МЫ

Пран Назовите меня сумасшедшим, но весь перелет до Тайбэйя я волнуюсь за Пата. И даже сидя в такси, которое везет меня из аэропорта к стадиону, продолжаю представлять, что может пойти не так. Вдруг самолет Па задержится. Вдруг у Пата закружится голова, он упадет, расшибется и будет лежать на полу в луже собственной крови… Черт. Надо обуздать свое треклятое воображение. Обычно я не накручиваю себя, но сейчас меня гложет дурное предчувствие, и я не могу понять, почему. Возможно, увидев Пата в больнице, я испытал такой шок, что еще не оправился от него. Я еще раз вбиваю в приложение номер рейса Па и вижу, что ее самолет благополучно сел. Но вдруг она опоздала на него… Расплатившись с таксистом, я показываю охраннику на входе в арену свой ID. Он смотрит вверх, и его кустистые брови приподнимаются. – Ты тот парень из новостей. К сожалению. – Не подскажете, где гостевая раздевалка? – спрашиваю я. Стряхнув удивление, он открывает мне дверь. – В конце вон того коридора. Слева будет табличка. – Понял. Спасибо. – Удачи, – говорит он мне вслед. – Э… Спасибо. – Мое новое параноидальное «я» целую минуту пытается разгадать смысл его пожелания. Мне сегодня потребуется дополнительная удача? Или он говорит то же самое всем игрокам? Черт. Надеюсь, тренировка будет сложной и изнурительной. Мне надо выбраться из своей гребаной головы. Найти раздевалку оказывается нетрудно, поскольку, приближаясь к двери, я слышу доносящиеся из-за нее голоса своих одноклубников. – То есть, люди сливают по дешевке свои сезонные абонементы? – спрашивает Ленг. – Не по дешевке, – отвечает Санти. – Многие годами ждут возможности купить сезонный абонемент. Но на продажу выставлено уже несколько сотен. Я останавливаюсь так резко, что получаю сумкой по заду. – Ну и что с того? Мы же не будем в понедельник играть с пустыми трибунами. – Не, – соглашается Санти. – Кван сказала, что клуб выкупает их и жертвует какой-то ЛГСК-группе. – Ты имеешь в виду ЛГБТ? – Не знаю. По-моему, там точно была буква К. – Пран? Я разворачиваюсь, и вижу, что ко мне приближается Кван в компании какого-то незнакомого человека. – Привет, – быстро говорю я с неловким взмахом руки. Есть ли шанс, что он не заметил, как я подслушиваю под дверью? – Пран, все хорошо? Не-а… стопроцентно заметил. – Конечно. Лучше не бывает. – Отлично. Человек, который сопровождает его, выходит вперед и протягивает мне руку. Я пожимаю ее, гадая, должен ли знать, кто он такой. – Дэннис Хэймейкер. О. Мамин приятель из колледжа. – Sports Illustrated, да? – уточняю я, хотя знаю, что он и есть тот журналист, от которого я прячусь с начала июля. – Да… – Он откашливается. – Как твой партнер? – Лучше. – Мне по-прежнему странно говорить о Пате на публике. Я, конечно, привыкну, но не уверен, когда. – Хорошо, – произносит он. – Знаешь, твоя мама внезапно перестала отвечать на мои звонки. Я издаю непроизвольный смешок. – Дайте-ка угадаю… Она перестала перезванивать неделю назад? Дэннис неуверенно улыбается. – Да, примерно тогда. – Какая неожиданность, – хмыкаю я. – На вашем месте я бы не ждал её звонка. Она сейчас слишком занята вымарыванием моего имени из семейного древа. – Это не для печати, – сразу встревает Кван. Я знаю, она хочет, чтобы я замолчал. Однако мне впервые за все время кажется, что я буду не прочь поговорить с этим типом. Представляю, как «обрадуется» моя мать, когда я дам её приятелю свое Большое Гейское Интервью. – Ну… – Дэннис серьезнеет. – Я все равно буду рад написать о тебе. Я, не выдержав, фыркаю. – Не сомневаюсь. – Послушай… я восемь месяцев ждал возможности написать о тебе. Речь по-прежнему будет идти о твоем сенсационном первом сезоне. – Серьезно? – Я сужаю глаза. – Естественно, да. – Значит, обсуждать мою ориентацию мы не будем? – Каким-то образом мне удается произнести это с каменным выражением на лице. – Ну… – уклоняется он от прямого ответа. – Писать желтую статью я не собираюсь. Но твой бэкграунд с самого начала должен был стать частью истории. Твоя игра в университете. Твое становление. Твое воспитание. А он умен. Уже понял, что я не прочь утереть родителям нос. – Хорошо. Скоро у нас серия домашних игр. Если Пату станет получше, я найду время, чтобы мы сели поговорить. У него почти получается скрыть ликование. Но только почти. – Буду с нетерпением ждать. – Он снова пожимает мне руку. – Мы вам позвоним, – говорит