Посёлок Лунный

На дворе стояла глухая ночь, лёжа на кровати, я смотрел в стену, туман, до этого застилающий мой разум белым и тягучим дымом, ушёл, однако легче не стало. После встречи с девой – птицей, я помню отвёз Гришу домой, приехал домой сам, родители встретили меня с такой паникой, какой никогда не видел. О чём говорили, добром не понимал, механически отдал отцу патроны, ушёл к себе и лег, привстал лишь раз, когда мама пришла с бокалом, нужно было выпить лекарство. Тонкая полоска света проникла в комнату из коридора, когда приоткрылась дверь. ― Лисёнок, ты как? ― край кровати прогнулся под весом мамы, на плечо легла тёплая рука. ― Лучше, ― тихо отвечаю, решая привстать. ― Хорошо. Жаль мы не могли с тобой связаться, чтобы ты не приезжал, ― с сожалением говорит она. ― Как близко ты её видел? ― Близко, на ветке сидела, до ужаса красивая, ― беру рядом лежащие очки, надеваю, и осматриваю комнату. ― Теперь ты знаешь, как в живую птица Сирин выглядит. ― Предвестница беды, ― внёс конкретность. ― Она почти запела, но что страшнее, я хотел этого. ― Ты чего-то очень сильно хочешь знать, ― мама опустила взгляд. ― Но ответ внесёт смуту, грусть или боль в твою душу, для неё это своего рода пища. ― А если бы ответ мог принести мне радость? ― В таком случае, у тебя не возникло бы желания слушать пения, а она просто бы улетала, ― её взгляд перешел на меня. ― О радостях Алконост поёт. ― Я вроде помню, в книге писалось: «От песни Сирин можно рассудок потерять, и уйти с ней в потусторонний мир». ― Кто-то от услышанных ответов так и делал, ― мама провела рукой по моей голове, после обняла. ― Всё хорошо, ― произношу, понизив голос до шёпота, отвечая на объятия. ― Я в порядке. Скоро приедут из гильдии, разберутся с проблемой, мы были у них в офисе, ― в голове резко щелкнуло: «Гриша, как он себя чувствует?» ― Разберутся или нет, кто знает? ― риторически спрашивает мама, отпуская меня. ― Она кружила тут над селом, громкими звуками пытались ещё отшугнуть, но далеко она не улетела. ― Мам, у меня был тотем в руках, неужели от неё он не помогает? — К несчастью, у таких вещей тоже может истечь срок действия и от таких сильных, как Сирин, уже не защитит. Мы что-нибудь с этим придумаем, — она мягко улыбается мне. — Тебе нужно поспать, — поднимается, целуя в макушку. ― Спокойной ночи, ― произношу прежде, чем мама покидает комнату, закрыв за собой дверь. Несмотря на желание позвонить Грише, узнать о его самочувствии, я не делаю этого, он, скорее всего, спит. А на душе тревожно, может, стоило изначально привезти его к нам? Вновь откладываю в сторону очки и отворачиваюсь к стенке. На часах почти семь утра, всё же мне удалось поспать. В доме тихо, спустив ноги с кровати, подхожу к окну, сегодня будет солнечно. Прихватив чистые вещи, решаю посетить контрастный душ, который не раз помогал прийти в себя. ― Доброе утро, ― слышу от мамы, когда покидаю ванную с полотенцем на голове и в домашнем костюме, она спускается по лестнице, завязывая халат поверх ночной сорочки: ― С легким паром. ― Спасибо. И тебе утро доброе, ― слегка улыбаюсь. ― Отец ещё спит? ― Он заснул только под утро, ― она идёт на кухню и ставит чайник. ― Завтракать будешь? ― Нет, мне не хочется. ― Может, хотя бы чаю выпьешь? ― в голосе отчётливо слышались забота и беспокойство, мама всё ещё с мыслями о вчерашнем. ― Бокал чая выпью, ― вновь слегка улыбаюсь и поднимаюсь по лестнице к себе. Взяв телефон, присаживаюсь на край кровати, в трубке слышатся гудки, но ответа нет, успокаиваю себя мыслью, что поспешил, позвонил рано, или Гриша мог просто не услышать, перезвонит. Пар поднимался с поверхности бокала, наполненного зелёным чаем, пахло свежей травой с небольшой горчинкой, время шло, я