Дети Цветов

— Офигеть! — услышала она голос Токи, — У тебя в глазу узор, как у этих… из деревни… закрытой?.. прикрытой?.. Неважно! Нет, пропал. Поздравляю, ты теперь походу девочка-волшебница. — Сколько времени прошло? — Аска моргнула несколько раз, восстанавливая зрение. Золотистый туман перед глазами неторопливо рассеивался, но реальней мир выглядеть не стал. Пейзаж помрачнел: чернильные тучи обступили город со всех сторон, бледное солнце едва проглядывало сквозь их завесу, перебегающие во мгле разряды озаряли парк сполохами призрачного света. Демон со множеством рогов взирал со стены галереи на происходящее с куда большим ужасом, чем на изгоняющую его святую. «Я бы тоже предпочла маленькую уютную бездну, — скользнула по нему глазами Аска, — а не вот это всё». — Тупишь, сестра! — отозвался Токи с хихиканьем, — Первым делом надо спросить, прорастили меня или нет, пока ты там столбом стояла. — Не прорастили, — ответил сам себе, отвесив Аске короткий поклон. — А времени с полчаса прошло, — пожал плечами, — Мы о стольком успели поговорить! Ты не представляешь! Далёкая вспышка выхватила из мглы бледное лицо брата. Хрипло дыша, он поднёс ко рту ингалятор — Пш-ш! Пш-ш-ш! «Как-то странно себя ведёт, — отметила Аска, — что я могла пропусти…» — Времени почти не осталось, — вырос из теней садовник. — Принесла? Цветочник, видимо, слился за время её отсутствия ещё с какими-то созданиями, и ростом теперь сравнялся с Аской. Змееветви, в сплетении которых покоился корнеплод, взбугрились, словно мышцы перекачанного атлета, отрастили на кончиках изогнутые коготки и покрылись соплевидной слизью. Волоски, покрывавшие припухлости и вздутия, раздались вширь, сделавшись похожи на лениво извивающихся червей. В дополнение ко всему садовник обзавёлся длинным членистым хвостом, которым нервно сейчас похлёстывал себя по бокам. — Видимо, да, — дипломатично ответила Аска, оценивая новый облик противника, — хотя всё было совсем иначе, чем ты говорил. «Похож на сенокосца-переростка, — заключила про себя. — Хочет казаться страшнее?» — Неважно! — выпростал тот из-под тщедушного тельца грабки-цапалки. — Выпускай! Червячки, росшие из него, принялись распрямляться, судорожно сжимаясь и расправляясь. — Как конкретно? — уточнила Аска не без опаски. — Я вообще-то первый раз с Желтизной дело имею. «Внимательно выслушать, — решила она, — сделать наоборот. Или лучше вообще ничего не делать, слишком хитёр, зараза цветочная». Корнеплод помял бугорки отростками, то ли и впрямь обдумывая очередную почти правду, то ли пытаясь создать видимость размышлений. — Обычно происходит само собой, — потупил глазки, — цветочек смотрит на меня и — вжух! «Желтизна настолько его не выносит, — напряглась Аска, — что только увидит, сразу шарашит на поражение? Или я сама должна преисполниться отвращения и жахнуть?» Прислушалась к себе. — Не происходит, — пожала плечами не без облегчения. Корнеплод заволновался. — Цветочек не испытывает неприязни? — поинтересовался осторожно, — Не испытывает потребности меня убить? «Значит, сама, — Аска смерила садовника взглядом. — Но эти их мастера искусств — они вообще слышали про технику безопасности? Приводить оружие в действие в ответ на эмоции — выбор на редкость безответственный». — Неа, — сделав тактическую паузу, сочла нужным пояснить: — То есть, ты, конечно, урод во всех смыслах: эгоцентрик и манипулятор с наглухо отбитой эмпатией. Может даже, — припомнила перелистанный на днях учебник, — речь может идти о полной тёмной триаде — это, когда ещё и психопатия вдобавок… — Но, — заключила строго, — всё это не повод желать тебе смерти. — Могу, — любезно предложил брат, — лопатой перешибить. Только, — обвёл