In our experience, most things end in death.
«Обёрнутый двойной пустотой пузырёк» — вспомнила Аска разъяснения цветочника. Огляделась. Небо над головой было безоблачно и носило тот бледный выцветший окрас, который встречается лишь в самые жаркие дни. В воздухе, однако, веяло прохладой, пахло едва заметно камнями и травой. Солнце — тех же цвета и размера, к которым привыкла Аска, — успело проделать большую часть пути от зенита к закату, и находилось приблизительно в той же точке небосвода, что и оригинальное, ставшее свидетелем падения Тариока. «Не похоже на пузырёк, — пришла к выводу, — Слишком обширное пространство». На память тут же пришли слова про миражи и обманки. «Как называл это Токи? Точно — ментальная проекция». Аска сделала три шага назад в надежде вернуться. Ничего не изменилось: то же безмолвное поле лютиков кругом, никаких признаков графского парка. «Мда, было бы слишком просто. Видимо, должен быть какой-то триггер выхода. Только какой?» Над зелёной с жёлтыми точками глади, уходившей к горизонту, не поднималось ни холма, ни пригорка — плоская, как стол. Цветы укрывали землю плотным, но не сплошным ковром, в просветах можно было разглядеть светлые булыжники мостовой. Местами из цветочного океана поднимались то ли сточенные временем колонны, то ли опустевшие постаменты. Рядом с одним таким и оказалась Аска. Коснулась пальцами глыбы: зернистая, чуть тепловатая от солнца — донельзя реальная. На сером с крапинками мха стёсе виднелись истёртые бороздки, бывшие когда-то надписью или рисунком. Лёгкие порывы ветерка сопровождались еле слышным шелестом, других звуков не появлялось. Ни жужжания насекомых, ни шорохов ящерок или мышек. Здесь обитали только цветы. Словом, если это и была ментальная проекция, то очень продуманная. «Если есть какая-то жутко опасная штука, — начала обдумывать своё положение Аска, — от которой всё живое мрёт и дохнет, а неживое — портится и ломается, логично предположить, что сколько раз её пустотой не оберни — не поможет». Обстановка кругом выглядела умиротворяюще, разительно отличаясь от ожиданий: никаких признаков разумного оружия массового поражения со скверным характером поблизости не наблюдалось. Если не предполагать, конечно, что оно притаилось и ждёт момента, чтобы продемонстрировать свой строптивый норов. «Любая защитная оболочка прохудится рано или поздно, а двести семьдесят лет, — продолжали бежать мысли, — это скорее поздно, чем рано». Аска обшарила взглядом окрестности в поисках места, где можно было бы присесть — ноги гудели после долгой ходьбы. «Это, наверное, и был первый из подвохов, о котором умолчал цветочник. Прав был Токи — херово, когда нет времени на остановиться и подумать». Мысленно вздохнув, Аска перебралась на постамент, стараясь не ступать на цветы, и уселась, свесив ноги. «Жопные цветочники. Так и знала, что будет какая-то подлянка». Шероховатый срез, на котором примостилась Аска, прогрелся на солнце и, если бы не угловатые выступы тут и там, казался бы идеальным. «Тут и обоснуюсь, — решила она, продолжив размышления, — на первое время». Дохнуло травяными ароматами с едва уловимым сладковатым оттенком: так, должно быть, пахли лютики. Только наметившись, цветочный флер — нежный и невесомый — растаял, оставив витать, истончаясь, последнюю медвяную ноту. «Одним подвохом цветочники вряд ли ограничились бы. В чём другой?» — Аска покрутила головой в ожидании нового дуновения, но воздух оставался недвижим. «Странно, — засевшее внутри ожидание оформилось в слова, — что ничего не происходит… Никто ни о чём не спрашивает… Хотя… — мысли, притормозив, робко тронулись дальше, в попытке не спугнуть забрезжившую рядом догадку, — Если