min psykiske lidelse.

      чанбин как главный любитель красной помады, черных платьев в облипку, сетчатых колготок или чулок и все это на женщинах. невероятно прекрасных женщинах, ради которых и умереть в радость. приправить красным вином, обязательно дорогим — других не держим — и чанбин уже готов падать в ноги и их же целовать.       и стрелки — нарисованы определенно не меньше, чем художницей, идеально ровными и симметричными, попадают в самое сердце, исключительно вместе с той художницей.       и также ровно накрашенные губы, обведенные почти точно по контуру, только слегка выходя за него, не оставляют ни шанса и бин готов сдаться сразу, с головой окунувшись в полное воплощение всех мечт и желаний, даже если позволят только смотреть беспрерывно всю ночь без возможности коснуться — плевать, этого уже много.       подаренная им цепочка на шее стоит под тридцать грамм чистейшего золота и сильнее выделяет ключицы. эти выпирающие косточки и закусаны, и зацелованы, и чего с ними только не делается.       сколько бы раз не видел — все равно каждый чертов раз влюбляется заново, целуя каждый миллиметр нежной кожи, покрытой сеткой на ногах или обнаженной рук.       животик сражает наповал.       вот откуда ноги растут, эстеты бля.       минхо услышал больше, чем, очевидно, хотел, но любовь к женскому телу сложно не разделить, даже если во вкусе больше мужское, сейчас одно конкретное, заменившее любое другое, и чан полностью согласен, пусть и слышал о женщинах друга миллион раз — лишний вспомнить всегда приятно.       со, как выяснил минхо за последний час, а чан — за долгие лет эдак пятнадцать дружбы с перерывом в семь лет, разбавляет тишину разговорами о прекрасном, а прекрасное, в его представлении и в представлении всех, кто окружает его во время этих рассказов, потому что не согласится с ним просто невозможно, слишком уж сладко звучит каждое слово, пусть и банально — прекрасные дамы.       этот монстр, должно быть, работал в сфере продаж и был чуть ли не лучшим в своем деле, потому что с такой подачей минхо готов купить и кусок дерьма обыкновенного по баснословно высокой цене.       мотор уже заведен и машину не остановить — проще выйти из комнаты, чтобы не пропитаться потоком льющейся пропаганды гетеросексуальности в доме, где, помимо чанбина, все отдают предпочтение мужскому полу(чан начал ровно с появления в его жизни минхо, а раньше то, что в штанах у партнера, значения не имело).       чан ни тогда, ни сейчас не видел смысла в страданиях друга, со всем уважением, потому что тогда — это зачем цепляться, если это ненадолго — а сейчас — почему не можешь зацепиться за одну, а не страдать по каждой.       — ну, здесь ты вряд ли найдешь вишневую помаду и не домашнее вино, — подытожил чан, тормозя разогнавшегося друга.       — и хуй бы с ним, с вином этим, — чанбин, складывая руки в замок на животе, откинулся на спинку кресла, в котором по-королевски восседал последние часы, сначала дополняя рассказ чана об их многолетней дружбе, а потом перетекая на свою волну, — придумаю что пооригинальнее.       у бана лампочкой над головой загорелась идея, вернее план по спасению хвана от чувств рюджин. не факт, что план надежный — план ни капельки не надежный и точно сработать не обещает.       — есть вариант.       надо же закинуть удочку, пока не открылась очередная охота за каждой юбкой, способной залечить изрезанное в мясо сердце, по неосторожности попавшейся на глаза чанбину.       — вещай.       минхо, уже по десятому кругу обошедший весь дом и сотый раз диван, сейчас, стоя за спиной чана и вытянув руки на его плечах, упирается лбом в его затылок, тяжко выдыхая.

