Во мне всегда было два человека.
Один умел летать,
а другой в это не верил.
Разрушать очередную преграду, когда в третий раз переступаешь порог чужого дома, оставалось все еще волнительно и немного странно. Хорошо еще, что джинсы успели подсохнуть по дороге, иначе было бы еще и стыдно. Не думать о содеянном в машине оказалось довольно легко, учитывая, что все было быстро, тесно и темно — кроме сильных ощущений, ничего в памяти не отпечаталось. Однако неожиданностью стало то, что у Тэхёна впервые в голове было абсолютно пусто: ни одной дурной мысли, ни единого отрицания предстоявшему с того самого момента, когда он неуверенно отдал свое согласие на предложение не внушавшее надежность, но отчего-то ощущавшееся таким заманчивым? Доверить свое тело в безоговорочное владение человеку и не иметь возможности держать все под контролем — страшно, от одного представления холодные мурашки ползут по всему телу. Только необузданное взаимное желание близости и, возможно, чуточку интереса, останавливают его от обратного пути. Чонгук весь такой сильный и безопасный, знал бы он только как воздействует этим на его решения, как минимум удивился бы. Тэхён, конечно же, не станет посвящать столь умного мужчину, так умело подбиравшего к нему ключики от всех дверей, в такие подробности, ведь рискует попасть под большее влияние, тогда точно пропадет. Хотя казалось куда сильнее? Видимо, было куда. Опасность слишком велика. Его уязвимость перед Чонгуком заметно очевидна, но знать об этом и показывать, совсем разные вещи: второе чревато последствиями. И вместе с тем, Ким себя совсем не узнавал, словно заразился чужой смелостью и азартом, тогда как от него самого присутствовало только легкое смятение. Забавно. Темный интерьер особняка только сейчас бросается в глаза, прошлые разы Тэхёну было совсем не до осмотра — интересно, что мрачность в этом случае не пугала, а вполне подходила случаю и даже придавала некую атмосферность. Парень молча ступает за Чонгуком по слабо освященному холлу, невольно жуя губу и стараясь не отставать, хотя ватность в конечностях присутствовала, не позволяя слишком забываться. Тэхён от себя то отгоняет, продолжая подниматься по ступенькам на второй этаж, поглядывая на черную макушку перед собой, и, только остановившись у двери в спальню, замечает, как неестественно вокруг было тихо. Догадка медленно подступает в сознание. Мужчина спокойно открывает перед ним дверь, но модельер не спешит входить. — Мы здесь одни? — в тишине коридора прозвучало слишком громко, Ким ежится от собственного хриплого голоса. Чонгук оборачивается, черный взгляд прямо в душу смотрит, Тэхён не дышит, застыв на месте. — Боишься? Темно-карие не отводятся, тоже в глубину глядят, прекрасно видя чужое опасное пламя, но то было дикое желание, а не обещание боли. И если его сегодня сожгут, то только в страсти, Тэхён верит. Должен. — Нет. — качает он головой, доказывая тем, что просто проходит в полутьму, останавливаясь перед огромной хозяйской кроватью. — Я отпустил всех по домам. — буднично сообщает Чонгук, подступая следом, и подключает совсем немного больше освещения. — Подумал тебе будет неудобно знать, что в доме есть другие люди. Очень предусмотрительно. Ким правда благодарен, ведь действительно не любит выставлять себя в неловком свете, особенно в подобных обстоятельствах, но Тэхёна пронзает ток с головы до пят, а сердце забивается маленьким птенчиком в груди, когда Чон просто добавляет: — Не хочу, чтобы ты сдерживался. Соврал. Боится. Стеклянные глаза проводятся по двум тумбочкам по бокам и задерживаются на темной простыни. В горле вдруг резко пересыхает, когда дверь за ними закрывается, — стук ботинок, и чужие грозные шаги затихают позади. Тэхён шумно вбирает воздух, а стоит мужчине обвить его талию и уложить голову на плече, так