Княшевание

 

Наблюдать за обнаженным Михой, особенно растекшимся от возбуждения и забывшегося в желании — удовольствие ни с чем не сравнимое, глазам физически приятно, жаль только, что моргать всё равно приходится. На полуобнажённого и заведённого концертным адреналином и творческой эйфорией — лучше вообще не смотреть — опасно для психологического здоровья окружающих и самого Горшка. Андрей в курсе, что в такие моменты попросту его глазами жрёт, забив на стеснение, чужое мнение, осквернение чувств других, и в целом на общественное порицание. Поэтому очень старается не смотреть. Или хотя бы не задерживаться взглядом дольше трёх секунд с интервалом не чаще, чем раз в полминуты, отсчитывая про себя назначенное и дозволенное. Благо, с таймингом песен это легко, а то бы ошизел уже. Как только не окосел ещё, учитывая, что собственные правила нарушаются с той же периодичностью, что и соблюдаются.   А вот одетый в рубашку с кокетливо расстёгнутыми, на количество превышающие все допустимые нормы общественного приличия и терпения самого Андрея, пуговицами, Горшок — это испытание и награда одновременно. Вроде, про женщин говорят, что в них должна быть загадка? Хуйня. Миха сам по себе та ещё тайна мироздания, и эти его шалости с частичной демонстрацией торса — понуждают взять то ли решебник, то ли самого Горшка в охапку и разгадать всё, что у него там засекречено. Каждый раз, как в первый, даже, когда часом ранее все отгадки, в который раз уже нашёл, и собственные шифры успел оставить.    Видеть, как одна из поклонниц лезет ему под рубашку, и оставляет руку на груди, возможно, царапая нежную кожу ногтями, красуясь для фото — выше его сил. Не потому, что ревность взыграла, хотя, что скрывать — она тоже слегка подогревает, а потому что Андрей представляет, как его собственные ладони окажутся под тканью и будут мять и гладить, пока Миха, закатывая глаза, будет стонать и материться ему в губы. Осталось взять ключи на ресепшн и оказаться в одном пространстве за закрытыми дверьми. Быстрее бы уже, его же порвёт сейчас или он рубашку прям на нём порвёт — за последствия Князь не ручается.   Поймавшая их у отеля стайка девчушек не отпускает минут пятнадцать, и обычно милый и общительный Андрей не выдерживает — уходит первым, чтобы подняться в номер. Тело зудит, руки сжимаются в кулаки, а голова просто едет — всё в нем требует Миху и немедленно. Поплескав в лицо холодной водой, Андрей наворачивает круги по номеру в ожидании. Ему правда неймётся, невозможно себя занять или переключиться на что-то другое.    Может сразу раздеться? Да, точно, так удобнее будет. Стянув с себя всё, Андрей решает, что душ тоже убьёт достаточно времени, и в процессе еле отговаривает себя от быстрой дрочки. Ему Миха нужен, а не разрядка на скорую руку.  За шумом воды, наконец, слышен хлопок двери и тяжёлые шаги. Наспех обмотавшись полотенцем, Андрей выскакивает из душа, поскальзываясь на мокром полу и чуть ли не выбивая головой дверь.    — О, а ты в душе был? Пошли к пацанам, там у них намечается… — сидящий на кровати и стягивающий кроссовок Миха даже не успевает закончить фразу, как на его колени приземляется Князевское тело и затыкает рот своим.    — Пойдём, пойдём, ща всё сделаем и пойдём, — заполошно шепчет Андрей, тыкаясь губами в подбородок и шею.    — Андрюх, а ты чё это заведённый-то такой?    Миха не сопротивляется, удивлён скорее внезапным напором, уже и сам привычно схватился за талию и отвечает на быстрые поцелуи.    — Я на тебе клеймо поставлю, — бормочет Андрей, добравшись губами до груди и распахивая шире рубашку. — Большую «А» слева — на всю грудь, чтоб издалека было видно.    И языком старательно вылизывает обещанную «А», тут же стирая следы чужих прикосновений.    — «А» — потому что анархия? — смеётся Миха, опуская руки с талии на Андреевскую жопу. — Мне нравится. Такую можно набить.    — Анархия, — не спорит Князь.    Движения языка замедляет, давит сильнее, задевая сосок: — А ещё: Андрей.    Второй рукой мнёт правую грудь, чуть царапая: — И анал. Всё твоё самое любимое, короче.    Миха стягивает с него полотенце и в отместку звонко шлёпает по ягодице, вызывая стон.    — Многовато будет три «А», ё-моё.   — Одной хватит на всё, — выдыхает Андрей, снова возвращаясь к Михиным улыбающимся губам и наощупь расстёгивая его рубашку до конца.    — Снимай штаны давай, — требует Князь, пока уделяет внимание правой стороне груди. А то нечестно, только левая обласкана языком — так не пойдёт. На штанах тем более ремень дурацкий, он своими трясущимися пальцами хер справится сейчас.    — Так, а пацаны как же? Ждут же.    Миха специально над ним издевается, знает, что тот уже не в себе, дразнится. Улыбается хитро, а у самого уже и в глазах костры, и в штанах переполох, который Андрей под собой чувствует. Вот ведь шельма, видит же, что не до игр. Можно подумать пацаны куда-то испарятся внезапно или Михе самому сейчас есть до них дело, особенно, когда его ладони так увлечённо задницу мнут.   — Мих, мы либо ща трахаемся, либо ебёмся — других вариантов нет.    — А разницу объяснишь? — снова смеётся Миха, тряся башкой. Но недолго. Потому что Андрей даже в полубессознательном состоянии помнит и знает, как Михину дурь урезонить и направить в нужное русло.    — Покажу.   Оторвав его руку от собственной задницы, Андрей подносит её к лицу и медленно втягивает в рот средний и указательный, глядя в глаза. Языком кружит по фалангам, проходится между пальцев, а губы сжимают и всасывают сильнее.    Миха действительно сразу затыкается, престаёт улыбаться, только поплывшим взглядом завороженно наблюдает, как Андрей ртом насаживается на пальцы, не стесняясь и беря глубоко. А потом сам начинает медленно двигать рукой, поглаживая внутреннюю сторону щёк и язык.    — Тебя? Меня? — хрипло спрашивает Миха.    Ну наконец-то правильных вопросов подвезли.    — Давай меня, — убрав пальцы и не вставая с его колен, Андрей тянется к тумбочке.    Пока он рыщет, Миха переводит внимание на его налитый тяжёлый член: оглаживает и так влажную головку смоченными слюной подушечками.   — Ты вот нихуя не способствуешь поискам, — шипит Андрей, нащупывая смазку и поворачиваясь обратно.    — Я по-другому ща способствовать буду.    Забирает тюбик, открывает не с первого раза под нетерпеливое сопение и выдавливает щедро на пальцы прозрачную вязкую жидкость.    — Только не тяни, ради анархии твоей злоебучей, прошу.    Опершись коленями о кровать по бокам от Михиных бёдер и перегнувшись через его плечо, Андрей сначала оглаживает широкую спину, а потом вцепляется в бока и чувствует, как в него медленно проталкивается палец.   — Сам ты злоебучий. Мож вообще с разбега на хуй сразу присядешь?    Андрей не отвечает, он стонет и видит цветные лучи под зажмуренными глазами, поймав ебанистический сочетание ощущений от потирания головки о им же обласканную грудь и скольжения внутри пальца, растягивающего мышцы.    Миха держится второй рукой за ягодицу для большего доступа и ещё успевает облизывать бок и ребра, царапая клыками без того чувствительную кожу. Второй палец добавляет по просьбам изводящихся довольно скоро, но замедляется до неприличия. Давит, нажимает, проезжается самыми кончиками по нужному бугорку, но в таком неспешном темпе, что Андрею самому подаваться тазом назад приходится, теряя контакт с его торсом. Опять издевается или ему правда настолько нравятся нетерпеливые реакции и стоны — это одна их немногих вещей, где Миха никогда не торопится. Двигает пальцами с чувством, с толком, с расстановкой, чтоб его черти покусали.    — Ускорься, блядь! — стукает кулаком по его спине Андрей.    — Не командуй, — невнятно огрызается Миха, занятый вылизыванием тазобедренной косточки, но третий палец всё же добавляет.    Проскулив, Андрей комкает в руках так и снятую рубашку, запускает под неё ладони, чтобы провести с нажимом короткими ногтями от поясницы до лопаток.    — Су-ка, — ругается сквозь стиснутые зубы Миха.   На секунду останавливается, прогибается в спине и утыкается носом в подрагивающий живот. Коротко трётся о кожу и продолжает втискивать пальцы, переходя на более быстрый, отрывистый ритм.   — Ты, блядь, стаккато что ли отбиваешь? — стонет Князь, уже не особо соображая, что несёт.    — Ну легато тебе же не заходит, — щекотно фыркает Миха в бок.    Андрей тянется к члену, делает пару движений вверх-вниз, помогает себе рукой чтобы головкой плотнее притёрлась к Михиной коже и получает ещё один шлепок по жопе, который отскакивает выше и бьёт точно по мозгам.    — Убери руку свою, — хрипло велит Миха.    — Сам убирай, всё уже.    А Андрей уже и правда всё, ещё минута пытки пальцами — и он тупо кончит Михе между отсутствующих сисек. Сам виноват, просили же не затягивать. Тот похоже понял и отнёсся к заявлению серьёзно: осторожно вытащил пальцы и потянулся к своей пряжке дурацкой. Про штаны когда ещё сказано было?    — Так останешься или ляжешь? — кряхтя и стягивая штаны с трусами, уточняет Миха.    — Ляжешь. Так останусь, — тупо повторяет Андрей, и тянет Миху выше к подушкам.  