☽

      выгул нового сожителя был невозможен без джисона, пусть сам он и не сильно хотел выбираться из теплой кроватки, но когда-то же надо, а чан, как ответственный старший, помог ускорить процесс, пинками выгоняя из дома. вцепиться в феликса он конечно мог и это и сделал, только не учел, что феликс также начнет его выпинывать ради принесенного баном шанса провести вечер в одиночестве.       и теперь хан вынужден, грустно пиная попадающиеся по дороге камни, вышагивать меж домов, уйдя чуть вперед от воркующих старых товарищей.       и чанбин не был бы чанбином, если бы не отвлекся от безумно увлекательного рассказа чана, героем которого, как удивительно, оказался минхо. и отвлекся на мимо проходящую девочку лет десяти, проявляя дружелюбие к новым соседям.       — привет! — машет рукой, но в ответ она ускоряет шаг, спеша уйти как можно дальше от приветливого незнакомца, — что не так? я же не выгляжу, как педофил, да?       — это ты радуешься нашему семейству, а родителей здешних детей такое не устраивает.       — окей, теперь я сомневаюсь в светлом будущем для общества, где до сих пор существует гомофобия. какая нахуй разница, кто в кого что пихает? — фыркает со. — и типа, призирают даже светлые души, типа тебя?       — да.       — да в пизду этот мир, серьезно.       — но, если выбирать из всех предложенных угроз, я бы предпочел быть задушенным этими руками где-нибудь за забором, — джисон развернулся и кивком указал на сложенные на груди руки чанбина. класс, теперь он идет спиной вперед.       — не упади, — предупреждает чан.       — была одна, говорила что-то подобное.       — не падать?       — да я все равно падал.       — чего говорила, хён? — джисон, воспользовавшись впервые советом чана, все же развернулся, но через плечо поглядывать продолжал.       — просила придушить.       — типа..? — чан, хмурясь, выставил руки вперед, душа, очевидно, воздух, как пример.       — нет, — чанбин примерно показал, как та особа со странными для него фетишами просила взять на удушающий, — ебнутые какие-то предпочтения. я бы не согласился, но…       — но ты согласился.       — но я согласился. но! чан, она была уж очень убедительна.       — просто тебя убедить легче легкого.       — твоя правда.       хан, заслушавшись, спотыкается, о боже, об собственную ногу и чудом не падает, и чан, сквозь испанский стыд, чувствует волнение за младшего.       — я же говорил!       — но я же не упал!       — и вот так всегда, — чану не хватало как с «офисе» посмотреть в камеру, но с ее ролью раньше неплохо справлялся чанбин.       а чанбин и ухом не ведет.       чанбин уже зацепился за метафорическую юбку, но, что главное — нужную для гениального плана чана, который минхо, к слову, не одобрил и облил помоями. видимо, все еще вдохновлен эстетикой парижа, хоть и не были они там целую вечность. или просто план провальный изначально, плюс подставляющий чуть ли не всех его друзей, коих и без того можно по пальцам пересчитать.

