МЫ

Пран Сегодня происходит нечто необъяснимое. Все мои переживания из-за разлада с Патом словно выплескиваются на поле и превращают меня в агрессивную, целеустремленную, непобедимую машину-убийцу. Я забиваю хет-трик. Блядский хет-трик, и фанаты «Тайланд Старс» срывают горло от радости, когда третий период заканчивается, и наша команда побеждает «Манилу» на их родной домашней арене. Раздевалка бурлит возбуждением. Практически все, кто был в заявке, подходят ко мне, чтобы похлопать меня по спине или, в случае Санти, подхватить на руки и закружить, как малыша. – Пацан, охренеть! – восклицает он. – В жизни не видел такого охуительного регби! Я ухмыляюсь. – Три гола ерунда. В следующий раз я забью еще больше. Он гогочет. – Блядь, Пран, я тебя обожаю. Клянусь. Тренер, заглянув в раздевалку, по-быстрому двигает речь на тему того, какие мы молодцы, но нас и без нее распирает от счастья. После игры к нам, как всегда, допускается спортивная пресса, и это в своей работе я люблю меньше всего. Рано или поздно все интервью становятся утомительными. Однако сегодня девушке-журналисту удается припереть меня к стенке. Молли какая-то-там – она у нас частый гость. – Сегодня у нас в эфире новая рубрика, – с широченной улыбкой объясняет она. – Мы назвали ее Быстрой Пятеркой. Это пять забавных вопросов, которые позволят фанатам узнать настоящего Паракула Сиридечевата. Поверь, от настоящего меня они вряд ли будут в восторге. – Ну что, ты согласен? – напирает она. Как будто я могу отказаться. Общение с прессой прописано в наших контрактах отдельной строкой. – Давайте, – говорю я. Она делает знак оператору. В следующую секунду перед моим лицом оказывается микрофон, и меня представляют зрителям как «сенсационного новичка Паракула Сиридечевата». – Итак, поехали! – В ее голосе столько воодушевления, словно ничего веселее придумать нельзя. – Чай или кофе? – Чай. – Надеюсь, все вопросы будут такими простыми. – Рок или танцевальная музыка? – Рок. Без вариантов. Я сейчас подсел на One ok Rock. – Здорово! – сияет она. – Пляж или горы? Как будто я помню. Каникулы придуманы для других. – Пляж, – отвечаю, потому что Пату нравится океан, и я хотел бы сходить с ним на пляж. Да, я хочу много недостижимых вещей. – Кошки или собаки? – Хм… никто? У меня никогда не было домашних животных. – Ого, – выдыхает она, словно я признался в чем-то скандальном. Детка, если б только ты знала. – И последний вопрос. Ты предпочитаешь белокурых голубоглазых простушек, или тебе нравятся роковые брюнетки? – Карие глаза, темные волосы и золотистая кожа, – отвечаю я быстро, радуясь, что наконец-то избавился от нее. Она важно кивает, словно услышала нечто невероятное. – Интересное сочетание. Таких женщин немного, сейчас мода на бледность. – Что ж, Молли, вероятно, поэтому я до сих пор холостяк. Она хихикает, и интервью наконец-то заканчивается. Но когда она отворачивается, я замечаю, что на меня, приподняв бровь, смотрит Перт. И я поступаю, как любой другой тайный гей – прокручиваю в голове все ответы, проверяя, не выдал ли на себя компромат. А потом даю себе мысленного пинка за то, что сказал на весь мир, что люблю загорелых кареглазых брюнетов. Хотя вряд ли Перт смог провести параллель. Он, наверное, стоит там и думает, где у него больше шансов столкнуться с семнадцатифутовым велоцираптором – на пляже или в горах. Наконец я ухожу в душ. Когда вся команда садится в автобус, чтобы выехать в аэропорт, наш менеджер выходит вперед и делает объявление. – Парни, выдвигаемся в «Макати Прайм». Наш рейс отменен. Я издаю стон, а Перт одновременно со мной – радостный рев. – Вечеринка у меня в номере! – Дотянувшись через проход, он шлепает меня по плечу. – Все равно ночные рейсы