☾
— слышишь? — чанбин выставил указательный палец перед лицом чана, заставляя замереть на секунды. — что? — да воняет пиздец. — как я по-твоему должен слышать, что воняет, если я могу это только почувствовать? — еблан? — ты. — ты слышишь аромат, запах. — я ушами слушаю, как я могу услышать запах? я ж носом нюхаю. — так ты нюхаешь, естественно. с таким-то шнобелем. — бля, а чем он-то не угодил? — вы конченные? — вплелся в перепалку минхо, — трупный запах — не духи, и прямо сейчас я нюхаю и чувствую гниль. — я ж говорил, — чан тянет довольную улыбку. — это потому, что ты его трахаешь. — кстати, нет. спасибо, хан. — опять? — джисон смешно разводит руками в стороны. феликс, почувствовав, как стало дурно от запаха, под шумок вышел к свежему ночному воздуху. — и что дальше? — бан кривит лицо, глядя прямо в пустые глаза с мутными зрачками. спасибо, шин рюджин, избавила от необходимости убивать во второй раз — сама справилась с повреждением мозга. — грустить? — чанбин выдает те же эмоции, что и лучший друг. — да я привык уже. — тоже. — тогда простыни тащи, — в моменте чан вспоминает про джисона, бегающего глазами по комнате и тщательно избегающего попадания в поле зрения трупа. поэтому указывает пальцем именно на парня, чем привлекает внимание, — ты. метнись до… — сынмина? — ни в коем случае. чан лезет везде без мыла и вазелина, говорит, что хочет быть в курсе всех событий, потому что переживает за всех разом, но на деле собирает сплетни, что раньше на блюдечке подносила рюджин. минхо в такие моменты — к слову, довольно частые — все отчетливее понимал, почему в однополых отношениях нет деления на парня и девушку, помимо того факта, что конкретно в их отношениях два парня и девушек рядом не наблюдается. чан стереотипная сплетница и часто выкидывает что-то, отчего сразу получает звание малышки в узких кругах(то есть, только от минхо), а «бабой» все равно называют не его. и у сынмина, чей дом легко можно было разглядеть — что чан и сделал — по дороге в развалюху, в которой компания собралась сейчас, до сих пор горел свет. ким без веской причины никогда бы не оставил его включенным, так что вывод один и других быть совсем не может: ему сейчас не до дел простых смертных. — до шкафа. я тут оставлял какую-то рваную, в нее и закатаем. — ты оставил здесь постельное белье? — минхо нахмурился. — она дырявая вся. чанбин осматривает небольшой домик, то и дело натыкаясь на пыль, с которой феликсу надоело возиться уже через пару месяцев после заселения, поэтому скопилось ее в старом доме предостаточно. минхо неудобно уселся на их с чаном прошлую еле живую кровать и елозил, когда доски начинали доставлять дискомфорт. джисон старательно расправлял простынь и со всей аккуратностью укладывал на нее тело, конечно, не без помощи чанбина, отвлекшегося от изучения скудно заполненного дома и подоспевшего помочь младшему, уже ударившемуся о второй ярус лбом. а чан трет переносицу, нахмурившись и прикидывая варианты того, что делать дальше. — а чего так воняет? — чанбин брезгливо держит край простыни, лежащей под телом, — она ж и суток не пролежала. — от укуса, — кинул старший безэмоционально. ее не было смысла обсуждать, потому что сказать было совсем нечего. рюджин никогда не была для него близким человеком и вряд ли бы стала, как бы это ни звучало. то, что больше не будет каких-то смутно-ярких моментов, связанных с ней, немного опустошало — смерть любого человека всегда ощущается странно — но ничего более. чан привык и это уже и пугать перестало — его мир таков и другим в ближайшие годы ему стать не суждено, а в будущем, где все может измениться, чана уже не будет. будучи пеплом сложно чувствовать радость за подросшие поколения, что пришли лет на двести позже, чем он. если бы он мог выдавить из себя хоть что-то, хоть какое-то счастливое воспоминание, что помогло бы чанбину прочувствовать даже крохотную каплю горечи утраты — но не мог и «если бы» напрочь отказывалось работать. самому не горько было. потому что шин уже плевать на него и его слова. не плевать, хотелось бы