считать, что желтизна подпортила защитную оболочку…» Интуиция замерла в стойке, как охотничья собака. «Может, и говорить должна была оболочка, а не желтизна?». Поёрзав на камне — неровности давали о себе знать — Аска не без опаски приступила к обдумыванию новой идеи. «Вроде как контейнер с голосовым интерфейсом. Заходишь — просит подтверждения. «Вы действительно хотите воспользоваться этой штукой?» Если молчит — значит, ни контейнера, ни интерфейса. Одна только желтизна. С ней и разговаривать». Аска обратила взгляд вниз: облюбованный ею камень стоял объят со всех сторон зеленью. Поверх узких листочков приветливо колыхались жёлтые звёздочки лютиков. — Меня зовут Аска, — представилась, церемонно кивнув по одну сторону постамента, по другую, — А тебя? Тишина в ответ, только закачались лютики, склонив друг ко другу головки, будто шушукаясь. «Ещё б она сразу ответила, — хмыкнула про себя Аска. — Ждёт, наверное, что я власть начну проявлять». Снова поёрзав, переместилась ближе к краю: поверхность камня словно адаптировалась к седалищу, выпирая в самых неудобных местах. — Не подумай, что осуждаю, — обратилась к ближайшим цветам, — но, по-моему, Желтизна — так себе прозвище. С независимым видом пожала плечами, чувствуя, как вживается в роль единственной исполнительницы на сцене. — Да и Великое Бедствие не лучше, — подпустив в голос сочувствия, тут же задумалась над тем, смогут ли цветы опознать интонацию. Лютики, если и были способны к эмпатии, никак этого не проявили. — Всё равно, — не сумела сдержать горечи, — что девочку на выпускном назвать желтомазой узкоглазкой. И вновь цветы промолчали. «Кажется, разговор затягивается. Как эти ментальные проекции вообще работают? — обеспокоилась Аска, разглядывая лепесточки ровного жёлтого окраса, — Я тут пытаюсь поле лютиков разговорить, а моя тушка там столбом стоит? Как течение времени соотносится: один к одному или иначе?» Потянувшись, захрустела суставами. Глянула на лютики сверху вниз. — Опять же, не то, чтобы я жаловалась, — посетовала Аска, — но придумывать обидные клички — как-то неклёво. Один из цветочков качнулся будто бы в кивке, и Аска воодушевленно принялась развивать мысль: — Для общения есть имена. Я — Аска, брата Токи зовут, мамы — Юнка и Риса, правда, их забрали цветочники. Знаешь ведь цветочников? Не дождавшись ответа, вздохнула. — Те ещё засранцы-манипуляторы. Жизнь у них, конечно, была непростая, но это не оправдание. Ты-то им зачем сдалась? У этого их садовника чуть не щупальца дрожать начинают, когда про тебя говорит. «Как у алкоголика при виде бутылки, — вспомнились зожные уроки в продолжайке, — или наркомана в предвкушении дозы». Поморщившись от мысли о цветочниках, продолжила: — И это, наверное, так себе знак. Если бы такие ребята за мной кого-нибудь прислали, я бы, наверное, тоже ничего не ответила. Сидела бы себе, прикинувшись лютиками, грелась бы под воображаемым солнышком и не отсвечивала. Солнце, воображаемое или нет, действительно пригревало. «Не хотелось бы загореть, — в преддверии конца света Аска не захватила с собой солнцезащитного крема, в чём горько теперь раскаивалась. — Даже ментально». — Ладно, — предприняла она ещё одну попытку, — Давай без имён. Всё понимаю — истинное имя воплощает суть, кому попало не назовёшь. Про истинные имена Аска слышала в какой-то фэнтезийной аниме и, не помня уже толком в чём там была замута, шпарила наугад, как тогда, перед «лягушонком». Её не покидало ощущение, что важно не останавливаться, говорить хоть что-нибудь — как с неприрученным зверем, который, хоть слов и не понимает, выводы из услышанного делает. — Может, есть какой ник? — слова рождались в её голове почти