Мы умрём

***

начало 2000-х — Ну вы чё там так долго копаетесь? — недоуменно спрашивал мужчина, высовывая голову в дверной проём. — Сейчас, сейчас, невеста почти готова, всё уходите, — сказала немного полная женщина и закрыла дверь, чтобы никто не мешал ей делать причёску молодой невесте. Она что-то ещё проворчала и продолжила делать красоту на голове Айгуль, которая в зеркале улыбалась и удивлялась своему новому виду. Ахмерова даже не подозревала, что она может быть такой красивой. Кружевное декольте женственно легло на её грудь, а белый корсет подчеркивал её стройную фигуру, к которому была пришита шёлковая юбка, закрывая ноги полностью. Мастерица ловко вытащила передние пряди из объёмного клубка волос и одним движением плойки завела их, выпрямив голову девушке и внимательно разглядывая свою работу. — Ну как? Нравится? — спросила она и убирала инструменты в антисептик, снимая перчатки. — Вы ещё спрашиваете? — Айгуль посмотрела на женщину с зеркала, — Очень нравится. Спасибо, я уверена, все гости упадут от такой красоты. Женщина улыбнулась и сама поправила немного небрежный клубок на своей голове, говоря им поторопиться, когда в кабинет зашла мама невесты. Она аккуратно надела на неё фату и повела дочь за руку в зал церемонии. С момента, когда Марат нашёл свою Айгуль прошло почти 6 лет. За эти года они виделись по 2 раза на год: на новый год и летом. Писали друг другу письма, Марат присылал ей подарки: коробки конфет, какая-нибудь одежда, косметика — всё, чтобы создать видимость, что нет между ними большого расстояния. Обстоятельства так сложились, отношения были сложные, ни поговорить, ни побыть вместе, даже поругаться было невозможно. Абсолютное молчание и ощущение, что они всё же рядом, что он или она сейчас придёт в гости или случайно встретятся на улице. Но Айгуль и Марат справились со всем этим, трепетно ждали каждый раз встречи, каникул и более того, окончания училища. И вот, сейчас мать ведёт Айгуль в зал, откуда к алтарю провёл её отец, где ждал её любимый окодовец — Суворов Марат. На нём очень хорошо сидел костюм с маленькой белой розочкой в кармане на груди. Он по привычке держал руки в карманах брюк, а рядом стоял свидетель, делая замечание жениху, и тот вытащил их и топтался на месте, замирая, когда увидел Айгуль. Уголки губ непроизвольно приподнимаются — он смотрел на неё, как в первый раз, как тогда в музыкальной школе сколько лет тому назад. Айгуль смущалась, её глаз не было видно за сетчатой фатой, но он уловил её взгляд, восприняв за комплимент. Тишина многоточий между ними отразилась в их глазах: без слов было ясно, что они без ума друг от друга, несмотря на большой срок их отношений. Наконец-то всё позади Её травма позабылась, как страшный сон, все бессонные ночи и расстояние в ожидании преодолены, теперь не надо каждый раз ждать по полгода друг друга. Теперь они никогда друг друга не отпустят, никогда не разомкнут рук, они оба сделают всё, чтобы больше никогда не разлучаться так надолго. Марат в лепёшку сомкнётся, но не допустит повторного несчастного случая в жизни Айгуль, а она будет всегда рядом и наставлять на верный путь, чтобы тот не сошёл с него обратно в болото. Отец отпускает её и она поднимается по ступенькам, где Марат протягивает руку, которую она кладёт ему на ладонь. Он не отрывает от неё глаза, когда она встала напротив него. От его взгляда Айгуль улыбнулась и опустила глаза. Сердце вырывалось из груди под тактом свадебного марша, хотелось летать от счастья или сбежать в более тихое место. Марат усмехнулся, словно прочитал её мысли. Будь бы он Адидасом-младшим — тут же бы повёл её к выходу, но он держал её руки в своих руках и опустил глаза на губы. Они молча разговаривали глазами, пока свидетель говорил речь. На сидениях в зале мамы Айгуль и Марата пустили слёзы, не беспокоясь за смазанную тушь, а их мужья поддерживающе обнимали и легонько гладили по спине. Марат смотрел на них, потому что они сидели к нему лицу и положил палец к губам, чтобы они плакали тише. Мешают разговаривать. В зале сидели родственники с двух сторон, друзья родителей и пару хороших знакомых с училища и окода. У обоих была мысль позвать Андрея и Гульнар, как бывших лучших друзей детства, но в последний момент передумали, решив оставить всё прошлое в криминальной Казани. Для всех знакомых с Казани, Айгуль останется мертва, пускай так и будет. Счастье любит тишину. — Жених, можете поцеловать невесту, — произнёс свидетель и убрал листы с речью и молитвами, посмотрев на новоиспечённых супругов. Вот он, долгожданный момент. Марат надел обручальное кольцо на её безымянный палец и Айгуль повторила то же самое. Суворов аккуратно убирает с неё фату и теперь полностью мог насладиться её красотой. Парень немного покраснел и осторожно приблизился к её губам. Он словно снова оказался в 1989 году, почувствовав себя скромным подростком. Айгуль это тронуло и она трепетно ответила на поцелуй, чтобы его не смущать и показать, как она сильно его любит. — Я люблю тебя, — прошептал он, когда отстранился. — И я тебя люблю, — в ответ шепнула она. Они улыбались друг другу, стоя лоб в лоб, когда вокруг все радостно кричали «Горько» и разливали шампанское по бокалам, включая танцевальную кислотную музыку группы Вирус.

