Посёлок Лунный

Загорается вечерняя заря. Лучи солнца коснулись верхушек деревьев, позолотили крыши домов, во дворе витал запах мокрой земли и разнотравья. Мы сидели в плетеных креслах на веранде, на свежем воздухе было лучше, мама сидела рядом, держа в руках бокал чая с чёрной смородиной и мятой, отец стоял ближе к крыльцу, вдумчиво докуривая сигарету. Тишину между нами нарушали лишь трели насекомых в траве и пение садовых камышовок. — Вы себя как чувствуете? — нарушила молчанку мама. — Хорошо, — кратко отвечаю. — Лучше, — отозвался Мединов, в его голосе отразилась улыбка: — Спасибо за лекарство и сладкий чай. Когда я привел Гришу, родители удивились, хотя мама больше обеспокоилась, отметив, что мой друг выглядит не очень хорошо, и начала возмущаться: — «В таком состоянии по небезопасным улицам ходить, совсем с ума сошли?», будучи на взводе, мое: — «Дома у него ничуть не лучше, чем на улице», — прозвучало слишком резко, и Гриша слегка толкнул меня в бок, дав понять, что сказанное было не совсем удачно сформулировано. Начались расспросы, в ответ им послужило увиденное, а также услышанное в доме Мединовых, хотя друг явно сглаживал, вставляя свои поправки. Таким образом все плавно перешло в разговор, состоящий по большей части из возмущений и непонимания со стороны родителей. Подгадав удачный момент, решаю задать главный вопрос: — «Можно ли Грише пожить временно у нас?». По лицу друга стало понятно, он думал, такое предложение, сказанное первый раз у калитки, было шуткой, отнюдь, мои намерения были серьезны. Так мы подошли к размышлениям в тишине на веранде. Отец выкинул сигарету и присел рядом с мамой на кресло. — У меня просто нет слов, — произносит и дергает хвостом. — Справедливости ради, я не хотел вмешивать кого-то в свой конфликт с родителями. Косвенно, конечно, говорил Саше про не простое общение с ними, но о помощи не просил, — Гриша покосился на меня и слегка замялся: — По поводу моего проживания — даже не берите в голову. — Гриш, если все действительно обстоит так, как говорил Саша, — начала мама: — Ты можешь пожить у нас. Но я не понимаю, как так можно, от родного сына отвернуться?! Она недовольно пушит шерсть. Отрадно, конечно, то, что они понимают всю серьезность ситуации. Перевожу взгляд на друга: голова опущена, уши прижал; интересно, о чём он сейчас думает? Чего-то боится? — Тётя Свет, Дядь Ген, пожалуйста, только не надо с моими родителями устраивать разборки. — Не беспокойся на этот счет, — сказал отец. — Спасибо вам, — слегка улыбнулся Мединов, подняв все же голову. — Что же, мне пора вернуться домой, пока совсем не стемнело. — Уверен? — уточняю, а тот кивает, поднимаясь с кресла. — Останешься у нас, — произнесла мама: — Неизвестно, приезжали из гильдии или нет, а сейчас уже уровень опасности повысился, пошлите в дом. Про себя довольно улыбаюсь, у нас Грише будет безопаснее и, не отрицаю — мне так будет спокойнее. Кто знает, остыл Дмитрий или нет? Хорошо то, что удалось задержать друга до позднего вечера. Его одного мои родители не отпустят и проводить не дадут, ведь когда я пойду обратно, будет уже совсем темно. — Саш, — останавливает меня Гриша, когда родители скрываются в доме. Оборачиваюсь, встречаясь с ним лицом к лицу. — Ты это специально? — задает сразу вопрос. — Да, — отвечаю прямо. — А ты думал, увидев происходящее у тебя, я буду не серьезно говорить о проживании у нас, забью болт? — этот вопрос не нуждался в ответе. Мы смотрим друг на друга, и в его глазах хорошо читалась растерянность и, возможно, возмущение, тем не менее продолжаю: — И буду смиренно ждать, когда твоего отца до предела накроет мысль, что ты ведьмак, ждать, когда они тебя убьют? — оборачиваюсь украдкой, не хотелось бы увидеть за спиной кого-то из родителей. Мединов опускает взгляд: — Правда, даже не