МЫ

Пран Громкий стук в дверь может производить только один человек. Кроме него, в этом доме никто не знает, кто я такой, а если б даже все знали, то никто не стал бы ломиться ко мне в восемь часов гребаного утра. Никто, кроме Перта. Мы с Патом застываем посреди поцелуя. Мы в спальне – полностью голые и еще мокрые после душа, и у нас обоих стоит. Пат, судя по виду, недоволен не меньше меня. – Может, если не отвечать, он уйдет, – шепчу я. Пат издает раздраженный звук. – Пран! Открой! До спальни доносится приглушенный вопль Перта, и лицо Пата еще больше мрачнеет. – Ну же, бро, это срочно! У меня напрягаются плечи. Вот черт. Неужели выплыла правда о моей сексуальной ориентации? Такой была почему-то моя первая мысль. Эгоистично, да? Как будто прессе Бангкока больше нечем заняться, кроме как извещать, с кем спит Паракул Сиридечеват. Но все равно, это самый главный мой страх. То, что мой триумфальный первый сезон окажется омрачен – или, еще хуже, забыт, – потому что история о гомосексуальном спортсмене намного сочней. – Вдруг что-то важное, – говорю я Пату, пытаясь передать взглядом, насколько меня огорчило вторжение Перта. Натянув пару треников, я иду открывать. Перт вваливается в квартиру, на нем тренировочные штаны и серая майка, демонстрирующая его бицепсы. – Слава яйцам, – стонет он. – У тебя есть кофе? Я умираю! Разинув рот, я смотрю, как он заруливает на кухню и, будто у себя дома, начинает распахивать шкафчики. Серьезно? Он чуть не выломал дверь ради кофе? Мне приходится прикусить язык, чтобы удержаться и не напомнить ему, что в Бангкоке сотни фастфудниц, два из которых в радиусе пары метров от нас. – Как удачно, что мы соседи, да? – Перт хватает из шкафчика кружку и, переместившись на другой конец стойки, запускает кофе-машину. Удачно? Да я в десяти секундах от умышленного убийства. Вот только я знаю, что его туша не влезет в мусоропровод. Когда я замечаю, что за кружку он взял, у меня обрывается сердце. Это кружка из пары со словом «Его», которые подарила нам мама Пата. Говоря откровенно, это был самый трогательный подарок из всех, что я получал. Мне хочется с криком «Моя!» выхватить свою любимую кружку из его огромной руки. Может, даже пописать на нее, чтобы пометить свою территорию. Но Перт уже налил туда кофе, и подносит кружку ко рту. Облокотившись о стойку, он делает глоток обжигающей жидкости, потом довольно вздыхает. – Спасибо, чувак. Я не могу функционировать без своего утреннего витамина С. Он благодарит меня, словно я любезно пригласил его на чашечку кофе. Чего я не делал. В коридоре раздаются шаги, а потом на кухне появляется Пат. Он тоже надел пару треников и в придачу рубашку. Рубашка расстегнута и обнажает кубики его пресса и гладкую, золотистую кожу. – Доброе утро, – бормочет он, не смотря на меня. – Черт, я разбудил тебя, да? – Перт, похоже, искренне сожалеет. – Мне надо запретить стучать в двери. – Он поднимает свою массивную руку. – Эти лапы не умеют быть нежными. – Ничего, мне все равно надо было вставать. – Пат наливает себе чашку кофе, потом через плечо оглядывается на меня. – Чем займешься сегодня? Я знаю, он пытается изображать вежливого соседа, но боль в его взгляде убивает меня. Хочется открыть рот и объявить: «Проведу весь день под твоим обнаженным телом – вот, чем я сегодня займусь!» – и плевать, как отреагирует Перт. Но я держу рот на замке. Мы с Патом приложили столько усилий, чтобы сохранить наши отношения в тайне. Можем еще несколько месяцев потерпеть. – Не знаю пока, – отвечаю я осторожно. Перт сразу встревает: – У нас сегодня благотворительный вечер, забыл? Шампанское и модели. Чую, ночь будет жаркой. Ты ведь идешь? Я качаю головой. – На этот раз меня в списке нет. PR-департамент попросил появиться только игроков-ветеранов. – Черт, они считают меня ветераном? Это ж всего лишь мой третий сезон, – протестует Перт. Он делает поспешный глоток. – Надеюсь, это не значит, что они думают, будто я начал стареть. – Тебе двадцать четыре, – сухо говорю я. – Уверен, тебя еще считают младенцем. Он кладет руку на стойку, и я чуть не проглатываю язык, когда понимаю, где он стоит. На том самом месте, где я нагнул Пата всего минут десять назад. Мой парень выдает кривую усмешку – он явно подумал о том же. Перт отпивает кофе, а потом я вижу в его глазах огонек. – О! Придумал суперидею. Я гений, ты знал? – Он вытаскивает из кармана мобильник и начинает печатать. Я не спрашиваю, что он имеет в виду, потому что иначе мне, как всегда, придется узнать обо всем, что вертится в его увесистой голове. Так