Enchanted / Околдованный

      Как всегда, осознание обрушивается на него холодным, практически ледяным душем: что же он натворил?!              Но только стоит дернуться, как обнимающие его руки сжимают еще крепче:              — Куда?              — Я…              Проблема в том, что Галф еще не успел придумать супер-пупер-мега важную причину, по которой он сейчас сбежит из этих смущающих объятий, из этой пропахшей сексом и кровью комнаты.       И, возможно, из этой реальности тоже.              — Ты хочешь сбежать.              Вот так, четко и бескомпромиссно его раскрыли, вынуждая растерянно хватать ртом воздух:              — Я…              — Ты снова боишься и испытываешь к себе отвращение, а когда я это чувствовал в последний раз, ты сбежал. Будешь отрицать?              И все-таки приходится открыть глаза, чтобы оценить масштабы бедствия — а они, воистину, разрушительны: все еще сидит на коленях сиятельного лорда, его одежда в форменном беспорядке, штаны измазаны спермой, а футболка явно несет на себе следы крови — все признаки парня, который нашел приключения на свою жопу.              Кстати о последней.       А, вернее, о ладонях, что весьма вольготно сжимают его ягодицы, пока его голова покоилась в практически отключке на чужом плече.              Его тело реагирует на этот факт совершенно постыдно, предавая его, на что в уже не таких голодных глазах вновь вспыхивает знакомое пламя:              — Так нравится, да?              Вот и как теперь врать во спасение (собственное), когда его читают как открытую книгу?!       Когда эти руки давят чуть сильнее, прижимая его, прижимая…              Видимо, его мозги отказывают окончательно, потому что рот выдает пошлую и банальную шутку:              — У тебя в кармане пистолет или это ты так рад меня видеть?              И вспыхивает, когда осознает окончательно ответ:              — Я более чем рад, что ты пришел.              Да, Мью сейчас выглядит куда более здоровым, чем еще полчаса назад, но все равно странное томление никак не утихает, заставляя Галфа нервно ерзать, пока он наконец не осмеливается задать следующий ужасно волнующий вопрос:              — Мне надо… тебе?..              Но ответ заставляет болезненно и горько выдохнуть воздух:              — Не надо.              — Ты… Ты не хочешь? — хотя прекрасно понимает, что это не так, потому что доказательство ответного желания вполне ощутимо упирается ему в промежность.              — Хочу, но не в такой формулировке, — Мью как-то странно на него смотрит.              — Но…              — Я хочу, чтобы ты тоже этого хотел.              И словно возвращает ему его же слова, заставляя понять: это и правда важно, не только для Галфа.              — Но…              Тонкий палец ложится на его приоткрытые губы, принося с собой его собственный солоноватый вкус:              — Это твой первый раз, ты напуган, поэтому не страшно, если… — и шокировано замолкает, когда Галф неожиданно для самого себя в первую очередь обхватывает этот самый палец губами, позволяя скользнуть глубже в рот. — Галф…              А он ощущает себя нимфеткой (нимфом? или какой там аналог будет для мужского пола?), который впервые осознал свою сексуальность.       И что его на самом деле хотят.              Поэтому с пошлым влажным звуком выпускает палец изо рта, чтобы, мучительно покраснев, прошептать:              — Я хочу, просто я волнуюсь.              На него сейчас смотрит не многоопытный вампир, который уж точно знает толк в эротических играх, а мужчина, который не может поверить своим глазам — а еще тому, что чувствует, поэтому продолжает повторять как заклинание его имя:              — Галф… Ты не должен…              И снова дурные шуточки срываются с его губ:              — Кому я должен — всем прощаю.              Ведь так намного проще скрыть свои переживания, но Мью почему-то не смеется над этим нелепым соблазнителем-юмористом, а продолжает смотреть так… так… так…              Что у него хватает смелости еще и на то, чтобы опустить свою ладонь на объект самой первой шутки и выдохнуть изумленно:              — О…              Потому что одной рукой будет очень сложно справиться.       Потому что никогда и никого не касался таким образом: прямо и бесстыдно.              Но все его страхи и сомнения стоят того момента, когда его лорд явно больно прикусывает нижнюю губу в попытке сдержаться и не дернуться еще сильнее, чем уже это случилось:              — Галф!              Пальцы одной руки впиваются в его ягодицу достаточно больно, но он не обращает на это внимания, потому что смелеет еще больше и дрожащими от волнения руками сражается с молнией на брюках, пока вторая ладонь лорда крепко цепляется за его плечо то ли в попытке оттолкнуть, то ли стараясь удержаться, пока ее владелец стонет потрясающе отчаянно:              — Галф…              Наверное, это какая-то вампирская магия.       Или снова работа этой чертовой связи.       