***

1995 год — Мам, я дома, — крикнул Вахит, заходя в хату, и снимал дублёнку с шапкой. Никто не отозвался, его снова встретила тишина. Зима привык к этому на протяжении стольких лет и направился на кухню. Там как обычно ничего нет и, кажется, комната провоняла плесенью, к запаху которой его нос уже привык. Его мама болеет туберкулёзом уже почти 4 месяца, а денег хватает только, чтобы сбить симптомы. Отец умер ещё в 85 году, когда тот был ещё подростком. Вахит в 15 лет подошёл к улице с целью подзаработать денег на делюгах, получить помощь от уличных пацанов, чтобы его не крышевали, ведь мать сводила концы с концами, работала на двух работах и получала копейки, потому что попали под экономический кризис. Сегодня они с пацанами первый раз приняли поставку анаши, кокаина и альфа-крысы. Такое решение он принимал тяжело, с камнем на плечах и сильной тревогой. Вахит боялся, что и их сдадут ментам кто-то из соседних улиц, но деньги нужны были позарез. Рабочий день выдался тяжёлым и нервным, пришлось было попросить Сутулого постоять ночь вместо него. Особенно тяжело было сейчас, когда он слышал за стенкой громкий кашель матери, словно она задыхалась. Вахит достал из кармана нормальную пачку денег, пересчитал и положил обратно в карман, последний раз посмотрев в окно на серое пасмурное небо. На улице январь, но воздух пропитан весной, когда всё начинает таять. Зима направился в комнату матери и застал её лежащую на полу. Она закрывала рот рукой и давилась сухим кашлем. Он тут же бросился поднимать её на кровать, а она что-то бормотала, но Вахит не слушал её. Она обычно говорила что-то ненормальное, бредила и он научился не воспринимать её слова совсем. — Мам, давай скорую вызовем, — произнёс Зима и сел на кровать. — Они меня положат, лечение очень дорогое, знаешь же, — ответила женщина и снова закашляла, давясь мокротой. — Я оплачу, деньги есть, — говорил он и молча набирал номер скорой, крутя циферблат на телефоне. — Господи, сынок, во что ты ввязался… Зима уже не слушал её и сказал адрес, мол, человек с приступом кашля, туберкулёз. Мать продолжала сквозь хрип расспрашивать Вахита, но тот игнорировал и ушёл на балкон покурить, чтобы лишний раз её не тревожить своим присутствием. Он, конечно, не хотел отвечать ей откуда у него появилось столько денег на лечение, было стыдно перед ней, расстроит её. Мать не оценила бы такого заработка способом, которым он воспользовался. Торговля наркотиками и сутенёрством. Ей же не докажешь, что проституток заправляет Сутулый, наркотики — Рука, а он просто распоряжается деньгами, а остальные — Пальто и Лампа следят за работой сауны, контролируют расходы на средства, КСК и другое. Вахит нервно затягивает сигарету и на миг успокаивается. Мысль, что скоро мать встанет на ноги, радовала больше, чем эти деньги на «порш красный», как он говорил пацанам. Не хотел никому выливать душу и свои проблемы. Раньше, может, и хотел поделиться с кем-то, выговориться, но тогда Валера Туркин ещё с улицей был, он бы кинул что-то типо «ноешься, как баба» или «может юбку ещё оденешь и губы накрасишь». Так что все эти года он молча в одиночку нёс этот груз на себе. Хотя об этой проблеме знала только Гульнар. Он успел с ней как-то один на один посидеть, в новый год, когда все пьяные пацаны и Пальто вместе с ними ушли за добавкой (алкоголя). Зима был тогда пьян и не мог контролировать себя. И она, севшая рядом с ним, заметила, что его что-то тревожит. И вылелось всё наружу. Одно дело пацаны, а мужчина идёт за поддержкой именно к женщине, пускай даже малознакомой, ведь по-настоящему только женщины их поддержат, а не пацаны. В ту ночь хоть чуть-чуть, но ему стало легче и об этом до сей поры никто не знает. О его главной проблеме и его тайне.