что я, радуясь тишине, беру вместо своей второсортную кружку и наливаю кофе. Пат теперь бродит по кухне, доставая из холодильника то одно, то другое. Дюжину яиц. Кукурузные лепешки с рынка натуральных продуктов, где ему нравится закупаться. Колбаски. Соус. Он берет большую стеклянную миску и начинает разбивать туда яйца. Мне нравится то, с какой любовью Пат готовит. Я бы мог наблюдать за его руками весь день. На моем члене они, конечно, смотрелись бы лучше, но и так ничего. Он бросает колбаски на разогретую сковородку, и они громко шипят. – Воу, Паппи-Пат, – говорит Перт, оторвавшись от телефона, – что ты там делаешь? – Завтрак. – Пат выбрасывает в мусорку яичную скорлупу. – Пран упомянул, что сегодня ему понадобится много сил. Вот я и подумал, что ему не помешает подзаправка белком. – Достав из ящика веничек, Пат бросает на меня многозначительный взгляд. Потом начинает задавать яйцам взбучку. – Охренеть! Ты умеешь готовить? – изумляется Перт. Судя по его добродушной физиономии, он впечатлен. – Неудивительно, что ты нравишься Прану. Я вижу, как Пат, пряча улыбку, закусывает губу. Мне многое нравится в Пате, но в этом длиннющем списке его кулинарный талант не входит даже в топ-50. Выше – его улыбка, безупречное тело, легкий характер, умелый язык… Стоп. Сейчас не время думать об этом. – Перт, останешься с нами позавтракать? – спрашивает Пат через плечо. Наш сосед немедленно выдвигает стул и усаживает на него свое тело. – Теперь вы никогда от меня не избавитесь. Черт. Если он скажет это еще один раз, я расплачусь, как пятилетняя девочка. Чтобы не быть совсем бесполезным, я нахожу тарелки и столовые приборы. Потом, собираясь всего лишь помочь разложить по тарелкам еду, тянусь к сковородке, на которой жарится колбаса. Но Пат молниеносно – я даже не успеваю заметить движение – отбрасывает мою руку назад. – Чувак! – ревет Перт. – Паппи-Пат не хочет, чтобы ты трогал его колбасу! – Он истерически хохочет над собственной шуткой. Но Пат не удосуживается оценить иронию его слов – он занят тем, что гневно глядит на меня. – Еще раз. Если ручка обернута полотенцем, значит… – Она горячая. Да. Я забыл. – Я вечно чем-нибудь обжигаюсь, а ведь я даже не занимаюсь готовкой. Пат машет, чтобы я отошел, и начинает подавать на стол завтрак. – Вратарские рефлексы спасли твою руку, – комментирует Перт. Две минуты спустя мы уминаем завернутый в кукурузную лепешку омлет с колбасками, сыром и каким-то соусом. Проглотив свою порцию, Перт уморительно стонет. – Чувак, я люблю тебя. – Все парни мне так говорят, – говорит Пат с бесстрастным лицом. Наверное, вспоминая о том, как недавно мы нагишом ели тихий субботний завтрак в постели. Но все-таки Перта тяжело ненавидеть. Серьезно. Особенно после того, как он добровольно собирает тарелки и начинает их мыть. Закончив, он перемывает и сковородки, затем вытирает поверхность стола. Пат – пока на кухне наконец-то наводит порядок кто-то, кроме него – наливает себе еще одну чашку кофе и плюхается на диван. Он тоже смягчился по отношению к Перту. Я это вижу. Наконец Перт благодарит нас за завтрак и собирается уходить. – Дай я только проверю… ага! – восклицает он, копаясь у себя в телефоне. – Класс! Я добыл тебе приглашение на прием! Это мощная туса. Наверное, лучшая за сезон. Будут гости топ-уровня – супермодели, чувак. – Слушай, я вряд ли… – начинаю я. – Проверь почту, ага? Двое парней отвалились – жены устроили им скандал и запретили идти. Команда купила стол – паршиво, если он будет полупустым. Так что ты точно идешь! На другом конце стойки начинает звонить мой телефон. – Ну, покеда, ребята. Пат, ты готовишь бомбическую еду. – Продолжая говорить сам с собой, Перт уходит из нашей квартиры. Пока Пат сердито, как на змею, смотрит на дверь, мой телефон снова начинает отплясывать джигу. Подойдя к стойке, я морщусь. – Черт. Надо ответить. – Я беру телефон и приветствую главу PR-департамента. – Алло? Кван? – Доброе утро, Пран. Извини, что беспокою на выходных. – Никаких проблем. – Я супервежлив, потому что говорю с человеком, которому придется улаживать мой Большой Гейский Момент, когда моя тайна наконец-то станет общеизвестной. При любом разговоре с ней я всегда держу это в уме. – Перт сказал, что ты свободен для сегодняшнего благотворительного приема. Я понимаю, что иногда это кажется неприятной обязанностью, проводить очередной вечер не дома с семьей, и хочу, чтобы ты знал: я очень ценю твое предложение. – М-м… – Я ничего такого не предлагал уже на кончике моего языка. – Вы сказали, это прием? – Господи