Скрипка

Кайл был закутан в тёмно-серое шерстяное пальто и уверенно выглядел на фоне неба. Его рыжие волосы, мягко уложенные северным ветром, были единственным тёплым цветом в этом монохромном мире. Воздух был прохладным, небо – тяжелым и серым. Позже наверняка пойдёт снег. Правда, был короткий миг, когда солнечным лучам удалось пробить тёмные тучи. Жёлтый радостный свет всего на несколько мгновений осветил грустный и холодный мир. Снег сверкал тысячей бриллиантов под прикосновением тёплого солнца. Деревья стояли, элегантно застыв в почти волшебном мире. Это был поистине прекрасный момент. И его красота заключалась в его мимолетности. Кайл глубоко вздохнул, когда небо вновь потемнело. Он начал медленный шаг. В правой руке еврей держал коричневый портфель, в котором лежали документы, дающие право на проход из Дахау. Документы, подписанные самим Герром Картманом. Кайл направился к длинному поезду, который должен был перевезти 82 евреев в безопасное место. Зелёные глаза были прикованы к тёмному грузовому составу. Он был идентичен тому, в котором он приехал в Дахау. Его губы изобразили мягкую улыбку. Он знал, что на этот раз у этих 82 евреев ждёт более приветливое место назначения. Кайл подошёл к солдату и протянул ему бумагу, как и инструктировал его Герр Картман. Солдат быстро прочёл документ и направил его к одному из вагонов, где ему было приказано ждать заключенных снаружи. Кайл тяжело вздохнул от предвкушения, пока ждал. Его желудок поднялся при мысли о том, что он в первый и последний раз снова увидит свою семью. Они на мгновение воссоединятся, чтобы тут же разлучиться. Кайл не мог отделаться от чувства вины за то, что настоял на том, чтобы самому отдать проездные евреям, чтобы иметь возможность хоть ненадолго встретиться со своей семьей. Потому что это была бы сладостно-горькая встреча. Мимолётная яркая встреча, за которой последует грустное прощание. Он задавался вопросом, не делает ли это его садомазохистом. Он задавался вопросом, не делает ли это его безумцем. Потому что на этот раз всё произошло по его собственному выбору. Кайл тяжело вздохнул, зная, что будет особенно трудно объяснить матери, что он не хочет идти с ними. Она бы никогда не поняла. Точно так же, как его отец и Айк никогда не поймут причин, по которым он решил остаться с монстром из Дахау. В конце концов, Герр Картман превратил его жизнь в ад на долгие месяцы. Он знал, что Стэн тоже не мог понять, но за время своего короткого пребывания в Дахау он как-то научился принимать эту мысль. Всё, на что мог надеяться Кайл, так это на то, что его семья тоже со временем смирится с этим. Пока он погружался в эти мысли, его взгляд сфокусировался на машине, припаркованной неподалеку от одного из концов поезда. Он увидел, как из машины вышли Стэн и Герр Картман. Он знал, что они увидели его, потому что их глаза встретились, несмотря на расстояние. Но оба нациста сделали вид, что не заметили его. Они притворились, что не волнуются и не тревожатся, и вместо этого болтали, пока тоже ждали евреев. Меньше всего им нужно было, чтобы возникли какие-либо подозрения. Вскоре внимание Кайла было обращено к изображению группы людей, идущих издалека в его сторону. Высокие и крепкого телосложения офицеры СС вели за собой некрупную толпу низкорослых и худощавых евреев. Они были одеты в старую тёмную дорожную одежду, которая подчеркивала их острые и бледные черты лица. Кайл почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок, ведь это видение было очень похоже на его сон с маршем мертвецов. Но он отогнал эти мысли, напомнив себе, что это не те призрачные лица, которые привиделись ему в том страшном сне. Итак, рыжий выпрямил спину и приготовился встретить свою семью и еще 79 евреев. Кайл заставил себя стряхнуть напряжение, отягощающее его спину. Скоро он увидит свою семью, и это вызывало у него смешанные чувства. Сердце наполнялось радостью, ведь они наконец-то будут в безопасности. Стэн пообещал ему защищать каждого из них и признался, что его миссия ещё далека от завершения. Были ещё фабрики, которые он мог построить, и лагеря, из которых он мог купить евреев. При всем этом Кайл чувствовал себя счастливым. Но его сердце было наполнено и печалью. Он ненавидел прощаться. Особенно если не знал, увидит ли когда-нибудь своих близких снова. Исход войны был непредсказуем. Судьба Германии была неясна. И поэтому оставалось загадкой, когда он снова воссоединится с ними. Группа маршировала всё ближе