Скрипка

Кайл сыграл все музыкальные композиции, которые дал ему Герр Картман. Когда он закончил, то получил бурные овации от гостей и самого хозяина. Затем всем раздали напитки. Баттерс придвинул для Кайла стул, и тот сел между двумя большими диванами. От всей той энергии, которую он вложил в музыку, его мучила жажда, и он жадно пил виски, вызывая весёлое хихиканье в комнате. Кайл искренне улыбался, ведь прекрасно проводил время. Он слишком долго не играл на скрипке. Четыре года, в течение которых инструмент не издавал ни малейшей ноты, были мучительной вечностью. Именно поэтому он готов был играть хоть до конца ночи, если бы его попросили. Кайл тоже наслаждался компанией. Он вообще считал друзей нациста милыми и весёлыми. В какой-то момент он выпил достаточно, чтобы смеяться так же радостно, как и остальные. В глубине души он думал, что этот звук ему странно знаком. Он действительно не мог вспомнить, когда в последний раз так сильно смеялся. Баттерс спросил его, знает ли он другие композиции. И он действительно вспомнил фрагменты некоторых, которые с удовольствием сыграл. Когда он не смог вспомнить больше ни одной симфонии или сонаты, он сымпровизировал и устроил настоящий джем-сейшн, к которому присоединились хлопки, пение и танцы. В гостиной царила приятная атмосфера – результат сочетания напитков, музыки и смеха. Баттерс, который явно был тем, кто наименее устойчив к алкоголю, попросил Кайла научить его играть на скрипке. Получилась забавная ситуация: Баттерс неуклюже управлялся со скрипкой со сломанным пальцем, играя ужасно не в такт, а у Кайла возникали спонтанные приступы смеха. Герр Картман наблюдал за Кайлом с довольной улыбкой на губах. Этот чёртов еврей удивил его сегодня своими талантом, спонтанностью и очаровательными манерами. Рядом с ним сидел Крейг и с таким же интересом наблюдал за евреем. С тех пор как приехал, он не сводил глаз с рыжеволосого мальчика. Герр Картман, конечно же, знал об этом. Тем не менее, его это нисколько не удивило. — Выброси из головы эти больные мысли, ладно? — Герр Картман сказал это неожиданно, но Крейг прекрасно понимал, о чём речь. — Ты должен признать. Он довольно интересный экземпляр. — оценивающим тоном произнес Крейг. — Довольно экзотический, если хочешь знать. Рыжие волосы, зелёные глаза, светлая кожа. Довольно худой, но, тем не менее, горячий. За сколько бы ты его продал? — небрежно спросил Крейг. — Он не продается. — простодушно заявил Герр Картман. — 1000 марок? — предложил Крейг. — Крейг, я тебя предупреждаю. — 1500 марок? — Ты его не получишь. — Может, 2000? — Прекрати, придурок! Я уже сказал. Я не продаю своих евреев, так что и этого ты не купишь! — раздраженно пробормотал Герр Картман. Он прекрасно понимал, что происходит в голове у этого парня. Он знал, что Крейг часто покупал молодых еврейских мальчиков, чтобы издеваться над ними, пока в конце концов не терял интерес и не отправлял их на верную смерть. Не то чтобы его это беспокоило, ему было вообще всё равно. Но Герр Картман почему-то не хотел, чтобы у Крейга был Кайл. Он давно решил, что рыжий – его еврей. Он был его игрушкой, и только он мог с ней играть. — Ладно, хорошо. Я понял. Ты хочешь оставить его себе. Не могу тебя за это винить. — Крейг умиротворённо отмахнулся, но толстый нацист почувствовал, как кровь прилила к вискам. — У тебя дурное воображение. — расстроенно ответил Герр Картман, вызвав заведомую ухмылку на губах другого парня. Толстый нацист нервно допил остатки своего стакана. Конечно, Крейг был прав на его счёт. Его собственный разум начал представлять всевозможные вещи, которые он мог бы сделать с этим евреем, и каждая из них была довольно горячей. Он действительно соблазнительный, так и хочется запустить пальцы в эти рыжие кудри и попробовать на вкус его нежную кожу... Стоп! Что? О чём, черт возьми, я думаю? Этот грёбаный жид только что наложил на меня какие-то еврейские чары? Блять, о чём я думаю?! Чёрт