весь напрягается в крепких руках. — Боишься. — не спрашивает, утверждает. Уже так хорошо его выучил, что действительно становилось страшно. — Я не сделаю больно, Тэхён. Горячее дыхание опаляет ухо, вынуждая вздрогнуть, Чонгук разворачивает притихшего парня к себе, цепляя пальцами подбородок, заставляет смотреть в глаза. Тэхён слушается, поднимая взгляд, невольно вдыхает приятный парфюм, ждет, руки повисают вдоль тела, смотрит напуганно, ежу понятно. — Тебе будет хорошо со мной. — тяжелым шепотом обещает Чон, дыша ему в висок и разнося дрожь от загривка по всей спине. — Знаю. — совсем тихо, но его слышат. Признавать такое, даже самому себе, страшно. Этой ночью он на многое решается впервые… — Но, если ты не уверен, мы можем обойтись без связываний. — просто предлагает Чонгук, успокаивая его поглаживанием по бокам. — Не обязательно решать проблему сегодня, можем просто лечь спать. В который раз предоставляет выбор — другими словами: идет на уступки. Только почему всегда Чонгук? Ответ прост: Тэхёну легко передумать, что выставляет его ненадежным человеком. Но он всегда старался быть верным своим словам и поступкам, так почему перед этим мужчиной так слаб? И это «решать проблему» — отчего-то неприятно резало по ушам, Ким хмурится, вспоминая, что сам подобрал еще недавно эту глупую формулировку. Теперь понимает, как это было неправильно. Раздражение на самого себя подталкивает к решительным действиям. — Сегодня. — упорствует Тэхён. Он хватает расслабленного мужчину за футболку на груди, чуть приподнимаясь на носочках из-за разницы в росте, и бросает взгляд на тонкие губы. Безумно тянет. Глаза вновь встречаются — его никогда не останавливают, а только наблюдают, снова позволяя решать самому. Именно поэтому поцелуи всегда были запретны: они интимней самой близости — к ним слишком быстро привыкают. Но только не Ким. Он никогда не был таким. До того момента, пока не попробовал Чонгука — его губы слишком горькие на вкус. Тэхён любит горечь. — Сейчас. Ким врезается губами в сухие, целует грубо, как-то немного даже отчаянно, сжимая пальцами сильнее несчастную ткань, пока внушает сам себе, что ему будет хорошо с ним, ведь ему и сейчас хорошо. В голове глухо гудит: еще одна преграда пала. Чон прижимает его к себе теснее, укладывая руки на спине, не ниже, лишь придерживает. Тэхёну нравится — его уважают и это приятно, пусть даже покусанная от нервов кожа нещадно пощипывает при каждом движении — это тоже приятная боль. Чужой язык ласково проводится по ним, слегка увлажняя, смягчая ощущения, словно Чонгук его как себя чувствует. Это расслабляет. Подкупает. Он выпускает смятую вещь, скользя ладонями вниз, даже сквозь футболку нащупывает подушечками пальцев рельефные мышцы. Подбирается к ремню, но его мягко останавливают, вместе с поцелуем. — Тише, не торопись. Чонгук осторожно отпускает его, отступая назад, а Тэхён чуть пошатнувшись от ускользнувшей опоры, сглатывает вязкую слюну, кивая, пока мужчина ненадолго скрывается в ванной. Ким выравнивает дыхание, гуляя глазами по помещению, дабы немного отвлечься от накаленного состояния. Но, видимо, рановато, потому что через минуту Чон появляется уже без мешавшей футболки и с массивными наручниками на серебряных длинных цепях в руках. В груди сдавливает от тяжести пробирающегося ужаса, тогда как по всему телу разливается странный жар. Тревога в борьбе с предвкушением. — Ты не должен их бояться. Чонгук подходит вплотную, тогда, как парень не двигается, не отводя взгляда от устрашающего железа, посягающего на его ценную свободу. — Не цепи сковывают человека.. — Чонгук берет его дрогнувшую руку, давая прикоснуться к холоду метала. Колет. — Это всего лишь игры разума. Страх находится только в его голове. Тэхён поднимает глаза в черные и не может не верить, когда на него так