предполагал, что ты так резко своим все преподнесешь, — потирает переносицу. — А вообще, заметил, что ты специально время тянешь до потёмок. — Гриш, неужели тебе самому нормально такое, почему ты вообще до этого от них не ушел? Нашу беседу прервал раздавшийся из глубины дома голос мамы: — Мальчики, вы там ещё долго? Не было смысла отвечать, отхожу, пропуская друга первым: — Продолжим разговор у меня в комнате. — Может, не надо? — Я хочу услышать ответ на вопрос, — мы оказываемся в прихожей, и я закрываю дверь. Мединов цыкнул и вновь посмотрел на меня. — Допустим, при переводе на работу в эту школу ты понадеялся на снисхождение родителей, потому вернулся к ним. Плюс не захотел, чтобы возникали вопросы по типу: «Гриша, а чего ты домой не пошёл», тебе пришлось бы рассказывать про конфликт. Но нет снисхождения, — вскидываю руками и складываю их на груди. — Ты мог уйти из этой школы, вернуться в город и найти другую работу. — Да, именно так и хотел сделать, — он резко меня обрывает. — Так в чем проблема? — Тебя встретил, — ответ на мгновение меня обескураживает, Мединов вновь прижимает уши: — Был уже на грани, но выбор между — вернуть наше общение или уехать, выбрал первое. Взгляд улавливает движение, в прихожей показался отец, друг резко обернулся и, видимо, от неожиданности распушился и поджал хвост. — Чего тут топчитесь? — вопрос, заданный вполне спокойным тоном: — Гриш, как в тот раз, в спальне Андрея заночуешь, — пройдя мимо меня, отец ушел в соседнюю дверь, где располагалась уборная, закрыв за собой. Выдохнув, ухожу с Гришей в сторону кухни: — Приятно, конечно, что ты ставишь нашу дружбу на первое место. Только на весах с такой ситуацией… — Это был мой выбор и не жалею, приняв его, — прервал меня Мединов, обернувшись. — Давай все же закроем тему, — он запускает руку в шевелюру: — Не совсем удобно просить, но можно у вас в душ сходить, кажется, от меня неприятный запах, не хочу ложиться так на чистую кровать. — Да, без вопросов. Могу одолжить тот халат, — слегка улыбаюсь на последних словах. — Не откажусь, — отвечает и так же улыбается мне в ответ. Сходить за вещью и вернуться, чтобы отдать, это много времени не заняло. В спальной снимаю с себя одежду, оставаясь в одном нижнем. Сажусь на кровать поглубже, опершись спиной о стену. Взгляд переходит на закрытое окно. Из добрых побуждений принял решение о переезде за Гришу, хотя он и не возмущался, поворчал слегка. Появилась ли какая-то ясность в ситуации с ним? Одновременно и да, и нет. Смотрю на часы, ложиться спать ещё рано. Поднявшись, надеваю хлопковые домашние штаны. Не знаешь, чем заняться? Всегда можно сходить поесть. А если серьезно, спустя столько времени почувствовался голод. Содержимое холодильника в отчем доме куда богаче, в отличие от холодильника в моей квартире. — Приятного, — слышу голос друга, который, очевидно, покинув ванную, направлялся в сторону лестницы. — Ты вовремя, со мной будешь? — оборачиваюсь, ставя на стол сковородку с пловом. — Могу просто посидеть за компанию, — слегка улыбается Гриша. — Можешь. Но будет лучше ещё поесть за компанию, — весело усмехаюсь, накладывая себе порцию. — Если так настаиваешь, положи немного, — он оборачивается в сторону лестницы. Не убранная, влажная шевелюра ниспадала с его плеч, взгляд спокойный, но в нем есть какая-то настороженность. — Гриш, — привлекаю его внимание: — Расслабься, тебя здесь никто упрекать в чем-либо не станет. А если что, заступлюсь за тебя, — широко улыбаюсь и ставлю порцию друга в микроволновку. Мединов тихо посмеивается, присаживаясь за стол: — Раньше я тебя защищал, заступался, теперь местами поменялись? — Замечу, я не часто в защите нуждался, — улыбаюсь, облокачиваясь на кухонную столешницу. — Помнишь первый школьный день в очках? — Этого не забуду, большая половина класса тут же