блуждающим взглядом инопланетный пейзаж вокруг, — мне понадобится лопата. Проворные шныри, снующие по земле, сложносоставные шары, летящие против ветра, кусты, больше теперь похожие на лениво вьющиеся щупальца — порождения цветочника двигались, подчиняясь общему ритму. На миг перспектива сместилась, и Аска ощутила себя среди внутренностей огромного живого существа, которые пульсируют и сокращаются, будучи одним целым. Новая зарница залила пересветами сосредоточенное лицо Токи, высветив серые со зрачками-точечками глаза. — Нет, нет, нет, — замотал корнеплод червячками, — Так не сработает! Этот сосуд должен быть напитан цветом. А чтобы освободить цвет, цветочек должен возжелать кому-то смерти. «Достаточно согласиться покомандовать Желтизной, — Аску продрал озноб, — подумать «чтоб ты сдох» — и привет?» Вежливо кивнув, она изобразила лучшую из незаинтересованных улыбок мамы Рисы, адресовавшуюся обычно самым надоедливым из собеседников. — Ну ты и облажался, чувак! — заржал Токи, — Сестра даже комаров не убивает! Она их — представляешь, нет? — выпускает на волю! Па-ци-фи-стка! «Какой-то слишком бесшабашный… — бросила Аска на него косой взгляд. — Будто тормоза отказали…» — Осведомлён о миролюбии, — сухо отрезал садовник. — Нахожу прискорбным. — Погоди, — спохватился брат, — так ты чё, эту свою радость получаешь, если тебя желтизной замочат? — Весь этот сосуд, — с достоинством сообщил садовник, указывая на себя коготками змееветвей — одно большое чувствилище. Единственное его предназначение — впитать цвет. — Хера себе, невинные развлечения коллективного разума, — изумился Токи. — Самоубиться особо хитрым способом, чтоб испытать невыразимое наслаждение! Ну ты, чувак, и извращенец!.. — Когда у тебя много тел, — Аска обдумывала новую информацию, — потеря одного ничего не значит. Или даже несколь… — Умненький зверёк, — нервно теребя одни отростки другими, согласился корнеплод, — Вино с непривычки обожжёт рот, возможно, убьёт сколько-то нервных клеток. Но аромат, букет, послевкусие искупают всё. Мне нужен виночерпий. Та, кто откупорит бутыль и нальёт в чашу напиток. — Теперь и она зверёк? — сокрушённо вздохнул Токи, — Сестра! Тебя понизили! «Веду себя, не как ожидает, — Аска ощутила прилив гордости, — только дальше-то что делать? Ситуация проигрышная для всех». — Однако, — торопливо добавил садовник, — смерть этого сосуда не помешает исполнить обещание. При соблюдении остальных условий, конечно. — Это приводит нас к следующему вопросу, — Аска сморщила от неловкости нос, указывая на очевидную ложь, — О том, что случится с виночерпией, когда она вдохнёт пары вина, ну и со всеми остальными, кто окажется поблизости. «Вот, кажется, и последний подвох, — поняла она. — Желтизна — штука настолько ядрёная, что её оборачивают пустотой дважды. Убьёт не только тех, против кого её направят, но и новоявленную владелицу». — Я не виноват, — зашипел корнеплод, разведя отростками, — что зверьки бестолковы и включают в обещание обязательства, исключающие выполнение всех последующих параграфов. «Идеальная схема, — раскручивались в голове мысли, — Цветочник не может добраться до желтизны сам. Находит ту, кто может. Укрощённую желтизну держат в контейнере, который при контакте сразу предлагает ею воспользоваться…» — Поправка, — вставил Токи, подняв кверху палец, — Благодаря упомянутому обязательству мы добрались до настоящего момента не в виде жуков. «… а для этого достаточно пожелать смерти тому, кто уже успел себя показать с самых неприглядных сторон. Но стоит пожелать кому-то смерти — Желтизна освободится и в живых не останется вообще никого». — Тёмная триада, как есть, — пробормотала Аска. «Но