то и дело поглядывал на дисплей телефона. Неприятные мысли роем ос беспорядочно мельтешили в голове, невидимый камень тревоги в груди давил, хотелось делать хоть что-то, но я продолжал сидеть и ждать. Ближе к обеду, когда от друга так и не было ответа, решение было принято – собраться и идти к дому Мединовых. ― Ты куда? ― спросила мама, когда заметила меня обувающимся в прихожей. ― Гришу проведать, ― отвечаю, взяв в руки тотем и лекарство с полки. ― Надолго или нет – не знаю, как получится. ― Саш, ― суровым тоном начала она, поставив руки в боки. ― Тут идти-то всего ничего, ― быстро прерываю её. ― Отпусти его – пусть бежит, ― донёсся с кухни голос отца. ― В смысле, пусть?! ― крикнула мама. ― Сам же всю ночь лежал переживал! ― Не отрицаю, ― отец показался в прихожей и вручил мне ружье. ― Мы можем посоветовать не выходить, высказать своё мнение, помочь, в данном случае я дал заряженное ружье, а запретить не получится, ему тридцать с хвостом лет. Будь осторожен только, как стрелять, помнишь? ― Помню, ― улыбаюсь и, кивнув, ухожу из дома под ворчание мамы. Солнце было высоко в небе, ни единого облачка, а воздух вокруг свежий, ветерок веет прохладой. На земле разлились большие и малые грязные лужи, которые приходилось местами обходить. Листва деревьев и кустарников, трава вдоволь наполнилась влагой, хотя погода непредсказуема, к вечеру опять могут собираться тучи. Вокруг никого, только птицы песнями разбивают тишину, кто-то бы сказал: «умиротворяюще», только не для меня сейчас, инстинкт самосохранения говорил – необходимо быть готовым к стрельбе, если вдруг нападение, ружье висело не за спиной, а под левой рукой, из такого положения всегда можно быстро вскинуть и прицельно выстрелить. Лучше бы этот инстинкт сработал вчера. Дом Мединовых представлял из себя одноэтажное кирпичное строение, огороженное забором из кирпича и профнастила, калитка была закрыта, но благо рядом разместили звонок, в который пришлось позвонить не один раз, и когда возникла мысль, что тот нерабочий, послышался звук открывшейся входной двери. ― Кто такой настырный?! ― раздался гневный басистый голос Дмитрия – отца Гриши. ― Здравствуйте! ― решаю начать вежливо, возможно, я и правда слишком часто жал на кнопку. ― Искренне прошу прощения за беспокойство, я Александр Рыбков, пришёл Гришу проведать! ― Сашка? Иди домой! ― Только после того, как увижу друга! ― отвечаю чуть резче, понимаю, конечно, потревожил их, но так орать с порога. Звука закрывающейся двери не последовал, напротив, отщёлкнул замок калитки. Дмитрий Мединов – высокий волк, крупного телосложения, с широкими плечами, его шерсть чёрная с вкраплениями светло-серых пятен, с частой проседью, не знаю, где мама увидела его сходство с Гришей. Глаза по цвету как бирюзовая лагуна, смотрят недовольно. Можно сказать, одет по-домашнему: футболка и брюки трико. ― Не надо на меня так смотреть, ― фыркаю в ответ, хмуря брови. ― Зачем он тебе? ― спрашивает недовольно Дмитрий, только сейчас замечаю дробовик в его руке. ― Повторюсь, он мой друг, и я хочу его увидеть, ― данное общение вызывало у меня закипание изнутри. ― И я повторюсь тогда, иди отсюда, ― он хотел закрыть калитку, но мне удалось вовремя подставить ногу. ― Что с ним? ― Ничего, ― немного помолчав, ответил старший Мединов. ― Не ходи сюда. ― Спасибо за совет, но я всё-таки останусь при своём мнении, ― руки сжимаются в кулаки, но мне нужно попасть в дом. ― Может, вы не знали, но вчера мы встретились с птицей Сирин, помня своё состояние, хочу проведать друга, в чём здесь проблема? Дмитрий тяжело выдохнул, и всё же отошёл в сторону, пропуская меня во двор. Участок небольшой, но Карине удалось размесить несколько грядок и кустов с ягодами, широко