и ближе в его направлении. К этому времени Кайл уже мог различить усталые и побежденные лица евреев. И задавался вопросом, сможет ли его народ когда-нибудь снова стать свободным. Он задавался вопросом, падёт ли когда-нибудь нацистский режим. А если и падёт, то что станется с Гитлером и его людьми? Что случится с Герром Картманом? Кайл сделал ещё один глубокий вдох и отогнал от себя эти тревожные мысли. Ему нужно было сосредоточиться на важном задании, потому что первый нацист уже приближался к нему. Солдат отдал ему последние указания и встал рядом с ним, превосходя его размерами и мускулами. Блондин был там, чтобы наблюдать за перемещением и следить за тем, чтобы всё прошло гладко. И Кайл не планировал его разочаровывать. Настал момент, и его сердце остановилось. Масса рыжих кудрей, которые Кайл бы ни с чем не спутал, уже двигалась между группой евреев, пробивая себе дорогу к нему. Конечно, его семья уже заметила его, и Кайл в ту же секунду захотел (как он часто хотел ещё будучи маленьким), чтобы у него был такой же непримечательный цвет волос, как и у всех остальных в мире. — Кайл! Мой милый бубочка! — кричала его мать, расталкивая локтями других евреев, чтобы наконец броситься на сына, широко раскрыв объятия. Она крепко обняла его, смеясь и плача одновременно. Кайла захлестнула волна крепнувших эмоций. Он разделял с матерью ту же радость, что и она. Это был рай – снова иметь возможность обнимать её, вдыхать её любовь и чувствовать себя защищённым теплом, которое излучало её тело. Он был счастлив, видя, как доброе лицо отца сверкнуло в толпе евреев. Лицо, полное любви и гордости. Кайл с восторгом наблюдал, как маленькая фигурка его брата появляется из-за спин взрослых. Его брат по-прежнему излучал невинное счастье. Кайл ликовал, но в то же время грустил. Наступил момент прощания. Его сердце разрывалось от этого мысли. Его переполняли радость, любовь, чувство защищенности, когда мать обнимала его и целовала в щеки, когда отец запускал пальцы в его рыжие кудри, когда брат сжимал свою маленькую руку в его. Кайлу захотелось отказаться от всей этой затеи и последовать за ними. Последовать за Стэном. Но тут его глаза увидели вдалеке Герра Картмана. Он уже направлялся в его сторону. И вдруг его сердце отчаянно воззвало к толстому нацисту, его душа безумно горела по нему, его тело страстно желало его прикосновений. И Кайл понял, что никогда не сможет бросить офицера СС. Как бы он его ни ненавидел, как бы ни отвращался от него. Как бы он ни сводил его с ума, оставаться с Герром Картманом стало необходимостью. Потому что между ними возникло что-то слишком большое, одно единственное чувство, затмившее все остальные. Внезапно рядом с ним раздалась команда от белокурого нациста, и Кайл практически запаниковал. Холодный голос вернул его к реальности, напомнив о его сегодняшней миссии. Он должен был приступить к выполнению своего задания, не прерываясь и не отвлекаясь. Он должен был сосредоточиться на работе и отбросить все свои эмоции. Он должен был передать проездные билеты своей семье и попрощаться с ними. Но самое главное, он должен был сделать это так, чтобы солдат ничего не заподозрил. Поэтому он мягко оттолкнул мать, которая уставилась на него немного растерянно. Глаза Кайла нервно метнулись к стоящему не так далеко от них нацисту, который с опаской и презрением наблюдал за происходящим. Джеральд проследил за взглядом сына и понял причину его расстройства. Поэтому он положил руку на плечо жены и прошептал ей, чтобы она успокоилась. Но когда Джеральд поднял глаза и встретился ими с глазами сына, страшное предчувствие наполнило его сердце. Несмотря на улыбку на губах мальчика, его глаза были опечалены и наполнены болью. Он молча наблюдал за тем, как его сын открывает коричневый портфель и достает оттуда какие-то бумаги. — Это всё благодаря Стэну. С этого момента вы будете в безопасности. Я обещаю. — прошептал Кайл, передавая отцу проездные билеты. Джеральд заметил дрожащие руки сына и забеспокоился. — Стэн? Стэн Марш? — негромко произнесла его мать. Кайл кивнул, и она улыбнулась. — Я всегда знала, что у этого мальчика золотое сердце. Прямо как у тебя, сынок. — с гордостью сказала Шейла, поглаживая голову своего мальчика. Но её бровь нахмурилась в замешательстве, когда она увидела, как в его глазах промелькнула грусть. — В чём дело, Кайл? — Проездных только три. — Сказал Джеральд, что уже догадывался о том, что происходит. — Кайл, ты что не