей?! — опешил Чимин. — Сон Дахи. Вы же расследуете её дело? — Почему ты не сказала об этом раньше? Тебя же опрашивали. — Там ничего нет кроме книжек и ручек. — Всё равно, ты должна была сказать об этом… — сокрушенно протянул Пак. — А не вручать мне его вот так, это… это неправильно… — Я не знала, что он у меня, — цокнула языком Минсан. — Дахи ночевала у меня накануне своего исчезновения и после вечеринки тоже должна была прийти. Я не знала, что она оставила свои вещи у меня. Он лежал под кроватью, я нашла его только неделю назад. — Целую неделю, Минсан! — Я хотела отдать его раньше… — Так почему не отдала?! Девочка захлопала ресницами, растерянно пожимая плечами. — Это же просто школьный рюкзак, — обиженно нахмурила брови Минсан. — Ладно… — выдохнул медленно Чимин, успокаивая себя, потому что злиться на девочку-подростка было глупо. — Ладно… Ты смотрела, что там внутри? — Да, я заглянула, но там ничего такого, только книжки, тетрадки, её ежедневник для домашки. Я не думала, что вам это может понадобиться. Честно. — Ничего. Ты всё равно молодец. Спасибо тебе, Минсан. Девочка кивнула, деловито поправляя собранные в высокий хвост волосы. — Вы разозлили меня тогда в школе, но я всё равно рада вам помочь, — сказала она и лукаво повела бровью, — до скорой встречи, детектив Пак. — Я вызову тебя в участок… — Я имела в виду мы теперь соседи, — перебила она его и кивнула на дедушкин дом. — Доброй ночи, Минсан, — ответил он сдержано. — Доброй ночи! — крикнула ему вслед Минсан. Дальсо — это та маленькая часть большого города, где про человека всем всё известно без каких либо усилий с его стороны. Чимин стиснул зубы, пиная раздраженно маленький камушек, попавшийся ему на пути. Он ненавидел Дальсо. Это место полнилось воспоминаниями, которые он хотел забыть, и глупыми болтливыми людьми.