Чуя - благодетель

      Осаму, как и предполагал рыжий, начал рыться у себя в шкафу, ища что-то, что может более менее подойти парню. Как на зло попадались вещи только его размера и это только затрудняло поиски нужной вещи. Он всё никак не мог вспомнить, на какую полку он положил старые вещи, которые было ему давно уже малы.       Дазай не любил выкидывать вещи и вечно их хранил. Часть вещей он, конечно же, отдавал, но с некоторыми он так и не смог расстаться. Как правило, это были дорогие брендовые вещички, которые не только хранили в себе какую-то теплую историю, но и которые доставались ему с трудом. Отдавать их в другие руки было очень сложно чисто морально, но благодаря дяде, который без спросу отдавал их, в доме их было не так много.       Найдя черную толстовку, брюнет замялся. Он долго смотрел на неё, а потом махнув мысленно на всё, одел её на свою любовь. Ему не было ничего жалко для своей любви. И если бы кто-то спросил о том, что готов ли Осаму умереть ради рыжего, то тот бы не колебался и отдал бы собственную жизнь. Она всё равно ему не нужна без возлюбленного, ведь Чуя, если взглянуть правде в лицо, единственный человек, который держит его в живых. — Чего ставился, болда? — спросил Накахара, раздражаясь немного из-за того, что тот на него пялиться и тем самым смущает. — Да так… Захотелось кого-то взять на ручки и зацеловать. Как родитель ребенка. — помолвил тот, лыбясь. — Вот болбан. Наклонись… — сказал смущенно брюнету голубоглазый. — А что? Самому подняться и поцеловать меня проблемно, пол-то-раш-ка? — высказал самодовольный ублюдок с ростом метр семьдесят шесть. — Я сказал: «наклонись придурок». — ответил тому раздраженный Чуя. — Ладно, ладно… Моя госпожа. ~ — решил шатен даже в такой момент подразнить своего надзерателя, но всё же наклонившись, чтобы тот смог его поцеловать.       По правде, Дазай ожидал простого чмока в губы, но не как страстного поцелуя. Сначала брюнет был удивлен смелостью перед ним стоящего, а потом… А потом мысли его размылись, словно надпись на песке, у берега моря. Поцелуй в след за поцелуем, жар тел… Хотелось не останавливаться и продолжить начатое, но это прервал звонок.       Темноволосая, недовольная многоэтажка пошла отвечать на звонок. Разговаривал Осаму грубо, желая вместо «да, мы уже едем», сказать: » — А не пошли бы вы к черту? У меня выходной в конце концов!» К слову, это была бы одна из величайших дерзостей, что он когда-либо совершил бы в своей тихой мирной жизни. Но ко всему прочему, это был бы уже не тот человек, не тот Дазай, которого знает портовая мафия его дяди.       Закончив разговаривать по телефону, брюнет вошёл в ту самую комнату, где его ждал Чуя. Наверное, в данном случае можно было сказать: «его успокоительное от всех стрессов». Взяв Накахару в охапку, шатен пошёл к машине, где его ждал водитель ничуть не удивлённый подобной сцене. Хотя чему удивляться безразличию какого-то там водителя, когда в мире есть столько невозмутимых в сложной ситуации людей.       Поездка на машине до пункта назначения была спокойной. Вид из окна, не предвещающий беды, и тихая ритмичная музыка, больше сливающаяся с атмосферой салона черной машины. Рыжий парень, несмотря на все прелести салона, чувствовал себя не комфортно и причиной было тому дорогая машина, на которой он ехал. С одной стороны дорого, богато, классно и круто, а с другой деньги ушедшие на эту машину.       Дазай заметив дискомфорт рыжего, просто положил ему руку на правое плечо и наклонил к себе, пока их бока не сопрекоснулись. Такое действие не могло не остаться незамеченным Чуей и он вопросительно смотрел в лицо своему возлюбленному. Видимо не понимая, к чему такие действия. — Приехали. Вылезайте голубки. — сказал водитель глуша двигатель машины и смотря на заднее сидение, где были наши герои. — Да, минуточку… — кинул в торопях брюнет, идя открывать дверь рыжей бестии.       Таким образом, они доехали до старого завода на окраине города и вышли из машины. Водитель опираясь, на дорогущую железяку, цыкнул. На его лице так и читалось: «Ох, уж эти бестыжие голубки. И в кого такая молодёж пошла?»