задирать стала. Но прям так отчетливо помню то, как мне эти очки разбили, — отвечаю, ставя подогретую порцию на стол. — А я помню, как за тебя лез в драку, — мягко усмехается: — И те очки клеил малярной скотч-лентой. — Вот, кстати, как раз в момент драки тебя толкнули и прижали, а мне лицо в комплект к очкам разбили. Отец с мамкой ещё тогда сокрушались, ведь следы побоев скрыть не удалось, — сажусь за стол с подогретой порцией плова. — Благо они в школу к директору не ходили, — ответил Мединов. — Твой отец вроде маму отговорил? — Ага, словами: «Не позорь сына, он сам разберется». — Разобрались ведь, — на лице друга вновь промелькнула тень улыбки, после его слов решаю перевести тему. — Завтра утром помогу тебе с вещами, — на мое предложение Гриша в ответ отрицательно покачал головой. — Не ломайся, как девица. Хотя бы помогу сумки перенести, а вещи сам сложишь. Дальнейший ужин прошел в молчании, однако на каком-то подсознательном уровне чувствовалось согласие друга на предложение. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам. Спать не хотелось, но вопреки моим ожиданиям, стоило голове коснуться подушки, как сознание отключило. *** Меня окружал непроходимый лес, окутанный туманом. В нем стерты все цвета, и пейзаж напоминал мрачную серую фотографию. Ветви полностью голые, кривые, торчат в разные стороны, стараясь закрыть собой небо. Зима? Вроде, но не совсем похоже. Воздух чувствуется как холодный, пронизывающий. По телу прошлась мелкая дрожь, поежившись, делаю несколько шагов, я сплю или нет? Нет запахов, абсолютная тишина, а в лесу абсолютной тишины не бывает, это ненормально. Ощущение того, что на меня смотрят. Так и есть — в коре деревьев глаза — они следят. Нужно уйти отсюда, этот лес давит, но выхода не вижу. Двигаться тяжело, ноги утопают в непонятной черной жиже. От порыва ледяного ветра гнутся ветви, но опять же, не слышно даже скрипа. Множество иссиня-черных перьев летят, мерцают, кружатся на ветру, поднимаясь наверх и опадая вниз, заполняя собой пространство, и деревья уже невозможно рассмотреть. Ещё порыв ветра, только более сильный, оступаюсь, падая в эту вязкую жижу. Перья замерли в воздухе, словно время остановилось. Сирин грузно приземляется напротив, вскидывает крылья, смотрит пронизывающим взглядом, клюв открыла: — Беда тяжела, края её острые, — её отдающий эхом голос пронзает воздух, ещё большим холодом вьётся: — А он… *** В комнате было тихо, тело дрожало в ознобе. Привстав, замечаю скинутое на пол скомканное одеяло. Осматривая пространство, успокаиваю себя, это был просто сон. Взгляд спотыкается на полке, от Солнцесвета не исходит свечения. Поднявшись, беру в руки цветочный горшок, цветок завял и пожух, блекло смотрятся ранее красивые лепестки. Мой сон был навеян — от осознания вновь бросило в дрожь, мотнув головой, ставлю горшок на место. — Спасибо, ты явно сражался, — произношу, подбирая одеяло и возвращаясь в кровать. Может, Солнцесвет удастся реанимировать? Стоит спросить у мамы. А вообще, почему Сирин решила явиться мне? Про беду говорила, а “он”, она хотела что-то сказать про Гришу? Сразу столько вопросов, на которых нет ответов. Когда я проснулся второй раз, часы показывали без десяти минут двенадцать. Из-за непонятной ночи голова была откровенно какая-то чудная, тяжелая. На диване вижу аккуратно сложенный халат. Надев футболку, покидаю комнату. Надеюсь, за день разгуляюсь. Мама, как обычно в халате, стояла за кухонным столом, раскладывая творожную массу на лепешки из теста — ватрушки затеяла. Отец сидел только в штанах трико, деловито закинув ногу на ногу и просматривая что-то в планшете. — Доброе утро, — произношу. — Доброе, только уже обед, — отзывается с улыбкой мама. — Поздравляю, сына, сдал на пожарника, — весело провозгласил отец. Выражение «Сдавать на