поедешь? — Что? Что? ЧТО? — в ужасе закричала Шейла. Вся радость в её глазах сразу же померкла, когда она увидела, как её сын изо всех сил пытается скрыть печаль, вторгшуюся в его душу. Пронзительная боль заполнила её сердце при мысли о том, что это короткое воссоединение было ничем иным, как новой разлукой, и она искренне поверила, что её ноги сейчас перестанут её держать. Она уже собиралась сказать что-то дальше, как вдруг её напугал голос. — Эй! Что так долго? — раздался позади неё голос Герра Картмана. Кайл почувствовал, как в его тело одновременно ворвались облегчение и ужас. Он знал, что толстый нацист был там, чтобы поддержать его, убедиться, что он и его семья останутся в безопасности. Но его присутствие нервировало. Кайл боялся, что он или толстый нацист каким-то образом разоблачат их отношения. Он боялся, что Герр Картман вступит в конфликт с его отчаявшейся матерью. Боялся, что всё накопившееся напряжение со всех сторон вырвется наружу в одном большом катастрофическом взрыве оскорблений и криков. — Герр Картман, эти евреи, очевидно, являются семьей и... — начал белокурый нацист, но герр Картман прервал его. — Тебя никто ни о чём не спрашивал! — яростно крикнул эсэсовец, испугав солдата. — Ты думаешь, я этого не знаю? Чёрт! Ничего вам доверить нельзя, верно? Убирайся отсюда! Сам со всем разберусь! — разъяренно выругался Герр Картман. Солдат, обиженный, но очень напуганный, быстро повиновался начальнику и покинул свой пост. — Займись этим, еврей. И быстро! — приказал он, стиснув зубы, но Кайл мог прочесть тревогу в этих глазах. Герр Картман нервничал не меньше него. Поэтому он кивнул и повернулся лицом к своей семье, побледнев. — Мне очень жаль, но я не поеду. Я не могу... я... — Кайл раздасованно вздохнул, зная, что его семья никогда не поймет его. Внезапно он пожалел о своей гениальной идее, чтобы именно он передал проездные. Ведь теперь не было времени на какие-либо объяснения. А еще он понял, что не хочет ничего объяснять родителям и брату, особенно в присутствии Герра Картмана. — Послушайте, у меня всё хорошо и будет хорошо и дальше. И это правда. Джеральд с открытым ртом переводил взгляд с сына на Герра Картмана. Он знал, что сын говорит ему правду. Он слишком хорошо знал Кайла. Он также мог видеть напряжение вокруг нациста, нервозность в его глазах. Кроме того, он прекрасно знал, что Айк привёл полумертвого Кайла к Герру Картману (к его ужасу). Нацист явно взял его под своё крыло. Почему, он не знал. Знал только, что Кайл уже очень давно не выглядел таким здоровым и ухоженным. Джеральд также знал, что именно Кайл стоял за их переводом на кухню. Это изменение довольно сильно улучшило их ежедневное выживание, не говоря уже о том, что они смогли воссоединиться с Шейлой. Он понимал, что Кайл каким-то образом держит руку на пульсе нациста. Герр Картман оказывал ему важные услуги, и Джеральд задавался вопросом, почему. Задумывался, какой ценой. И понял, что предпочитает этого не знать. Он посмотрел на Айка и понял, что его младший сын делает такие же выводы. Только Шейла была слишком убита горем и растеряна, чтобы думать как следует. Она лишь тихонько плакала и бормотала какие-то причитания. Джеральд положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза сына. — Я верю тебе, сынок. Просто убедись, что ты в безопасности. Мы ещё встретимся. — Мягко проговорил Джеральд, в то время как сам стал вести свою разбитую сердцем жену (которая к этому времени жалобно завывала) к вагону, шепча ей тихие слова утешения. — Вы обещаете защищать моего брата? — спросил Айк у Герра Картмана. Толстый нацист потрясенно уставился на ребенка, как и Кайл. Он сухо сглотнул и кивнул. Айк улыбнулся и помахал брату на прощание. — Я буду скучать по тебе, Кайл. Продолжай в том же духе! — А затем он побежал за родителями, пряча слёзы, вот-вот выливавшиеся из глаз. — Маленький засранец. — сказал Кайл, шокированный осознанием того, что Айк, вероятно, догадался о том, что происходит между ними двумя. Губы Герра Картмана изобразили ухмылку при этом комментарии. — Твой младший брат, может, и молод, но далеко не глуп. — мудро сказал толстый нацист. — А теперь приступай к работе, пока солдаты не начали интересоваться, что, чёрт возьми, происходит! Кайл кивнул и жестом показал, чтобы подошла следующая семья. Мужчина быстро подошёл к нему и смотрел настороженно, не совсем понимая, что произошло минуту назад. Кайл так же уставился на этого еврея и был почти шокирован