МЫ

Пран Разрешив Кван и Дэннису уговорить себя на интервью перед камерой, я знал, это будет весьма унизительно. Но я не подписывался на мейкап. Пока я сижу, стиснув зубы, типчик по имени Тонг что-то наносит на мои скулы с помощью губки, между делом напевая себе под нос. Видели бы меня сейчас родители... Их хватил бы удар. Эта мысль почему-то приободряет меня. Когда Тонг отходит назад, чтобы полюбоваться своей работой, я спрашиваю: – Вы же всех этим мажете, да? Он хмыкает. – Да, лапа. Это не потому, что ты гей. Вон из моей головы. Ненавижу, когда люди вот так считывают меня. А дальше будет лишь хуже, ведь мне предстоит интимный разговор с миллионами телезрителей. Пристрелите меня. – Ну тогда ладно, – бубню я. В гримерной появляется Кван. Она в приподнятом настроении. Ну, хоть кого-то радует эта фигня. – Готов? – спрашивает она. – Конечно. – Как будто у меня имеется выбор. Я пообещал Дэннису интервью. Оно нужно и клубу. И как бонус, я утру нос родителям. Лучше разделаться с ним, да и все. – Мы закончили, да? – спрашиваю я Тонга. – Секундочку… – Он наклоняется, держа огромную кисть, и я успеваю зажмуриться ровно в момент, когда меня тщательно осыпают какой-то гадостной пудрой. – Мерзость, – кашляю я, когда атака заканчивается. – О-о, большой крутой регбист не может вынести чуточку пудры? – хихикает он. – Мы же не хотим, чтобы твоя кожа блестела. – Что-то ты чересчур веселишься, – ворчу я. – Твоя правда! Но в мое кресло нечасто попадают такие красавцы, как ты. – Он сдергивает с меня черную нейлоновую накидку. – Готово. Порви их, Пран. – Спасибо. – Но я не намерен кого-либо рвать. Я просто хочу поскорее покончить с часовым сканированием своей души и вернуться в нормальную жизнь. Кван уводит меня на съемочную площадку, где создана псевдоинтимная обстановка. Я вижу два кожаных кресла, повернутых так, чтобы люди не смотрели друг другу прямо в лицо, но и не пялились в восемьдесят семь направленных на них камер. Рядом с этой ненастоящей комнатой установлена дорогущая вещательная. Прелестно. Меня нарядили в пиджак, синие потертые джинсы и дорогую рубашку скучного белого цвета с расстегнутым воротничком. Готов поспорить, пиарщики потратили немало часов, придумывая, как одеть меня так, чтобы я выглядел одновременно и мужественным, и стильным, и небрежным, и интересным, однако простым. Наверное, даже создали компьютерную модель. Ладно, плевать. Галстук не душит, и то хорошо. – Вот твое место. – Кван показывает на левое кресло. Почему они выбрали именно его, я тоже не спрашиваю. И просто сажусь. – Теперь запоминай, – говорит Кван, потирая ладони. – Смотри или на Дэнниса, или в камеру. Вон она. – Она показывает на камеру, установленную всего на несколько градусов правее места, где будет сидеть мой интервьюер. – Не бегай взглядом по сторонам, иначе будет казаться, что ты хитришь. Следи за своей интонацией. И не повышай в конце предложения голос. – Что, будет слишком по-гейски? – прорывается мой природный цинизм. Она закатывает глаза. – Нет. Слишком неуверенно. Ты же уверен в себе? Вот и веди себя так. – Хорошо. Сидеть перед камерой странно. Я никогда не просил, чтобы меня сделали всемирным представителем геев. Да и не гожусь я для этой задачи. Давайте посмотрим правде в глаза – я веду достаточно эгоцентричное существование и преследую ровно две цели: забивать голы и проводить как можно времени с Напатом Джиндапатом. Сейчас я лажаю по обоим фронтам. Так что интервью подоспело в момент, когда мне практически нечего никому предложить. Мое самобичевание прерывается появлением Дэнниса, который одет как мой брат-близнец, только более самоуверенный и с более блестящими волосами. – Пран! Рад тебя видеть. – Он пожимает мне руку, после чего садится. – Как себя чувствуешь? Готов ответить на пару вопросов? – Конечно, – лгу я. – Я пробежался по