без раздумий, — Псевдоним? Может, ты когда-нибудь хотела, чтобы тебя как-нибудь называли? Как это часто случается в обращенных к безответным собеседникам монологах, Аска разоткровенничалась. — Я вот в детстве хотела, — поделилась она, — чтоб у меня какое-нибудь обычное имя было — Итта, Итра, Яра… Лютики к признанию остались равнодушны, но Аска только вошла во вкус, найдя готовую слушать аудиторию. — Вообще это называется «кризис идентичности», — не без гордости сообщила почерпнутые не так давно из учебника знания, — и чаще у подросток бывает. Цветы качнулись на ветру, не выказав интереса, однако Аску было уже не остановить. — Меня-то ещё в началке накрыло, — похвасталась она, — ходила всё и боялась, что сейчас мир спасать поволокут. Потом планочка понизилась: оказалось, достаточно домашку делать вовремя, но травмы-то никуда не делись, конечно. Лютики что-то устало прошелестели, впрочем вошедшая в азарт Аска этого даже не заметила. — А в воображаемых подругах у меня тёзка ходила, — она понизила голос, хотя кругом виднелись только лютики. — Та самая. Мы с ней не говорили, конечно. Точней, как сейчас — я себе что-нибудь бубню, а она смотрит осуждающе. Как ты примерно. Пара лютиков действительно развернулись к ней, словно рассматривая, но отвернулись, стоило Аске обратить на них взгляд. «Обратила внимание? — встрепенулась она, — Или показалось?» — Так как, ты говоришь, — поинтересовалась невинно, — тебя зовут? Дохнул ветер. Лютики прошелестели что-то замысловатое. — Можно ещё разок? — Аска нахмурилась, ничего не разобрав, — С первого раза не запомню. Молчание. Лютики внимательно изучали небосвод, камни, собственные листочки, в её сторону не глядел больше ни один. — Ладно, — Аска демонстративно пожала плечами. Накинула капюшон, прикрыв лицо от солнца. — Будем считать, нетайное имя тоже даёт власть над сутью. Но у тебя-то моё имя уже есть. Да и, по правде сказать, мне власть ни над кем особо и не нужна. Можем мы выстроить паритетные отношения, чтобы никто никого не контролировал? Я со своей стороны это обещаю. А ты? Ещё веяние ветра, новый шелест. — Приму за согласие, — пробормотала Аска, — Я вообще во взаимодействиях со всякими мистическими сущностями не очень шарю. В курсе подготовки абитуриентов про это не было. Да и в университете вряд ли читают. Если только в анимах снимают или фики пишут. — Кстати! — Аска выпрямилась, — Ты слышала про Криалора? Не получив реакции, торжествующе улыбнулась. — Так и думала. Короче, — ткнула в ближайший лютик пальцем, — Криалор — это мальчик, у которого в голове живёт другой мальчик, и он учит магию по книге, в которой живёт девочка. Это, если вдуматься, немного мизогиния — зачем понадобилось заключать в книгу именно девочку — но так в оригинале было. Исходник, в общем, ничего, задорный, по нему фильмов наснимали, но пару лет назад две авторки абсолютно гениальный фик написали — «Восхождение Криалора», где вообще всё с ног на голову повернули, притом, что оставили на месте ключевые моменты. У них там второй мальчик любит первого, первый — девочку, а девочка любит знания, потому что она, ну, книга. И получилось гораздо достовернее, больше того, это вообще всё объясняет… Шелест, принесённый ветром, в этот раз больше походил на вздох, только Аску это не удержало. — Вторая часть называется «Падение Криалора», — тараторила она, размахивая руками, — и там всё становится ещё запутаннее, потому что мальчики меняются местами: второй попадает в тело первого, тот становится голосом в своей голове, а от девочки это скрывают, так как обязательства у неё только перед первым, но она догадывается, потому что она, ну, умная, и помогать им больше уже не