Суетливо скинув так и болтающийся одинокий кроссовок, Миха блаженно откидывается затёкшей спиной на мягкое, оказываясь в полусидячем положении и со спущенными штанами и трусами до колен. Андрей одним движением стягивает мешающее шмотье и встаёт на колени над его пахом.    Миха рассматривает его, закусив губу: голый, опьянённый до горячки, с блестящим подрагивающим членом — словно вот-вот действительно насадиться с размаху.    — Охуеть, — не удерживается от комментария, когда Андрей размазывает по нему смазку.    — Полный пиздец, — кивает Андрей.    Неловко примеряется, дрожит бёдрами, понемногу опускаясь и тихо всхлипывая от нетерпения и неудобства. У Михи темнеет в глазах от сдавливающего и обжигающего ощущения, а когда зрение возвращается, его по новой скручивает и прошивает, потому что Андрей сжимается сильнее и низко, каким-то не своим голосом, стонет.   — Бля, только не двигайся, — часто дышит, вытирая пот со лба и сильно напрягая мышцы живота.    — Ускорься, не тяни, давай меня, — ворчливо передразнивает Миха, успокаивающе поглаживая бёдра. — Нахуй на хуй так торопиться?    — Иди нахуй.    — Пошёл бы, да ты ж пока не вернулся.    Андрей мстительно впивается пальцами в нежную кожу на груди, грубовато мнёт и опускается до конца. Миха закатывает глаза и стонет — прямо, как и представлялось, точно, как и не терпелось.    Дав себе привыкнуть, Андрей медленно приподнимается — блин, а это не так просто, и надолго его точно не хватит, потому что колени уже протестующе скрипят — и опускается обратно.    — Мих, ты как? — спрашивает притихшего, застывшего Горшка, который смотрит как будто сквозь него.    — Да я умер нахер, — шелестит Миха. — Это пиздец, Андрюх.    Андрей ухмыляется — он собой доволен, осталось только разобраться как лучше и приятней двигаться. Пробует и так, и эдак, и по кругу и восьмёркой, пока чуть не откидывается назад, опираясь на руки. Да, то, что нужно.    Миха даже отмирает, одну руку кладёт на член, дрочит, ни разу не попадая в ритм, а вторую на ягодицу, дёргая при движении на себя. Смотрит глазами чернющими, губами шевелит, но ни звука не издаёт, сам себе что-то наговаривает — колдует что ли? Выглядит как умалишённый.    — Ты заговор, чтоб не кончить там читаешь? — Андрей даже способен на подъебку в своем состоянии. Дважды собой гордится.    — Ага.    Либо Миха его не услышал, либо для него слишком много ощущений и впечатлений за раз. И по сравнению с этим фактом все остальные достижение меркнут и бледнеют — из-за него Миху переклинило. Охуеть из него наездник, заебись у них скачки.    — Я не могу, я сейчас реально кончусь, — жалобно сведя брови, подаёт голос Миха.    Андрей останавливается, чуть переводя дыхание, наклоняется вперёд и впечатывается лбом в мокрый Михин.    — Давай, как ты хочешь, — шепчет Андрей, касаясь сухих губ.    Ранено взвыв со сомкнутыми губами, Миха обхватывает его за поясницу и сползает ниже, расставляя ноги. Дальше уже из Андрея выбивают все мысли, оставляя только возможность поскуливать на самых жёстких толчках. Миха так его жмёт к себе за поясницу, что даже до члена не добраться, приходится довольствоваться одним трением об его живот, зарываясь лицом в мокрую шею.    Заканчивает он неожиданно — реально похоже был на пределе, даже вытащить не успевает, а может и не подумал о надобности, уплывая от оргазма. Андрей даёт ему немного времени на последние точки по инерции и чуть-чуть после. А потом приподнимается и берётся за себя в буквальном смысле — жрёт, как обычно, глазами расхристанного отлетевшего в свой космос Миху — быстро и рвано трогая себя, пока не спускает ему на грудь. Привалившись к тёплому боку, чувствует себя одновременно и выебанным, и выебавшим. Охеренно.    Пока приходят в себя, от нечего делать Андрей водит по Михиной груди пальцем, подцепляя белые капли и собирая из них «А».    — Я чё-то всё равно разницу между трахаться и ебаться не особо понял. Надо это, повторить будет, да? — Михиными глазами можно зал любого задрипанного ДК осветить.    — Ага, — продолжая водить по его груди. — Ты ток реально не закончись в процессе, а то мне в один момент стало страхово, что ты подо мной или ёбнешься, или откинешься.    — Вот, вроде, сверху был, а выебали меня — это как? — в никуда жалуется Миха, смешно прижимая подбородок к груди, чтобы посмотреть, что там Андрей на нём возякает.    Посопев и повертев головой туда-сюда, наконец, разгадывает задумку. Перехватив его руку, прижимается губами к костяшкам и ловит Андреевский взгляд, блестя глазами: — Набью, да? Ну, «А». Ты же эскиз сделаешь, да?    — Сделаю, — мягко улыбается Андрей, поглаживая костяшками Михины губы.