бы побрал этого еврея, наводит на меня странные мысли. Жирный нацист потер висок и уже чувствовал на нём капельки пота. Он решил, что на эту ночь алкоголя достаточно. — Эй, Картман, принеси нам что-нибудь вкусненького, — вдруг сказал Клайд между приступами смеха. — Да-а-а-а! Что-нибудь вкусненькое-е-е!!! — тупо повторил Баттерс, передавая скрипку Кайлу. Герр Картман покачал головой из-за чрезмерного энтузиазма блондина. Он встал, вышел из комнаты, но быстро вернулся с коробочкой. Кайл с любопытством наблюдал, как толстый нацист усаживается за стол и раздает своим друзьям какие-то странные трубки. Нацист намазал конец прямой трубки каким-то сухим веществом, зажег её, несколько раз пыхнул, а затем передал Кайлу. — Э-э-э, я не курю. — Кайл вежливо отказался. — Это не просто сигареты! Это опиум. — обиженным тоном сказал Герр Картман. — Опиум?! Разве он не запрещён? — спросил Кайл, в то время как остальные весело захихикали. Нацист тупо уставился на него, а затем изогнул бровь. — Конечно, он вне закона. Вот что делает его ещё более особенным! Теперь бери. — сказал толстый нацист тоном, не допускающим обсуждения. Кайл тяжело сглотнул. Родители убили бы его, если бы узнали, что он проводит бурную ночь с алкоголем и наркотиками. И всё же ему было любопытно. Он слышал достаточно историй о расслабляющих, но галлюциногенных свойствах опиума, но никогда не думал, что когда-нибудь решится попробовать. — Ну же! Закуривай, жид! Это была не просьба, а чёткий приказ, и Кайл повиновался. Он вдохнул дым и вскоре поперхнулся им, сильно закашлявшись, что вызвало волну смеха в комнате. Он страдальчески посмотрел на нациста, который кивнул, призывая его вдохнуть ещё. Он неохотно повиновался и ещё несколько раз кашлянул, но через некоторое время лёгкие привыкли и вскоре были полны опиума. В гостиной воцарилась тишина, все наслаждались чудесным действием наркотика. — Ах, мои родители так сильно меня накажут. — сказал Баттерс невнятным голосом, приземляясь обратно на диван, полулежа на Клайде. — Эй, гляньте на еврея. Он просто тащится. — весело сказал Крейг, показывая на Кайла. Тот всё ещё сидел на стуле между двумя диванами, раскинув ноги в стороны, скрипка лежала на одной из них. Он откинул голову назад и не спеша выдохнул дым. По всему телу разлилось ощущение грубого расслабления. Конечности онемели, но разум был активен. Комната приятно кружилась, цвета из размытых превратились в резкие и яркие. Кайл полностью отдался приятному воздействию наркотика. Это был побег от реальности. Он забыл всё своё прошлое, все плохие и хорошие воспоминания. Лагерь, тяжёлая работа, холод и трупы перестали существовать. Кайл удовлетворенно хихикнул. Он ощущал полную свободу и с отчаянием хватался за неё. — Наслаждаешься, Кахл. А мне казалось, ты не хотел курить. — обвинил его Герр Картман. Кайл слегка приподнял голову, чтобы посмотреть на нациста. Он изобразил незнакомую озорную ухмылку и наклонился так, чтобы его лицо оказалось совсем близко к лицу нациста. Герр Картман увидел отблеск эйфории в зелёных глазах и понял, что всё, что вылетит из этого рта, – результат действия наркотика. — Что ж, у меня есть причины опасаться, жиртрест. Обычно, когда ты мне что-то предлагаешь, это гниль. — таинственным тоном произнёс Кайл. Он бросил на нациста дерзкий взгляд и ухмылку, которую Герр Картман классифицировал бы как заигрывание. Нацист издал забавный смешок, даже не заботясь об оскорблении, которое придумал рыжий. Он должен был догадаться, что до Кайла дошло, что это он подбрасывает разложившиеся трупы на поля. Он наблюдал за тем, как еврей откинулся назад, не сводя с него сообщнического взгляда. И в этот момент Герр Картман почувствовал, как исчезают все барьеры, существовавшие между ними. Днём они были врагами, одна раса покоряла другую. Днём они жили в двух контрастных мирах. Но сейчас, под воздействием опиума, они были друзьями и соучастниками преступления. Они были одинаковыми.