может, только посочувствовать… Аска с досадой покосилась на опускающееся солнце, от которого не скрывал уже и капюшон. — Аккурат на выпускной у них должна была третья часть выйти — «Вознесение Криалора» — в которой они, наконец, должны были все между собой объясниться, но выпуск задержали. Страсть как хочется узнать, чем всё кончилось. Аска пересела спиной к свету. В тени постамента лютики росли пореже. Меж цветов проглядывала земля, устланная невесть откуда взявшимися крупными листьями, словно опавшими с невидимых деревьев. Выглядела она не только сухой и чистой, но ещё и мягкой, а потому на редкость привлекательной. «Для сумерек вроде как пока рановато, — сравнила Аска иллюзорную реальность с внутренними ощущениями, — похоже, время тут и правда идёт быстрее». — Так вот, к чему я всё это, — привстала, села, снова приподнялась, уже не зная, где примоститься, — Отношения в системе «героиня и волшебная помощница» асимметричны хотя бы потому, что одна из них — героиня, а другая — помощница. Почему они не могут быть подругами? Хорошими знакомыми? Кстати, мы представлены друг другу, что делает нас знакомыми — не могу сказать, что хорошими — обычными. Сделала паузу, вслушиваясь в шорохи лютикового поля. Вздохнула — «надеялась, до этого не дойдёт». — Давай дружить? Лютики настороженно промолчали. «Ладно, попробовать всё равно стоило». — Понимаю твои сомнения, — покачала головой, — приходит неизвестно кто, набивается в подруги, якшается с цветочниками… — Слушай, — Аска не выдержала, сползая с камня, — не могу больше, эта колонна у тебя какая-то фантастически неудобная. Можно я на листочки прилягу? Сняв кофту, сложила валиком и, подложив под голову, опустилась на землю. Вытянула ноги, закинув кверху — на основание пьедестала. Звуки у земли слышались иначе, чем над ней. Лютики шелестели совсем рядом — явственней и отчётливей, чём с высоты — и в шёпоте их слышались нотки замешательства. — Спасибо огромное, — произнесла Аска с чувством, — Реально гораздо лучше. Весь день в разбегах. Жопа, конечно, — семнадцать лет, а уже поясница ноет и ноги гудят. И это в ментальной проекции, даже не в реальной жизни! Заложила руки под голову. Помолчала, разглядывая носки кроссовок. «Хорошо бы и их ещё снять… Или это совсем невежливо будет? Если бы ко мне кто-то в гости пришёл и стал на полу валяться, а потом ещё… А, ладно!» — Хорошо тут у тебя, конечно, — Аска неспешно расшнуровала кроссовок, другой, вывернув язычки, прислонила подошвами к подножию постамента, — Тихо, спокойно, никто не грозится город сжечь, никто никого не проращивает. С наслаждением пошевелила пальцами ног. Над головой покачивался потревоженный лютик. — Вот, — остановила его колебания пальцем Аска, — об этом я и говорю: равноправие. Мы обе на одном уровне — никто не выше, никто не ниже. Лютик оставил на коже округлое пятнышко пыльцы. — Если поискать, у нас много общего, — Аска поднесла палец к носу, вдыхая едва слышный аромат, — ты умеешь слушать, я умею слушать. Обеим не нравится, когда дураки дёргают из-за ерун… Чхи! Пятнышко исчезло без следа. Аска разочарованно оглядела палец, с надеждой обнюхала, задумчиво лизнула. — Ты же вроде жёлтый цвет любишь? — обернулась к ближнему цветку, — Мне самой больше тёмно-синий заходит, он как-то поспокойнее, но жёлтый тоже ничего. Протянула руку к лютику, сравнивая цвет. — Я и сама в общем-то… Хотя до истинного жёлтого, конечно, далеко. Цветок касался кожи между большим и указательным пальцами — мягкость пламени свечи, теплота солнечного света. «Какие они наощупь на самом деле? Я же, кажется, ни разу лютики так и не рвала». — У тебя, кстати, клёвые цветы, — не покривив душой, сделала