Enchanted / Околдованный

      — Ч-что?              Непонятно: голос срывается из-за того, что его связки только что так сильно напрягались, то ли потому, что горло сжимается из-за неожиданно накатывающей истерики.              Алые глаза смотрят спокойно и как-то отрешенно:              — Ты же этого хотел, когда вызывал демона? Прокачать свой резерв.              — Д-да, но…              — Я выполнил свою часть сделки.              А что тогда должен сделать он сам?       Ах, да.       Освободить того, кого насильно к себе привязал.              Поэтому уже не важно, что в его штанах противно и постыдно липко, когда Галф резко отодвигается от того, кого еще минуту назад не знал, как перестать трогать:              — К-конечно.              Но он должен узнать еще кое-что перед тем, как поползет зализывать раны в свою конуру, поэтому вынужден смотреть на жутко неподвижное лицо, разрушая в пыль остатки надежды:              — Ты… Ты больше не чувствуешь меня?              Выражение лица, кажется, каменеет еще сильнее за ту секунду, что Мью, наверное, прислушивается к собственным ощущениям, и только потом еле слышно отвечает:              — Нет.              Вспышка облегчения длится всего мгновение, потому что теперь уже не страшно, что его эмоции читают как открытую книгу, поэтому о его боли не узнает никто — особенно, если получится удержать эту маску на лице, криво улыбаясь:              — О, круто. Отлично. Прекрасно.              Звучит так глупо и неестественно, что Галф сам кривится в отвращении, но это лучше, чем когда твоя душа открыта для того, кому это вообще не нужно.              Поэтому он кое-как поднимается на ноги, дрожащей рукой придерживая у горла разорванный пуловер:              — Я, наверное, пойду. Раз в занятиях больше нет необходимости.              — Галф…              Но теперь его черед поднимать руку ладонью вперед, останавливая слова, вероятно, благодарности, которые не хочется сейчас слышать:              — Это был мой выбор дать тебе кровь: и в первый раз, и сейчас — несмотря на то... — он закашливается, потому что даже воздух сейчас царапает его горло наждачкой.              — Несмотря на то, что?.. — полные сытого огня красные глаза почему-то не отрываются от него.              Вина ножом вновь полосует его изнутри, но теперь Мью об этом не знает, поэтому можно сделать вид, что ничего не происходит и не озвучить “несмотря на то, что ты сам оба раза довел себя до критического состояния”.              Потому что Галф точно знает, из-за кого этого происходит.       Поэтому вина все-таки проникает в его сердце острым лезвием, нарушая сердцебиение.              Растянуть губы в фальшивой улыбке ведь совсем не сложно, если чуть-чуть сломать что-то внутри себя — главное, не думать, что именно:              — Я еще раз прошу прощения за то, что втянул тебя во все это. И благодарен тебе за то, что не злился на меня слишком сильно: вряд ли люди выживают после мести высшего вампира.              — Галф…              Он уже сам понимает, что ляпнул глупость:              — Точно, прости! Ты же физически не мог отомстить своей паре без ущерба для себя — что я несу!              — Галф…              Кажется, его лицо уже сильно перекошено от попыток изображать улыбку:              — Тогда, надеюсь, что и сейчас ты будешь достаточно милосерден, когда связи между нами больше нет, — и сам себя поправляет. — То есть, вы, лорд Суппасит. Мне пора перестать так фамильярно разговаривать с вами.              — Галф!              Но эту несущуюся к водопаду жалкую лодочку уже не остановить:              — Еще раз извините! За все! За то, что так сильно усложнил вашу жизнь! И за то, что тогда помешал вам с Пайном! Ой…              По тому, как сужаются эти уже немного оттаявшие глаза, Галф понимает, что ляпнул вообще лишнее, поэтому по-прежнему не дает лорду вставить и слово, трусливо сбегая из аудитории, где прошло его последнее индивидуальное занятие.              Он не помнит, встретился ли ему кто-то в коридорах, пока он добирался до своей комнаты, но Галф явно бы произвел неизгладимое впечатление: разорванная одежда, следы крови на шее и совершенно обдолбанное выражение лица.              Даже Азар как-то совершенно не по-кошачьи крякает и заваливается назад на задницу, когда его видит:              — Что случилось?!              Галф неожиданно для самого себя начинает хохотать, потому что это слишком нелепо — все.       Его смешной фамильяр.       Его никчемная жизнь.              — Галф?.. — кажется, его кот что-то понимает о нем, потому что выражение этой обычно пофигистической мордочки становится крайне озабоченным, а потом и удивленным, когда тот осознает. — Твой резерв!              