разрослись вишня и слива. Удивительно, а дуб так и не спилили, на его ветвях всё ещё красовался детский домик, в детстве я и Гриша часто там играли, думаю, теперь в нём играют Яшка с друзьями. Оказавшись в доме, первое, что подмечаю – был сделан ремонт, прихожая стала меньше, но светлее. Раньше плотная тканевая шторка отгораживала совмещённые ванную и туалет, теперь же красовалась стена. Разувшись, прохожу через арку справа и попадаю на выдержанную в салатовых тонах кухню, от которой разносились свежие запахи чеснока, кинзы и ещё крепкого кофе. Окно, несмотря на его наличие, открывать не стали. За столом сидел мальчик рысёнок – Яшка, одетый в серые шорты и футболку, на которой красовался принт большой машины, в его руках была книжка. Он посмотрел на меня, склера глаз у него персиковая, зрачок – малиновый. У плиты суетилась серо-бурая волчица – Карина, стройная как тростинка, очень хрупкая на вид, в контраст мужу, её локоны были аккуратно убраны в небрежную косу, одета в халат цвета капучино. ― Здравствуйте, ― решаю проявить вежливость и заодно привлечь внимание. Дмитрий садится за стол, взяв в руки свой бокал кофе. Карина обернулась и посмотрела на меня зелёными глазами, в которых читалось удивление. ― Здравствуй, ― произнесла слегка растерянно. ― Привет, ― улыбнулся Яшка. ― Я к Грише, ― после моего заявления у Карины глаза стали ещё больше. ― Зачем? ― она смотрит на мужа, но тот молча делает глоток крепкого напитка. ― Повидать его, как он себя чувствует, на звонки не отвечает, ― объясняю цель своего присутствия, она выдыхает и присаживается, проводя рукой по лицу. ― Гриша там, ― Яша указывает на арку справа. Небольшой тёмный коридорчик, по правую сторону там красовался светильник, левая сторона вела в зал, где находились две двери в спальные комнаты, собираюсь направиться туда, но Яша меня останавливает. ― Он там, ― указывает на дверь прямо перед моим носом. ― В кладовке? ― уточняю, просто помню, что там было. ― Там раньше была кладовка, ― говорит Карина, поднимается, и возвращается к готовке. ― Мы делали ремонт под кабинет Диме, в итоге отдали Григорию под комнату. Дверь оказалась раздвижной, в небольшой комнатке, прямо напротив меня, стоял письменный стол, на нём: стопка тетрадей, органайзер, ноутбук, светильник в виде совы и пустой бокал, под столом была замечена дорожная сумка, полная вещей. Декоративные полки для книг и прочих предметов отлично разместились над столом. По левую сторону стены, впритык к столу, расположился диван, на нём, зарывшись с головой под одеяло, лежал Гриша, его хвост свисал с краю. По правую сторону располагалось закрытое окно с опущенными жалюзи. Первым делом решаю закрыть дверь и открыть окно, сумка-планшет лежала на стуле, следовало полагать, что телефон находился там. ― Гриш? ― решаю тихо позвать, присев на корточки у изголовья дивана. Мединов заворочался под одеялом, повернулся с боку на бок и показался, щурив глаза. ― Саша, ― в его голосе слышались удивление и явное недомогание. ― Как чувствуешь себя? ― также тихо спрашиваю. ― Голова болит и тяжёлая, слабость, даже встать не могу. ― Я сейчас тебе лекарство разведу, ― поднявшись, достаю из кармана две таблетки в блистере, после забираю со стола бокал и покидаю комнату. ― Мне вода нужна, ― хвост предательски нервно дёргается, начинать тут конфликт на тему происходящего будет явно плохой идеей. Карина молча забирает у меня бокал, наполняя его водой из фильтра кувшина, старший Мединов с каким-то недовольством косится в мою сторону, затем на жену. ― В чём дело? ― не выдерживаю я, забирая воду, ответом послужила тишина. Разворачиваюсь, чтобы вернуться в комнату. ― Услышу от них хоть один звук, вышвырну взашей, ― слышу тихое от