отстой. Закажем выпивку и еду. Будет круто. Для меня, впрочем, ничего крутого здесь нет. Мне надо к Пату. Наша размолвка невыносима, и нужно как можно скорее положить ей конец. Я думал, что замена кресла смерти на новое станет идеальным поводом к примирению, но дождался только сказанного сквозь зубы «спасибо». Тогда я смешно пошутил на тему того, что теперь в нашей квартире нет привидений – поскольку он верил, будто в нем кто-то умер, – однако Пат едва улыбнулся в ответ. На расстоянии в полторы тысячи миль мне тем более ничего не исправить. От стадиона до отеля всего 2 километра, но из-за дождя поездка растягивается на полчаса. Потом мы ждем, пока нашей банде найдут номера и раздадут ключи. А вот еду привозят практически сразу, потому что Перт проработал этот вопрос еще из автобуса. Он заказал еду на нас всех. Неудивительно, что ресторан поторопился с доставкой. У него в номере я забираюсь на батарею и проглатываю сэндвич с тушеной свининой. Когда я хочу вернуть Перту деньги, он машет рукой. – Вы меня периодически кормите, так что убери свои деньги, окей? Сейчас принесут пару ящиков пива. Не уходи. Все это здорово, но мне нужно поговорить со своим парнем. И – черт! – мой парень тоже хочет поговорить со мной. Я обнаруживаю, что он, несмотря на позднее время, три раза звонил мне по скайпу. От радости у меня кружится голова. Возможно, я все-таки не промахнулся с покупкой нового кресла. Когда все утыкаются в телевизор, я по-тихому ухожу к себе в номер. Мою сумку уже принесли. Я забрасываю ее в шкаф и вешаю туда же костюм. Потом надеваю футболку и треники и в следующую секунду уже звоню Пату. – Привет! – говорю я, когда он отвечает. – Извини, что так поздно. Мы сегодня не сможем вернуться домой. – Малыш, я уже догадался. Просто так сильно хотелось увидеть тебя. – Он улыбается, и я чуть не плачу от радости, что эта улыбка предназначена мне. Мой рот открывается и закрывается. Я понятия не имею, какие слова могут стереть напряжение прошедшей недели. – Я так соскучился по тебе, – признаю́сь я. Звучит, наверное, неубедительно, ведь утром мы проснулись в одной и той же постели. Но зато честно. – В том смысле, что всю неделю… Пат кивает. Между его бровей залегает морщинка, и я узнаю́ этот взгляд. Он хочет что-то сказать или сделать. Меня охватывает дурное предчувствие. Он же не собирается бросить меня прямо по скайпу? Бросить меня? О, боже всемилостивый. Неужели я правда об этом подумал? Неужели я перешел от «у нас черная полоса» к «любовь всей моей жизни собирается меня бросить»? – Пат? – В моем голосе еще никогда не было столько испуганной робости. Сердце чуть не выпрыгивает из груди. – Все хорошо? Он открывает рот. – Да. Все нормально. Просто я… – Его сексуальный рот закрывается, а потом он тихо вздыхает и опять улыбается. Но эта улыбка кажется слегка неестественной. – Лучше расскажи об игре, потому что это был отличный матч. Серьезно, я даже вспомнил, почему мы увлеклись регби. – Хорошо, – говорю я, пытаясь осмыслить эти перепады температуры. – Меня сегодня как прорвало. Даже не знаю, как так случилось. В воротах будто появился магнит, настроенный на меня одного. – Рад, что фулбеком был не я. – Пат закидывает свои сексуальные руки за голову, и я замечаю, что он в нашей постели, вижу выбранное мной деревянное изголовье и фланелевые простыни. На меня тяжелой волной накатывает тоска по нему и по дому. – Я бы убил за возможность перенестись домой прямо сейчас. – Поверить не могу, что я испоганил нам всю неделю. – Я бы показал тебе, как эротично ты выглядишь. Пат усмехается, и я, внезапно прозрев, чуть не даю себе по лбу. – Твои усы! Куда они делись? – Его лицо теперь гладко выбрито. – Ну… – Он пожимает плечом. – Надоели. Да и