комплимент, — Красивые. Дарят радость. Лютик чуть распрямил листочки, то ли польщённый, то ли высвободившись из-под нависавшей сверху травины. «Хотя, наверное, ядовитые, — Аска попыталась вспомнить, что ей известно о лютиках, — Можно ли считать проявлением симпатии то, что у меня кожа с рук не слезает?» — Про радость, кстати, цветочник тоже говорил, — пришло ей на память, — Тут, конечно, вопрос, что они считают радостью — вполне может быть, что-то гнусное. «Наверняка» — эхом произнесённых слов укрепилось внутри убеждение. Подтолкнула цветок кончиком пальца, тот снова закачался — взад-вперёд, туда-обратно — игрушечный маятник вверх тормашками. — Могут ли два разумных существа договориться, если считают красивым и радостным одно и то же? — задалась Аска вопросом, — Или этого недостаточно? Лютик продолжал покачиваться, начисто игнорируя закон затухания колебаний. Золотые лепестки выписывали на багряном небе короткую дугу — одно нехитрое движение, повторяющееся раз от раза. — Вот и я не знаю, — созналась Аска, — Верю в силу слов, но к тому, что собеседница выражает мысли шелестом цветов, меня не готовили. Невербальное общение — не самая моя сильная сторона. Цветок всё качался и останавливаться, похоже не собирался — принципы термодинамики в целом были ему нипочём. — О том и говорю, — Аска повернула голову, следя за равномерными движениями, — Эти вот покачивания — это хорошо? Плохо? Вообще ничего не значит? Цветочники должны были руководство выдать — «Как разговаривать с Желтизной: секреты и уловки», а они про проекцию эту ментальную ни слова не сказали, да и в целом с их слов всё должно было быть куда как проще: ты сама со мной заговорила, я тебе ответила — и готово. Лютик невозмутимо изгибал стебелёк: влево-вправо, влево-вправо. Коснувшись горизонта, жёлтые лепесточки чуть разворачивались к гостье, словно лукаво на неё поглядывая. — Если при входе сюда, — Аска очертила взглядом пространство кругом себя, — какая-нибудь защитная штука сразу спрашивает что-нибудь типа «Привет! Хочешь, буду тебе служить?», мало кто, конечно, не вляпается, и не ответит «Давай, конечно». Протянула палец к лютику, думая его остановить, но в последний момент остановилась. — В анимах такие штуки за контракт считаются, — подумала вслух. — Согласился, считай, кровищей расписался. А задаром никто ничего не раздаёт, рано или поздно расплачиваться приходится. — Главный вопрос, конечно, в том, — проводила глазами лютик в одну сторону, в другую, — чем платить? Что бы ни было, цветочник явно не прочь выехать за чужой счёт… «И это, похоже, второй подвох. Есть ли третий»? Ни амплитуда, ни частота движений лютика не изменились. — Однако, как говорит братец Токи, — «что-то пошло не так». Либо покойный страж чего-то подшаманил… — Аска зевнула, глядя на мерные движения цветка, — либо такие простые голосовые интерфейсы не ставят в такие большие… — Слушай, — прервала сама себя, — в ментальной проекции можно вздремнуть чутка? Лютик твой реально как маятник качается, гипно… — зевнула ещё раз, — …тизирующее действие прямо какое-то оказывает. — А с цветочниками потом разберёмся, они на тебя лапы не наложат. И вообще никто не наложит — ни щупальца, ни клешни, вообще ничего, — спрятав очки, Аска повернулась на бочок, закрыла глаза, — я тебе обеща… Шелест, который при некоторой доле воображения можно было бы назвать недоумённым, сменило посапывание, продолжавшееся необычно долго для места, в котором время существовало только в степени, определённой несуществованием всего остального.* * *