Дмитрия, перед тем как закрыть за собой дверь. Только с моей помощью Гриша смог привстать и выпить лекарство. Что имел ввиду старший Мединов, нам нельзя громко говорить? Возвращаться и уточнять как-то не хочется, и так от негодования всё кипит внутри. ― Я буду тут, пока тебе не станет лучше, ― сажусь на стул, перед этим убрав сумку-планшет, и взглядом окидываю комнату ещё раз, внимание останавливается на декоративной полке, вернее, на аккуратно стоящих в ряд книгах. Названия на некоторых корешках точно отображали содержание: “тёмные обряды”, “травы и зелья”, “справочник нечестивых”. ― Гриш, я задам тебе вопрос, ― начинаю, переведя взгляд на друга, тот приоткрыл глаза и посмотрел в мою сторону. ― Эти книги тёмных содержаний, для чего они тебе? Гриша вздыхает и вновь закрывает глаза, прижимая уши: — Эти книги, отчасти, помогли мне сдать вступительные экзамены в ВУЗ. ― А всё же, почему пришлось уйти с первого курса? ― Боевая подготовка, физическая культура, хорошо в теории, плохо на практике. В задачу педагогов входило подготовить элитных бойцов, а не тянуть за хвосты на троечку всякую посредственность. ― Ты не посредственность, ― слегка хмурю брови. ― Им виднее, ― сказал друг, повернувшись на бок в мою сторону и улыбнувшись. ― Но мне приятно, что ты так думаешь. Взгляд вновь переходит в сторону полки, на других книжных корешках было написано: "Наше лето", "О чем молчит забытый двор", " Невеста для двенадцати месяцев", "Мартин в стране невидимок". Меня удивили коллекционные фигурки – нечестивые разных зарубежных стран. Я осмотрел антропоморфную летучую мышь, её большие уши, выразительные глаза с багровым зрачком, нос, похожий на пятачок, острые клыки виднелись из приоткрытого рта, шёрстка на голове взъерошена, два крыла, сросшихся с руками. Наряжен элегантно: рубашку, жилет и брюки. ― Князь Валахии? ― Он самый. ― Говоришь, денег нет, и при этом покупаешь коллекционные фигурки, ― подмечаю, слегка улыбнувшись. ― Б/у – по дешёвке, ― спокойно отвечает Гриша. ― И куплены они давно. Рядом с Князем красовалась девушка, собранная из разных частей тел, рода волчьих и кошачьих. По истории, учёный поймал нечестивый дух и вселил в своё творение. Одета “красавица” в викторианское готическое платье. ― Меренейт, ― сказал друг, проследив мой взгляд к другой фигурке и, посмотрев на нечестивую мумию, в удивлении могу сказать: «красивая кошка-императрица». ― Ты интересовался историей Египта? ― Фигурка была с карточкой. Исторические записи показывали, что она была царицей-консортом фараона. Однако, возможно, она также была самостоятельным правителем. Если верить записям, её дух слился с духом нечистой и вернулся в тело, она стала стражем гробницы своего мужа. ― И она до сих пор бродит по гробнице? ― Может быть, кто знает, ― голос его звучал слабо, тихо, но то, что он в состоянии говорить – уже давало облегчение. — Если хочешь, можешь ещё поспать, я побуду тут. — Нет, спать больше не хочу, — Гриша чуть привстает. — Тебе стало лучше? — в ответ на мой вопрос Гриша кивнул, осматривая место, где лежала голова, найдя резинку для шевелюры, сделал конский хвост. — Твои родители явно не в восторге от моего присутствия, — опершись на колени локтем, подпираю рукой лицо. — Не обращай внимания, — отмахнулся Гриша и, откинув одеяло, поставил ноги на пол. — Выйти на улицу хочу. — Помочь? Мединов отрицательно качнул головой, взяв со стола сумку, начал осматривать её содержимое, мне нетрудно догадаться, что сигареты ищет. — Может, не стоит сейчас курить? И так плющит, ещё никотином догнать решил. Игнорируя мои слова, Гриша нашёл то, что искал и направился на выход, мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Мимо кухни прошли молча, хотя стоит все