верить, оставшимся в живых. — сынмин разберется, — бан уселся рядом с минхо, ставя локти на колени, — я не хочу. — это в твои обязанности не входит, — шепчет ли, — она же могла остаться в своем доме. минхо эмпат и открыл это для себя не так давно, поэтому, только глянув на старшего, почувствовал немую просьбу просто помолчать вдвоем и без лишних слов обнял. потому что слова никому не были нужны, а чану только надавили бы на голову. сколько бы минхо не доводил чана постоянными беспечвенными спорами — все равно не мог сидеть без дела и наблюдать за тем, как чан потихоньку нагружается проблемами, его не касающимися.☾
минхо не устанет выгуливать идеально белые носки по идеально чистому полу, который сам мыл, корячился, так еще и на три раза, чтоб наверняка. чан не устанет наблюдать за тем, как выхаживающий по комнате за просмотром альбома минхо иногда показывает ему забавные или милые фото с широкой улыбкой на лице. чан не устанет гонять мысли о том, какого мира они лишились лишился этот нежный маленький котёнок. сейчас, совсем немного времени нужно, чтобы собраться с мыслями и восстановить утраченное и позволить младшему снова ныть о нудных лекциях и фотографировать все, что покажется красивым. и полароид купит обязательно. — мне нравится такой мир, — отвечает он невзначай на все мысли, ставя фотоальбом на полку, — ты наконец перестал сутками пропадать на работе. — потому что работы нет, — грустно усмехается чан, — какой ты жадный до внимания, ужас. — даже спорить не буду. — потому что я всегда прав. — нет, дорогой, — минхо усаживается на колени к бану, повернувшись боком и обняв того за шею. и честно в глаза напротив глядит сверху вниз своими красивыми, — прав всегда я, а ты только тогда, когда со мной соглашаешься. и сейчас ты просто был согласен с моим неозвученным мнением. — ты всегда прав, да. а я буду прав, если скажу, что ты хочешь быть моим мужем? черт просчитал все до мелочей, наизусть выучив партнера и возможные варианты развития диалога. каждый приводил к кольцу, зажатому в кулаке. то, что с «私の精神障害» внутри, да. родил наконец. — будешь, — ли щурит глаза, — если кольцом не будет крышка от пива. — кольцом будет кольцо, детка, — чан мягко целует и, воспользовавшись моментом и лежащей на крупном бедре обязательно левой рукой минхо, на безымянный палец надевает кольцо, наконец добравшееся до своего законного места. минхо, тут же округлив глаза, глядит вниз, на руку, отрываясь от пухлых губ. — ты же шутишь? — глаза сияют вовсе не усталостью, а губы неконтролируемо захватывает улыбка, яркая. — таких шуток у меня в арсенале не было. — ты шутишь. — нет. — юморишь же. — нет, — терпеливо повторяет чан, нежно наблюдая за эмоциями на лице перед ним из-под полуприкрытых век и с едва заметной улыбкой. — чан… — сияющие глаза заслезились и губы задрожали. бан отреагировал моментально, обняв, опережая уже душащего его объятиями младшего, сидящего на нем, и тихонечко расцеловывая ухо — в крепкой хватке получалось добраться до него. — зачем так-то, а? — обижено пробубнил минхо, кулаком растирая опухшие красные глаза. — хочешь секрет? — минхо быстро закивал, с детским взглядом и нетерпением глядя на него, поэтому чан прошептал, — оно лежит там с того дня, как с миром начался весь этот пиздец. — ты придурок, — выдохнул ли. — но я тебе нравлюсь. — не нравишься. я тебя люблю. у чана никогда не получалось любить минхо и любить любить минхо в подходящее время. предпохоронная ночь — не лучший момент, чтобы влюбляться. заново. но не когда он так счастлив ничем не обременяющему и ничего не значащему куску золота, что сейчас не имеет цены. мертвые сейчас волнуют меньше всего, потому что основное — любовь, живущая, пока жив минхо.☾