***

Кайл не мог вспомнить, как он оказался лежащим на диване с Бебе поверх него. Всё, что он знал, так это то, что прямо сейчас она ублажает его нежными электрическими поцелуями в шею, под подбородок, в губы. Он полностью отдался наслаждению, когда их языки встретились. Его разум уже потерял всякую связь с реальностью. Всё, чем жил сейчас Кайл, – это желание, которое его одурманенный наркотиками разум посылал его телу. Он вдыхал сладкий парфюм Бебе, ласкал её волосы и скользил руками по её спине. Страсть и жар нарастали с каждой минутой, и Кайл протестующе застонал, когда Бебе прервала поцелуй. — У тебя была девушка до того, как ты приехал в лагерь? — спросила она шёпотом на ухо, заставив Кайла вздрогнуть от этого ощущения. — Э-э-э, не совсем. — лениво отозвался он. — Была у меня как-то девушка, давно... Ребекка её звали. Оказалась полной шлюхой. — Он открыл расфокусированные глаза, когда услышал неподалеку смех. Крейг и Герр Картман, которые были единственными, кто демонстрировал некоторую устойчивость к наркотику (Клайд и Баттерс уже давно храпели), с интересом наблюдали за этой сценой. — А ты когда-нибудь занимался любовью с девушкой? — снова спросила Бебе тихим шёпотом, и Кайл покачал головой. Бебе широко ухмыльнулась и просунула руки под рубашку Кайла, заставив его вздрогнуть от прикосновения, температура его тела неистово подскочила. — Похоже, у нас в доме девственник! — сказал Крейг с хищным блеском в глазах. Герр Картман хихикнул над этим комментарием. Он был загипнотизирован естественной реакцией Кайла на ухаживания Бебе. Еврей позволил Бебе избавиться от своего пиджака, жилета и галстука, которые теперь валялись в забытии на полу. Его рубашка была наполовину расстегнута, а рыжие кудри растрепались. Глаза расфокусированы, а щёки румяны. Бебе целовала лишь с большей страстью, на что Кайл охотно отвечал. Они издавали тихие возбуждённые стоны и тяжело дышали, пока их тела просили чего-то больше, чем нежных ласк. Где-то в тумане своих нечетких мыслей Кайл осознавал, что это неправильно. Он знал, что здесь сидят люди, наблюдающие за тем, как он целуется с этой шикарной девушкой. Где-то на задворках сознания голос подсказывал ему, что нужно было остановиться. Но алкоголь и наркотики поглотили его разум слишком сильно, и сомнения рассеялись, как утренняя дымка, когда он почувствовал, как пальцы крепко обхватили его член. Он вздохнул от шока и изумления одновременно. Он закрыл глаза, откинул голову назад, и позволил удовольствию вторгнуться в тело, пока влажная теплота рта Бебе ласкала его член так, как он не думал, что вообще возможно. — Зацени, Картман. — сказал Крейг, его глаза потемнели от похоти. — Уже больше не маленький. Толстый нацист неловко заёрзал на диване, зрелище, разворачивающееся перед его глазами, заставило его собственный член дёрнуться. Он мысленно выругался, ненавидя жида за то, что тот выглядит так сексуально. Глаза Кайла были плотно сомкнуты, губы слегка приоткрыты, он глубоко дышал и время от времени издавал сладкие стоны. Пальцы его левой руки впились в диван, а правая лежала на голове Бебе, направляя её, чтобы та сосала ему энергичнее. Это было самое совершенное эротическое зрелище, которое Герр Картман только мог себе представить. Наслаждение и напряжение нарастали до невыносимого предела, пока Кайл не издал наиболее громкий стон, а всё тело содрогнулось от переполнявшего его удовольствия. Он услышал смех на заднем плане, застегивание штанов и голос Бебе, которая сказала ему, что он на вкус как молоко и мёд. Она легла на него сверху, и их глаза встретились всего на несколько секунд. Веки Кайла были слишком тяжёлыми, он не мог больше держать их открытыми. Он отключился и погрузился в лёгкий сон, прислушиваясь к голосам Крейга и Герра Картмана вдалеке. Их слова медленно, как яд, впивались в его полубессознательный разум, порождая образы, которые могли извергнуться только из недр ада.