чесались. – Он подносит руку к краям губ и медленно проводит ею до подбородка. Когда его мизинец задевает губу, я слышу собственный стон. – Напат, сделай так еще раз, – требую я. Он выгибает бровь. – Зачем? – Затем, что мне надо это увидеть. Он уступает – видимо, расслышав в моем тоне отчаяние. Снова подносит руку к щеке и закрывает глаза. Я смотрю, как он делает долгий вдох и на выдохе плавно ведет рукой вниз. Когда кончики его пальцев оказываются около рта, он на пару миллиметров приоткрывает веки. Потом проскальзывает двумя пальцами в рот и сосет их. – Блядь, – выдыхаю я, завидуя и его пальцам, и камере, и постели. – Сними-ка футболку. На долю секунды мне кажется, что он скажет «нет». Мы никогда так не делали. И только что пережили дерьмовейшую неделю. Но вот Пат немного приподнимается, фокус смещается, и я вижу один потолок. Потом взмах его рук, стягивающих футболку. Когда камера опять опускается, весь экран занимает его золотистая грудь. Наверное, он поставил планшет на колени, потому что я вижу кубики его пресса, а по краям экрана – широко расставленные соблазнительные соски. И идеальную руку с темными волосками, перекрывающую пупок. – Потрогай свою грудь, – требую я, чувствуя себя сварливым доминантом в каком-то похабном видеочате. Вот только на экране – мой Пат. И кончики его пальцев поглаживают дорожку темных волос на животе, кружат вокруг пупка. Я ерзаю бедрами. Мой член уже встал. Я видел обнаженный торс Пата миллион раз. Но сейчас он выставляет себя напоказ. Для меня. Он расправляет ладонь. Дотягивается пальцами до соска, и по его телу проносится дрожь. Я слышу свой глухой, измученный хрип. Будь мы рядом, я бы отбросил его руку в сторону и присосался к этому твердому бугорку. – Теперь второй, – рычу я. – И медленно, Пат. Сначала он склоняет голову на подушку и закрывает глаза. Затем, медленно взяв свою грудную мышцу в ладонь, трет сосок большим и указательным пальцем, а потом щипает его. – М-м-м… – выдыхает он, и я весь моментально покрываюсь мурашками. – Пат. – Да? – Я сейчас пиздец какой твердый. Не открывая глаз, он улыбается. – Насколько? Из меня выплескивается смешок. – Разденься полностью, малыш. Хочу увидеть тебя. Сначала он со стоном потягивается – дразнит меня. Потом его глаза цвета шоколада вновь открываются, и он проводит языком по губам. Я снова теряю его из вида. Комната на экране качается, затем выравнивается, и теперь мне видна его согнутая в колене нога, идеальное бедро, кусочек задницы и почти вся обнаженная грудь. Видимо, он переставил планшет. Его рука между ног, но мне видно только выпуклость бицепса с мускулистым предплечьем. Самое интересное скрыто. – Слушай, это жестоко, – говорю я, и он усмехается. – Будь я там, я бы… – Что? – спрашивает он хриплым голосом. – Расскажи, что именно ты бы сделал. – Я бы засосал твой язык, чтобы у тебя сразу встал. – Рот – его самая эрогенная зона. Он чуть ли не кончает, когда я жую его губы. – Поздно. – Его колено падает на кровать. И вот он, мой приз – эрекция Пата. Из моей груди рвется стон. Даже спустя восемь месяцев я по-прежнему изумляюсь своему счастью, когда его тело реагирует на меня. – Боже, хочу взять тебя в рот. – Мой голос осип. – Ты течешь для меня? Возьми вон ту капельку. Одним пальцем. – Как я сегодня раскомандовался, а? Но на самом деле главный здесь он. Иначе я бы не сжимал себя через штаны и не истекал слюной, приклеившись взглядом к экрану. Он делает, как я попросил. Проводит пальцем по влажной головке. Потом облизывает его, глядя мне прямо в глаза. – О-ох, – хриплю я, а он обсасывает свой палец – просто чтобы помучить меня. И блядь, как же мне это нравится. – Теперь ласкай себя. – Я не могу больше ждать. – Одной рукой. Пат скользит