смотрят, словно готовы весь мир к его ногам бросить. И это тоже страшно, вот так вот, утопать в человеке, потому что хочется подчиняться. Как бы не стать от этого зависимым. Он натужно кивает, вновь шумно выдыхая, а темно-карие спускаются на красивую накачанную грудь, мощные руки, где на правой наконец можно было разглядеть весь набитый рукав. Чертовски сексуально. Четким кубикам пресса, можно было только позавидовать, ведь у самого Кима не было таких завораживающих форм, только плоский животик, но он никогда себя не стеснялся. Невероятное желание облизать эти мышцы, стремительно скопило во рту слюну, пока взгляд не задерживается на кромке кожаных штанов, и ниже, где выделялся четкий бугорок, вынуждая сглотнуть. Он понимал, что сам себя отвлекает, но в собственном паху заметно стянуло и теперь настоящей пыткой казалось то, что, когда его все-таки свяжут, у него не будет возможности касаться этого прекрасного тела. Несправедливо, но, вместе с тем, интересно насколько хватит его выдержки? Ким отдергивает руку от цепи, глядя прямо в пронизывающие глаза, когда делает уверенный шаг назад, медленно присаживаясь на край кровати. — Я готов. — хриплый голос выдает его нетерпеливый настрой. Чонгук смотрит с минуту в его лицо, наверное выискивая сомнения, но ничего так и не говорит, только проходит мимо, принимаясь закреплять серебряный капкан за спинку кровати, разнося лязг метала по тихому помещению, но уже не так страшно. Захватывающе, в какой-то мере. Тэхён закусывает губу, беззастенчиво наблюдая за голой широкой спиной и отличительной на ее фоне тонкой талии. Такой красивый, что дух захватывает. Киму становится жарко, давно уже горит, и, пока мужчина сосредоточен, он стягивает с себя рубашку через голову, не тратя времени на тупые пуговицы, с которыми безусловно не справился бы. Прохлада помещения скользит по голой груди, заставляя вздрогнуть, но на этом модельер не хочет останавливаться, потому что уже сил не было терпеть, кровь горела, возбуждение било по вискам. Парень привстает, быстро расправляясь с ширинкой, и с трудом начинает стягивать зауженные, слишком давящие на пах, джинсы, даже не понимая, что своим шуршанием обратил чужое внимание. — Красивый. Прохладные ладони укладываются на его голые бедра, Тэхён вздрагивает и напрягается от неожиданности, но позволяет усадить себя на гладкую постель в одних кружевных трусах, расцепляя дрожащие пальцы, чтобы отпустить снятые джинсы на пол. Чужие глаза снова захватывают в плен своей пугающей чернотой, не сводятся с него ни на миг, томно скользя по всему телу, только этим хищным взглядом разнося холодные мурашки. В них пламя разгорается все сильнее, завораживая своей красотой. В животе что-то неумолимо щекочет, когда Чонгук наступает к нему не разрывая контакта, вынуждает опереться на локти и отклонятся назад, пока спина полностью не встречается с прохладной поверхностью. — Ты невероятно красив, Тэхён. — повторяет Чон более слышимо. Он множество раз слышал комплименты в свой адрес, но ни одни не скручивали внутренности так, как это делал чужой низкий голос. Снова дрожит. Ким сегодня не делал укладку, поэтому его чистые волосы небрежно рассыпаются по гладкой ткани, и запах собственного шампуня и чужого парфюма в душной комнате становятся удушающими — легкие горят от тяжелого дыхания. Мужчина коленом прогибает кровать, уверено забираясь, сильная рука разводит длинные напряженные ноги, устраиваясь между ними, а мощное тело нависает сверху, опираясь одной рукой у его головы. Тэхён не отводит глаз, пока Чонгук не спеша наклоняется ближе, цепляя двумя пальцами прядку его волос и жадно вдыхает их аромат. — Так приятно пахнешь, что хочется тебя съесть. Боже, Тэхён никогда такого не слышал. Это смущало и заводило одновременно. С Чонгуком все было не так. С ним все