зачем при таком раскладе оставлять двоих? План и так лазеек не оставляет…». — Всё одно зверьки недолговечны, — сварливо отозвался корнеплод, — умрут сейчас или через год — разницы даже не заметят… «… если не считать того, что контейнер протух, а мы с Желтизной, кажется, и правда нашли общий язык». — Хера себе! — возмутился Токи. — Ещё как заметят! «Надеюсь, что нашли, — поправила сама себя, — Ни в чём нельзя быть уверенной с этими мистическими сущностями…» — …а цвет для цветка, — садовник огладил себя отростками по округлым бокам, — что суть для сосуда, вещь важная. — Неубедительно, — Аска опустила взгляд на собственные руки и разжала кулаки. На коже остались следы вдавленных ногтей. «Что бы не случилось, — дала себе установку, — не испытывать ненависти. Не желать смерти.» Корнеплод зашипел раздосадованно. — Я забрал родителей зверька, — напомнил с явной неохотой. — Зверёк находит это нечестным. Испытывает страдания. «Отстраниться. Как там говорил Токи? Почувствовать себя персонажем истории». — Вряд ли я об этом забуду, — пообещала Аска, не без труда удерживая на лице улыбку, — И вряд ли смогу простить. «Не вовлекаться. Взглянуть со стороны. Зрительница, не героиня». Шип сделался громче. Садовник приподнялся на змееветвях, нависнув над Аской. — Прорастил город зверьков, — просипел, сводя на ней взгляды десятков глазков. — Знакомых, детских товарищей, учите… — Непохоже, — оборвала его Аска, пытаясь представить, как героиня анимы храбро противостоит арахниду-манипулятору, — что после всего этого мы с тобой станем друзьями. — Ввёл зверьков в заблуждение, — корнеплод указал отростками на творящееся кругом светопреставление, — Зверьки утратят свои сосуды. «Даже не зрительница. Как в игрушке — та, кто жмёт на кнопки». — Тоже не делает тебя хорошим цветком, — с сочувствием покачала Аска головой, вживаясь в роль. — Тебе когда-нибудь говорили, — поинтересовался Токи, внимательно рассматривая садовника, — насколько ты похож на картофелину? — Умненький зверёк до сих пор не хочет меня убить? — проигнорировал его корнеплод, попытавшись изобразить отростками малую малость. — Хотя бы немножечко? — Я, — поднял руку Токи, — порезал бы тебя ломтиками и съел во фритюре. — Нет, — отрезала Аска, вдавив воображаемую кнопку, чтобы мотнуть настоящей головой. — Видят цветы, — покачал корнеплод буграми, — не хотел до такого доводить. Скверные зверьки вынудили меня. Из-под ног Токи выскользнула, извиваясь, покрытая шипами лоза и обвилась вокруг поднятой руки. Побег приподнял его в воздух, сжался плотнее. Что-то хрустнуло, длинный рукав футболки потемнел. — Охереть! — Токи перебирал ногами в полуметре от земли, — Кто бы мог подумать? Вот просто ничто не предвещало. Ещё несколько побегов высунулось из земли, покачиваясь наготове. На их концах и ответвлениях раскрылись розовые бутоны, которыми побеги поводили из стороны в сторону, будто осматриваясь. Бутоны скалили острые зубки, угрожающе шипя. — А теперь? — поинтересовался садовник, суетливо отирая себя отростками. — Всё ещё не хочет? «В такие моменты героиня бледнеет, — пока застывшая на лице улыбка не просыпалась осколками, образы в голове Аски сменяли друг друга с неимоверной скоростью, — сжимает кулаки, меняется лицом…» — Тебе не кажется, — осведомился сверху Токи, — что ты нарушаешь обещание? «…борется с комом в горле, застывает на месте…» — Не планирую прорастить, — нервно качнулся корнеплод на змееветвях, — не планирую убивать. Причиняю дискомфорт. В обещании не было. «…сердце пропускает удар, внутри всё сжимается…» — Как это не было? — возмутился Токи, — Да там буквально сказано — «Не хочу, чтоб пытали и спрашивали: «Хочешь остановить боль?» — Я