мой августейший

— Николай Павлович? Княжна успела вытереть глаза, хоть они и продолжали оставаться изрядно покрасневшими. Это зрелище оказалось настолько неожиданным для Романова, что он даже сначала оторопел. Приподнятое настроение сделало Великого князя невнимательным, и он не сразу заметил, как печально были опущены плечи фрейлины Лизы. — Лизавета Павловна, — она тут же попыталась выпрямиться и часто заморгала, направляя взгляд наверх, чтобы быстрее высушить слезы. — Простите, если помешал… — Нисколько, — очень быстро ответила она. От него не могло укрыться то, как Лиза одним быстрым движением спрятала какую-то книгу за спину. — Что вы здесь делаете? Вопрос был не самым вежливым, пожалуй, даже резким, ведь присутствие Великого князя в Зимнем дворце вполне ожидаемо. — Я искал встречи с вами, — плачущая княжна совсем выбила Никса из колеи – он никогда не знал, что делать с женскими слезами, и сейчас просто глупо переминался с ноги на ногу. Вот уж действительно – принесла его нелегкая. — Я встретил Екатерину Александровну, и она любезно подсказала, где я могу вас найти. Вот, значит, как – Каташа взяла на себя роль сводни. Ну, ничего, Лиза еще поговорит с ней серьезно. Княжна еще раз промокнула глаза надушенным платком и, кажется, окончательно пришла в себя. — Вы приехали на охоту? — ей хотелось переменить настроение разговора в нейтральное русло, а самым надежным способом было начать обсуждать собеседника, а не себя. Вообще-то, за прошедшие две недели они уже виделись: Императрица взялась сопровождать супруга на очередном параде и, конечно, не могла появиться там без своей свиты. Александр Павлович был истым сыном своего отца и страдал «манией марша», как выражалась княгиня Голенищева, а потому спуску гвардейцам не давал. В отличие от Николая Павловича, у Лизы осталось очень мало воспоминаний о том дне: она помнила только то, что чудовищно замерзла, пока стояла за спиной императрицы на плацу, а еще свои сожаления о том, что умяла целых три сдобных булочки за завтраком – корсет такого обильного приема пищи не прощал. — Нет, я принес приказ о переведении офицеров в Семеновский полк. Ваш брат получил повышение до подпоручика и переведен в Семеновский полк, сударыня, — отчего-то Николаю стало занятно сказать эту новость Лизе лично. Было похоже, что у девушки случилось какое-то горе, а он тут со счастливой новостью для семьи. Княжна была привлекательной молодой девушкой, и ему просто было приятно с ней общаться. Иду за подписью его величества. — Спасибо за радостные вести, Михаил Павлович будет счастлив, — Лиза попыталась улыбнуться, а затем снова отвернулась к окну, как бы вежливо давая понять, что настроя разговаривать у нее не было. Николай хорошо помнил, как увидел Лизу на плацу в числе "хвоста" Елизаветы Алексеевны. К сожалению Николай в тот момент был с полком и раздавал указания и наганяи за их неисполнение. Николай Павлович все время думал, как бы привлечь внимание фрейлины без того, чтобы быть замеченным остальными свитскими, но, так как это оказалось решительно невозможным, то ему ничего не оставалось, кроме как иногда наблюдать ее шляпку в числе множества других. Момент не был лишен некоторой романтичности, но, похоже, только для него. Разговор решительно не клеился. Лиза понимала, что прогнать Великого князя она не могла, а тонких намеков он, как " солдафон" не понимал.