Потому что никогда Галф не считал мужские члены красивыми.              Ну орган и орган — чего он там не видел? Со своими функциями справляется — и на том спасибо.              А тут хочется… смотреть.       И трогать.       И, возможно, не только руками.              Наверное, у него сейчас зрачки как у наркомана: огромные, во все глаза. Но почему-то радует тот факт, что его персональный вурдалак сейчас выглядит не лучше: с совершенно безумным выражением лица смотрит так голодно, что есть вариант, что Галф до утра не доживет.              И он не знает, голод какого характера сейчас доминирует над вампиром (но надеется, что тот самый, который и его сводит с ума).              И все-таки робко касается кончиками пальцев влажной и блестящей от предъэякулята головки:              — Ох…              Кажется, в его тело впиваются еще и ногти, потому что становится почти нестерпимо больно, но он этого практически не замечает, не в силах оторваться от искаженного одновременно от страдания и удовольствия лица:              — Ты позволишь?              — Я хочу.              Слова с трудом преодолевают чье-то пересохшее от интенсивного дыхания горло, но Галф их слышит и торжествующе улыбается: это и правда очень важно.       По крайней мере для него.              И еще улыбается от ошеломленного удивления в чужом голосе:              — Ты волнуешься, но тебе… нравится. Ты тоже хочешь этого.              Как хорошо, что его пара так остро его чувствует: ничего не надо объяснять — только смотреть с растущим восхищением, как на его прикосновения реагирует чужое тело. Осмеливаясь трогать все более дерзко и раскованно, скользить сначала одной ладонью по напряженному стволу, размазывая возбуждающую их обоих влажность, а затем подключить и вторую, чтобы ощущать полнее, сильнее, острее — и задыхаться от кого, как извивается Мью под его руками.              На какую-то долю секунды даже кажется, что вот эти пылающие алым эмоции — не только его собственные, а еще и вампира, который почему-то пытается сдерживаться, но постепенно, шаг за шагом соскальзывает туда, что ощущается как Геенна огненная, а по факту может стать их персональным раем — одним на двоих.              Потому что Галф тоже отчаянно хочет сгореть в этом пламени вместе.              И, наверное, поэтому неумело тянется губами, чтобы чувствовать это рваное дыхание, чтобы упиваться им, чтобы подхлестывать ощущения языком, который жадно обводит потерявшие контур губы, словно наслаждается чужой мучительной болью так же, как и своей, потому что знает: это составляющая их общего, возможно, непонятного другим удовольствия.              Кровь, огонь, боль и щепотка магии.              Его тело тоже реагирует на эту комбинацию: возбуждение снова разгорается и струится по его венам, делая их поцелуи все более голодными. Галф сам себя не узнает, потому что упивается желанием своей пары сильнее, чем собственным наслаждением, словно те вступают в какую-то пока неведомую ему синергию, усилия друг друга многократно.              И уже не так важна его неопытность, потому что он каким-то образом знает, как нравится Мью: вот так провести, вот так надавить, вот так подразнить истекающую влагой щелку ногтем — и вот так до крови укусить губу, пока его дрожащая ладонь собирает щедрый урожай горячего семени, чтобы потом зализать ранку, чуть слышно скуля от разделенного на двоих удовольствия, которое неожиданно ударило и его самого отдачей, заставляя вновь излиться во все еще влажное белье и обессиленно уронить голову на чужое плечо:              — О боже!              Кажется, в их паре они оба массовики-затейники, потому что лорд, даже не придя в себя после оргазма, ехидно ржет:              — Можешь звать меня просто “Мью”.              И стонет, когда Галф мстительно вновь кусает его за губу, чтобы затем разделить на двоих вкус крови:              — Я надеюсь, что после этого я не стану вампиром — нам и одного тебя хватает, нежить ненасытная.              И эта самая нежить почему-то не обижается на такое прозвище, а лишь сыто улыбается, все еще удерживая его в бережных объятиях:              — Нет, не вампиром.              Наверное, надо бы испугаться и рвануть куда подальше — ему даже не надо кричать “беги, Форест, беги”, но Галф лишь лениво чуть приподнимает веки:              — Не вампиром?              — Моей парой, которая, наконец, приняла нашу связь.              Секунда на осознание — и он изумленно хлопает глазами, отрывая тяжелую голову от удобного плеча:              — Но я думал… Что надо… ну… полностью…              И задыхается от довольной улыбки:              — Обычно это так и происходит, но мне нравится и наш вариант. Ну а если ты хочешь полностью…              И охает от неожиданности, потому что Галф изо всех сил впечатывается в его грудь лицом, чтобы скрыть хоть немного пылающие щеки, потому что правду ему уже не спрятать:              — Хочу.