пожарника» — одно из самых известных, однако так мною и непонятых. По одной из теорий, возникло из-за распространённого стереотипа, не соответствующего действительности, — «Пожарный либо тушит пожары, либо спит. Если нет пожаров, остаётся только сон». — Спасибо, — бурчу я. — А где Гриша? — Ему позвонили с работы в начале девятого, — ответила мама. — Вчера вечером приезжали из Гильдии, но новый барьер установили только под утро. Безопасность вернулась, можно вновь выходить на работу и спокойно гулять по улицам. — Нужно будет ему позвонить. — Вчера поздно лег спать? — задает вопрос мама, в стакане взбивая яйцо для смазывания теста. Стоит ли говорить о том, что видел ночью? Беспокоить родителей. Сказав краткое: «Нет», направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок, стоило обдумать ситуацию. Цветы не могут просто так к утру завянуть, тем более Солнцесвет. Выкидывать не хочу. Надо как-то косвенно узнать, можно ли вернуть к жизни растение. Вернувшись в комнату за очками, решаю заодно позвонить Мединову. Спустя несколько долгих протяжных гудков на другом конце линии раздаётся голос, в котором чувствовалась улыбка. — Ты только сейчас проснулся? — Почти, — честно отвечаю, почесав затылок. ― Даже не слышал, как ты ко мне в комнату заходил. Как рабочий день? ― Я тихо зашел, радует, что все же у тебя не такой чуткий сон, как я изначально подумал. А день, вроде все спокойно. ― Хорошо. Собственно, почему звоню, ты до какого часу работаешь? — До трех, — ответил Гриша. — Хорошо, тогда заеду за тобой. — Зачем? — Как зачем? Отвезу тебя, и твои вещи перевезем на машине, так будет проще и легче. — Хорошо, — слышу краткое согласие. — Ты перед работой заходил домой? — интересуюсь, открывая окно, больше опасаться нечего. — Да. Но все ещё спали, так что все спокойно. Саш, прости, но мне надо работать. — Конечно, до встречи. Дожидаясь назначенного часа, нужно было как-то скоротать время. Благо от мамы я узнал то, что цветок можно спасти, его нужно только пересадить. Также получил и инструкцию к пересадке. Вопрос, почему спросил, а не посмотрел в сети? Все просто, на разных сайтах мнений и советов много, они все разняться и чему верить — становится не ясно. Вооружившись новым горшком, палочкой для очистки корней, свежей почвой, дренажём и водой, втихую приступаю к делу. Чтобы не зацикливаться на сновидении, нужно отвлечься на что-то другое, заняться делом. И все же мысли совершают свой круговорот, образ леса и птицы вновь возникает перед глазами. Возвращаются вопросы, поставленные ночью. После размещения цветка на полке мне удалось ещё подработать над статьей. И вот, время три, я возле школы. На небе ни облачка, солнце приятно греет. Легкий ветер обдаёт лицо порывистым веянием. Шумят листья на деревьях. Стоя возле машины, подняв голову к небу, прикрываю глаза. Может, стоит рассказать Мединову про сновидение? В отличие от родителей, он может спокойнее отреагировать и помочь разобраться. — Греешься, — знакомый голос прозвучал мягко. — Задумался, — честно отвечаю, переведя взгляд. Шевелюра Гриши аккуратно убрана в низкий хвост, а вот чёлка, по-прежнему равномерно распределенная, падает на лицо. Вид вполне рабочий: черные брюки и белая расстёгнутая на две пуговицы рубашка. — Если не секрет, о чём? — Потом скажу, — решаю повременить с темой. — Готов к переезду? — улыбаюсь, открывая дверь машины. — До пол первого ночи беспокойство не давало заснуть. — Все хорошо будет, — уверяю, наблюдая, как Мединов устраивается на соседнем сидении, закрыв за собой дверь автомобиля. Короткий путь прошёл в относительной тишине. Оказавшись возле калитки, друг делает глубокий вдох, вид такой, словно на плаху собрался. На слова: «Давай пойду с тобой», слышу краткое: «Я сам». В ожидании хожу туда-сюда, готовый в любой момент среагировать на звук