В конце концов, был ли он виноват в усталости княжны? Она хранила все книги, которые ей передавал Кондратий Рылеев и боялась, что их увидит кто-то посторонний. — Знаете, Николай Павлович, — почти что совсем обновленная, она повернулась лицом к Романову, снова улыбаясь. — А ведь когда я упала, то мысленно уже знала, о чем будет судачить свет. — Почему же это, сударыня? — Николай стал задумчив , заметив перемену настроения Лизы. — Да ведь я своими руками трогала письмо, на котором были написаны все любовницы его Величества, — Лиза наклонила свою фарфоровую головку, и блестящие кудри тут же перекатились по плечам. — И никаких поблажек этим дамам, все были сосланы В Аничкин дворец. Но теперь я вижу, что все судачат, о том будто теперь фрейлин сошлют к Константину Павловичу в Польшу, ведь Николай тоже ветреник. — Вполне верю, что мог показаться вам ветреником, — они медленно двинулись вдоль пустого коридора, и Николай еле удержался, чтобы тайком не коснуться края ее розового придворного платья. Все в княжне было воплощением женственности: и шелест юбок, и тонкий аромат розы, и легкое позвякивание бриллиантового фрейлинского шифра. — Но, должен вас уверить, что слов на ветер не бросаю. — Я верю вам, Николай Павлович, — короткий перерыв на рыдания сделал Лизу совсем мягкой, и она почти протянула ему руку, вовремя себя останавливая. Николай Романов неумолимо ей нравился, и она смотрела ему в глаза открыто, без всякой задней мысли, хоть многие и могли бы счесть этот взгляд проявлением кокетства. — Смею вас уверить, что и вальс, и котильон остаются за вами. — Благодарю вас, Лизавета Павловна, — он наклонился, и Лиза все же подала ему руку. В ее мыслях промелькнула непозволительная мысль о том, что как же все-таки хорошо, что они встретились именно в этом коридоре, где их никто не видел – такой долгий взгляд кто угодно счел бы не только недопустимым, но даже компрометирующим. И все-таки будет приятно встретить завтра на балу именно его, и Лиза отправилась к императрице с легким сердцем, каждое мгновение ожидая чего-то хорошего. *** Подготовка к балу требовала огромных сил, и фрейлины чувствовали эту суету особенно остро. За день до именин императрицы Николаю удалось застать Лизу в уникальный момент относительного безделья, когда она смогла выкроить десять минут на то, чтобы успокоится от натисков сплетен. До этого же княжна в числе остальных фрейлин носилась с тканями, цветами, перчатками, коробками пудр и свечей из одних покоев в другие, как никогда понимая страдания своей комнатной девушки. Императрица, несмотря на свою любовь к относительной скромности, требовала полного соблюдения этикета и церемониала от своего двора, потому-то у Лизы осталось в конце концов чрезвычайно мало сил и времени на то, чтобы подготовиться к балу самой. С самого утра в приемной императрицы собралась очередь из желающих поздравить, для подарков пришлось выделить отдельную комнату. Нервы Лизы подтачивал так же тот факт, что курьер из модного магазина с перчатками, чулками и новыми танцевальными туфлями опаздывал, несмотря на то, то заказ был сделан чуть ли не неделю назад. Клаве уже досталось с утра, и девушка старалась больше не попадаться на глаза своей барышне. Наконец, настал момент, когда Лиза смогла немного успокоиться. Куафюристка уже уложила им с Каташей волосы, и теперь графиня стояла на небольшой табуретке в одном корсете и нижней юбке, вся покрытая ленточками и кружевцами. Лиза рассеянно улыбалась в широкое напольное зеркало, покрывая плечи и грудь ароматной пудрой с помощью пышной лебяжьей пуховки. На кровати лежали белоснежные чулки, рядом стоял таз с горячей водой и лепестками роз, на столике тут же находилось целое множество флакончиков и бутылочек самых разных форм и размеров. Ряды разнообразнейших пилочек, расчесок и шпилек могли привести в замешательство любого мужчину, но молодая девушка брала то одну вещь, то другую с твердым знанием дела. Клава никого в комнату не пускала, кроме сожительницы барышни, говоря: «Елизавета Павловна изволят чистить перышки перед балом». Наконец, на Лизу было водружено платье – такое воздушное, что оно было более похоже на облако, нежели на одежду. Фрейлины имели некоторые ограничения в выборе фасона, и эти ограничения сужались еще и тем, что Лиза была молодой незамужней девушкой. В результате был выбран компромиссный цвет слоновой кости, удивительно