же отметить, чувствовалось какое-то напряжение, особенно сильно со стороны отца семейства Мединовых. На улице, как и до этого, сохранялась тишина. Гриша сел на нижнюю ступеньку крыльца и закурил. — Не ожидал твоего визита, — слегка улыбается, когда я присаживаюсь рядом. — Честно, спасибо. — Тебя надо было к нам отвезти. — Нет, ты всё сделал правильно, к тому же, я вроде сам попросил тебя отвезти меня домой. На каком основании твои родители должны заботиться о моём состоянии? — Но бросать с недугом точно бы не стали, — нервно дёргаю хвостом. — В следующий раз я поступлю иначе. — Я буду надеяться, что следующего такого раза не будет, — продолжая покуривать, отвечает Мединов, и тут трудно не согласиться. — Аналогично. И всё же, если вдруг, — отвечаю, отведя взгляд в сторону, разглядывая торчащий луговой мятлик. — Спасибо, — в голосе слышится тень улыбки, которая также быстро исчезает. — Не знаешь, из гильдии приезжали или нет? — Не могу сказать, — отвечаю, обрывая стебель. — Хотя, если и приезжали, мы явно будем не из числа первых, кто об этом узнает. Первым, кто переговорит с этими ребятами, будет наш глава посёлка – Юрий Иванович Веслов. — Сход граждан организовал, молодец, средства собрал. Только меня интересует, почему он письмо с поддержкой не выслал, вышестоящие приняли бы меры и выслали из лучшей гильдии состав, — задумчиво произнёс друг. — Хороший вопрос. Но, думаю, ответ на него вполне может быть такой: «пока письменное прошение дойдет до рассмотрения, от нашего посёлка ничего не останется, даже если Веслов его пометит как срочное, рассматривать его начнут только в следующем году, и далеко не факт, что в первых двух кварталах». — А где-то говорили, что поселения важны. — Важны, — киваю. — Только все хотят получать от чего-то выгоду, при этом не делая вложений. По этой же причине в посёлках нет живущих отрядов гильдий, им платить надо много. Проще бумажной волокитой закидать и ждать, пока бросят добиваться, мама об этом говорила за столом, если помнишь. — Помню, — Мединов откашливается и слегка жмурится. — Она говорила, средства за их проживание с каждого дома собирать надо будет. — Она так сказала, потому что жители и на такое условие были согласны, только, как видишь, ничего так и не добились, рукой махнув, — протягиваю мятлик и спрашиваю с улыбкой: — Петушок или курочка? Гришка сперва удивлённо моргает, но уже через секунду улыбается: — Ты серьёзно? — тихо смеётся и вновь закашливается. — Бросай это курево. Давай так, если угадаешь – бросаешь, если мимо – продолжаешь. — Отстань, — буркнул, и после добавил: — Это петух. Зажав стебель между пальцами, быстро провожу по нему снизу-вверх, получилось что-то наподобие букетика из семян. Из него выбивались торчки – петушок. Гришка прижимает уши и выбрасывает бычок в ржавое ведёрко, частично спрятанное под крыльцом. — Сдалось тебе отучать меня от сигарет. — Предлагаешь и дальше спокойно смотреть, как ты за деньги свой организм уродуешь? — отвечаю, откидывая “петушка”. — А отца чего не отучаешь? — Пытался в своё время, без толку. А с тобой, быть может, ещё не всё потеряно, — вновь улыбаюсь, поднимаясь на ноги. — Пойду домой, если тебе уже лучше. — Подожди, повожу тебя, — друг поднимается на ноги. — Лучше отлежись, сам дойду, как ты говорил – не барышня. Ружьё только у тебя в комнате оставил. — Я принесу. Оставшись во дворе один, вновь перевожу взгляд на дуб, тихие шаги позади заставляют обернуться, это был Яшка. — Решил погулять? — решаю спросить, слегка улыбнувшись. — Родители сказали побыть во дворе ненадолго, — отвечает, спокойно спускаясь по ступенькам. — Почему? — задаю новый вопрос, чувствуя что-то неладное. — Видимо, хотят с Гришей поговорить, это случается