МЫ

Пат Минуту спустя мы заходим в номер 909. Когда за нами защелкивается замок, я переживаю момент неуверенности. Нет, я не трушу. Что делать, я знаю. Просто не знаю, как. Мне еще не приходилось говорить кому-либо, что я хочу провести с этим человеком всю жизнь. Я знаю, Пран любит меня, но разговор все равно будет рискованным. И потому я делаю круг по огромному номеру с модной хипстерской мебелью и окнами от пола до потолка. – Здорово здесь, – говорю, заценивая вид. Оглянувшись, я вижу, что Пран наблюдает за мной. – Теперь да. Сняв пиджак, он бросает его в ближайшее кресло. Свет в номере выключен, но его прекрасное лицо освещают огни вечернего Сингапура. Пран в костюме. С этим впечатляющим зрелищем немногое может сравниться, дамы и господа. Я неотрывно смотрю на него. И у меня в руке по-прежнему зажата коробка. – Ладно, – выпаливаю. – В общем, сестра помогла мне сделать для тебя одну штуку, и я сел в самолет. Но теперь я боюсь, как бы ты не подумал, что это бред. – Я… – Он откашливается. – Не подумаю, честное слово. Просто я так счастлив видеть тебя. – Он делает шаг вперед и, оказавшись в моем личном пространстве, обнимает меня. – Я думал, ты уже не вернешься. Глупо, наверное, но… – Он зарывается лицом мне в воротник и полными легкими вдыхает меня. И тогда я обнимаю его за спину и начинаю с извинения. – Прости, что повел себя как мудак. Это было… дерьмово. – Да, очень красноречиво. В кавычках. – Не извиняйся. Ты ничего плохого не сделал. Просто я запаниковал, вот и все. – Нет, сделал. – Я глубоко вдыхаю и прислоняюсь к нему. – У меня неприятности на работе. Я облажался, но мне было так стыдно, что я не стал тебе говорить. Еще я переживал из-за денег. И тогда взял и просто отгородился от тебя. Чем не дерьмовое поведение? Его теплые руки поглаживают меня по спине. – Малыш, ты был в таком состоянии, что перестал нормально соображать. Если тебе стало хоть чуточку лучше, то я уже буду рад. Меня сразу тянет заспорить. Я не хочу признавать себя человеком, у которого были проблемы с душевным здоровьем. Но они были, ведь так? Возможно, мама права, и на мой организм повлияли стероиды, но в чем бы ни заключалась причина, какое-то время я был не в себе. Отрицать это будет несправедливо по отношению к Прану. – Знаешь, я думаю, мне уже лучше. – Хорошо. – Его руки сжимаются крепче. – Для меня это самое главное, понимаешь? У меня нет ни тени сомнения: он говорит от самого сердца. Я не знаю, за что мне так повезло. Многим ли удается найти человека, который умеет любить так беззаветно, как Пран любит меня? Все. Время собраться. Я отступаю на полшага назад и опускаю взгляд на коробку. Нет, Пран точно сочтет это нелепым. Сделав глубокий вдох, я решаю: ну и пускай. Это важный жест, и он привел меня в Сингапур, ведь так? Я смотрю на коробку такими глазами, словно там прячется кобра. – Ты дашь посмотреть, что внутри, или нет? – спрашивает Пран со смешком. Я молча протягиваю ее. Он взвешивает ее на ладони и поднимает глаза. – Не тяжелая, – говорит. – И не гремит. – Приподняв крышку, он открывает бумажную стружку, которой мы обложили мой важный знак. Черт, а если оно сломалось? Вся эта затея будет выглядеть еще глупей, чем была. Пойду-ка я спрячусь за одним из тех тысячедолларовых кожаных кресел. Расправив своей большой рукой стружку, он щурится на то, что внутри. Потом уносит коробку к окну. Там лучше видно. – Оно сделано… из красно-зеленых скиттлз? – Да. – Мой голос осип. Он поднимает мой знак двумя пальцами, предмет круглой формы, обрамленный светом вечерних огней. – И это… – Он осекается, словно боясь ошибиться. – Кольцо, – шепчу я. Во рту становится сухо. – В том интервью ты сказал… – Глубокий вдох. – Что хочешь когда-нибудь пожениться. И мне кажется, именно это нам и следует сделать. После моих слов он секунду стоит неподвижно, как восковая фигура. Кольцо – во всей его нелепой красе – поднято вверх. Мы с Па истратили кучу терпения и кучу конфет, прежде чем поняли, какой ее клей подходит лучше всего и