Истеричных смех постепенно переходит в рваное поверхностное дыхание, которое буквально секунды отделяют от накатывающих рыданий:              — Я сделал это. Теперь емкости моего резерва хватит на то, чтобы не быть отчисленным.              Только почему то, о чем он мечтал еще несколько недель назад, теперь не приносит радости?       И почему хочется швырнуть эту свою способность в одно красивое лицо, чтобы его обладатель подавился своей подачкой?              Азар осторожно трогает его лапой, привлекая внимание:              — Но как это возможно? Еще час назад…              Вот лучше бы ему не возвращаться мыслями к тому, что только что произошло, потому что слезы становится сдерживать невыносимо тяжело. Но кривая улыбка Джокера все еще с ним, прикрывающая его раны:              — Потому что лорд Суппасит решил одним махом избавиться от удручающей его связи и своей постыдной пары.              — Что?! Да я его!..              Галф еле успевает схватить своего фамильяра за хвост, удерживая от необдуманных поступков:              — Да не пытался он меня убить, а совсем наоборот!              — Наоборот? — Азар неожиданно затихает, словно не веря в услышанное.              На языке — горечь вины и сожалений о несбывшемся:              — Он отдал мне свои силы.              Кот снова крякает от удивления:              — Что?.. Но ты же мог умереть!              А это не такая плохая мысль…              Но Галф гонит ее от себя ссаными тряпками, потому что не может бросить своего фамильяра одного. Поэтому пытается объяснить произошедшее — в первую очередь самому себе:              — Но, как видишь, я все еще жив, но в процессе было очень хреново — не спорю. Я думал, что сгорю нафиг от его потока энергии!              И Азар не способствует его спокойствию, принюхиваясь:              — Насколько я вижу, так и случилось.              Теперь его черед изумленно пялиться:              — Что?!              — Не в прямом смысле! — кот машет на него лапой. — Я краем уха слышал о таком методе, когда у мага буквально сгорают предохранители, которые удерживают его резерв на определенном уровне. Но это очень опасно, потому что он может не выдержать такой ритуал, поэтому в идеале рядом должен быть тот, кто возьмет на себя большую часть отдачи…              Дальше Галф уже ничего не слышит, потому что перед его глазами стоит бледное обескровленное лицо вампира, который мало того, что отдал ему все свои силы, так еще и принял почти весь удар на себя:              — Что…              И Азар каким-то образом знает, что случилось потом:              — И, как я понимаю, сдохнуть своей защите питания ты не дал.              — Что?! — он сначала несколько секунд непонимающе пялится на ухмыляющуюся морду, а потом краснеет до ушей, накрывая ладонью горло, где еще совсем недавно его касались нежные губы и сладко-острые зубы.              И фамильяр явно хочет его добить:              — Ну и в душ бы тебе сходить было бы неплохо, а от от тебя ТАК фонит сексом и магией…              — Азар! — его голос срывается на неприятно высокий визг, но нет смысла отрицать очевидное перед тем, кто обладает нечеловечески чутким обонянием.              Конечно, он в смущении сбегает в ванную, чтобы там бесконечно долго стоять под обжигающе горячими струями воды, которые все равно не в силах смыть ощущения с его тела: жар магической силы, боль укуса и сладость последующего взрыва чувств, фантом которого все еще бродит по его венам, не давая успокоиться.              Когда Галф все-таки выползает в комнату, боясь поднять глаза на кота, тот почему-то как-то сочувственно смотрит на него:              — Полегче стало?              Он сначала кивает, а потом отрицательно мотает головой, признаваясь в своей слабости хотя бы самому близкому существу:              — Хочется сдохнуть от боли. Это все еще связь так фонит? Это его боль после обряда, да? И когда я перестану ее чувствовать?              Азар какое-то время молчит, словно не знает, что сказать, но потом утешающе бодает его руку лбом:              — Не знаю и, надеюсь, не узнаю никогда: я не хочу рвать нашу с тобой связь.              Галф с тяжелым вздохом заваливается на постель, подтягивая кота в объятия, чтобы уткнуться в теплую мягкую шерстку лицом:              — Хотя бы ты не бросай меня, пожалуйста…              Фамильяр никак не комментирует, что очень скоро его бок становится мокрым от беззвучных слез.              А Галф никак не может понять, почему он плачет.       Ведь получил то, что хотел.       Ведь связь между ними разорвана, и оба они свободны от этих вынужденных уз.              Тогда почему так больно сейчас, словно от него снова отказались?