ему Кван. Она тоже получает рукопожатие, после чего Дэннис испаряется, пока я не успел передумать. – Итак… – произносит Кван. – Итак? – Есть какие-нибудь вопросы? Например, по освещению в СМИ? – Честно говоря, я почти ничего не читал. Не до того было. Она медленно кивает. – Окей. Я попрошу свою команду скомпилировать краткий отчет, если захочешь быть в курсе. – А если не захочу? – Кажется, будто я издеваюсь, но я совершенно серьезно. Она пожимает плечом. – Дело твое. – Послушайте… а что за разговоры ходят насчет возврата билетов? – А. – Она переступает с ноги на ногу. – Не обращай внимания. Ерунда. – Много абонементов вернули? – Не настолько, чтобы переживать. Через неделю об этом никто и не вспомнит. Мы пытаемся выкупать все, что поступает в продажу – я повесила бесплатный номер на сайт. Но звонят мало. Билеты слишком быстро отправляются на крейглист. (сайт электронных объявлений) Ха. Я не знаю, верить ей или нет. – Окей. – Это все? – Да. – Я тебе сообщу, понадобится ли твое присутствие на послематчевой пресс-конференции. Посмотрим, как пройдет игра. Звучит немного зловеще, но я решаю не спрашивать, почему. Кван, обойдя меня, открывает дверь в раздевалку. Я захожу следом за ней, и команда на разный лад здоровается со мной. – Как Пат? – спрашивает кто-то. – Нормально, – отвечаю я во второй раз за последние пять минут. – Его сестра приехала, чтобы пару дней с ним посидеть. – Ну и хорошо. – Угу, – соглашаюсь я с чувством вины. О Пате должен был заботиться я. Но вместо этого я стою в чужой раздевалке и пытаюсь найти, где мое место. – Сюда, – зовет меня Чимон. Он показывает на скамью, и я вижу над ней свою футболку. – Спасибо. – Я начинаю снимать одежду. До выхода на поле остались считанные минуты. – Сегодня будем отрабатывать игру в меньшинстве, – говорит он, садясь рядом со мной, – уже готовый идти. – Окей, – отвечаю я, слушая его в пол-уха. – А почему? – Кто-нибудь точно сядет, если на тебя начнут наезжать. У меня падает сердце – аж до самого чертова пола. – Почему ты решил, что на меня начнут наезжать? – Но это же очевидно. Готов поспорить, сегодня судьям придется непросто. Их вряд ли учили, как управляться с командами, желающими размазать гомосексуального игрока. – Может и не начнут, – быстро говорит Чимон. – Просто мы должны быть готовы. Друг, я планирую отсидеть на скамейке столько минут, сколько потребуется. Мы не дадим этим козлам спуска. Черт! Именно этого я и надеялся избежать. Если бы я совершил каминг-аут летом, то до начала следующего сезона эта новость успела бы устареть, и моим товарищам не пришлось бы менять стиль игры, чтобы меня защитить. – Слушай, – тихо говорю я. – Я ценю это. Правда, ценю. Но не набрасывайся на первого же парня, который назовет меня педиком. Нет смысла превращать игру в свалку, если мы можем этого избежать. Держи себя поначалу в руках. Давай просто посмотрим, что будет. Он медленно кивает. Потом хлопает меня по спине и встает. – Окей, новичок. Буду сдерживать своего Халка. Какое-то время. *** Всю тренировку я не жалею себя. Но когда нас отправляют в отель отдыхать, заснуть не выходит. Я звоню Пату. Не отвечает. Наверное, спит. Это же хорошо, верно? Но я все равно беспокоюсь. Вообще, я нечасто бываю так взвинчен перед игрой. После нескольких тревожных часов я снова переношусь в центр суеты на поле. Мы команда гостей, так что во время объявления состава получаем от болельщиков свою порцию шума. Обычно я пропускаю это дерьмо мимо ушей, но сегодня отгородиться от него не могу. Мне кажется, или неодобрительный гул стал громче обычного? Не пожалеет ли клуб, что нанял меня? Игра начинается, в целом, нормально, но мои товарищи по команде заметно напряжены, и я знаю, что это из-за меня. Когда моя пятерка выходит на вбрасывание мяча, я оказываюсь плечом к плечу с парнем по фамилии Кэски. – Значит, ты педик, да? – говорит он. – Если я прижму тебя к бортику, у тебя случится стояк? – Только если сначала ты меня поцелуешь, – парирую я, не отводя глаз от мяча, и борьба начинается. Играя в регби, я отметаю от себя все сомнения. Иначе нельзя. Тут требуется предельная концентрация. За это я и люблю регби. Такой кайф отбросить на пару часов свою жизнь и видеть только фигуры в движении на зеленой простыне поля. К концу первого тайма становится ясно, что сегодняшняя встреча не грубее и не дружелюбнее