не спрашиваю, — развёл отростками садовник. — Всё честно. «…а земля уходит из-под ног» — ударив по нескольким воображаемым кнопкам сразу, Аска применила комбо: несуществующая полоска ярости отступила на несколько делений. — Значит, тёмная тетрада, — сглотнув, пробормотала она, глядя как рукав брата пропитывается чернотой. — Самовлюблённость, манипуляции, эгоизм. И мучительство. Кинув короткий взгляд влево, вправо, заметила окружившие полукругом розы: бутоны оскалены, пошевеливают лепестками в ожидании. — Виноваты только зверьки! — взвизгнул садовник, — Не упрямились бы попусту, всё бы давно закончилось! — Эй-эй-эй! — всполошился Токи, — Сестра! Глазом-то жёлтым не моргай. Дураку ж понятно: когда злодей оставляет в конце двоих, второй только для морального давления нужен. — Все так делают! — забегал корнеплод глазками. «Кто — все? — подавила приступ бешенства Аска, — В жанрах, которые я смотрю, проблемы решаются разговорами!» — Зверёк думает, мне это доставляет удовольствие?! — зашипел садовник страдальчески, приподнимая Токи выше. — Почему не может просто подарить мне радость? — Потому что, — рассудительно предположила Аска, созерцая откуда-то сбоку и будто бы с высоты, как она сама глядит, широко распахнув глаза, на дрыгающего ногами Токи, — желтизна похерит всё, до чего достанет? — Зверьки и без того умрут! — с отчаянием провозгласил садовник. — Как можно быть такими эгоистами?! Почему не умереть с пользой? — С пользой для тебя, конечно, — пропыхтел Токи, свободной рукой поднимая ко рту ингалятор. — А для кого ещё? — корнеплод искренне удивился возможности других вариантов. — Цветочки со зверьками не цветы и никогда не будут. Их всё равно что нет. — Пш-ш! Пш-ш! — раздалось сверху. «Слова — моё оружие, — напомнила себе Аска. — Не Желтизна». — Мы есть, — заявила она твёрдо, — И мы не хотим, чтобы нам причиняли дискомфорт. — Очень не хотим, — согласно закивал сверху Токи. — Просто капец как не… — Зверьки первые начали! — взвизгнул садовник. — Причиняют дискомфорт мне! Не дают радости! — Брата отпустил! — выпятила Аска нижнюю челюсть, выйдя на мгновение из образа. — Не то… — Сестра! — прервал её Токи. — Опять глазом желтишь. Поспокойней. Скажи-ка лучше, чего не хватает героям в анимах, когда они должны принять важное решение? — Мозгов? — сверкнула Аска глазами, снова отдаляясь от себя самой. — Это, конечно, тоже, — снисходительно покачиваясь, объяснил Токи, — но я имел в виду время. Его футболка задралась, из-за пояса выпал пустой шприц-тюбик. «Жопа! — мысленно ахнула Аска, вспомнив упаковку с красной полосой, — Всё-таки вколол…» — Пока наш растительный антагонист пытается оказать моральное давление, — благостно улыбаясь, проговорил брат, — я дарю тебе вре… — Я не пытаюсь, — прошипел корнеплод. Лоза сократилась со звуком треснувшей ткани, Токи повалился на землю. — Зашибись! — неловко сев, приподнял левую руку: неровный срез, прошедший пониже запястья, пузырился алыми лепестками. Ниже локтя поползли, раздирая рукав, розовые бутоны. — Сестра, ты тоже это видишь? — восхитился брат. Обрубок кисти плюхнулся рядом. Розы потянулись туда, принюхиваясь бутонами, и Токи поспешно его подобрал. — К сожалению, — дёрнула Аска щекой. Мир провернулся вокруг своей оси, и, наблюдая за собой чуть слева и сверху, она словно услышала собственные мысли — мысли героини — озвученные нервным торопливым шёпотом. «Боли не чувствует. Кровь не течёт. Но какая там была доза? Наверняка же на взрослого…» — Слишком долго не испытывал радости, — тихо произнёс корнеплод, — Нужна желтизна. Сейчас. «Цветочник нездоров, — напомнила себе героиня, — делает херово другим, потому что херово ему самому. Ну и