***

С нового года прошло всего несколько дней. Парни поднялись, но наказали никому не говорить о их делах: ни предкам, ни жёнам. Всё должно быть в тайне. Андрею пришлось обмануть Гульнар, сказать, что посетителей много. А может, и правильно. Ему не хотелось лишний раз заставлять её переживать, а такое её насквозь проткнёт. Она тогда, как его мать, сойдёт с ума. Это же вечная жизнь в страхе, что их всех посадят. И тем более когда она в положении. Андрей умиротворённо гладил её локоны, а она прижималась к нему, рукой чувствуя сердцебиение своего бандита. Интересно, что же он чувствует, придя с табора, где кругом был разврат, полуголые женщины и наркотики, а сейчас мило лежит в обнимку с беременной женой, в присутствии которой он даже не мог себе позволить заматериться, когда там мог покрыть трёхэтажным матом кого-то из девчонок. Такова была сущность пацанов с улицы: можно было унижать других девушек, но не свою. А Андрей в особенности берёг Гульнар, потому что та заботилась о нём, о пацанах и носила ребёнка от него. — Андрей, — произносит она и пальцем проводит по его груди, чтобы тот не заснул. — Мм? — сонно спрашивает он, медленно перебирая её пряди волос и кладя свободную руку под голову, принимаясь слушать девушку. — А ты кого-то бы хотел сначала? Мальчика? — спрашивает она и поднимает голову от его руки, которая у него затекла минут 20 назад от её лежания на ней, но ему так нравилось трогать её мягкие волосы, что решил промолчать и терпеть. — Девочку хочу, — ответил он, когда она уже на его груди сделала подставку для головы, — Чтобы на тебя была похожа. — Почему? — недоуменно спросила она и посмотрела в его сонные серые глаза и лёгкую улыбку на лице. — Видеть в ней тебя, — произнёс он и затёкшей рукой нежно провёл по её щеке, — Особенно чёрные волосы чтобы ей достались. Девушка смущённо улыбнулась, а Пальто, воспользовавшись случаем, притянул её к себе за подбородок и нежно поцеловал в губы, чувствуя вкус её гигиенической помады на своих губах. Мелкие раны защипали, но он продолжил её целовать, не желая отстраняться. Мы друг друга научили держать слово В миг она оказывается в лежачем положении под Васильевым, а он с диким желанием спускался к шее. Любить тихо, умирать снова За окном была пасмурная погода, словно уже вечерело. Но на часах всего 16:06. Было темно, но ему это не помешало ловким движением расстегнуть лифчик. И выбрасывать камни из головы Гульнар стягивала с него свитер и проводила холодными руками по его подтянутому телу, чувствуя каждую его мышцу. А он зарылся в её шею и оставлял на ней засосы и слегка покусывал. Ему нравилось её возбуждать и чувствовать себя главным. Мы две маленькие пули в револьвере Гульнар выгнулась и шептала ему войти и кусала губы, начиная «умолять». Андрей усмехнулся, тоже вошла в его игру. Он уступает ей в этот раз и осторожно входит, чувствуя тесноту в ней. Как же он обожал это. Даже готов был на руках стоять, лишь бы снова и снова чувствовать что-то подобное. Одно решение — и мы снова уже мишени А ей нравилось как он сначала нежно, чувственно двигался в ней, языком облизывал её шею, кусал всё её тело и грудь, а затем набирал темп, утопая в её стонах и объятиях за шею. Если кто-то выстрелит в упор, ты меня лови Пальто упирается руками в подушку, прикусывает раненные губы, начиная резкие толчки, а Гульнар начинает шептать его имя и касается обеими руками его рук и тот скрещивает пальцы, самому не в силах сдерживать стоны. Девушка выгибается от его напора, приподнимая грудь, от вида которой у Андрея снесло крышу в конец. Мы умрём где-то посреди ночи Андрей кончил внутрь и упал рядом, тяжело дыша. Во времени уложился. Нельзя было долго этим заниматься, мало ли. Врачиха в больнице хоть и не давала запрета на половую жизнь, но Андрей всё же переживал, что переборщит. Он в эйфории закатил глаза и прикрыл их, когда она поцеловала его в щеку и ушла в душ. Ему тоже надо, но было слишком лень, а зная Гульнар, что она застрянет в ванной на часа два, а может и больше, он пропустил её первой, пока он отлежится. *** Она наконец выходит с ванной в теплом новом халате, который Андрей купил на новый год и начинает расчёсывать длинные мокрые волосы. Васильев подскакивает с кровати и хватает под руку первые попавшиеся вещи и не смог пройти мимо неё, не обняв за талию со спины. Гульнар свободной рукой гладила того по голове, куда могла дотянуться, а другой намазывала лицо какими-то непонятными для него кремами. — Я люблю тебя очень, — говорит он и целует её в шею, а после этого смотрел на её отражение в зеркале. — И я люблю тебя очень, — ответила Гульнар и повернулась к нему, целуя в щеку и отправляя его в ванную. Про себя она отметила, что Андрей сегодня чересчур тактильный. Он любит обниматься, целоваться, но не в таком количестве, как сегодня. Во всяком случае ей было приятно его такое отношение к ней, что ему интересно чего хочет его спутница и видимо сегодня, когда он практически весь день дома, решил восполнить своё отсутствие и выполнить все её небольшие прихоти. Но она ни за что не догадается, что так он заглаживает свою вину за свои дела, которые сведут его в тюрьму, а её в могилу. Мне очень жаль, что мы умрём