шедший к коже и волосам графини. Платье было перехвачено газовым поясом, образовывавшим на спине художественный узел. Прозрачные рукава, покрытые мелким жемчугом, покрывали лишь плечи – масштаб праздника требовал определенного декольте, которое Лиза, впрочем, прикрыла ожерельем тонкой ювелирной работы – подарок от Сержа, привезенный из Парижа. Надев высокие перчатки, графиня таким образом полностью закрыла руки. Лиза хотела было водрузить на шею подарок отца, полученный накануне, но плотные ряды жемчужин показались ей слишком уж вызывающими и не подходящими ее возрасту и положению, а потому она, как и всегда, отдала предпочтение скромным украшениям.На голове красовалась тиара в виде лаврового венка, декорированная бриллиантами. — Нам пора, — Катя еще раз разгладила и так идеально ровные юбки. — Лиза, где же твоя лента? — Ой! — княжна тут же метнулась к кровати, покрытой какими-то рюшечками, бантиками и кружевами. — Скорее, Каташа! Княжна надела на свою подругу голубую, цвета Андреевского флага, ленту, и расправила на левом плече складку. Даже на таких торжественных мероприятиях свитские фрейлины должны были отдавать дань определенным традициям и стандартам. — Жду не дождусь, когда нас увидит моя маменька, — девушки встали напротив зеркала, любуясь друг на друга. Каташа слегка сжала ладонь Лизы и, казалось, даже не заметила, как ту передернуло. — Уж она-то рассыплется в похвалах! На ее дорогую Катеньку придут любоваться оба родителя, но кто же порадуется за светский успех самой Лизы? Конечно, там будет тетушка, но именно сейчас, в этот самый момент, княжна отдала бы все и даже больше за то, чтобы и у нее была полная семья. Лиза завидовала дебютанткам черной завистью, всему тому волнению, замиранию сердца при приближении какого-нибудь кавалера и следовавших за этим перешептываниях с сестрой или матерью. К первому балу Лизу сопровождала княгиня, но это было не то – у тетушки был ряд светских обязанностей, к тому же, она пользовалась расположением самой императрицы и не могла полноценно разделить этот волнующий миг со своей племянницей. — Идем, Каташа, — Лиза взяла княжну под руку. — Мы не можем опоздать. Мысленно Лиза тут же отхлестала себя по щекам за такие упаднические мысли – она должна была быть веселой, в конце концов, никому на этом празднике не было дела до чувств какой-то там фрейлины. К тому же, множество девушек воспитывались без матерей и уж тем более без отцов, неужели же все они такие несчастные? Нельзя было портить себе настроение, когда она носила такое красивое платье – это было просто преступно. Несмотря на то, что бал еще формально не начался, в зале было уже огромное множество народа. Оркестр все еще настраивался и издавал нестройные звуки, Лиза же в это время раскрыла свой карне, прикидывая, сколько сегодня придется танцевать. Дело это она любила и с институтских времен была талантливой партнершей, но одно, когда ради удовольствия принимаешь два-три приглашения, а после только отдыхаешь и наслаждаешь разговорами, другое же – придворный бал, где каждый упущенный или принятый танец мог стоить репутации или даже будущего. Как правило, Лиза не ставила в очередь более трех танцев, но сегодня было совсем иное дело. Первый полонез, с которого и открывался бал, уже заранее был обещан одному иностранному посланнику, приближенному самого государя, далее – мазурка с кавалергардом А., потом, может быть, ей удастся отдохнуть… Но сразу после – вальс с Великим князем. Лиза при прочтении этой строчки зарделась, что тут же заметила Каташа, точно так же пролистывавшая свой карне. — Смотрю, ты зря времени не теряла, — княжна заглянула подруге через плечо, наблюдая прямоугольные странички, испещренные кружевным почерком. — Брось, Каташа, — Лиза тут же захлопнула карне и спрятала его за веер. — Сегодня не будет недостатка в кавалерах. Наконец, показались первые свитские фрейлины, и