выстрела или крики. Что, если беда Гриши касалась? Все же зря не поднял эту тему, когда ехали в машине. Вздрагиваю, когда с шумом открывается входная дверь. — Стой, урод! — в гневе выкрикнул старший Мединов. — Я все сказал! — резко ответил Гриша. — Не тряситесь, ваша репутация останется чистенькой! — И ты думаешь, даже за этот короткий срок они не заметят?! — Что заметят? Я такой же, как все! — Ты больной! — Сами вы больные! — рявкнул Гриша. — Мне поперек горла уже ваше отношение! — Ты должен быть нам благодарен, щенок! — За что?! — голос друга дрогнул, мне стало не по себе: — Вы меня приютили, но почему? Побоялись, что я пойду в другой дом и кто-то узнает, какого урода вы воспитали. Яшеньку отберут. Вы во мне сына уже сколько лет не видите? Со старшей школы. Помните, в ноги вам падал, просил простить. И все мои попытки — хорошие оценки, помощь по дому — все под ноль сводилось. Как мешок с мусором ты разок меня пнул! У меня отчего-то пересохло в горле, тихо толкнув калитку, смотрю на безэмоциональное лицо Дмитрия. В руках друга две большие спортивные сумки и ещё одна за спиной. — Когда приехал, думал, вы измените свое отношение ко мне, увидите во мне обычную личность. Но, увы, для вас остался по-прежнему больным уродом. Ненавижу. Чтоб на этот дом упыри налезли! Мединов обошел меня, Дмитрий ушел в дом, хлопнув дверью. Вещи были определены в багажник. А Гриша дрожал, плохо ему. Чем можно помочь в такой ситуации? Положив руку на его плечо, поворачиваю к себе, заключая в объятия. — Если хочется плакать, лучше поплачь, это нормально. В этом нет ничего постыдного. Его руки сжали на моей спине рубашку, слегка вздрагивали плечи от каждого нового всхлипа. Дурак — так можно сказать про меня, вот почему ещё тогда в школьные годы не замечал, как ему было плохо? А теперь, все что могу — обнимать, слушая все накопившееся. Мимо кто-то проходил, но не до них сейчас было. — Стало полегче? — осторожно спрашиваю. — Вроде… — он отстраняется, смахивая с лица слезы. — Извини. — За что? — Рубашку намочил, — видимо, ответил первое, что в голову пришло. — Ерунда, даже не заметно. Главное, чтобы тебе правда полегче стало. Поехали, — слегка улыбаюсь. — Нас ждут. Друг проводит руками по лицу, кивает, возвращая на лицо пусть и слабую улыбку. Во всем доме все ещё витал стойкий, уютный запах выпечки и трав. Со стороны кухни доносился звон посуды. В зале был включен телевизор, шёл какой-то фильм. Тяжелые шаги послышались следом за звуком закрывающейся входной двери. — Это все вещи? — удивился отец, заметив только одну сумку в руках Гриши. — Нет, остальные сумки в машине, — отвечаю, разуваясь. — Утром отвезу их в город, на квартиру. — В этой сумке по мелочи, — подал голос Мединов. — Три комплекта одежды, ноутбук, тетради с нужными записями, несколько книг. Когда разберусь с работой, все это быстро возьму и уеду. Отец одобрительно кивнул. Стоило подойти к лестнице, ведущей на второй этаж, как нас окликнула мама, чем привлекла внимание: — Я прибралась в комнате Андрея, — обращение было явно направлено не ко мне. — Уверена, он не будет возражать, если ты временно там поселишься. К тому же, кровать ты там уже облюбовал, — улыбнувшись, она закончила вытирать руки полотенцем и аккуратно сложила его пополам. — Очень признателен за то, что вы делаете для меня. Даже не знаю, как отблагодарить. Украдкой взглянув, замечаю, пусть на лице друга и красуется легкая улыбка, по глазам казалось, он может вновь залиться слезами, а потому поторапливаю его наверх. — Не надо никак благодарить, — отмахивается мама. — Скажи, у тебя все хорошо? — Да, все хорошо, — быстро и при этом вежливо отвечает Гриша. Мне только осталось тяжело вздохнуть, от этой женщины трудно что-то скрыть, не увидит, так почувствует. — Ладно, поднимайся, располагайся и будь как дома.