тем, насколько худым, слабым и больным он выглядел. Его глаза выглядели уставшими и наполненными страхом. Страхом неопределенности. Страхом от того, что он растратил все силы для очередной битвы. Страхом перед потерей и смертью. Кайл открыл папку и мягко улыбнулся поверженному человеку. — Шалом — негромко произнес Кайл. В первые секунды мужчина растерянно смотрел на Кайла. Затем он понял, что этот молодой человек, стоящий напротив него, только что произнес самое священное еврейское приветствие. Его глаза раскрылись от удивления, и подозрения, что рыжий – еврей, тут же подтвердились. — Могу я узнать ваше имя? — в глаза мужчины, которые несколько секунд назад были тусклыми и пустыми, словно ворвался новый свет. Тёмные угольки словно пробудились от странного сна при звуке голоса подростка. Что-то умершее как будто возродилось вновь. Надежда. Мужчина изумленно уставился на юные и добрые черты лица Кайла. — Я Джамиль Вандсбург. — нерешительно произнёс он, его имя странно звучало во рту. — Мистер Вандсбург, это ваш проездной. — сказал Кайл, протягивая проездной документ ему и его жене. Мужчина почти болезненно улыбнулся. Как странно звучала его фамилия в устах этого молодого человека. Ведь Кайл произносил своё имя с тем же почтением, с каким люди произносили его когда-то в далеком прошлом. Его голос выражал то же уважение, которое его фамилия носила на протяжении веков. Это имя, которое когда-то использовалось с большой гордостью и достоинством. Имя, которое оглашало репутацию хорошего и честного гражданского человека. Имя, которое означало всё. Индивидуальность и самобытность. Мистер Вандсбург несколько секунд смотрел на документы. Кайл улыбнулся, понимая, что это билет этой пары в новую жизнь. К лучшей жизни. К безопасности и достоинству. — Всё будет в порядке. — заверил его Кайл, и мужчина посмотрел на него с трепетом. Он кивнул в знак понимания и жестом пригласил жену следовать за ним. Женщина вошла в вагон, но мистер Вандсбург внезапно остановился, едва переступив порог. Он в последний раз повернулся лицом к Кайлу. — Да воссияет над тобой Божья благодать во все времена. — сказал он низким голосом и слегка склонил голову в знак прощания. Затем он отвернулся и вошёл в купе вагона, присоединившись к своей жене и семье Кайла. На взгляд офицеров СС, лицо этого человека было бесстрастным. Но его глаза ярко светились и улыбались счастьем. И этого не смог прочесть ни один нацист в округе. Ни один, кроме Герра Картмана.

***

Пока Кайл занимался своими делами, глаза Герра Картмана перебегали с вагонов (следя за тем, чтобы Шейла не наделала ничего глупого) на солдат, окружающих территорию, и на Стэна вдалеке. Его рука лежала на пистолете, и пальцы время от времени ласкали холодный металл. Он был готов открыть огонь в любой момент. Он был готов на всё, чтобы спасти свою шкуру. Но прежде всего он был готов любой ценой защитить этого рыжего еврея. Поэтому он стоял молча, в устрашающей позе, его взгляд был сосредоточенным и гненым, не позволющим ни одному солдату смотреть на него дольше двух секунд. Герр Картман слушал дружеские слова Кайла, фразы надежды и любви. Он задавался вопросом, как это возможно, чтобы кто-то так заботился о незнакомцах. Как Кайл мог быть таким альтруистом по отношению к людям, которых он никогда раньше не встречал, с которыми у него не было никакой связи? Он ведь никогда не мог бы быть таким, если бы не имел с этого какой-то выгоды, верно? Нет. Кайл был не таким как он. Ему было не всё равно. И поэтому Кайл повторял приветствие, протягивая проездной каждому еврею. Большинство евреев смотрели на него настороженно, но им не удавалось скрыть намёк на надежду, которую они хранили в своих сердцах. Многие смотрели растерянно, другие удивленно. Некоторые – с изумлённым благоговением. И с благодарностью. Большой благодарностью. И от этого Кайл чувствовал себя благословённым. Знать, что, как бы ни была ничтожна его роль в плане Стэна, как бы ни было незначительно его влияние на всю эту войну, он всё равно вносит свой вклад в безопасность этих людей. И от этого его сердце наполнялось радостью. Потому что он знал, что эти лица никогда не увидит сборщик тел. Эти тела никогда не будут поглощены огнём лагерных печей. Эти лица будут жить, стареть и, кто знает, может даже рассказывать миру о том, что они выжили в войне, которая, по мнению многих, никогда не будет закончена. Этого было достаточно, чтобы понять, что он помог спасти хотя бы одну жизнь.