МЫ

Пран Мы выигрываем еще одну выездную игру. Но в то время, как все заваливаются в автобус в очень приподнятом настроении, я просто плюхаюсь на сиденье и хмуро отворачиваюсь к окну. Перт уже успел окрестить меня Осликом Иа-Иа. Впрочем, мне позволено киснуть. Новостей от Пата по-прежнему нет. Я даже не знаю, смотрел ли он интервью – он не ответил на мое сообщение после эфира. Удрученный его радиомолчанием, я написал его маме и Па, но они обе ответили, что «не знают», смотрел он его или нет. Как же мне претит возвращаться завтра в Бангкок. Больше всего я хочу запрыгнуть в самолет и полететь на Пхукет к Пату, но я знаю, что в этом случае руководство убьет меня. Утром Кван сообщила, что мое интервью посмотрело нереальное количество зрителей. Она хочет, чтобы на время домашних игр я был в Бангкоке. Чтобы я был «доступен», если ему понадобится созвать пресс-конференцию. Я не понимаю, зачем, потому что больше не планирую разговаривать с репортерами. Разве что о регби. Обсуждение моей личной жизни отныне под официальным запретом. – Иа-Иа, ну хорош. – Тыкнув меня в плечо, Перт приставляет к уголкам моего рта большой и указательный пальцы и растягивает его в искусственную улыбку. – Ну извини, – бурчу я. – Вот именно. Ты вгоняешь меня в тоску, хотя знаешь, что я счастлив только в том случае, когда счастлив. Я поднимаю глаза. – Это самая тупейшая вещь, которую ты когда-либо говорил. – Не. Говорил и тупее. Это да. К счастью, звонок телефона избавляет меня от необходимости слушать ободряющую речь, которую он, судя по всему, приготовил. Я смотрю на экран. Незнакомый нонтхабурский номер. И немедленно начинаю жалеть, что он нас прервал. Все мои знакомые оттуда внесены в телефон, а значит звонит либо репортер, который каким-то образом раздобыл мой номер, либо – что хуже – кто-то от мамы. Но я все равно отвечаю, потому что устал слушать голос Иа-Иа у себя в голове. – Алло? – говорю настороженным тоном. – Это Пран? – Голос звучит как-то странно знакомо. Глубокий мужской баритон с хрипотцой. Черт, откуда я его знаю? – Да. Кто это? – Черт подери, сынок, у тебя до сих пор твой старый номер? Даже не верится, что я до тебя дозвонился. Я морщу лоб. – Кто… – Внезапно меня омывает волна ностальгии. Сынок. Сейчас этим ласковым словом меня называет только мать Пата. Но раньше я часто слышал его от… – ПиЧам? – шокировано говорю я. – Это вы? – Да, Нонг, он самый. Рад слышать твой голос. Сколько ж лет прошло, Пран. Я понимаю, что не видел его со времен старшей школы, когда ПиЧам вышел на пенсию. – Слишком много, – отвечаю нетвердо. – Как вы? – Отлично. Наслаждаюсь жизнью на пенсии. Но я позвонил не за тем, чтобы поговорить о себе. – Он делает паузу. – Я видел твое интервью. – Еще одна пауза. – Они не давали мне ни бата. Я сглатываю. – Что? – Твои… Ты сказал, что не знаешь, не приплачивали ли они мне, чтобы я болел за тебя. Так вот, этого не было. – Голос ПиЧама становится непередаваемо мягким. – Наоборот, они чуть не уволили меня. Меня встряхивает еще один шок. – Что вы имеете в виду? Он издает неприязненный звук. – Шоферам положено ждать в машине. После твоей первой игры, которую я посмотрел, я сказал твоему старику, как хорошо ты сыграл. Он пригрозил выгнать меня, если я еще один раз вылезу из машины. Ну, разумеется. Мой отец первостатейный козел. – Но… – Я морщу лоб. Краем глаза я замечаю, что наш разговор внимательно слушает Перт. – Но вы не перестали приходить на мои игры. ПиЧам негромко смеется. – Никто же не говорит, что я был умным, сынок. Но я решил: ну откуда он сможет узнать? Сам я, понятное дело, больше не говорил ему. Ты тоже молчал, вот и… Внутри меня что-то надламывается, и меня захлестывают эмоции. Он пошел против моего отца – поставил под угрозу работу – только ради того, чтобы смотреть, как я играю в регби? – Страшно гордился тобой, когда ты играл, – продолжает он. – Просто хотел, чтобы ты знал. Чтобы не думал, будто это было какой-то обязанностью, или что мне за это платили. Мое горло сжимается. – О. Окей. – Я и твои университетские игры смотрел, когда их показывали по телевизору. Ну а этот сезон… Сынок, у меня просто нет слов. Ты раздаешь рекорды направо и налево. – Его голос садится. – Я чертовски горжусь тобой. О, черт. Я сейчас реально заплачу. Прямо в автобусе. На глазах у тренера и всех остальных. Я часто моргаю, чтобы не дать слезам ускользнуть. – Спасибо, – шепчу. – Ты хороший парень, Пран. Всегда был таким. – Я почти вижу, как на его морщинистом лице появляется косая улыбка. – Просто продолжай делать, что делаешь, слышишь меня? Забудь своего старика. Забудь критиков и болтунов. Проживай свою жизнь, как тебе хочется, и делай, что делаешь. И знай, что на твоей стороне всегда будут люди, которым не плевать на тебя. Я снова смаргиваю набежавшие слезы. – Спасибо вам, – повторяю. – Здорово победили сегодня, – добавляет он, а потом вешает трубку. Мои пальцы дрожат, когда я кладу телефон на бедро. Перт бросает на меня заинтригованный взгляд. – Кто это был? – Старый друг. – Мое горло так сжалось, что непонятно, как у меня получается говорить. – Просто позвонил поздороваться. Перт