боже. Перт труп. – У тебя есть костюм? Я могу переслать номер срочного проката парадной одежды… – Есть. – Я вздыхаю. – Спасибо. – Нет, спасибо тебе. Увидимся в восемь. И Пран… – Она нерешительно замолкает. – Да? – Ты планируешь кого-нибудь привести? – Нет, – говорю я до ужаса быстро. – Хорошо, – легко отвечает она. Но я знаю, это был не праздный вопрос. Кван – одна из немногих людей, знающих обо мне и о Пате. Я рассказал ей прошлым летом, чтобы узнать, не выставят ли меня из команды. – Развлекись хорошенько. Если бы. – Непременно. Спасибо. Повесив трубку, я вижу, что Пат сидит на диване и глядит в телевизор, который даже не включен. Я тоже сажусь. Кладу ноги рядом с его ногами на столик, а голову опускаю ему на плечо. – Дай угадаю. Вечером ты пойдешь на какую-то тусу. Я зарываюсь лицом ему в шею. – Я могу перезвонить и сказать, что заболел. Пат вздыхает. – Тебя могут убрать из состава, если подумают, что ты подцепил тот страшный грипп, о котором говорят в новостях. А завтра ты играешь с «Айей». – Блядь. Блядский Перт. – Мы с минуту молчим. Я поглаживаю его щеку. – Ладно, тогда в понедельник я позвоню риелтору и попрошу, чтобы она нашла другую квартиру. – Что? – Пат смеется. – Я совершенно серьезно. Просто… Он… – Ни одного предложения я не заканчиваю, потому что мы с Патом не говорим об этих вещах. То, что мы делаем, чтобы сохранить наши отношения в тайне – маленькие неловкие недомолвки, открытая ложь – все это ужасно. Я знаю, это и его беспокоит. А молчим мы, потому что делать так стыдно. Я поставил его в это неприятное положение, потому что хотел, чтобы в мой первый сезон меня оценивали исключительно по степени мастерства. Но мы всего лишь на полпути, и с каждым днем становится все тяжелей. – Нельзя нам переезжать, – вяло откликается Пат. – Выставишь себя гадом, плюс никаких гарантий, что там будет спокойнее, нет. Увы, это правда. – Мне нужно еще всего лишь три месяца. Или четыре, не больше. – Я знаю. Снова воцаряется тишина. Но, по крайней мере, его рука начинает блуждать по моей спине. Если Пат притрагивается ко мне, значит все будет нормально. – Извини, что не вышло с кино. – Можно сходить днем. – Конечно, – соглашаюсь я. Но ни один из нас не встает, чтобы узнать время сеанса. Вместо этого я отгибаю ворот его рубашки и начинаю осыпать его шею легкими поцелуями. Минуту-две Пат не реагирует – злится за испорченный вечер. Но я не сдаюсь. В конце концов, я же неотразим. Я провожу губами по его ключице, потом по мышцам широкой груди. Раздвигаю полы рубашки и трусь о сосок, потом присасываюсь к нему. Пат расслабляется на диване, его колени распадаются в стороны. Я прокладываю дорожку из поцелуев по его телу вниз, к выступающему под трениками бугру. Уронив руку на мои волосы, Пат вздыхает. Ему чуть-чуть грустно, но еще он возбужден. Ни в какое кино мы не идем. После того, как я отсасываю ему на диване, мы перебираемся в спальню, где попеременно то дремлем, то дурачимся целый день. А когда, наконец, наступает время собираться на благотворительный вечер, посещать который я не хочу, он слишком расслаблен и сексуально удовлетворен, чтобы ворчать. В семь я проклинаю свой галстук, а Пат, лежа в постели, наблюдает за мной. – В костюме ты такой секси, – говорит он. – Даже с криво завязанным галстуком. – Помоги, – скулю я, начиная заново в третий раз. Он встает и отбрасывает мои руки в стороны. – Фокус в том, чтобы начать слабо, а потом затянуть. Типа как при минете. Я фыркаю от смеха. Кто бы знал, что любовь моего детства научится делать минет? В старших классах Пат был моей недостижимой мечтой, и я до сих пор немею от изумления каждый раз, когда этот высокий красивый брюнет, длинные пальцы которого поправляют мой галстук, притрагивается ко мне. Я стою очень смирно, потому что хочу, чтобы оно продлилось подольше. Пусть возится с этой штукой хоть до утра, если у меня сохранится возможность смотреть на его золотистые точеные скулы и карие глаза. – Вот, – произносит он мягко, задевая дыханием мою щеку, и тянет за кончики галстука еще раз. Я неохотно перевожу взгляд на зеркало – галстук идеально расправлен и отцентрован. Причин оставаться дома теперь больше нет. – Спасибо тебе, – тихо говорю я. И благодарю его за гораздо большее, чем просто за галстук. Он накрывает мою щеку ладонью. – Не за что. Теперь иди и веди себя хорошо. Маши на красной дорожке или что там полагается делать. А когда спросят, кто тебя одевает, что-нибудь сочини. – Хорошо. – Я наклоняюсь и еще раз целую его. По-быстрому. А потом выметаюсь, пока не успел передумать.