сколько времени застывает. Вчера это казалось невероятно мило и дико смешно. Теперь я уже не уверен. Пран опускает подбородок на грудь. Он силуэт на фоне окна, и что у него на лице – мне не видно. Внутри меня начинает происходить что-то ужасное. Я приближаюсь к нему, хоть и боюсь, что по-крупному облажался. Но мне надо выяснить наверняка. Он открывает рот. Тишина. Потом поднимает лицо, и я вижу, что в его глазах блестят слезы. – Правда? – сипло говорит он. Я забираю у него свою дурацкую штуку и прячу в коробку, которую ставлю на стол. – Да. То есть, не прямо сейчас, если тебе нужно время, чтобы это обдумать… Две сильные руки хватают меня за рубашку и рывком притягивают к нему. – М-мне… – он делает вдох, очень похожий на сдавленный всхлип, – мне не надо обдумывать. Женюсь на тебе прямо летом, пока ты не успел передумать. – Его руки смыкаются вокруг меня, уничтожая последние разделяющие нас миллиметры, и он опускает голову мне на плечо. Я ощущаю, как его грудь спазмически дергается. – Эй, – шепчу я. – Я не передумаю. Не беспокойся. – Но ведь… – Он снова откашливается. – Тебе принять это решение сложнее, чем мне. Ты же можешь, ну знаешь, завести жену и детей. Семью. Настоящую. – Пран, у меня есть семья. Большая семья. Я вовсе не мечтаю переехать в пригород и начать размножаться. – Сейчас, может, и нет. – В его голосе скованная хрипотца. – Я хотел дать тебе время привыкнуть к идее жизни со мной и к тому, что у нас не будет… – Кто сказал, что не будет? Он моргает. – Пран, если однажды мы захотим детей, то найдем способ, как это сделать. Есть усыновление. Суррогатное материнство. – Я легонько щипаю его за ягодицу. – Перестань вести себя так, словно приговариваешь меня к несчастному бездетному браку. Он хмыкает. – Я люблю тебя, – твердо говорю я. – И никогда не переставал любить, даже в самые безрадостные минуты. Я посмотрел твое интервью и понял, что должен быть здесь. Перелет получился не особо бюджетным, но… Он наконец отклоняется, чтобы взглянуть на меня. Его лицо искажено под наплывом эмоций, но в моих глазах он прекрасен как никогда. – Я отправлю тому журналисту бутылку хорошего виски. И коробку кубинских сигар. Затем он целует меня. У него вкус слез и Прана, и я с головой ныряю в наш поцелуй. Черт, как же мне его не хватало. Он всегда целовал меня так, словно пытался донести до меня какую-то мысль. И теперь, я понимаю, какую. Мы предназначены друг для друга. Так почему бы не закрепить это официально? Внезапно мое тело предлагает мне целый ряд причин, по которым мы предназначены друг для друга. Я прижимаюсь к его твердой груди, целую сильнее, и он, прихватив мои бедра, издает глухой стон. Всего наносекундой позднее я цепляюсь за его галстук, за пуговицы рубашки, а он дергает молнию моих джинсов вниз и утягивает к кровати. Не успеваю я и глазом моргнуть, как оказываюсь на спине – без рубашки, с джинсами у лодыжек, – и горячий рот Прана глубоко вбирает мой член. Наслаждение простреливает меня до яиц. Запутавшись пальцами в его взъерошенных волосах, я вталкиваюсь в его рот, ошеломленный той пылкостью, страстью, которую он вкладывает в этот минет. Он целует, сосет, лижет меня, потом, смочив слюной палец, тянется им к моим ягодицам, и у меня вырывается стон. После дразнящего проникновения мои бедра дергаются вверх. Пран хмыкает и, продвинув палец поглубже, дотрагивается им до простаты. Все мое тело трепещет. Пылает. Звенит. Он мучительно долго пытает меня своим пальцем и ртом. Нет, пальца-ми. Внутри меня их уже два, они ласкают то чувствительное местечко, и за моими веками взрываются белые точки. – Пран, – скрежещу я. Он поднимает лицо. Взгляд карих глаз подернут дымкой желания. – М-м? – тянет лениво. – Ты затрахал. Начни уже трахать меня. – Не понял. Затрахал, но все равно должен трахать? – Затрахал дразнить! – Мой голос напряжен, как струна. Как и все мускулы в теле. Если он не сделает так, чтобы я кончил, я самовоспламенюсь. Его смех согревает мое бедро. – Чувак, у тебя такой креативный