рукой по груди и сжимает свой член в кулаке. Потом двигает им – один раз, другой. – Медленней, – требую я. – Да, вот так, – говорю одобрительно, когда его движения становится томными и неспешными. Его грудь тяжело вздымается, лоб от напряжения сморщен. – Пат, ты хочешь кончить? – Да, – выдыхает он. – Думал о тебе целый день. Ждал, когда же начнется твоя игра… – Он начинает ласкать себя немного быстрее. А я от новости, что он скучает по мне, практически левитирую. Значит, я испортил не все. Или все, кроме нашего сексуального притяжения. Может, в последнее время мы и перестали нормально общаться, но у нас никогда не было проблем с тем, чтобы возбудиться при виде друг друга. – Возьмись за свои яйца, – говорю я. – Будь я с тобой, я бы их обсосал. – Он стонет, тяжелые веки смыкаются. – Я бы всего тебя вылизал. Все места. Смазал бы тебя своим языком. – Его ритм немного сбивается. Голова откидывается назад, и он широко раздвигает ноги, словно предлагая свое тело мне. С этого момента просто смотреть уже недостаточно. Моя рука сама собой пробирается за резинку штанов. Я стискиваю свой член. К черту. Встаю на колени и дергаю треники вниз. Мой член на экране планшета кажется до нелепого огроменным. Я бы рассмеялся, не будь я так возбужден. Я начинаю наяривать кулаком. – Пат, я так сильно хочу тебя. – Мой голос похож на придушенный хрип. Пат поворачивается к экрану. Видит мельтешение моего кулака, и его губы слегка раздвигаются, а рука тоже ускоряет свой темп, приноравливается к моему. Впервые за всю неделю между нами наступает гармония. Мы в разных комнатах, в разных городах, в разных странах, но я давно не ощущал такую близость к нему, и мы сейчас хотим друг друга так сильно, что оба задыхаемся, стонем, ласкаем себя с каким-то близким к отчаянию исступлением. – Я скоро кончу, – стонет он. – Давай, – стону я в ответ. – Кончи себе на грудь. Он издает восхитительный вздох, и жемчужная лента блаженства рисует на его прессе черту. Мускулы там напрягаются, и он выстреливает еще раз. И еще. Я тоже уже почти. Трахая свой кулак быстро и жестко, я до боли жалею, что не могу оказаться сейчас рядом с ними. Но меня еще подпитывают остатки игрового адреналина. Боль и тоска устремляются по позвоночнику вниз, и я извергаюсь. Я прихожу в себя где-то минуту. Пат безмолвно исчезает с экрана. Я вытираюсь и жду, когда он вернется назад. Через пару минут он ложится в кровать и накрывается одеялом. Потом перекатывается к планшету и подпирает свою гладкую щеку рукой. – Я сегодня разговаривал с Па, – начинает он. Я улыбаюсь. Его сестренка взбалмошная, как черт, но такая забавная. Обожаю ее. – Как она? Еще снимает фильм? Он хмыкает, согревая этим звуком мне сердце. – Нет. Теперь она хочет быть фотографом. – Ну разумеется. – Эй, может, это ее призвание, – со смехом бросается он на защиту сестры. Потом затихает. И мои нервы снова сдают. – Что-то случилось? – хрипло брякаю я. Скачок его кадыка, когда он сглатывает, говорит сам за себя. – Нет. Ну, кое-что. Но ничего плохого, честное слово. Просто хочется сбросить кое-какой груз с души. – Удар сердца. – Но это может и подождать. Мое горло сжимается до такой степени, что я едва могу говорить. – Пат… – Это все, что мне удается сказать. – Ты устал, – твердо говорит он. – Тебе надо поспать. Поговорим, когда вернешься домой. Поговорим… или расстанемся? Он еще раз вздыхает – значит, увидел панику у меня на лице, – а потом твердым голосом говорит: – Я люблю тебя. Очень сильно. Мое сердце делает кувырок. Кажется, он говорит искренне. Черт, конечно же, искренне. Мы без ума друг от друга. – Я тоже люблю тебя, – тихо говорю я. Уголки его губ приподнимает улыбка. – Хорошо. А теперь ложись спать. Увидимся завтра.