☽

      хёнджин привык открывать глаза сынмина на правду, которой тот тщательно избегает, в глаза боится взглянуть и увидеть их схожесть. хвану никто не помогал — сам разлепил залитые горькой спермой, грязью и пивом глаза, соскребая все засохшие плевки с души, полностью ее обдирая — слюна отлично впитывается, а такая ядовитая, как у него, оставляет вечный след и вывести невозможно.       как по классике жанра, он затянул хёнджина — чистого, светлого ребенка, только-только кое-как поступившего в колледж, — в мир алкоголя, сигарет, наркоты, которую хван никогда не пробовал, зато постоянно наблюдал, как охотно ею закидываются другие всеми возможными способами. не пробовал он и весь предложенный в этом новом мире секс — пару раз не считается, душой неоскверненной изначально он был предан тому, кто в итоге до краев заполнил ее мраком.       — мы оба рады быть в новом мире, только ты не хочешь это признавать, — промурлыкал он, прикрыв глаза и полностью расслабляясь в кресле под тусклым светом изредка трещащего торшера.       — почему я должен быть рад невзаимности? — сынмин не отрывал взгляда от плана, широко разложившегося на рабочем столе, отмечая изменения из-за прихода в общину нового человека, — первая любовь вряд ли кого-то радует.       привычная вечерняя атмосфера снова с ними.       — кого-то. считай, мы особенные — первая любовь и меня не особо жалела.       — тогда зачем все это?       — затем, что первая любовь — это совсем другое.       — не понимаю и не хочу.       — пойдем на свидание? — выпалил хван, в ответ на что моментально уловил при приглушенном свете удивленную мордашку собеседника.       — что ты подразумеваешь под «свиданием»? — прохрипел младший.       — посидеть, пообщаться… выпить?       — мы общаемся каждый день.       — нет, сынмин, каждый день общаюсь я, а на свидании я хочу слушать тебя. и я хочу, чтобы ты забыл про первую любовь и почувствовал первую любовь.       сынмин в замешательстве. глаза бегают по плывущему перед ними чертежу, а в голове организовалась за секунду такая каша, что ни слова не вычерпнуть.       — я не хочу тебя торопить, — поспешил дополнить хёнджин, но все также мурлыча в неосторожном балансе с нежностью, — правда. я подожду, пока ты заметишь.       — я уже заметил все, что мог.       — или ты не хочешь замечать очевидного, — лень пробралась в голос, стоило только открыть глаза, — либо боишься.       ответ также очевиден, как и то единственное, незаметное для сынмина. да, блять, боится. он и себе в жизни не признается, что начал боятся себя же из-за собственных неопределенных чувств и необдуманных слов на их основе.       и хёнджин тоже. тоже безумно боится уже дважды убитого прошлого себя — того чудесного мальчика, сейчас отчаянно вырывающегося из могилы, учуяв надежду на чувства, даже если в прошлый раз проебался, и испорченного, малец подгнившего молодого человека, хвала всем, кому можно, не просыпающегося. и он тоже молчит.       молчат крайне громко, но заглушать мысли друг друга не хотят.       — пойдем спать? — после долгих минут оглушительной тишины предложил сынмин, — я подвинусь.       хван дарит ленивую улыбку и ее достаточно.

