записки сумасшедших

      Февраль полноценно вступает в свои права, хоть и не приносит ничего нового, кроме дня рождения Джисона. На улице все так же ужасно холодно, из-за чего приходится одеваться в сто одежек, лишь бы не получить обморожение. Выпускные экзамены все ближе, что напрягает, но в целом еще не так близко, чтобы начать паниковать.       Джисон зовет их школьную (не считая студента-Донхёка и выпустившегося в прошлом году, работающего Марка) компанию в загородный дом с ночевкой, и Ренджун моментально ставит крест на этой поездке - родители ни за что не отпустят. Заранее расстраивается, жалуется Донхёку и еще друзьям, обижается на весь мир.       Родители его отпускают кстати. >       Они собираются все вместе на вокзале в девять утра, сонные, но предвкушающие поездку.       — Я сейчас умру, — скулит Марк, утыкаясь головой в плечо Ренджуна.       Ему повезло меньше всех — неудачно поставленная ночная смена, закончившаяся три часа назад. Он только и успел заехать домой, скинуть вещи и взять сумку с собой.       — Поспишь в электричке, — усмехается Джено. — Я даже готов послужить тебе подушкой.       Ренджун треплет Марка по голове и улыбается Донхёку, положившему голову на его второе плечо.       — Ты хоть отменил завтрашнюю смену? — спрашивает Джисон, получая в ответ марково агрессивное мотание головой, от которого Ренджун чуть не теряет равновесие — голова Марка все еще утыкается ему куда-то в плечо. — И ты хочешь сказать, что собираешься встать завтра в шесть утра, чтобы ехать в свое казино?       Марк все-таки поднимает голову, с явным трудом разлепляя глаза.       — Черта с два. Заменить никто не смог, а я откинусь скоро. Пять смен подряд! Я им кто, биоробот? — Он хмурится. — Сказал, что не выйду, они ответили, мол, придешь, куда денешься. Да пошли они лесом! Уволят — и черт с ними. У меня уже сил никаких, и так уходить собирался. Пойду в кофейню под домом. Там может и платят меньше, но хоть подышать успевать буду.       У него глаза горят агрессией и несправедливостью. Марк устал вкалывать — они все это понимают. Полгода отсутствия учебы и бесконечной работы в общепите убрали из его глаз привычные звёздочки, оставив лишь серость. Ренджун пару раз уже говорил ему, что стоит поменять место работы, потому что еще немного — и он бы выгорел к чертям со своим казино. А Марк не слушал. Ему нужны деньги на поступление. Он не смог поступить в этом году из-за проблем в компании отца, поэтому пришлось идти работать и копить самому. Пожалуй, в их чудо-компании он был самым взрослым не только по возрасту.       — Правильно, туда эту шарашкину контору, — прерывает повисшую тишину Чонлэ и хлопает Марка по спине. Марк аж закашливается. — Все, забей! У нас намечается грандиозная пьянка, поэтому ни слова о работе!       Марк наконец-то улыбается и все заметно расслабляются. Заодно подъезжает электричка, и Джемин уже спешит искать нужный вагон. Донхёк отлепляется от плеча Ренджуна и встает, подавая руку и почти стягивая его с насиженной лавочки. Остальные подхватывают сумки с вещами и коньками и шагают за Джемином, уже нашедшим нужный вагон с криком «сюда». Джено забирает у Джисона пакет с соджу (потому что тот хоть и самый высокий, но десять бутылок тащит с очевидным трудом), на что получает возмущения. Ренджун снова улыбается и переплетает пальцы с донхёковыми, и они вдвоем забегают в вагон последними.       