рецепторы становились острее и ярче. — Звучит, как угроза. — голос совсем сиплый, Ким даже не понял, что он его. — Я не угрожал. — даже его улыбка в полутьме напоминала оскал, но теплые ладони скользили по бедру так нежно, что все тело обмякало. — Такому хрупкому созданию грех угрожать. — шепчет ему в ухо, пробуждая внутри непонятный трепет. — Грех, это точно про тебя. — с придыханием шепчет Тэхён, сжимая руки в кулаки, ведь так хотелось касаться, что невыносимо. — Думаешь, ты меня не искушаешь? — Чонгук захватывает губами мочку его уха, слегка посасывая, а ток проходится по пальцам ног. — Посмотри, что ты со мной делаешь. Дьявол здесь явно ты. Ким мотает головой, судорожно вбирая в себя воздух. Не соглашается, шепча: — Но на пыточном одре я. — Это будет сладкая пытка. — обещают ему. Голова кружится, мысли путаются, ласковые поглаживания по талии разливают тепло по жилам вместе с кровью, концентрируясь в животе, лавой стекая ниже. Будоражит неимоверно. Чужая рука по локоть проскальзывает под поясницу, с легкостью притягивая его к жаркому телу, что он на миг забывает дышать, а его таким же легким движением пододвигают ближе к изголовью кровати. Тэхён не может ни о чем думать, пока в бедро отчетливо упирается твердое возбуждение, отдающее собственным в паху. Тэхён начинает дышать шумно, когда его руки легко заводятся за голову, осознание больно бьет по вискам, стекая каплями пота в волосы, в уши. Чонгук его страх явственно ощущает, опуская глаза в его напуганные, и успокаивающе гладит скулу. — Доверься мне, птенчик. — мягко просит. Тэхён только кивает, вновь кусая губу. Тело вдруг снова пробивает на дрожь, чувствуя обволакивающий его запястья холод металла, но не сопротивляется, хотя к глазам неконтролируемо подбирается предательская влага. Липкий холодный страх неприятно скользит по мышцам, путаясь с возбуждением, мешая ему. Он откидывает голову назад, весь зажмуривается, пытаясь сосредоточиться на самом главном, и тут же ощущает на шее легкое касание влажных губ, ему шепчут слова успокоения, сцеловывая все отрицательное, заменяют смело на безудержный жар. Тэхён неосознанно дергает руками, не может пошевелить ими, шмыгает, темно-карие распахиваются, размыто глядя на потолок, из-за стекающих слез. Столько лет не плакал, знал, что именно сейчас прорвет. Чон слышит его всхлипы и поднимает голову к раскрасневшемуся, все так же прекрасному личику, имея желание зацеловать его с ног до головы, но парень резко отворачивается, утыкаясь в свое плечо. Прячется, не хочет, чтобы он видел его слабость. Глупенький. Когда Тэхён такой хрупкий, у Чонгука постоянно возникает эгоистичное намерение прижать того к своей груди и никому не показывать. Спрятать от всех, чтобы только самому любоваться этой нежностью. — Слезы не есть слабость, Тэхён. Снова читает его, как открытую книгу. Но, что важнее, в его тоне не было ни капли осуждения — чистая искренность, разрушающая все годами вдолбленные ему в голову общественные стандарты. Чонгук мягко целует его предплечье, руки непроизвольно дергаются, цепи стучат, принося легкую отрезвляющую боль, отвлекающую от внутренних метаний. — Они твои чувства, эмоции, страхи - все в одном. Не нужно их стыдиться. Горячее дыхание плавит грудь, наэлекрезовывает тело до кончиков пальцев, шершавые руки скользят по его такому чувствительному сейчас животу, что щекочут нервы, вынуждая выгибаться, постанывать, в паху уже давно болезненно стягивает. — Плакать полезно. Ты слишком долго все держал в себе. Сейчас ты освободишься и тебе будет легче, вот увидишь. Чонгук действительно хочет его освободить. Тэхён поверить не может в услышанное, шумно дышит, наконец возвращая голову в прежнее положение, слезы скатываются реками вне его контроля, слишком много всего в нем, переизбыток перечисленного. Он собой