потому, что сволочь, конечно». — Чувак, — повернулась к нему, шустро нажимая воображаемые клавиши, чтобы привести лицо к невозмутимому виду, — у тебя зависимость. Тебе бы лечиться. К коллективному психотерапевту сходить. — Примитивные зверьки меряют всех своей меркой, — процедил садовник, — Цветы неизмеримо сложнее. Контролируют все процессы. Могут остановиться… Профессиональная лексика вылетела из головы героини, та, что жала на кнопки, вложила в её уста нужные слова. — «В любой момент», — закончила Аска вместе с ним. — Ты реально как наркоман из тупых зожных роликов разговариваешь. Корнеплод взвизгнул от возмущения. — Тупой зверёк вводит себе что попало, — ткнул чуть не всеми отростками в Токи, — ему вот-вот дыхальца перекроет, а наркоман, значит, — я? — Дыхальца? — даже без учёта отсечённой руки выглядел брат и в самом деле неважно. Неестественно бледный, он сидел на земле, разглядывая выросший на месте левой кисти пучок роз, клокоча и присвистывая с каждым выдохом. — Я в порядке, — зашелестев, вяло помахал рукой-букетом. — Можешь ему помочь? — зрительница по частям убрала улыбку с лица героини. — Если зверёк освободит желтизну… — оживился садовник. — Если зверёк освободит желтизну, помогать будет некому, — вызверилась Аска, — А вот если цветок не поможет тупому зверьку, второй зверёк больше никогда с цветком не заговорит. — Ладно, — буркнул корнеплод, — Прочищу мозги, впрысну живительных соков. Розы, росшие из руки Токи зашипели, брат согнулся, задыхаясь в кашле, и отхаркнул несколько белых сгустков. — Ссука! — сообщил, отплёвываясь. — Жжётся! — продемонстрировал утыканную розами руку. — Хера себе!.. — с удивлением осмотрел выросший на месте пальцев букет. — Тупые зверьки, — констатировал садовник не без удовольствия. — У тебя вообще остались друзья? — пошли обе Аски в атаку, — Цветы или не-цветы? Ладно ширишихары — эти вроде как ребята не сильно симпатичные, но что насчёт клеггов? Тирхов? Вири… Как их там… — Виримиров, — подсказал Токи, положив левую кисть на колени и нежно её поглаживая. Розы, оккупировавшие его предплечье, извивались и клацали зубастыми бутончиками, пытаясь дотянуться до кончиков отчужденных пальцев. — Или ты в погоне за желтизной расплевался вообще со всеми? — Аска почувствовала, как закадровая музыка меняет тональность, сменяясь с тревожной на динамичную. — Это десоциализация, чувак. Садовник зашипел недовольно и протяжно. Окружившие Аску розы потупились. — До хрена же интересных вещей, которыми мог бы заняться серьёзный цветок, — продолжала она выговаривала цветочнику. — Выступить посредником в конфликте клеггов, разобраться с тем, что творится по ту сторону границы, научиться проращивать пустоту самому, наконец. — Цветы сами решают, что им делать! — ударил отростком об отросток садовник. — И в какой момент. — Решение залезть тайком в чужой сад, — подпустила в голос чуть иронии, — чтобы украсть немного ядовитого вещества, которое приносит радость, выглядит не особенно зрелым, если честно. Токи, тщетно пытающийся сложить пальцы отсечённой кисти в кукиш, осуждающе качнул головой. — Её украли ширишихары… — под натиском Аски корнеплод, кажется, начал оправдываться. — У тебя украли? — не оставила она цветочнику шанса, — Или ты теперь перекрадываешь? Шип перешёл в сипение. — Умненький зверёк слишком медлит, — садовник окинул горизонт десятком тревожных взглядов, — Быстрики скоро начнут атаку. Маков цвет уже наготове. Время почти вышло. Поэтому тупой зверёк лишится сейчас другой конечности. «Тема себя исчерпала» — поняла Аска. Лоза шевельнулась, обвив голень Токи. «Переключаем внимание». — Ты не думал, — склонила голову набок, — что вот это вот твоё поведение