Ренджун в очередной раз понимает, что любит этих идиотов больше жизни. >       В электричке сидения по три друг на против друга, и Джемин, попавший в тройку Ренджун-Донхёк-Джемин, моментально ноет, что является третьим лишним, пересаживаясь напротив к Марку с Джено. Поэтому Ренджун с Донхёком сидят вдвоем. На соседние сидения приземляются Чонлэ с Джисоном и страдальчески смотрят на друзей, потому что к ним подсаживаются бабушка с маленькой девочкой. Впрочем, с девочкой они общаются всю поездку.       Ренджун достает свои спутанные проводные наушники и, не без помощи закатившего глаза Джено, распутывает. Предлагает Донхёку один. Джено снова закатывает глаза уже на пару с Джемином (Марк заснул на плече Джено через секунду, и это, наверное, единственная причина, почему он не присоединился).       — Если будешь дергаться и они повылетают нахрен, я достаю свои, — сразу пердупреждает Донхёк, вставляя наушник в ухо.       — Сам вылетай нахрен, — смеется Ренджун, — В проводных особая атмосфера, ты просто не понимаешь. Еще не дорос.       Донхёк пихает его в бок, от чего ренджунова голова с глухим стуком влетает в окно. Джемин смеется, будя спящего Марка, и на него моментально шикает Джено.       — Кто тут старше напомни, — фырчит Донхёк, но добавляет, — Прости, — и целует куда-то в висок.       Джемин изображает рвотный позыв.       Разумеется, Ренджун постоянно дергается и пытается удобно уложить голову на донхёково плечо, и наушники вылетают по десять раз у обоих, но Донхёк хоть и ворчит, но продолжает поправлять и не достает свои. Ренджун этому улыбается и почти засыпает. >       Они всей кучей вываливаются из вагона, не пропустив остановку лишь потому, что Джемин предусмотрительно всю дорогу сидел в телефоне, пока остальные спали. Марка удаётся разбудить, только когда Чонлэ берёт это в свои руки и орёт ему прямо в ухо, от чего подпрыгивает не только сам Марк, но и несчастная бабушка. Ее внучка рядом заливисто смеется.       Ренджун утаскивает Донхёка на быстрый перекур, замечая за собой хвост в лице Джемина, пока Джисон с Чонлэ радостно машут рукой своей маленькой попутчице. Сонный Марк так и стоит, уткнувшись Джено в плечо в попытке проснуться.       С одной стороны фиолетовые мальборо Донхёка, с другой — шоколадный чапман Джемина, и Ренджун, имеющий с собой лишь зажигалку на всех троих, всерьез размышляет. Тянется за чапманом под закатанные глаза Донхёка, и зажигалка начинает путешествие из рук в руки. Остальные подтягиваются к ним, останавливаясь чуть поодаль.       — Фу, курильщики. — Чонлэ смешно морщит нос.       — Давайте быстрее, нам еще до дома чесать минут двадцать, — торопит Джисон.       — Сколько?! — возмущается Чонлэ, кидая сумку с коньками на снег. — Я свои баулы не дотащу. Отброшу коньки. Во всех смыслах.       — Я заказываю минивэн, — подает голос Марк, уже открывая приложение в телефоне. Чонлэ смотрит на него, как на ангела. — Иначе отрублюсь по пути, и Джено придется тащить не только соджу, но и мой труп.       — Я заплачу, — добавляет Джемин, выдыхая дым.       Чонлэ выглядит так, как будто сейчас расплачется.       — Джем, я тебя люблю. Давай встречаться?       В ответ Джемин стряхивает пепел в его сторону, отчего Чонлэ отпрыгивает, вскрикнув что-то дельфиньим голосом, и непроизвольно утягивает Джисона за собой. Они едва не летят в сугроб, но Марк успевает их ухватить. Донхёку это не нравится, и он пихает Марка в спину, поэтому в сугроб летят уже четверо — сам Донхёк не удерживается на ногах. Ренджун смеется во весь голос, заваливаясь на Джемина, за что платится — Джемин, подхватив волну веселья, оправляет его в полет туда же, но и Ренджун в долгу не остается и тянет за собой. И когда в снегу валяются все, кроме Джено, Марк кричит, что такси приехало.       