Спустя некоторый — весьма неточный — промежуток Аска открыла глаза. Воздух посвежел, земля будто стала жёстче. Потянувшись, села, нацепила очки. Кряхтя, натянула кофту. — Очень реалистично, — пробурчала, поёживаясь, — Не очень комфортно. Солнце почти скрылось. Небо потемнело, наполнившись крупными звёздами — жёлтыми, что просыпанный из плошки горох. Аска покосилась вверх, не опознав ни одного созвездия. Приподняла очки, опустила, снова приподняла. — Хорошая штука, — прокомментировала озадаченно, — ментальные проекции. Никакого астигматизма. Спрятала очки в кармашке. — Стемнело от того, что пора что-то решать? — нашарила кроссовки, завязала шнурки наощупь, — Очень наглядно. Спасибо, кстати, что дала выспаться. Даже воображаемый сон помогает. Провела пальцами по всклокоченным со сна волосам. — Ещё бы воображаемую расчёску сюда. И зеркало. Едва различимые в темноте цветы прошептали в ответ что-то насмешливое. — Не видно, конечно, ни хера, — согласилась Аска, всё ещё пытаясь осознать размах катастрофы, постигшей причёску, — И не снилось тоже ни хера. В мистических местах героиням должны сниться мистические сны, а тут прямо разочарование какое-то. Она сидела, согнув колени, и осматривалась по сторонам в попытках понять, что делать дальше. — На чём мы закончили? — вопрос Аска адресовала скорее себе самой, чем лютикам, — Цветочники, ловушки… Токи бы сюда, у него прямо нюх на эти штуки. Он, конечно, мальчик простой, пришёл за желтизной, увидел цветок нужного цвета — сорвал. Квест выполнен. Хотя, может, и не попался бы — не такой уж и дурак. Кроваво-красная полоса, отделяющая небеса от тверди, угасла. Поле цветов в звёздном свете чернело вырезанными по трафарету контурами: грубые очертания пьедестала, тонкий рисунок цветка вблизи, узорчатый силуэт равнины, выродившийся из плоскости в ломаную кривую. Аска поднесла к лицу руку — огромную чёрную тень, заслонившую звёзды — и, к своему удивлению, различила лабиринт папиллярных линий: ближайший лютик засиял мягким жёлтым цветом, маленьким фонариком отхватив у тьмы покачивающийся кружок. Рядом зажегся другой, следом ещё и ещё: поле засветлело, наполнившись множеством огней. Яркие, тусклые, мерцающие, переливающиеся — в отдалении они сливались перекатывавшим волнами золотым сиянием. Осторожно поднялась на ноги. «Редко кто досидит до темноты. Или редко кому темнота будет явлена? Вот он какой…». — Истинный жёлтый, — Аска вскарабкалась на пьедестал, распрямилась во весь небольшой рост, рассматривая колышущееся у её ног море света. Шедшая по нему зыбь, перекаты и всплески собирались сложным узором, уходившим за пределы видимости. Вдали виднелись струящиеся в небо столпы переплетённых лучей — законы оптики работали тут как-то иначе. В вышине потоки расходились меж звёзд кронами исполинских деревьев, осыпались огнистыми крупицами, проплывающими над землёй. — Спасибо, что показала настоящую Желтизну, — нашла силы выговорить Аска, — Мне дорого твоё доверие. Жаль, что не могу поделиться ничем таким же ценным, разве что обещать, что буду верить тебе не меньше, чем… Неподалеку взметнулся и опал шафрановый каскад, опавшими листьями закружили янтарные искры. Ход волн сменил направление, устремившись к падающим с высоты струям света. — Что-то не так? — насторожилась Аска, — Мне туда? Не туда? Горящие огнём цветы потускнели — золото обернулось медью. На месте каскада полыхнул столб света, прокатился дорожкой к пьедесталу с Аской. — Вариант для тупых, — Аска пожала плечами. — Ладно, не буду обманывать ожиданий. Неловко спустившись на землю, двинулась по обозначенной переливами света тропе. «Если сказала, что буду верить, надо верить. Хотя хотелось бы больше контекста. Например, что вообще происходит?» Дорожка вела, огибая выступающие из земли валуны. Источавшие тусклый свет лютики еле слышно