☽

      первые шаги давались чанбину легко только в детстве, а дальше — полнейший мрак. чан готов головой пробить стену, когда отдаленно слышит его попытки в общение с рюджин, а джисон прикрыл уши, чтобы не слышать этого кошмара.       помнится чану, что бин не так хромал в подкатах к женскому полу. потому что кто их ему поставлял — правильно, сам же чан. со и сам неплох в комплиментах, или по крайней мере был, а может всему виной чертов мир, где финансовое состояние не играет никакой роли, а до душевного, ничуть не скудного, к слову, чтобы добраться, нужно постараться — повесить на шею бумажку с перечнем положительных качеств до задыхающегося от смеха чана глупо, а бин измеряет свои внезапные идеи только так. проще было повесить на нее цепь и нарядиться побогаче, а дальше и душа может стать интересной.       даже удивительно, что рюджин не просто покивала головой и пожелала удачи, а согласилась прогуляться.        чан:минхо        1:0        1:∞       удивительно для самого чанбина, потому что к согласию он был не готов, но сразу забыл про кусающего костяшки пальцев друга и, даже, черт такой, не кивнув на прощание, неспеша утопал с шин выгуливаться. старший же хотел провести его по окрестностям? ничего страшного, если вместо перепалок двух дружный соседей по дому он послушает кого-то нового.       тем более почти сразу удалось услышать заливистый смех от потока шуток, основанных на накопившихся за жизнь историях. хрипловатый, но от этого не менее приятный, как и чудный голос воплощения слова «любовь» — чанбин не врет, рюджин и правда вызывала такую банальную, но красивую ассоциацию. только нарядить ее в платье не хотелось — ей так шли серые растянутые спортивные штаны и безмерное черное худи.       чанбин не быстро влюбляется. совсем нет. просто в женщинах он привык с ходу выделять сильные стороны, каких для него в них было несчетное количество, и уведомлять их о замеченном. только о том, что болезненный вид рюджин идет также, как и худи, он говорить не спешил — вдруг обидит.       хотя, хотелось, потому что это было бы легко, как и все общение с ней после короткого неловкого знакомства. просто нужно было остаться вдвоем, без оставшихся за спинами гиен. любя.       «любовь» рядом с ним расцветала.       — ты такой хмурой казалась сначала, — сообщил он.       — просто не выспалась, — улыбаясь пролепетала шин, наконец наполнившись долгожданным счастьем. пусть и продлится оно недолго, — не испугался же?       — тебя сложно испугаться.       — у одного парня все же получилось, так что врун ты.       — а я говорил только за себя, — у забора, вдоль которого они шли, сорняком выросшая ромашка привлекала взгляд, выделяясь бело-желтым на фоне потемневшей травы. со присел на корточки, но рвать не спешил, вместо этого зажав тонкий стебель одного из цветков между средним и безымянным пальцем ладонью вверх, демонстрируя растение, — можешь считать ее своей, но рвать мы ее не будем.       — ты выбрал самую красивую, — пробормотала рюджин, — я же не такая.       — для меня сейчас такая, и тот парень, о котором ты говоришь, никак на мое мнение не повлияет.       щеки заалели почти мгновенно, пусть и от вполне ожидаемого комплимента.       — спасибо, — шепнула она.       — было бы за что, я ж правду просто сказал. даже если свою.       — в это тяжело поверить, если честно.       — и я хочу помочь тебе поверить.       — нам сюда, — смущенно протараторив, рюджин махнула рукой в сторону обветшалого темного домика, больше напоминающего увеличенную собачью конуру с дверью.       — кто тут у вас главный? сынмин? — кривя лицо уточнил чанбин и, получив короткий кивок и угуканье в ответ, продолжил, — надо будет сказать, что в этом пиздеце жить невозможно скорее всего. он же еле дышит.       — так и есть, — шин неумело и с третьей попытки смогла открыть дверь, что чуть приоткрылась с протяжным скрипом, пряча от глаз обоих скрытые пустые кровати темнотой.       — до завтра?       — мне понравилось чувствовать себя нужной.       — мне понравилось помогать тебе почувствовать себя нужной.       — опять только твоя правда?       — станет и твоей, если разрешишь.       если и оставались какие-то нормы, не позволяющие целоваться на первом свидании, то они давно уже отвергнуты из-за страха не дожить до второго, потому рюджин целует. бегло, будто впервые в жизни, но сердце у чанбина скачет за ребрами как умалишенное, обещая украсить трещиной любое еще целое. как школьники, ей богу. счастливые школьники.

☽

      хан джисон в крайней степени возмущения от поведения феликса, растолкавшего его в ночи и вытащившего на холод. хан джисон крайне недовольный и крайне сонный плетется за тянущим его за руку парнем, путаясь в ногах и свободной рукой потирая глаза и хмурясь.       феликс молчит и все вопросы игнорирует. игра в молчанку не закончилась и возле их старого жилища. от него и от молчаливого ли бросает в дрожь и мурашки, бежавшие по телу от холода, теперь стали еще четче видны по всем неприкрытым участкам кожи, а открыта она почти вся — все же, его вытащили прямиком из-под теплого одеяла, не дав даже тапки сменить на тяжелые ботинки. и кстати, по мелким камням в тапках гулять — больно.       — и зачем? — бормочет хан, настороженный странным поведением младшего.       он совсем ни в чем не провинился и был светлейшим человеком — выгона в этот кошмар посреди ночи он явно заслужить ничем не мог. да и ли уже давно бы затолкал его внутрь, а вместо этого выжидающе в глаза глядит с едва различимым беспокойством и, как будто бы, даже стыдом.       джисон и сам поднапрягся от пронизывающего до костей, но не проходящего насквозь взгляда, и с некой неохотой приоткрыл скрипучую дверь, отчетливо вспоминая, как недавно она так скрипела по десять раз на дню, стоило им не запереть ее, а ветерку с улицы слегка дунуть в ее сторону.       все это «вспоминая» заменяется на яркое и четкое "блять", продублированное ртом, когда на незастеленной кровати, на которой они спали пару-тройку ночей назад, сейчас с одним только голым матрасом, убивающим спину почти выпрыгивающими пружинами, с трудом в темноте различает тело знакомой.