В машину они заваливаются мокрые (кроме Джено) и отморозившие себе все конечности, но такие счастливые. >       Едва войдя в дом и скинув сумки в одну кучу, все единогласно решают идти на каток сразу же.       — Я пас, — откалывается Марк, протяжно зевая, — Простите, я посплю пару часов хотя бы, иначе через эти пару часов я уйду в минус и никакой мне тусовки.       Он летит на ближайшую кровать прямо в шапке, бросая куртку куда-то на пол.       — Спасибо хоть разулся, — усмехается Донхёк, двигая марковы ноги, чтобы усесться рядом. — Как будем распределять койки?       Джено залетает к ним на кровать, плюхаясь куда-то по другую сторону от Марка, и выглядит совершенно незаинтересованным в разговоре. Куда-то в плечо пихает Джемин, и Ренджун понимает, что так и стоит возле двери в куртке и ботинках.       — После катка решим. А то, как обычно, пересрёмся дружно, и никакого мне праздника. — Джисон двумя руками хватает пакет с соджу и тащит его вглубь комнаты.       Дом не большой, но и не маленький — две просторные комнаты с большими окнами по периметру. Чонлэ первым идет на разведку, изучая едва ли не каждый угол, чуть позже к нему подключается Ренджун, единственный оставивший куртку на вешалке, а не в куче на полу. Впрочем, кучу уже разгребает Джемин. Первая комната начинается сразу за входной дверью, где все и расположились. Здесь — два уже разложенных дивана, стол и чуть дальше — раковина и небольшой холодильник со шкафом по обе стороны от нее. Во второй комнате ничего интересного в целом — три двуспальные кровати, выход на балкон и ванная. Ренджун садится на кровать и тонет.       — Черт, парни, это самые мягкие кровати в моей жизни. — Ренджун почти стонет, заваливаясь на спину.       Первым на него летит Чонлэ, потом куча, облепившая до этого Марка, в лице Донхёка и Джено.       — Идиоты! рядом две такие же кровати! — кричит, но все же смеется.       Разумеется, в итоге весь комок из рук и ног с гоготом оказывается на полу. Из соседней комнаты возмущенно кричит Марк, получая в ответ скомканные извинения. Смех становится тише, пусть и не исчезает полностью.       Успокоившись, они возвращаются к остальным, переговариваясь шепотом, — Марк снова уснул, — и обнаруживают Джисона с Джемином, сидящих за столом с бутылкой соджу.       — Вы че, мыши, решили втихую накидаться? — моментально возмущается (но шёпотом это звучит не так устрашающе) Донхёк, за секунду оказываясь возле Джисона и отбирая у него бутылку.       Джемин смотрит на него, как на недоразвитого головастика, думается Ренджуну, и эта же мысль его смешит — куда головастику быть еще более недоразвитым?       — Мы даже открыть не успели, гении, — закатывает глаза Джемин. — Как раз вас и собирались позвать. Джисон предложил раскидать первую сейчас, а остальное уже вечером.       Джисон активно кивает головой.       — Тогда открывай, чего медлишь, — раздается сонный голос между Джено и Донхёком, от которого оба подпрыгивают, не сдерживая вскриков.       Марк (уже без шапки) проснулся на запах соджу, по всей видимости. Учитывая, что бутылка была закрыта.       — Марк Ли, я тебя похороню! — Донхёк, не сдерживаясь, лупит Марка по плечу, под его хриплый ото сна смех, пока Джено рядом стоит, держа руку в районе сердца.       Заливистый смех Чонлэ чуть режет слух, но вызывает улыбку. Ренджун со смешинками в глазах идет искать в шкафу рюмки, и Джемин таки открывает бутылку. >       — Марк-и, откисай! — салютует рукой Чонлэ и за дверь, пока остальные, толпясь в проходе, обуваются. — Быстрее, лузеры!       Бутылки хватило ровно по одной рюмке каждому (их, кстати, оказалось всего четыре, поэтому и пили они по очереди), поэтому было принято решение не задерживаться и идти на каток сразу после.       