Лиза с Каташей присоединились к сопровождению императрицы. Несмотря на то, что императорская чета тяготела к тому, чтобы упростить некоторые светские условности, балы оставались важной частью придворного мироустройства, мессой этикету, и целое множество людей следило за тем, чтобы никто не был обделен вниманием хозяев. Правило «чем ты моложе и красивее – тем больше у тебя кавалеров» срабатывало не всегда, и церемониймейстер на пару с распорядителем должны были заниматься тем, чтобы никто не оставался один дольше, чем три танца подряд. Вообще, бал для придворных, особенно свитских и тех, кто находился во дворце постоянно, был работой, и Лиза пока не могла для себя осознать масштаб праздника с позиции развлечения. Даже первый полонез был строго регламентирован: первым шел государь с наиболее почетной гостьей (сегодня это была маркиза н., супруга французского посланника), далее – императрица с наиболее почетным гостем, потом уже великий князь, его жена, и вот теперь уже наставала очередь фрейлин и прочих придворных. Прежде, чем объявить бал открытым, Александр Павлович произнес речь в честь императрицы. Это был шанс для Лизы полностью собраться с силами и мыслями – графиня нервничала, хоть ее партнер уже и нашел ее и теперь развлекал разговором. Фрейлина улыбалась и смотрела на итальянского посланника открыто, без всякого стеснения, как того и требовала обстановка и этикет. Сотни свечей озаряли зал, и у Лизы создавалось ощущение, будто она перенеслась в сказку о жар-птице, рассказанную ей когда-то любимой няней. — Вы, сударыня, сегодня просто обворожительны, — посланник подал ей руку, чтобы вывести в центр зала. — Благодарю вас, — Лиза постоянно смотрела слегка в сторону в поисках знакомых лиц, пока, наконец, не столкнулась взглядом с тетушкой. Та одобрительно ей кивнула и улыбнулась, сделав небольшой знак веером, и это придало графине такой уверенности, что эту вспышку радости итальянец принял на свой счет. — Я крайне польщена. И уже через несколько мгновений Лизу унес поток людей, она смешалась с танцующими, вовлекаемая в этот ритуал, этот всеобщий всеобщий восторг. Волосы ее были нежными и подвижными , как крылья бабочек, а воздушные юбки трепетали, отражая на своей поверхности огонь сотен свечей. Бал был истинным торжеством веселья и радости, и Лиза чувствовала себя такой счастливой, какой не была весь последний месяц. Это было физическое ощущение собственной красоты и силы: несмотря на то, что партнер ее танцевал хорошо, сама княжна танцевала безупречно (и не только по бурному выражению итальянского посланника – фрейлина и сама это прекрасно знала). Сотни юбок кружились, мелькали танцевальные туфли и тысячи драгоценных камней – русский двор уже давно не был так наряден и прекрасен в своем изобилии. По кромке полонеза выстроились неприглашенные дебютантки, сминавшиеся края белоснежных платьев – матери успокаивали их, говоря, что полонез планировался за много дней до бала, и что они еще обязательно будут приглашены. Полонез пролетел для Лизы незаметно. Зарождающийся восторг придал ей невиданной бодрости – глаза заблестели, а щеки приобрели румянец. Перед следующим танцем ей захотелось найти Каташу или вдовствующую княгиню, но в постоянно сменявшейся толпе это было не так уж и просто. Внезапно ее окликнули. — Лизавета Павловна! — графиня обернулась, не теряя при этом улыбки. — Постойте же! Через кружки толпившихся светских львиц и львов к ней пробирался Муравьев- Апостол. — Ах, это вы, подполковник! — Лиза подала руку для поцелуя. — Прошу прощения, что сразу не услышала. На Сергее был новый парадный мундир Семеновского полка, и Лиза в первые мгновения даже залюбовалась им, но тут же приняла нарочито невозмутимый вид. — Желал удостовериться, что вы хорошо себя чувствуйте и пригласить вас на вальс. В этом цветнике главных красавиц Петербурга и Москвы трудно было выделить