хван до одури нежный с ним и сейчас также нежно шепчет на ухо, что в судный день с удовольствием ответит перед иисусом за всё и с еще большим удовольствием затянет в ад самого светлого в своей жизни человека, пока пальцы продолжают гулять прямо по местам старых ран, едва касаясь кожи. он не думает задавать вопросы — не хочет знать ответы. ему хватает того факта, что сынмин позволяет касаться себя и остальное на фоне этого становится несущественным. внутри наконец готов к новой жизни старый хёнджин. сломленный и держащий в трясущихся руках поломанные крепкие кисти, весь в кладбищенской земле, но готов. главное, чтобы не восстал тот, к которому эта земля липнет, мешаясь с грязью. это может быть чем-то страшным. а сынмину просто страшно от того, что он постоянно слышит, что его чувства — если те появятся или уже появились — ждут, с удовольствием примут и дадут в ответ в разы больше. то, что он испытывал к минхо, ощущается рядом с хваном просто неприятным опытом, и бабочки в животе не режут тонкими крыльями. — мне без тебя плохо, — старший шепчет, боясь приблизиться, но дыхание до шеи сынмина все же доходит, отчего сердце в очередной как тормозит ненадолго, чтобы в следующую секунду ускориться. тот, на свой страх и риск, решает верить и уверенность в обреченности человечества мгновенно идет на спад. пока что. и хёнджин двигается ближе. — и я никуда не уйду. — врешь, — подал голос младший. — мне некуда уходить. и я не хочу уходить. сынмин не выдерживает и в борьбе со сном проигрывает, позволяя обнять себя со спины, не боясь, что на утро в нее будет воткнут нож.☾
феликс ни слова не сказал с тех пор, как тыкнул пальцем в труп. вина грызет за то, что промолчал, желая оставить это в прошлом, как и любое другое, даже самое свежее и приятное воспоминание. сколько бы слова сынмина «воспоминания — единственное, что у нас осталось» не всплывали бегущей строкой в голове — этого недостаточно. — солнышко, — джисон на четвереньках подполз к нему, заглянув в лицо. даже не слушает происходящее за стенкой, — ты хоть признаки жизни подавай. феликс поднял голову и на губы приземлился быстрый поцелуй. — даже так будешь молчать? — наклонив голову, хан продолжал внимательно наблюдать, — ты же знаешь, что я хочу слушать тебя всегда, — ли опустил голову, занавесив лицо длинными волосами, — я хочу твой голос и твои мысли. поговори со мной, пожалуйста. младший не реагирует, разглядывая собственные пальцы. — я не отстану. скажи, почему ты не рассказал мне о разговоре с рюджин? ты же знал, что с ней, да? — джисон обнял его согнутую в колене ногу, — я не буду осуждать, ты же знаешь. я знаю, как тебе сложно, но, пожалуйста, солнышко. — она попросила, — сухо ответил феликс, не отрывая взгляда от рук. — но ей было плохо. тебе же не нравится, когда людям плохо, — хан убрал с чужого лица волосы, что норовили вернуться и вновь повиснуть, скрывая виноватый взгляд, — я всегда на твоей стороне. — я знаю. но она сказала не говорить. — хорошо. расскажи мне что-нибудь. — я не буду говорить о ней. — не нужно, — джисон развернулся и, раздвинув ноги ли, улегся спиной на его живот, забирая его руки в свои и перекатывая костяшки под большими пальцами, — что-нибудь другое. хочу тебя слушать. — я тебя ненавижу. — значит, тебе не все равно, — он целует каждый палец одной руки и, задержавшись на мизинце, дует, — и ты меня не ненавидишь. — я недавно видел оленя, — феликс зашептал. — правда? где? — чуть дальше места, откуда юнхо привел осла. он был очень красивым. жаль, что потом пойдет на корм этим тварям. — главное, чтобы ты им на корм не пошел, красивый мой. ли несильно шлепнул старшего по груди, наконец улыбнувшись. — там было поле, — продолжил он, гладя место удара, — цветов много. — хочешь сходить туда завтра? — предложил джисон, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на феликса, — ты очень красивый… с венком. найдем каких-нибудь синих цветочков, сплетем. — да, — ли свободной ладонью пригладил волосы джисона назад, — давай. — а ты меня поцелуешь? я хочу твои губы. он всегда, ни о чем не переживая, слишком прямо высказывал свои мысли, и феликса от того, чтобы слопать его на месте, останавливало странное чувство, что без него будет хуже. поэтому джисон, пока, жив. — пока я добрый. шустро хан перекрутился, давя на чужой живот, но все же получил желаемое, чуть растреся успокоившуюся, как только услышал голос феликса, душу.