предыдущих. Все идет, как всегда – энергично и бурно, – и во втором тайме мои парни перестают зажиматься. Что, впрочем, происходит несколько поздно – дело заканчивается всего лишь ничьей, хотя мы могли сыграть намного лучше. Но я в кои-то веки считаю ничью за победу. Завтра в газетах не будет язвительных заголовков на тему моей игры. Неделю назад я сделал хет-трик. А сегодня я радуюсь, что моей фамилии не назовут в новостях. Считайте, что мои стандарты понизились. Я ухожу в раздевалку, обливаясь потом и с ощущением облегчения от того, что проф лига благополучно пережила игру с первым открытым «голубым» игроком. Отбрасываю щитки и сразу, не заходя в душ, достаю телефон. Уже почти десять, и я хочу позвонить Пату, пока он еще не заснул. Я набираю номер, надеясь, что не разбужу его. Он немедленно отвечает. – У нас есть собаки? – Что? Я не расслышал. – Собаки. Чивейлеры. Разве они у нас есть? По моей вспотевшей спине ползет холодок. – Нет… собак у нас нет. – Он что, разыгрывает меня? – Я хочу щенка, – говорит Пат. В его голосе хрип. – Всегда хотел. С самого детства. Но родители сказали, что у них уже есть два ребенка, и новых зверей им в доме не надо. Мой мозг не успевает за ним поспевать. – Малыш, у тебя температура? – Не знаю… Но здесь очень жарко. – Где ты? – А то я в десяти секундах от того, чтобы набрать 911. – В кровати. А ты где? Почему ты не здесь? По всей моей коже распространяется холод. – Пат, я в Тайбэйе, – говорю осторожно. – Улетел на игру. А где Па? Она должна быть с тобой. – Ну… – говорит он со вздохом. – Не знаю. Не вижу ее. Тут он начинает кашлять – ужасным, захлебывающимся, мокрым кашлем, – а я стою с телефоном, прижатым к вспотевшей щеке, и слушаю, как он не может вздохнуть. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя настолько беспомощным. – Пат, – говорю я, наконец, когда его отпускает. – Скажи, ты… Он снова заходится кашлем. Я замечаю, что мое внимание пытается привлечь Кван. Она показывает на часы, потом на душевую. Очевидно, хочет, чтобы я пошел на её идиотскую пресс-конференцию. Я отмахиваюсь от неё или, по крайней мере, пытаюсь. Тогда она становится передо мной, но я все равно её игнорирую. – Пат, – умоляюще говорю я, когда он снова перестает кашлять. – Я люблю тебя, но сейчас мне надо повесить трубку и позвонить Па. Она слышала твой кашель? – Не знаю, – бормочет он. – Хочу спать… – Окей. – Я лихорадочно соображаю. Что же мне делать? – Если сможешь – поспи. Но если твоя сестра скажет, что тебе надо в больницу, ты согласишься поехать, окей? – Не, – шепчет он. – Пока. – И линия затихает. – Блядь! – ору я. – Что случилось? – спрашивает Кван. Я слишком испуган, чтобы ответить. Я набираю Па и слушаю длинные гудки. Когда в итоге включается голосовая почта, я отключаюсь и пробую дозвониться до нее еще раз. Ничего. – Ленг? – зову я. – Да? – Он вытирается у своего шкафчика. – Окажи мне услугу, позвони со своего мобильника Перту. Это срочно. Надо, чтобы он спустился ко мне. Ленг, не задавая вопросов, сует руку в карман пиджака и достает телефон. Я опять набираю Па. Где ее носит? На четвертой попытке она отвечает. – Пран? – Где ты? – рявкаю я. – У тебя дома! – Серьезно? А то я сейчас разговаривал с Патом, и он бредит. Думает, что у нас завелся какой-то чивейлер, а его кашель похож на предсмертный хрип. – Меня пробирает дрожь. – Где Перт? – Э… Перт? Я не знаю. Но внезапно на фоне начинает играть рингтон Перта. – Стоп. Это он? – Только-только зашел. – Теперь я слышу в ее тоне нервозность. – Ладно, послушай меня. Пату нужна помощь. Он сказал, что в постели. Если дверь заперта, скажи Перту, чтобы он ее выломал. Возможно, вам придется поехать в больницу. – О боже, – выдыхает она. – Я перезвоню через десять минут. – Все хорошо? – спрашивает Кван, когда я отключаюсь. – Нет. Все херово. У вас есть знакомые врачи? – Врачи? – Она, вспоминая, поднимает взгляд к потолку. – Разве что наш бывший командный врач. Он три года назад вышел на пенсию. Живет в Силоме. А что? – С Патом что-то не то. У него температура и адский кашель. Блядь… Не надо было мне уезжать. У Кван вытягивается лицо. – Похоже на пневмонию. Он мог подхватить вторичную инфекцию. Ему нужно в больницу. – Я ЗНАЮ! – кричу я, и все в помещении – включая нескольких журналистов – оборачиваются. – Я знаю, – повторяю я тише. – Дайте мне номер того врача. Мне нужна помощь.