кого-то, кто был бы значительно красивее остальных, но Лизавета Павловна была просто ослепительна в этой охапке шелка и газа. Выделяли ее прежде всего горящие восторгом глаза, постоянно искавшие кого-то в толпе, но не останавливавшиеся ни на ком надолго. — Дайте-ка вспомнить, — Лиза не смогла отказать себе в кокетстве, грозясь уязвить тем самым достоинство подполконника, и раскрыла карне. — Кавалергарду А. обещана следующая мазурка… А потом – котильон и вальс! Ах, они тоже заняты. — А вы на расхват, Лизавета Павловна, — мимо пронеслась стайка смеявшихся девушек, и им пришлось отойти слегка в сторону. — Только, пожалуйста, не говорите, что это для вас сюрприз, Сергей Иванович,— Лиза смотрела на подполковника и думала, что это было бы вполне достойное завоевание для того, чтобы добавить его в ряд разбитых сердец. — Вы ведь потому и здесь. Опять недосказанность – «рядом со мной». Но Муравьев не успел ответить – церемониймейстер дал сигнал к мазурке, и толпа вновь пришла в движение. Лизе не хотелось себе в этом признаваться, но она с трудом покинула своего собеседника, принимая приглашения от кавалергарда. Несмотря на почти что вживленную под кожу учтивость, Лиза к своему стыду не была хорошей партнершей, односложно отвечая на вопросы кавалергарда и не предпринимая никаких усилий для того, чтобы развить беседу. Какая-то неведомая сила заставляла ее искать глазами в числе танцующих Николая, и та же сила принуждала ее к тому, чтобы иногда думать о нем в свободное время, ненароком проходить мимо приемной государя, надеясь, что, возможно, он вновь приехал к брату. Это было немного страшно, но в то же время увлекательно и Лиза знала, что Николай Павлович никогда не перейдет черту, ведь слишком сильно любит Александру Федоровну. После мазурки щеки раскраснелись, и Лиза попросила своего кавалера отвести ее к буфету, чтобы чем-нибудь освежиться. Корсет неумолимо сжимал ребра, и фрейлина все пыталась восстановить дыхание к следующему танцу, совершенно простив кавалергарду то, что тот так быстро удалился. Лиза все пыталась унять это странное волнение, убеждая себя, что ей было все равно, что это был не первый и, даст бог, не последний ее ухажер. Но почему тогда так стучало сердце? Стараясь найти успокоение, Лиза присоединилась к стайке знакомых девушек и стала выглядывать императорскую чету, в каждую секунду готовясь принять приглашение от Николая. Елизавета Алексеевна держала государя за локоть, собрав вокруг себя небольшой кружок, и казалась вполне счастливой – и фрейлина тоже улыбнулась, совсем не заметив появления возле себя великого князя. — Елизавета Павловна, — спохватившись, Лиза тут же присела в реверансе. Девушки тут же куда-то делись, и княжна ощутила себя так, словно оказалась в этом огромном, людном зале наедине с Николаем Павловичем. — Могу ли я рассчитывать на следующий танец с вами? Смолянки воспитывались в атмосфере полного обожания к каждому члену императорской семьи, и великий князь не был исключением, но он был… другим. Просто другим, и отношение к нему Лизы отличалось. Она боялась его, как взыскательного учителя, и всегда смущалась этого сурового взгляда, который, казалось, перманентно выискивал недостатки. Лиза впала в полное оцепенение и пыталась до боли вжать ногти в ладонь, но обтянутые тканью пальцы просто скользили вдоль перчаток и не возвращали в реальный мир. — Конечно, ваше высочество, — ответила Лиза- Для меня это большая честь. И все равно внутри все оцепенело, как будто даже отупело. Это было ощущение абсолютной беспомощности – Лиза вовсе не желала вот так просто отдавать этот танец великому князю. Ей хотелось плакать от обиды. Это было даже как-то бесчестно со стороны Николая в разгар слухов, но княжна чувствовала себя слишком маленькой, чтобы противиться брату императора. Николай Павлович подал ей руку, и именно в этот момент Лиза почувствовала на себе