может не нравиться желтизне? Что поэтому она тебя и недолюбливает? Лоза ослабила хват. — Зверёк не знает наверняка, — садовник нервно огладил бугорки. — Цвет давно ни с кем не разговаривает. — То есть все эти «заговорит с вами, если понравитесь» — тоже враньё? — не выдержала Аска. Корнеплод только зашипел в ответ. Токи, оставив затею с кукишем, продемонстрировал садовнику отставленный средний палец здоровой рукой. — Ей давно никто не нравится, — проговорил тот горько, — Крохи желтизны можно укротить. Нельзя договориться. — У меня вышло, — пожала плечами Аска. «Надеюсь, что вышло» — поправила себя мысленно, вслух продолжив уверенно: — И с тобой ещё можем договориться. Перенеси нас в безопасное место, как договаривались, вылечи брата, а там уже попытаемся разрешить ваши с желтизной разногласия, хотя тут обещать я уже ничего не стану. Садовник присвистнул озадаченно. — Зверёк и правда говорил с желтизной? — переспросил недоверчиво, — Не ответил на вопрос охранителя? — Говорю же, — Аска тоже оглядела горизонт, ощутив укол тревоги, — всё не так просто было, как ты рассказывал. Разряды, бившие в облаках, поредели. Тусклый солнечные лучи едва пробивали чернильную завесу, накрывшую Тариок. «Затишье? — мелькнула мысль, — Перед бурей? Лучше и правда поторопиться». — Сколько её было? — оживился корнеплод, — Крупица? Щепотка? Горсть? Аска пожала плечами: — Не знаю, чем мерить цвет. Много. — О чём говорили? — с болезненным любопытством поинтересовался садовник, — Обо мне? — Ну, — Аска округлила глаза, — Я рассказала ей про Криалора. Токи тихо хрюкнул. — Неважно, — махнула рукой, — Потом расскажу. Запускай уже свой переход. Садовник печально присвистнул. — Вашим быстрикам помогают клегги, — сообщил, виновато почесав бугры, — Запечатали переходы. Хитрое искусство, запомню на будущее. Никому теперь не сбежать. — А эти… — Аска напрягла память, — Мягкие переходы? Ты же умеешь… — Требуют подготовки, — убито признался корнеплод, — Не ждал, что зверьки заупрямятся. Не готовился. — Ну так готовься! — велела Аска. — Не тормози! Может, ещё успе… — Не успеем, — садовник горестно обвил себя отростками и завалился на бок, покачиваясь, — Пламя вырвалось из хранилищ. Обращаюсь в огонь. Размахнувшись, Токи швырнул в него свою левую кисть. На удивление не промахнулся. — Не планировал убить, — пояснил брат, — Причинил дискомфорт. Садовник присвистнул несколько раз. — Ещё успею прорастить зверьков, если пожелают, — предложил он, — Дерзкие сути не исчезнут бесследно. — Ложноножку себе в цветоложе засунь, — посоветовал Токи. Шурша извивающимся букетом, попытался подняться. Аска подала ему руку. — Мы что-нибудь придумаем, — обещала брату. — Должен быть какой-то выход. Истории так не заканчиваются. В самый последний момент наверняка что-то произой… — Из таких поворотов сюжета, — ухмыльнулся Токи невесело, — билет бывает только один. Скоро узнаешь, был ли он счастливым. — Желтизна не спасёт от живого огня, — простонал свернувшийся калачиком корнеплод, — только если её очень, очень много, практически беско… — Заглохни, — беззлобно оборвал его Токи. — Смерть — самое важное событие моей жизни. Не хотел бы пропустить. И не хотел бы делиться. Горизонт вспыхнул. Тучи, кольцом нависшие над городом, просветлели, наполняясь светом, будто солнце начало восход со всех сторон одновременно. Фиолетовый и лиловый заместились сиренью, потом розой — нежней, невесомей, оборачиваясь миражом, призрачной иллюзией. В хрустальных его недрах заалел, разливаясь, маков цвет. Облака чистого, как слеза, пламени поплыли неторопливо к городу. — Ну что? — Токи сжал руку Аски крепче, вдвоём они глядели на приближающееся пламя, — Время