язык. Обожаю. – Ты правда хочешь обсудить сейчас именно это? – рычу я, когда он кусает меня за бедро. Его пальцы еще во мне, но они больше не двигаются. – А о чем ты предпочел бы поговорить? – Он невинно моргает. Подлец. Прекрасно ведь понимает, что я на пределе. – Ни о чем! – огрызаюсь я. – Сейчас – ни о чем! Пран цокает языком. – Дорогой, твое поведение не сулит ничего хорошего нашему грядущему браку. Главное в отношениях – это коммуникация. Я сердито смотрю на него. – Тогда скажи своему рту начать коммуницировать с моим членом, чувак. Потому что если в ближайшие пять секунд ты не доведешь меня до оргазма, то я… – То ты что? – насмешливо интересуется он, и я со стоном отчаяния чувствую, как его пальцы выскальзывают наружу. Посмеиваясь, Пран ловит меня за запястья и зажимает их над моей головой. – Ну же. Скажи, что ты сделаешь, Пат. – Я… – Мои глаза стекленеют. Соображать, пока он, еще в брюках, втирается пахом в мой твердый до боли стояк, нелегко. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но мой парень силен. Одной рукой он крепко держит меня за запястья, а ладонью второй ласкает мою голую грудь, легко задевая соски. Он трется о меня до тех пор, пока я не начинаю нетерпеливо рычать. Но я не могу вырвать руки. Я не могу сдернуть его штаны и взять в кулак его член. Я могу только лежать и смотреть, как этот большой прекрасный мужчина трется о меня, словно я его личная надувная секс-кукла. Его глаза полуприкрыты тяжелыми веками, так что я вижу только направленный на меня шоколадный блеск. Но вот он облизывает губы, и мой позвоночник прошивает восторг. Я узнаю́ этот взгляд. Я обожаю его. Пран стягивает брюки, и его эрекция тяжело шлепается на мой пресс. – Дай мне потрогать себя, – молю я. – Нет, – отказывает он властным тоном. Что лишь добавляет предвкушению остроты. – Буду держать тебя, чтобы снова не убежал. – Чтобы до меня лучше дошло, он дарит мне еще один затяжной поцелуй, затем наконец-то отпускает меня и спрыгивает с постели прежде, чем я успеваю дотронуться до него. – Не двигайся, – шепчет он, и я, замерев, завороженно смотрю, как он бросается к месту, куда бросил бумажник. Открыв его, он достает маленький пакетик со смазкой и возвращается. – Руки за голову. Я подчиняюсь. Он отбрасывает в сторону мои джинсы, устраивается у меня между ног и снова берет меня за запястья. Свободной рукой он смазывает свой член, а после подводит его к тому месту, где я, изнемогая, хочу его больше всего. – Трахни меня, ну давай, – молю я. В его глазах пляшет смех. – Я не собираюсь трахать тебя. У меня снова вырывается стон. Проклятье. Если он планирует и дальше мучить меня, то я точно спячу… Но тут он договаривает: – Я собираюсь заняться с тобой любовью, – он начинает смеяться, дразня меня, а у меня перехватывает дыхание. Улыбаясь, Пран склоняется к моему рту. В момент, когда наши губы сливаются, он медленно входит в меня. Удовольствие обжигает, я вскрикиваю, но он, проглотив этот звук, продолжает сладко, неспешно целовать меня в такт сладким, неспешным движениям своего члена. Он заполняет меня. Завершает. Моя плоть железным прутом дрожит на моем животе, и я пытаюсь высвободить руки из тугого кольца его пальцев. – Отпусти, – прошу я. – Мне надо прикоснуться к себе. Пран прикусывает мою губу. – Это моя работа, забыл? – А потом оборачивает мой член кулаком и начинает быстро ласкать меня, вторгаясь все глубже и глубже. Оргазм застигает меня врасплох. Я думал, что продержусь хотя бы десять толчков, но нет, я кончаю, и это божественно, и весь мой мир сейчас – это он. Мой лучший друг. Мой любовник. И мой… жених. Ого… кто бы знал, что это слово окажется таким возбуждающим. Мой член конвульсивно вздрагивает, и при мысли, что я проведу с этим мужчиной всю жизнь, выплескивает мне на живот еще одну струйку. Пран продолжает любить меня – медленно, словно смакуя. Когда он наконец-то кончает, его оргазм – не яркая вспышка блаженства, а мягкие толчки бедер и тихий довольный стон. Он падает на меня. Нежно целует – один раз, другой – поглаживает мою грудь, мои плечи, после чего долго гладит по волосам. В конце концов мы замираем и лежим, тесно прижавшись друг другу, каждый думает о чем-то своем. Мой взгляд задевает часы. Половина второго. – Ты, наверное, дико устал, – шепчу я. Несколько часов назад он отыграл целый матч. – Во сколько за вами приедет автобус? – Э… В половине восьмого? – Нам надо поспать, – предлагаю, хотя сам слишком взбудоражен для сна. – Или ты можешь рассказать, что за проблема у тебя на работе. Я издаю стон. – Клянусь, я расскажу. Но давай не сейчас? Можно мне еще немного побыть в своем счастливом местечке? Он негромко смеется мне в шею. – В котором недавно был я? – Ты сегодня такой буквалист. – Я встаю и совершаю поход в самую большую гостиничную ванную, которую я когда-либо видел. Наскоро вытеревшись, приношу Прану мокрое полотенце и снова забираюсь в кровать. – Нет, серьезно, – произносит он, вытирая свой умопомрачительный пресс, – что такого ужасного ты мог натворить? – Я припечатал Марка к стенке. – Наконец-то! – Ничего хорошего в этом нет. Я был обязан сдержаться. Мы учим детей достойному поведению и в спорте, и в жизни, так почему же я сам кинулся распускать руки? Самая тупейшая вещь, которую я когда-либо делал. Пран минуту молчит. – Вот именно. Для тебя это не в порядке вещей, и нет причин думать, что это когда-нибудь повторится. Спиши все на лекарства. Скажи, что у тебя было временное затмение, и заполни ту жалобу, о которой говорил Ачитта. – То есть, я могу сохранить или работу, или свою совесть. Только что-то одно. Он целует меня в шею. – Пат, сохрани работу, а совести дай перерыв. Неужели ты думаешь, что для твоих пацанов будет лучше, если этот мудак победит? И тут я в сотый раз за двадцать четыре часы понимаю, как сильно я люблю Прана. Лежать, распластавшись на его голом теле, и разбирать мою карьерную катастрофу – это лучшая терапия на свете. Пусть иногда мы и воспринимаем проблемы по-разному, но он чертовски умен. Вот почему я доверяю ему. Хорошо, – принимаю решение я. – В понедельник пойду туда и съем свою шляпу. Я хочу эту работу. И заслуживаю ее. Его большая ладонь гладит мое бедро. – Конечно, заслуживаешь. Мы опять замолкаем. Спустя какое-то время я решаю, что Пран заснул, но он неожиданно задает мне вопрос: – Давай обсудим другую твою любимую тему? – Твою неспособность поддерживать чистоту? – Нет. – Он смеется. – Другую другую. – И это…? – Деньги. – Боже, ну почему? – Потому что, когда сезон кончится, мы закатим свадьбу, а после отправимся в сногсшибательный отпуск. Я не хочу, чтобы ты волновался о том, сколько что стоит. Впереди еще много нудных недель. Их будет легче перетерпеть, если смотреть на красивые фотки пляжей, куда мы поедем. Я не знаю, что и сказать. – Свадьба необязательно должна быть дорогой. Перед ответом он мгновение пожевывает мою шею. – Уединение стоит денег. А они у меня есть. – Он тянет меня за плечо, и я поворачиваюсь к нему лицом. – Знаешь, как я разбогател? Я качаю головой. – Проснувшись однажды и узнав, что мой дедушка умер и оставил мне кучу денег. Причем дед сделал так, чтобы отец не мог залезть в мой накопительный счет. Знал, что папа жадный ублюдок. – Он усмехается. – Чистое везение, понимаешь? И даже если бы я заработал их, разгружая вагоны, то и тогда был бы готов разделить с тобой все. До последнего цента. Я пытаюсь принять эту мысль, а он тем временем наклоняется и целует меня. Я получаю второй поцелуй, затем третий. Мне казалось, что я закончил разбираться в себе, но оказывается, можно делать открытия и в два часа ночи, пока ваш парень медленно проникает в ваш рот и ласкает своим языком ваш язык. Я столько недель отвергал его помощь, потому что не хотел, чтобы он считал меня слабым. А он все это время только и делал, что показывал, как сильно любит меня. Из моей груди исторгается стон. – Что? – Он трется носом о мою щеку. – Я люблю тебя. – Но…? – хмыкает он. – Но я идиот. Твой член в моей заднице никогда не оскорблял мое