Enchanted / Околдованный

      Конечно же, он оглядывается.       И, конечно же, никого не видит.              Вернее, Галфа окружают сокурсники с выпученными от удивления глазами и не менее шокированный профессор, но нет того, кто ему буквально на секунду померещился.              И кажется, что феникс каким-то образом чувствует его замешательство, потому что лбом толкает его плечо, что-то курлыкая и напоминая о себе, на что он тут же поворачивается, потому что не каждый день ему позволено дотронуться до живого чуда:              — Прости пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть, просто…              Довольно странно объяснять фантастической хтони свои душевные метания, а тем более не хочется их озвучивать толпе, которая сейчас ловит каждое его слово. Но огненная птица словно понимает его без слов, потому что смотрит куда-то за его плечо, громко совсем по-человечески цокает и трется клювом о его ладонь:              — Квик-квик?              Если где-то и учат основам языка волшебных существ, то Галф явно пропустил эти занятия, поэтому он растерянно оглядывается на преподавателя:              — Что?..              Тот смотрит на него с нечитаемым выражением лица:              — Мне сложно вам что-то подсказать, Канавут, потому что на моей памяти фениксы никогда так не взаимодействуют с людьми. Им больше по душе те, кто одной с ними стихии и кто использует магию крови.              Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, бледнея:              — В-вампиры?..              Мужчина кивает:              — Именно. Фениксы, насколько нам известно, весьма чувствительны к их магии и способности влиять на жизненный цикл. А как ты знаешь…              — … фениксы, сгорая, возрождаются, переходя на следующий цикл, — он заученно шепчет то немногое, что знает об этих удивительных созданиях.              — Поэтому…              Профессор не заканчивает фразу, позволяя Галфу самому додумать то, чего нет: что он еще каким-то образом связан с одним небезызвестным вампиром — и поэтому феникс выделил его из толпы.              Но это не так.       Уже не так.              Поэтому Галф тяжело вздыхает и еле слышно шепчет:              — Прости, что ввел тебя в заблуждение.              Феникс не выглядит недовольным, но почему-то хочется тому сделать что-то приятное, поэтому он лезет в рюкзак, где лежат остатки еды, которые не влезли в него после нескольких дней непреднамеренного голодания, и достает два яблока:              — Будешь?              Птица то ли рассматривает, то ли принюхивается к угощению, наклоняя голову, и Галф успевает только тихо взвизгнуть, когда по его ладони проходится волна жара, которая не опаляет кожу, но делает яблоки восхитительно запеченными.              — Краа? — феникс осторожно берет клювом одно из них и с явным удовольствием съедает, а потом снова хитро смотрит на него одним глазом. — Кра!              — Это… мне? — он не знает, на что смотреть: на неожиданный десерт или на волшебную птицу, которая вот так идет с ним на контакт.              Но отказываться точно будет невежливо, поэтому Галф со смущенной улыбкой кусает все еще горячий румяный бок, чуть обжигая язык яблочным соком:              — Вкусно! Спасибо!              — Куак!              Он окончательно запутался во всех этих птичьих словах, но, кажется, не натворил ничего непоправимого, потому что феникс выглядит вполне довольным. И даже позволяет себя погладить возле клюва, пока вдруг резко не начинает шипеть на одного студента из группы, который забывается и решает подойти поближе.              Галф сам от себя не ожидает, но без раздумий закрывает феникса собой:              — Не надо! Ему не нравится!              Преподаватель сдавленно хихикает где-то рядом:              — Канавут, уж феникс-то в состоянии себя защитить. Если бы он захотел, то испепелил бы нас всех одним махом — уж поверьте, ему не нужна защита. Тем более человека.              Но это чудо в огненных перьях не выглядит так, как будто его задело поведение всего-лишь-человека, потому что оно с явным удовольствием подставляет голову под ладонь с намеком: а гладить-то птичку еще будут? Птичка же хорошая!              Галф не может не улыбнуться, зарываясь пальцами в мерцающий алым золотом пух на шее:              — Хорошая, очень хорошая!              И только потом понимает, что это вообще ни разу не нормально — вот так легко находить контакт с тем, кто вообще-то не подпускает к себе людей.              И что у тех, кто сейчас является свидетелем этой сцены, ОЧЕНЬ МНОГО вопросов.              Даже обычно дружелюбный Мун выглядит настороженным:              — Галф, как ты это сделал? Есть какой-то способ приручить феникса?              Вот и что ответить, когда он сам не знает?              И феникс словно в подтверждение слов старосты каким-то уютным движением тычет мордой в его ладонь:              — Вак.              На что Галф лишь вздыхает и отрицательно качает головой, глядя на однокурсника и бережно разглаживая перья под своей рукой.              — Я ничего не делал, правда — сам в шоке, что такое происходит, — и затем наклоняется близко-близко к птице, даже не задумываясь о том, что это может быть опасно, чтобы еле слышно прошептать. — Прости, но ты ошибся: я не тот, за кого ты меня принимаешь. И если ты чувствуешь связь с вампиром, то ее больше нет, а я не хочу тебя обманывать или вводить в заблуждение — я обычный человек.              Кажется, фениксу не кажутся весомыми его аргументы, потому что тот и не думает отходить:              — Куак!              Но их идиллию разрушает профессор, который напоминает, что не стоит утомлять магических существ — для первого раза будет достаточно. Галф с сожалением в последний раз проводит по склонившейся к нему голове:              — Спасибо! Думаю, что больше ты меня к себе не подпустишь, когда увидишь в следующий раз. А я и мечтать не смел дотронуться до чуда.              Ему очень не нравятся любопытные взгляды студентов, а также задумчивый — профессора, потому что такое пристальное внимание, по его опыту, не сулит ничего хорошего — и его ожидания оправдываются почти мгновенно, когда они покидают площадку.              Потому что это прямой удар в сердце.       Или в спину?              Потому что тот самый вампир, которого Галф старательно избегал все это время, сейчас стоит прямо перед ним и совершенно милейшим образом беседует с каким-то парнем, который не знает, как ему извернуться, чтобы уж наверняка очаровать этого красивого лорда.              Наверное, это глупо — ревновать того, с кем у тебя даже не было настоящих отношений и кто был с тобой рядом фактически по принуждению, но он ничего не может поделать с этим бесящим его самого чувством, как и с ногтями, что впиваются в ладони, стоит только сильнее сжать кулаки.              Чтобы не окликнуть.       Чтобы не подойти.       Чтобы сделать вид, что они вообще не знакомы.              Но некоторые из их группы ходят на факультатив к этому охотнику за сердцами, поэтому тут же вежливо здороваются со своим преподавателем, вынуждая и Галфа склонить голову и пробормотать что-то невнятное, чтобы не заострять на себе внимания.              Мью, кажется, улыбается ярче солнца этому студенту прежде чем ответить на приветствие — и это подобно вспышке протуберанца, который пронзает космический вакуум, чтобы достичь сердца, пронзить его и стать причиной сильнейшей магнитной бури в голове Галфа.              Потому что эти эмоции — это как болезнь, иссушающая, забирающая жизненные силы и оставляющая тебя выпотрошенным трупом без права на дальнейшее существование.              Но отказаться от них Галф сейчас не может, потому что снова, как и в первый раз, застыл, очарованный этими яркими глазами, которые почему-то смотрят прямо на него:              — Вы приболели, Канавут?              Он растерянно хлопает глазами, пока наконец соображает, что надо что-то ответить. И страх омывает его внутренности холодной водой:              — Откуда вы знаете?!              Потому что Мью не должен больше ощущать его эмоции и состояние!       Связь разрушена!       Договор расторгнут!       Finita la commedia!              На что тот лишь чуть наклоняет голову, словно услышал что-то забавное:              — Вас не было на последнем факультативе, поэтому я поинтересовался у старосты, не случилось ли с вами чего. А не в ваших привычках прогуливать, как я понимаю.              Галф все еще непонимающе смотрит на того, кто, кажется, уже отпечатался на его сетчатке со своей еле заметной ухмылкой:              — Факультатив? А разве вы не должны были уехать?              Теперь лорд уже скалится совершенно открыто, насмехаясь над глупым студентом, который совсем запутался:              — Уехать? Почему я должен был это сделать?              — Но… Зачем вам продолжать…              Он мямлит какие-то несвязанные между собой слова, потому что вообще не понимает, почему сразу после получения свободы лорд не покинул стены университета — ведь тот был привязан к своей недопаре, а теперь может быть там, где хочет.              Но роскошная густая бровь лишь приподнимается в жесте, выражающем сомнение в умственных способностях одного конкретного студента:              — Я не имею привычки бросать незавершенными свои дела.              Галф на автомате кивает:              — Д-да, понятно…              Мью же движением руки дает понять ждущему в нетерпении окончания этого странного диалога парню, что тот свободен, и почему-то жестом манит его за собой:              — Пойдемте, Канавут. Вам нужно отдохнуть: взаимодействие с фениксом выматывает несмотря на то, что сейчас вы чувствуете себя окрыленным — это плата за возможность дотронуться до чуда.              Он бездумно делает несколько шагов и только после чего осознает, спотыкаясь на ровном месте:              — Как вы узнали про феникса?!              На что получает всю ту же ухмылку, которая доводит каждый раз его до инфаркта:              — Потому что, как я и сказал раньше, не имею привычки бросать незавершенными свои дела.              Это что, получается, Галф — дело кровавого лорда?!