последних слов. Три вещи. Едва видимый выплеск трепещущим маревом скользил над землёй, вспухая на пути кровавыми клубами. Напоминая отворявшиеся бутоны, они ширились, распускаясь эфемерным рубином с гранатом. Потоки рассвета смешались с жёлтой краской полей, впитав без остатка что краску, что поля, и ринулись дальше. — Девочки-волшебницы переживают самое странное дерьмо. Если вдруг выживешь, постарайся не мстить. Очень плохо заканчивается. Невидимые прежде конструкты, воздвигнутые цветочниками, проявились на миг, захлёстнутые набегающей волной. Убегающие ввысь развилистые шпили, обращённые к земле купола, окружённые тонконогими сгорбленными колоссами — город-призрак, возведённый меньше чем за день — показался и истаял, растворившись в огне. — Смотри анимы, — улыбнулся брат, — В них есть вообще всё. Пламя достигло комбината. Цистерны с градирнями полыхнули оранжевыми языками, полоснувшими в общем потоке и затерявшимися. Что сполохи, что вспышки загорались и гасли в тишине, словно в приближающемся шквале сгорали подчистую не только вещи, но и звуки. — И последнее. Огненная, — Токи хмыкнул, — шутка. Сложно догнать с первого раза, но хочу быть первым, кто расскажет. Суть в том, что кроме законов всяких там химии, физики и математики, миром правят законы драматургии. Именно благодаря им события, связанные с проявлениями остальных законов, случаются именно в тот момент, когда… Их накрыло пламя. В нём сгинул корнеплод, пропала держащая пальцы Аски рука Токи, исчезли графская усадьба, парк, летний театр и всё прочее. Остался только огонь. И желтизна. Бледно-жёлтый силуэт худенькой девочки, окружённый чем-то настолько тлетворным, что потоки пламени, рискнувшие его коснуться, не гасли — истлевали. С этого момента воспоминания Аски сделались фрагментарны, словно кто-то другая стала у руля, чтобы пройти особо сложный уровень, а сама Аска только наблюдала безучастно разворачивавшиеся по ходу дела образы. Помнила, как сделала первые шаги, но не то, как дышала. Не забыла ни облика пламени, ни его голоса, но утратила всякие воспоминания о том, что думала или чувствовала. Потоки огня ветвились и изгибались, обретая кратковременные формы, создавая недолговечные узоры, сменявшиеся так быстро, что взгляд успевал запечатлеть только движение. Прозрачным паром пламя поднималось над грунтом, который тоже горел, и по которому не удалось бы ступить и шага, будь Аска хоть чуточку материальней. Разливалось ручейками в высоте в поисках чего-то, что ещё не успело обратиться в пламя, и оказать благодеяние упрямой субстанции, возвысив до собственного подобия. Оказавшись, вероятно, вблизи того, что было комбинатом, Аска видела, как пламя свивает вихри вокруг вещей, не желавших исчезнуть сразу, как стальные балки теряли цвет и форму, истончаясь, и обращаясь в эту эфемерную материю. Главными, что сохранила память, стали красота, не выглядевшая ни грозной, ни смертоносной, и бессилие выразить её словами, на которые она так привыкла полагаться прежде: в конце концов, написанная огнём по огню картина может изображать только огонь. Жёлтая фигурка шла сквозь пламя, захватившее всё, до чего могло дотянуться, и пожирающее теперь само себя, пока время не перестало что-то значить. Сколько-то после. Брела, пока огонь не ослаб, став реже, призрачней и не иссяк, сменившись такими же бесконечными облаками золы. Шагала через дым и пыль, в которых гибли последние языки пламени. Шла, пока наполнявшему её цвету не наскучил мир, окном в который ей не посчастливилось стать, и желтизна не оставила её за десяток шагов до пожарного наряда. Туда Аска вышла нагая, босая, с ног до головы покрытая грязью и пеплом сожжённого дотла города.