вашему списку. – Что-нибудь вычеркнуть? – спрашивает он, разглаживая лацканы пиджака. – Нет. – Кван уже предупредила меня, что Дэннис не обязательно будет придерживаться своего списка вопросов. Но поскольку интервью будет показано в записи, я всегда могу ответить: «Отличная попытка, козел», и потом это вырежут. В контракте, который я подписал, оговорено, что любую тему вне списка я могу пропустить. – Отлично, – с энтузиазмом говорит Дэннис. – Тогда начинаем. Вперед выходит режиссер, чтобы поговорить с нами о тайминге и направлениях камеры. Я стараюсь слушать его, но сбиваюсь на мысли о Пате. Чем он занят сейчас? Будет ли смотреть вечером интервью? Раньше, когда я испытывал стресс, мысли о Пате, его улыбке всегда успокаивали меня… Как и сейчас, напоминаю себе. Я лишь надеюсь, что он улыбается, где бы он ни был. Включают софиты, и Тонг прибегает, чтобы еще раз промокнуть наши лица бумажной салфеткой. Уходя, он успевает коротко сжать мне плечо. Затем режиссер произносит: – Снимаем. И Дэннис Хэймейкер поворачивается к камере. – Сегодня у нас в гостях Паракул Сиридечеват, новый винг команды «Тайланд Старс»… Пока он меня представляет, мое лицо от стеснения превращается в застывшую маску. Нет, ну что за тупая затея… Но начинает он, впрочем, с безобидных вопросов. – Сколько ты играешь в регби? – Всю жизнь, – легко отвечаю я. – Когда мне было пять лет, моей матери пришлось перекрасить мою спальню в цвета «Брюинс», потому что я оклеил все стены их снимками с игр, и она устала с этим бороться. Он расспрашивает меня о ранних годах, когда я играл в школьных лигах. Я сто лет не вспоминал о тех временах и рассказываю историю о том, как закончил финал одного турнира с переломом руки – все-таки это мое интервью, и если мне хочется выставить себя крутым пацаном, то я это сделаю. Тем более, что я и был крутым пацаном. – Я так взбесился из-за того, что пропустил церемонию награждения. После всего хотелось подержать в руках кубок, а не ехать в больницу. Дэннис смеется. – Да уж. Скажи, как твои родители относятся к твоей одержимости этим спортом и к его травматичности? Кто-нибудь из них играет в регби? Теперь я тоже смеюсь. Чтобы отец потел над чем-либо, кроме финансовых операций… Даже представить нелепо. – Нет, Пи. Не играют. – Они, наверное, твои самые большие фанаты. Похоже, скоро начнется. – Я бы так не сказал. Мы не близки. – Почему? Ага, началось. Я издаю нервный смешок. – Говоря откровенно, мы никогда не были особо близки. Например, когда я сломал руку, в больницу меня отвезли не они. Дэннис выглядит искренне удивленным таким поворотом сюжета. – А кто? – ПиЧам. Работник родителей. Понимаете, им нравилось смотреть, как я побеждаю, только в том случае, если мои игры не пересекались с их плотным графиком. На выезды со мной отправляли одного из шоферов. ПиЧам нравился мне больше всех. Обычно, когда мы забивали, я смотрел на трибуны и видел, как он стоит там в своем синем форменном пиджаке и радуется за нас. Я всегда думал, что он просто любил регби, но теперь… Я не знаю, может, родители каждый раз давали ему денег, чтобы он поболел за меня. Правда, я тогда понятия не имел, что расти так достаточно странно. Мне было десять. Для меня это было в порядке вещей. – Значит… – Дэннис тратит пару секунд на то, чтобы сформулировать следующий вопрос. – Твой родители был слишком заняты для того, чтобы отвезти тебя с переломом в больницу? Я пожимаю плечом, потому что мы отклонились от темы. – Не знаю. Может, ПиЧам исходил всего лишь из здравого смысла. Сына босса не привозят домой со сломанной костью, ведь так? За это легко могут уволить. Но мне было все равно, кто отвез меня. Я уже в десять знал, что должен вести себя как мужчина и не плакать перед рентгеновским аппаратом. Не имело значения, кто ждал меня за дверьми. Дэннис откашливается. – В чем еще