взгляд брата. Растерянное и бледное лицо графини не послужило для Михаила достаточным оправданием, и он резко остановился, переставая улыбаться. Это было глубокое оскорбление для семьи Бестужева, и, от обиды ли, или от отчаяния, он скрипел зубами, нечего большего он не мог предпринять. Николай Павлович и Лиза поклонились друг другу, как того требовала бальная учтивость. Не без отчаяния княжна смотрела на брата. Николай взял Лизу за руку, положив другую ей на талию, и графиня не без некоторого содрогания накрыла ладонью мужское плечо. — Что с вами, сударыня? — Николай не без некоторого беспокойства вскинул брови. — Вы как будто дрожите. — Прошу прощения, ваше высочество, — фрейлина постаралась учтиво улыбнуться. Нельзя было показывать свои чувства ни в коем случае – они никого не касались, кроме нее самой. — Это от волнения. Бал в честь ее величества самый роскошный из тех, на которых мне пришлось побывать в этом сезоне. С ним не сравнится даже новогодний. Заиграла музыка, и пары начали двигаться. Лиза считала себя довольно высокой девушкой, но до великого князя ей было уж очень далеко, и она крайне странно себя от этого чувствовала. Кроме того, она знала, что к их паре было приковано внимание если не всего двора, то очень многих – за членами императорской семьи следили всегда пристальнее, чем за кем-либо другим. И пусть Николай не был основным претендентом на трон, но он все еще был братом государя, и Лиза просто надеялась, что великий князь не имел на нее каких-то своих планов – девушке ее положения будет очень трудно спасти свою честь. — Мне почему-то казалось, что такую девушку, как вы, трудно впечатлить, — Николай Павлович двигался удивительно умело, и Лизе легко было за ним следовать. Такие разговоры были в порядке вещей во время танцев, и княжна воскрешала в памяти все те заготовленные фразы, которыми институток заботливо снабдили классные дамы. — Мне приятно, что вы уделяете мне такое внимание, ваше высочество. Николай против воли улыбнулся – его забавляла эта маленькая фрейлина императрицы, и он сам не понимал, почему пригласил именно ее. Лиза тоже задавалась этим вопросом: ей всегда казалось, что великий князь всегда был занят только своей молодой женой и никем больше, к тому же, недостатка в кавалерах не было. — Я уделяю пристальное внимание всему, что касается государственных дел, — Лиза старалась убедить себя, что крепкая хватка Николая Павловича ее нисколько не смущала, но что-то было в этом волнительное. Вальс тем и вызывал неудовольствие у старшего поколения, что мужчина и женщина всегда находились чрезвычайно близко. — А царский двор является неотъемлемой частью государства. Одной из самых важных. — И все же впечатлить меня довольно просто, — несмотря на свое смущение и возмущение, Лиза не бросила своей манеры смотреть собеседнику прямо в глаза. — Достаточно проявить немного внимания. — Например? — Николай поймал себя на мысли, что любовался этой маленькой графиней – фиалки в ее волосах удивительным образом оттеняли синеву глаз. — Например, пригласить на танец. Или просто заговорить, только без светского чванства. Лиза вовсе не имела ввиду отношение к ней великого князя, но он понял это именно так и рассмеялся. Щеки графини тут же покрылись румянцем .Конечно, досужие сплетники тут же принялись обсуждать сближение фрейлины и молодого брата императора. — Вы говорите забавные вещи, княжна, — несмотря на то, что великий князь был без всякого сомнения красив, когда улыбался, Лиза не могла его воспринимать никак по-другому, кроме как недосягаемого, холодного идола. — Вы так считаете? — вальс шел к своему завершению. — Простите меня, иногда я и сама не знаю, что говорю. — Полно вам, — Николай поцеловал ей руку. — Благодарю вас за танец. Я искренне считаю вас лучшей партнершей, которую мог бы иметь за весь вечер. — Была счастлива подарить его вам, ваше высочество.