мужское достоинство, но я чуть не спятил, когда ты заплатил по моим больничным счетам. Пран смеется, а потом прихватывает мое ухо губами. – Ты разозлишься, если я сделаю так, чтобы арендная плата автоматически списывалась с моего счета? А мне тогда не придется просить тебя сохранять магазинные чеки. Что, если мы просто перестанем считать? Разве не так заведено у женатых людей? – Не знаю. Наверное, да. – У меня, кажется, сейчас голова взорвется от всех этих новых мыслей о супружеской жизни. Пран, должно быть, чувствует то же самое, поскольку снова принимается меня целовать. В конце концов мы так и засыпаем – лицом к лицу, крепко обнявшись. *** Когда в полседьмого у Прана срабатывает будильник, мы оба издаем стон. Он выключает его, и я зарываюсь лицом в подушку. Какое-то время мы лежим в полусне, неуклюже лаская теплую кожу друг друга. Было бы здорово заняться утренним сексом, но мы слишком устали. Когда будильник включается в третий раз, он с ворчанием выбирается из постели. А я остаюсь лежать. Мой рейс через четыре часа, и потому я дремлю, слушая, как Пран принимает душ и собирается. Вскоре раздается громкий стук в дверь. – Чуваки! Я принес витамин С! Пран открывает. Это Перт, черт бы его побрал. По всему номеру тут же распространяется его болтовня. Витамин С, впрочем, оказывается кофе, и его аромат приводит меня в сознание. – О-о, кто у нас соня? – оглушительно воет Перт, плюхнувшись на сторону кровати Прана. – Паппи-Пат, кофеин! Я принес тебе капучино. – Тебя очень тяжело ненавидеть, – бормочу я в подушку. – Все так говорят. – Его лапища хватает меня за плечо и трясет. – Прекрати. – Я натягиваю одеяло повыше. – Или я не приглашу тебя на нашу свадьбу. – На сва…? О МОЙ БОГ! И тут я понимаю, что сделал огромную тактическую ошибку, потому что Перт – все еще упакованный в щитки – подпрыгивает и начинает скакать на кровати. Я открываю рот, чтобы наорать на него, но пока он радостно верещит, а меня мотает туда-сюда, как белье в стиральной машине, говорить очень сложно. – С-с-СЛЕЗЬ! – удается проскрипеть мне. От Прана помощи никакой, потому что он разговаривает с кем-то по телефону. В момент, когда он отключается, я слышу кошмарный треск. Словно раскололась надвое деревяшка. Кровать заваливается набок, и Перт летит на пол. – Не волнуйтесь! – орет он откуда-то снизу. – Я цел! Мы переглядываемся. На наших лицах – веселье и ужас. – Перт, ты сломал кровать, – со вздохом говорит Пран. – Сам будешь платить за нее. – Подумаешь, мне не впервой. – Он поднимает свою тушу с пола и поправляет галстук. – Но спасибо, что сломал мебель, а не ногу моему жениху. С нас хватит больниц. – Парни, просто я так счастлив за вас. – Он хватает Прана в охапку и отрывает его от ковра. Пран смотрит поверх его плеча на меня и закатывает глаза. Когда его ноги снова касаются пола, он выгоняет своего одноклубника в коридор. – Вызовешь лифт? Нам пора уходить. Перт широко ухмыляется. – Все, иди целуй его на прощание, только быстро! – Он подхватывает свой стаканчик с кофе и бодрым шагом выходит за дверь. – Уф. – Пран оглядывается. По номеру словно пролетело торнадо, оставив после себя внезапную тишину и разгром. Я еще лежу на кровати, но она дала неудобный крен. Мой парень очень аккуратно садится на краешек рядом со мной. – Мне нужно идти. Я улыбаюсь. Он так красив. – Я знаю. Увидимся вечером. Самый дешевый билет был вечером. Так что я слегка задержусь. Он касается моих волос, пропускает их сквозь свои пальцы. – Не опоздай. Я буду ждать. – И сексуально улыбается мне. При этих словах мой член оживляется. – Не волнуйся. – Я тяну его на себя и целую. У него вкус зубной пасты. – М-м… – произносит он, когда мы отрываемся друг от друга. – Слушай, через час сюда придут убираться. Мой покойный дедушка хочет, чтобы ты вкусно позавтракал перед полетом. Пока он целует меня еще раз, я улыбаюсь. – Поблагодари его от меня. Пран вздыхает и проводит по моей щеке большим пальцем. – Когда-нибудь. Когда за ним закрывается дверь, я еще улыбаюсь.