от тебя ждали мужского поведения, Пран? Этого вопроса в списке, естественно, не было. Но я не останавливаю интервью. – Ну, мне точно не полагалось влюбляться в друга из лагеря по регби. В семействе Сиридечеватов это было очередным строгим табу. Но я никогда не умел следовать правилам. Его лицо становится драматичным. Словно мы обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке. – Когда ты сказал родителям о том, что ты гей? Черт, почему здесь так жарко? Из-за софитов? Я еле сдерживаюсь, чтобы не вытереть лоб. – В девятнадцать. Я ждал, что на меня наорут или типа того. Но они просто предпочли меня не услышать. – Что именно сказала твоя мать? – Ну… – Я откашливаюсь. – Кажется, она сказала: «У тебя галстук завязан неровно». А когда прошлым летом я сказал ей, что живу со своим парнем, она ответила: «У меня видеоконференция. Мне пора». Она просто отказывается слышать то, что её не устраивает. – И что ты почувствовал? Я чуть не закатываю глаза. – Какого ответа вы от меня ждете? Да, их реакция была неидеальной. Но некоторых ребят вышвыривают за это на улицу или бьют. Поэтому жаловаться я не стану. – Когда родители в последний раз звонили тебе? – Ну… – Я сдаюсь и тру шею. Личные вопросы нервируют, но я сам на них подписался. – По-моему, в феврале. Мама хотела договориться об ужине на неделе, когда моя команда прилетит играть в Нонтхабури. Но после того, как мой парень заболел, и мое лицо разлетелось по всему интернету, она отозвала свое приглашение. – Ясно. – Дэннис поворачивает скорбное лицо к камере номер два. Придушите меня… – Расскажи о своем парне. Должно быть, он очень особенный человек. Ты принимаешь большое количество критики за отношения с ним. Я улыбаюсь, потому что мне нравится думать о Пате. Но отвечать на эти вопросы будет труднее всего, потому что я хочу уважать его право на частную жизнь. – Мы подружились в тринадцать, когда стали приезжать в один и тот же лагерь на лето. Он замечательный человек и отличный тренер защиты. И терпит мои недостатки. Чаще всего. – Но вы не всегда были парой, да? Я мотаю головой. – Чтобы признаться ему в своих чувствах, мне потребовалось аж девять лет. Но ожидание того стоило. Понимаете… – Пока я пытаюсь облечь мысли в слова, мой взгляд уплывает в темноту студии. Заметив это, я, как примерный интервьюируемый, смотрю Дэннису прямо в глаза. – С Патом я могу быть собой. Он знает меня со времен, когда я был прыщавым подростком, и мы спорили о видеоиграх. Он не смотрит на меня как на нападающего «Старс». Ему плевать на мою статистику забитых голов. Я не пытаюсь его впечатлить. – Разве что своим умением делать глубокий минет. Но мы не будем говорить об этом во время интервью. – Он твоя семья, – резюмирует Дэннис. – В большей степени, чем настоящая. – Именно так, – соглашаюсь я. – Как думаешь, вы поженитесь? – спрашивает Дэннис с улыбкой. – Или постой… я забегаю сильно вперед? Вот ублюдок. Бьет по больному – и все ради высокого рейтинга. Но мне удается остаться спокойным. – О, не в моем случае. Я готов жениться на Пате в любую секунду, и он, я уверен, знает об этом. – Ты делал ему предложение? Дэннис испытывает удачу и отлично знает об этом. Чтобы сохранить лицо перед Патом, мне стоило бы прервать этот допрос. Уходят секунды. Я думаю. Ладно. Была не была. – Нет. Пока что не делал. На случай, если вы не заметили, у нас выдался весьма трудный год. Это прозвучало бы в стиле: «Слушай, малыш, я знаю, что после больницы ты не можешь и шагу ступить, чтобы на тебя не направили камеру, а весь мир внезапно загорелся желанием препарировать нашу интимную жизнь. Так, может, обменяемся кольцами?» Мой интервьюер хмыкает. – То есть, правильный момент еще не настал? – Определенно нет. Далее Дэннис возвращается к теме регби. И поскольку говорить о регби для меня проще всего, я наконец-таки расслабляюсь.