редко, на моей памяти раза четыре было, и каждый раз меня просят уйти к себе или во дворе погулять, — надувает обиженно щёки и складывает руки на груди. — Мне интересно, о чём они разговаривают, но, подслушивать боюсь. — Подслушивать нехорошо, ты прав, — отвечаю, потрепав Яшку по голове. Взгляд переходит на дверь, всё же детей не к добру выпроваживают, а что, если на Гришу руку поднимут? Ему и так не совсем хорошо. — Я вроде внятно ставил условия: не создавать проблем и не приваживать сюда дружков, — слышу недовольный голос Дмитрия, как только открываю дверь в дом. — Ситуация с Сирин была непредсказуема, — слышится спокойный голос Гриши. — А Сашу пустить было твоё решение. — Пришлось, он как ненормальный на звонок жал, скорее всего, и потом бы приходил. Да и если бы ты за стенкой помер, нам что прикажете, с твоим трупом возиться? — Ну да, таблетку подкинуть не позволяет отвращение к моей натуре, так вот, скажите спасибо Саше, казённое лекарство цело, а вам не надо возиться с моей тушей. — Тебя совесть не грызет, ты в кого Александра превратил, нам как в глаза его родителям теперь смотреть?! — огрызнулся Дмитрий. — Он ничего не знает, я ничего не говорил и не скажу, потерять не хочу, — вновь спокойно ответил Гриша. — А вы чего уже надумали, что я его склонил на сторону тьмы, — смех в конце больше походил на истеричный. — Урод, — фыркнул Дмитрий. — Мы с матерью знаем, что ты на него заговоры делал! — Ничего я на него не делал! — огрызнулся Гриша, раздался рык старшего Мединова и сильный удар кулаком по столу, посуда издала звон, моё тело рефлекторно подалось вперёд, но вновь застыло из-за следующего рычания: — А вообще, вы отреклись от меня, так что не вам решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Я соблюдаю правила дома, ничего такого под этой крышей не происходит и не будет происходить. — Если Светлана с Геннадием в один из дней подойдут к нам со словами, что ты всё же изуродовал их сына, я застрелю тебя, сволочь, как чумную крысу. — Вот и поговорили, — рыкнул Гриша. Я всё еще стоял фактически на том же месте, крепко сжимая ручку входной двери, Мединов, видимо, от неожиданности распахнул глаза и несколько раз моргнул, однако, быстро взяв себя в руки, молча направился со мной во двор. — Подслушивал? — сощурил глаза друг, отдавая мне ружье. — Не специально, — прижимаю уши к голове, да сам же сказал ребёнку: «подслушивать нехорошо», и сам же это сделал. — Ты долго, подумал, что тебе могло вновь стать резко плохо, или отец мог на тебя руку поднять. Гриша прижимает уши, напрягается, складывая руки на груди: — И как много ты услышал? — Услышал, наверное, достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Если ты правда стал ведьмаком, заключив контракт с нечестивым духом, от тебя я не отвернусь, ты для меня всё тот же Гриша, и с этим можно всё же что-то придумать. Я поговорю с родителями, тебе отсюда съезжать надо, поживёшь у нас, потом тебя в город заберу. Мединов заметно теряется на моих словах, но после, мягко улыбнувшись, делает шаг, заключая меня в объятия и утыкаясь лицом в грудь: — Спасибо, Саш. — Всё наладится, — произношу в утешении, отвечая на объятия. Гриша кратко кивает, отпуская меня, после чего подводит к калитке и отщёлкивает замок. — Точно не хочешь, чтобы тебя проводил? — Твоему отцу надо остыть, — смотрю в сторону дома. — Но гулять не очень-то безопасно сейчас. — Зато тихо и воздух свежий, — друг выходит на улицу. — Ты себя точно сейчас нормально чувствуешь? — Слабость только, разгуляюсь, может, посидим где-нибудь на лавочке, как две бабки, — весело усмехается. — Можем посидеть у нас во дворе, в беседке, чай сладкий выпьешь, — уверенно киваю себе, принимая такое решение. — Пошли.