Марк, как и сказал ранее, остается дома отсыпаться, с ним вызывается остаться Джено, чтобы, цитата, охранять сон принцессы.       — Коньки забыл, гений. — Джисон кидает в Чонлэ варежку, попадая точно в затылок, и с победным возгласом отбивает Джемину хай-файв. Чонлэ кричит что-то невнятное, отправляя варежку обратно, — промахивается. — И кто тут еще лузер, а?       Сохранять равновесие, стоя на одной ноге с ботинком в руках, при этом будучи зажатым между тел, довольно сложно, но Ренджун справляется. В сравнение с Донхёком, шатающимся из стороны в сторону, он справляется вообще замечательно, даже успевая в перерывах ловить неваляшку.       В итоге на то, чтобы обуться уходит добрых десять минут, не меньше. Надеть куртки быстрее — спасибо Джемину, стоящему ближе всех к вешалке, которому приходится поработать гардеробщиком.       — Хорошо покататься! — улыбается Джено, закрывая дверь, стоит Ренджуну последним выйти из дома.       Марк уже посапывает в мягкой кровати (все-таки сменил локацию с дивана), поэтому попрощаться даже не выходит. Джисон напоминает в закрытую дверь, где лежат ключи, и просит не забыть закрыть дверь, если вдруг они решат присоединиться, как будто это не очевидно.       И они наконец-то отправляются на каток. >       Донхёк затягивает шнурки своих фигурных коньков дольше всех — Джемин уже во всю катается, а Чонлэ на пару с Джисоном даже успел отстоять очередь в прокате и спешно заканчивает разбираться со вторым коньком. Джисон нетерпеливо переминается на краю катка, подгоняя его. Ренджун, давно уже обувший свои хоккейные, преданно ждет рядом, периодически ноя. Донхёк застревает на первом коньке, так и не натянув второй.       — Боже, ты такой слизняк. — смеется закончивший Чонлэ, практически выбегая на лёд, и чуть не летит носом вниз, удерживаясь лишь благодаря успевшему среагировать Джемину. И от него же получает подзатыльник, не замечая, как Джисон укатывает подальше, чтоб не попасть под раздачу.       Ренджун закатывает глаза и аккуратно садится на корточки перед Донхёком, пытаясь сохранить равновесие (насколько это возможно на коньках).       — Дай сюда, или мы будем торчать тут трое суток.       Донхёк сначала дуется, бормоча «я не маленький вообще-то», но при этом не сопротивляется, не сдерживая улыбку. Он натягивает правый конёк, стараясь не мешать Ренджуну затягивать шнурки на левом, и сидит, наблюдая за ним с плохо скрытой нежностью где-то в глубине глаз. У Ренджуна движения рук всегда мягкие и по-особенному лёгкие, даже сейчас, когда он использует всю силу (которой, на удивление, много), чтобы затянуть шнурки потуже. Им требуется минут пять от силы — о чем не преминет сообщить Ренджун с гордым видом. И унестись на лёд через секунду, потому что Донхёк почти успевает ухватить его за руку, чтобы (Ренджун уверен) избить.       Лёд на катке вполне ровный, хотя уже виднеются зазубрины и сколы. Народу где-то между много и не очень, но этого хватает, чтобы потерять Джемина с Чонлэ из виду. Погода выдалась почти идеальная, хоть и слегка морозная — где-то минус один градус, когда конечности не отмораживаются, и при этом жарко не становится, — самое то для катка. Даже руки не мерзнут, хоть и становятся холодными, но Донхёк все равно натягивает пушистые белые перчатки. Ренджун ненавидит и варежки, и перчатки — обычно прячет руки в рукавах и карманах (особенно в карманах Донхёка), но сейчас, совершенно не боясь мороза, переплетает пальцы с хёковыми, хоть и совершенно не умеет кататься, держась за руки.       — Отморозишь руки к черту, — бурчит Донхёк, хмурясь. На что Ренджун, мельком оглянувшись, целует его куда-то в уголок губ и тыкает пальцем в лоб.       — Не хмурься, морщины раньше времени появятся, — и расплывается в улыбке. Донхёк отвечает тем же.       А потом на них налетает Джисон, чудом не снося с ног, и утаскивает обоих в названный «паровозик» из людей.       Чуть позже приходят проснувшийся Марк и Джено, поэтому их компания в полном составе становится едва ли не достоянием общественности. Джемин с сонным Марком учат Джено кататься, потому что обнаружилось, что Джено на коньках — рыба на суше, если не хуже; Чонлэ и Джисон играют в догонялки, иногда даже сшибая маленьких детей (сшибает в основном Чонлэ, извиняется в основном Джисон); а Ренджун с Донхёком наматывают круги, не расцепляя рук, то набирая, то сбавляя скорость. Почти идиллия.       Они бесконечно падают (все кроме чудо-Ренджуна, как прозвал его Джисон), даже такой собранный Джемин. У Джисона сбитые коленки, у Чонлэ — ладошки. Маркова шапка валяется где-то за бортиками — улетела при одном из его полётов на лёд. Полёт, кстати, принадлежал Джено, но Марка он потащил за собой, что стоило Марку шапки. Белые перчатки Донхёка даже не напоминают белые, так же как и носки его фигурных коньков. У Ренджуна распахнутая куртка и скинута шапка (но, в отличие от Марка, не за бортиками, а возле сумки), румянец на щеках и жизнь в глазах.       Ему кажется, что он не чувствовал себя таким живым никогда. >       У Джено в руках бутылка пива, и Ренджун даже не помнит, кто и когда успел сходить в магазин, потому что с собой Джисон определенно брал только соджу. Пустые бутылки, на удивление, стоят все рядом возле стола, но это лишь усилиями одного Ренджуна, иначе они бы были по всему дому. Хотя он сам уже не пьет — по ощущениям еще глоток, и он уйдет в отруб, полетев со стула на пол. По этой же причине он отделяется от компании, наблюдая из-за стола, и пьет вишневый сок.       Вся бравая компания играет в твистер (скорее, нечто, отдаленно похожее на твистер), путаясь в ногах и руках друг друга и стабильно каждую минуту-две падая по принципу домино. Марк, как ведущий, практически умирает от смеха, чуть не сбивая открытую бутылку клубничного соджу, стоящую возле него, и исключает Донхёка, как первую упавшую дощечку домино. Джено радостно принимает его в свои ряды проигравших с дивана.       На улице уже давно стемнело, да и с катка они вернулись пару часов назад. Пустые коробки из-под пиццы равномерно валяются по всей комнате (на них Ренджуна не хватило, силы закончились на бутылках), об одну из которых обязательно спотыкается Донхёк на пути к Джено, и на другую из который летит Чонлэ прямо с вершины кучи из людей. Кажется, Марк все-таки умирает от смеха.       Взгляд Ренджуна цепляется по очереди за каждого. На сердце непонятная тревожность, и он не сразу понимает, откуда она взялась. Хочется на воздух, проветрить голову. И Ренджун осознает, что поддался этой мысли, когда уже накидывает куртку.       — Ты куда? — обращает на него внимание Джисон.       Все, как по команде, поворачиваются на него.       — Покурить. — Ренджун вытаскивает пачку сигарет из кармана куртки Донхёка.       Донхёк усмехается, и в его взгляде почти читается «с тобой сходить?» Ренджун отрицательно мотает головой и улыбается.       — Скоро вернусь.       — Не задерживайся! — кричит вслед Марк и Ренджун закрывает дверь.       На улице похолодало, но Ренджун, в распахнутой куртке, этого не ощущает, разгоряченный алкоголем. Почти идеальная тишина, царящая вокруг, поражает. Где-то издалека доносятся звуки машин, снег хрустит под ногами.       