звенели, когда гостья проходила мимо. Тихий печальный звон висел в воздухе, медленно растворяясь, новые ноты накладывались на не успевшие стихнуть, составляя незамысловатую мелодию. — То есть в музыку мы умеем, — бурчала Аска, озираясь, — а в слова — нет. Я спою или станцую, а ты догадайся, что это всё значит. Огоньки вывели к выложенной плитами площадке, сплошь окружённой лютиками. Аска скромно стала на краеешке, не доходя до центра, куда лился с небес поток сияния. «Выход? — понадеялась она, — В игрушках такой иллюминацией порталы помечают, ну или переход на следующий уровень». Ореолы, окружавшие цветы, сорвались с лепестков и встретились в пустоте перед Аской. Свет вскипел, обретая форму, вес, объём — на каменные плиты легла шкатулка. Желтоватый металл, по бокам замысловатый орнамент, рисунок на крышке. «Не выход». — И чё мне с этим делать? — окинула артефакт подозрительным взглядом. Волна золотистого света приглашающим жестом плеснула из-под ног к шкатулке. — Не, ну не настолько уж я отсталая, — пробормотала Аска, делая шаг вперёд, — Просто предпочитаю понимать, во что ввязываюсь… Взяла шкатулку в руки — легче, чем выглядит. Рисунок на крышке изображал грозовое небо, уходящее вдаль поле лютиков, на дороге перед которым стояла девочка — в ней Аска узнала себя. Опустив голову, Аска-на-картинке держала цветок, то ли рассматривая, то ли вдыхая аромат. — Его сорвать? — Аска оторвала взгляд от рисунка, — Положить в коробку? Насколько всё-таки вербальное общение лучше невер… Движение сверху заставило задрать голову. Звёзды в вышине тронулись с места, смещаясь затейливым зигзагом — тик, тик, тик — словно головоломка, в зеркальных внутренностях которой заключался мир, начала складываться, приходя в состояние достаточно компактное, чтобы уместиться в чём-то очень маленьком. Таком, как шкатулка в руках Аски. Небо пустело, целые сегменты просвечивали зияющим ничем. — Может, сначала обсудим? — неуверенно успела произнести Аска, когда поющая и играющая огнями равнина тоже пришла в движение. Воткнутые тут и там пьедесталы завращались заводными ключами. Полосы мостовой поехали в противоположных направлениях, закручиваясь спиралью вокруг круглой площадки со шкатулкой. «Охереть, испытание доверия, — в оцепенении держа в руках шкатулку Аска наблюдала, как мир закручивается водоворотом, — Если отпустить, всё кончится? Лучше не проверять». С торжествующим звоном мимо проносились десятки, сотни полей, вспыхивая и рассыпаясь золотыми искрами. Съезжались, вдвигались друг в друга, скрывались из виду во всё более плотно упакованном пространстве. Пение множества цветов сливалось полифоническими канонами и фугами. Вихри света кружились так стремительно, что глаз едва выхватывал из несущегося потока приветственно машущие лютики. «Масштаб немножечко пугающий. Это не «вот тебе кусочек желтизны, заходи как-нибудь ещё на досуге», это «пойду-ка я с тобой вся, сколько есть». Что ж я такого наговорила?» Пространство схлопнулось, песнь цветов оборвалась. Из всего мира остались только рисунок, располагавшийся прежде на крышке шкатулки, и пустота, называвшая себя Аской. Изображение ожило. Лютики в поле качнулись от ветра. Позади ударили молнии. Девочка на дороге подняла плещущие жидким золотом глаза от цветка и протянула его из рисунка наружу, нарушая все мыслимые законы перспективы. Пятёрка лепестков приближалась, росла, пока не заполнила поле зрение целиком и не вспыхнула ослепительным светом. «Жопа», — прошептала пустота, не найдя чем зажмуриться. Золото выцвело, распалось на множество мелких точек, тут же разлетевшихся в разные стороны, оставив Аску на пустой клумбе перед летним театром усадьбы графов Илли.