энергично кивает. – Привет из далекого прошлого, да? Клево. Хотя не всегда. Знаешь, кто ни с того ни с сего позвонил мне на прошлой неделе? Один дебилоид из школы. А знаешь, чего он хотел? Чтобы я вставил его девушке. Я собирался попросить Перта заглохнуть, но услышав такое… – Серьезно? – Я ошарашенно разеваю рот. – Серьезно, как смерть. – Перт округляет глаза. – Оказалось, что заняться сексом с регбистом – ее голубая мечта, вот он и подумал, что я буду чудесным подарком на ее день рождения. – Ничего себе. – И тут я прищуриваюсь. – Твою мать. Только не говори, что ты согласился. Перт загадочно усмехается, и я издаю громкий стон. – Перт, ты реально больной. Усмешка на его лице дергается, и он разражается хохотом. – Да ладно, расслабься. Естественно, я отказался. Я не настолько блядун. – Не гони, Перт, – долетает до нас голос Ленга, который сидит через проход. Видимо, не я один офигел от Пертова привета из прошлого. – Ты настоящий кобель. – Гав! – отзывается Перт. В ответ Ленг воет, к нему присоединяется Санти, и вскоре половина моих одноклубников завывают, как ненормальные, до тех пор, пока со своего места не поднимается тренер Патара. – А ну замолчали, тупицы. – Он садится назад, и я слышу, как он бормочет нашему тренеру по защите: – Честное слово, как дети. Я проглатываю смешок. Он прав. Мы и правда как дети. Взрослые и накаченные тестостероном дети. Удивительно, но, когда автобус наконец-то останавливается возле отеля, мое настроение остается по-прежнему неплохим. Поблагодарив водителя, я вслед за Петром ступаю на тротуар и сразу же ослабляю галстук. Кван не одобрит, что я расстаюсь со своим прилизанным видом, еще не добравшись до номера, но мне наплевать, что она там… Черт. Наверное, я все-таки поспешил. В лобби стоит с полдюжины репортеров. Кто-то уже сует мне под нос микрофон, и я издаю мысленный стон. У меня нет настроения разговаривать с прессой. Чертова Кван, думаю я. Могла бы предупредить, что после вчерашнего интервью наш отель наводнят журналисты. О сегодняшнем матче они, конечно, не спрашивают и, пока Ленг и Перт с сочувствием глядят на меня, начинают напирать с вопросами о моих «гейских отношениях». Я в секунде от срыва – отношения есть отношения, и уточнение «гейские» ни к чему, – но внезапно Перт берет меня за плечо. – Бар, – шепчет он. Я стискиваю зубы. Пошло все к чертям. Сейчас я хочу не надраться, а просто спрятаться в номере. Мотнув головой, я бормочу, что не в настроении пить, но Перт прерывает меня. – Бар, – повторяет он. На этот раз тверже. Нахмурившись, я перевожу взгляд на открытый бар в лобби, и мое сердце стремительно воспаряет и одновременно ухает вниз. Пат. Здесь Пат. Он сидит за столиком около стойки, взгляд карих глаз всматривается в толпу. Сталкивается с моим. И мое сердце делает сальто и приземляется в горле. Что он здесь делает? И как, черт побери, пробраться к нему, чтобы пресса не нащелкала новые «сенсационные» фото? Я разрываюсь между сердцем и разумом. Броситься к нему? Написать, чтобы встретился со мной в номере? Но Пат принимает решение за меня. Под взглядом моих округлившихся глаз он грациозно поднимается из-за столика и начинает идти мне навстречу. Его ноги отмеряют по мрамору пола большие шаги. Темные волосы растрепались. А в руке он держит… Я щурюсь. Блядь. Это коробка. Та самая. Хотя нет. Другая, но очень похожая на ту, которая летом так часто переходила из рук в руки. Я все смотрю на него, гадая, что это значит, почему он не на Пхукете, зачем полетел через всю страну в Сингапур… Черт. Стервятники почуяли кровь. На Пата уже оборачиваются. Щелкает вспышка, но он продолжает идти. Стирая расстояние между нами, он продолжает держать меня в плену своего серьезного взгляда, и наконец он оказывается передо мной, его карие глаза ярко мерцают, он наклоняется и… Целует меня. Когда его губы легко задевают мои, меня пронзает радость – и паника. Он поцеловал меня без языка. Без явной страсти. Однако, когда он отступает назад, в его глазах невозможно не заметить желание. Я изо всех сил надеюсь, что журналисты не запечатлели этот вожделеющий блеск, а Пат, похоже, не обращает никакого внимания на пресловутый прожектор, направленный прямо на нас. – Привет, – произносит он мягко. Я чудом обретаю дар речи. – Привет. Ч-что ты здесь делаешь? Перт рядом ухмыляется так широко, что у него вот-вот треснет лицо. – Слушай… мы можем поговорить наедине? – Пат оглядывается и наконец замечает, сколько людей смотрит на нас. – К-конечно, – бормочу я. Перт берет меня за плечо. – Вон там есть другие лифты. Он кивает своей большой головой в сторону дальнего конца бара, и Перт, не теряя времени даром, берет меня за руку и тянет туда. Я иду за ним. Мы лавируем между высокими столиками, пока не оказываемся перед лифтом. Ощущение его ладони настолько приятно, что я вспоминаю, что не нажал кнопку только после того, как Пат сжимает мне пальцы. – Скажешь этаж? – Девятый. Кажется. Да. – Мы уже ночевали здесь, но, когда часто меняешь отели, запоминать детали становится сложно. Я роюсь в кармане, ища карточку-ключ. Пат усмехается и нажимает на кнопку.