Сигарета ложится в руку, как влитая, а вот зажигалка срабатывает только с третьего раза. Ренджун затягивается и понимает.       Он так боится потерять все то, что у него есть сейчас. И хотя ничего к этому не ведет, Ренджун боится даже представлять, что с ним будет, если вдруг. Ренджуну страшно остаться одному. А это, если задуматься, так... глупо? И из-за этого внезапного страха он сбегает, чтобы побыть одному. Еще глупее.       Тихий смех разрезает тишину, и бычок летит в ближайшую урну. Ренджун пару секунд раздумывает, нужна ли ему вторая, задумчиво поднимает голову и замирает.       Небо горит звездами. Маленькие звёзды-точки на небе напоминают новогоднюю гирлянду с наполовину севшими батарейками. Или первый снег, который завис где-то в стратосфере без возможности достигнуть земли. Дыхание замирает, и как будто даже сердце останавливается, а вместе с ним и время.       — Мы тебя потеряли.       Ренджун вздрагивает и поворачивается на голос Донхёка. Вспоминает, что отошел метров на пятьдесят от дома.       — Прости. Просто небо красивое, я засмотрелся, — он улыбается.       — Вернемся в дом? — спрашивает Донхёк, склонив голову на бок. — Или хочешь еще прогуляться?       Ренджун отводит взгляд. Раздумывает.       — Давай полежим в снегу? Сегодня небо чистое и звезды хорошо видно.       Донхёк смеется и соглашается. >       Остальные наверняка потеряли их. Либо забыли про их существование — несколько бутылок соджу все еще остались. Сейчас, правда, Ренджуну плевать. Его больше волнуют не они, а один конкретный человек под боком.       — Мне кажется, ты был создан для меня. — Донхёк говорит почти шёпотом.       Холод снега под спиной ощущается отдаленно из-за нескольких слоев одежды, а легкий ветер едва слышно свистит в ушах, и Ренджун провел бы несколько часов, дней, недель так, лёжа на снегу рядом с Донхёком, не задумываясь, что будет завтра.       — Звездами?       Звезды всегда казались Ренджуну чем-то волшебным, что не поддается объяснению. Он бы бесконечно смотрел на них в попытке разгадать их загадку, хоть и не увлекался астрономией ни на грамм. Но звездное небо делало его таким сентиментальным каждый раз, как будто это видно только ему и никому больше.       Поэтому делить звездное небо с Донхёком ощущается по-особенному интимно.       — Может, и звездами, — пожимает плечами Донхёк и переворачивается на бок, чтобы смотреть на Ренджуна.       Щека ложится ровно на пушистый снег, и Донхёк едва не скулит от холода, извиваясь на снегу. Ренджун тихо смеется, вытягивая из-под головы свой шарф, чтобы растянуть его и превратить в своеобразную подушку для двоих, смотрит горящими глазами, как Донхёк, что-то бурча под нос, укладывается обратно.       — Не думаю, что я настолько особенный, чтобы меня сделали сами звезды, — хмыкает Ренджун, поворачивая голову обратно на небо.       И получает не сильный, но ощутимый тычок в плечо.       — Знаешь, — Донхёк задумывается на пару секунд, за которые Ренджун снова поворачивается. Лицом к лицу на расстоянии пятнадцати сантиметров. — Ты моя самая яркая звёздочка.       И Ренджун плачет.       Теперь шарф становится мокрым насквозь не только из-за снега, но и из-за слёз. Ренджун чувствует себя нужным. Значимым. И это почему-то оказывается для него такими важными словами, что он не перестает плакать еще какое-то время, пока Донхёк притягивает его к себе и обнимает, поглаживая по голове.       Они целуются прямо на снегу, уже промокшие с головы до ног. Такие хрупкие, еще не взрослые, но уже не дети. Такие искренние и открытые, но все еще глупые.