не управляет и все чувства накаляются до предела, скапливаются — в этом был смысл. И этому спокойному низкому убаюкивающему голосу нельзя не верить. Ким ловит влажными глазами чужие, настолько красивые, пленяющие, в них столько свободы — они смотрят на него, как на какую-то драгоценность. Так на него еще никто не смотрел. Для него самого загадка, почему именно этого мужчину подпустил к себе? Почему позволяет спасать? Но, разве это не очевидно? Все в этом мужчине прекрасно, и слова его, и мысли, и внешность, и душа. Этой глубокой темной ночью, вместо полноценного сна, после, наверняка, нелегкого рабочего дня, предпочел потерянного парня из скорлупы толстой вытаскивать, хотя ничем ему не обязан — значит и поступки тоже от души. Чонгук даже не разделся до конца, хотя был возбужден не меньше, но он полностью посвятил себя его наслаждению — уделял внимание каждой части его тела. Крупные руки гладят везде, где достают, губы касаются его опухших сосков, мокрый язык кружит дразняще, вынуждая низко простонать. Тэхён мечется, ему уже действительно больно от исступления, а тот опять его чувствует, оглаживая тазовые косточки прежде, чем приняться стягивать последнюю преграду. — Чонгук, пожалуйста. — хнычет Тэхён, ему уже абсолютно все равно, каким бы он сейчас слабым не выглядел. Ему нужна была разрядка. Ему нужно освобождение. Чонгуку не нужно повторять дважды, он скатывается вниз с дорожкой мокрых поцелуев, Тэхёну иногда кажется, что у мужчины больше, чем две руки, потому что они просто везде на его теле. Он тяжело сглатывает, смотря в потолок, и разводит для него ноги шире. Готов хоть сейчас принять, плевать на боль, ему нравится грубый секс. Но Ким никак не ожидает того, что горячее дыхание коснется его головки, а после и вовсе вскрикивает надрывно, стоит жаркому рту вобрать внутрь уже покрасневшую головку, которой совсем немного осталось, чтобы точно взорваться. Ему не дают опомниться, даже поднять голову, погружая всего в ощущения. Тэхёна трясет, руки тянет, не чувствует их вообще, ноги ватные, голова пустая — самого себя не находит. Его будто сносит волной цунами: то жарко, то холодно, то душно, то плохо, то хорошо. Разрывает всего до такой степени, что не в силах сдержаться и не понимает, когда кончает уже в чужую ладонь. Даже не заметил разницы. Полностью потерялся в умопомрачительных ощущениях, которые ему подарил Чонгук. — Прости. — сипло шепчет, вымученный Тэхён. Становится так стыдно от того, что не смог его дождаться, а Чонгук только усмехается, вытерев руку влажными салфетками, и осторожно освобождает его затекшие запястья. — Ты молодец, птенчик. Такой храбрый, сам со всем справился. Чону совершенно некуда торопиться. Они все успеют, ведь ни за что не отпустит теперь Тэхёна. Он прекрасно понимает, что парень вымотался, как морально, так и физически, а возьми Чонгук его сейчас, уже, вряд ли смог бы остановиться. Слишком сладок. Да, он тоже слишком долго ждал, но подождет еще чуточку. Больше не позволит от себя убегать. Тэхён стонет уже от облегчения того, что кончики пальцев колет, когда в них вновь начинает поступать кровь. Действительно, освободился. Все тело такое легкое. — А теперь отдохни. Чонгук целует его в мокрый лоб, и тянет на себя, такого размякшего, ни на что больше не способного. Он подхватывает парня на руки, а тот даже не думает сопротивляться, и тащит в душ. Уже слепо доверяет. А куда же делись упрямство и тревоги? Все просто: их сцеловали чужие нежные губы. Чон сам смывает с него весь тяжелый день, а после всю ночь не отпускает, прижимая к себе, теплом своего тела исцеляя. И если так ощущаешь себя, когда переступаешь один страх за другим, то Тэхёну такое по душе — это чувство отрешенности и вседозволенности, даже когда ты связан. Ведь рядом человек, которому можно верить. Правда?