Скрипка

Это случилось после обеда. Кайл шёл между женскими рабочими полевыми траншеями. Каждый раз, когда он забредал в женский отдел, он отчаянно оглядывался по сторонам, в неустанном поиске некоторой рыжеволосой женщины. И всегда тщетно. С каждым днём надежда на то, что она ещё жива, гасла сильнее. Кайл прибавил сил, взбираясь на холм, чтобы попасть в другую зону женского рабочего поля. Как обычно, он осматривал территорию в поисках новых трупов, время от времени поднимая глаза, высматривая то единственное знакомое лицо. Внезапно его глаза выхватили среди толпы женщин грязно-красный цвет. Он продолжил толкать тележку, низко опустив голову, но не сводя с женщины глаз. Её волосы были длинными, грязными и вьющимися, и новая надежда наполнила его сердце. Он медленно подошёл к ряду женщин, где работала рыжеволосая. Силуэт её тела не совпадал с силуэтом его матери. Может, это всё-таки не она..? Или его мать так сильно похудела? На этот вопрос он скоро получит ответ, так как подходит все ближе и ближе. Теперь он мог четко разглядеть её черты лица. С колотящимся сердцем Кайл улыбнулся, узнав характерный изгиб носа своей матери. Новая волна волнительной радости ворвалась в его сердце. Ему захотелось позвать её, подбежать и крепко обнять. Но он знал, что всё это запрещено, невозможно. Это стало бы смертным приговором. Когда он наконец оказался рядом с ней, то сделал вид, что потерял равновесие, заставив тележку шататься, так что труп девочки упал на землю. Некоторые женщины стали свидетелями этого инцидента и испуганно ахнули, увидев мёртвого ребенка, но быстро отвели взгляды и продолжили работу. Один нацист посмотрел в его сторону, но не обратил внимания, посчитав, что это был всего лишь несчастный случай. Кайл нагнулся и сделал вид, что собирается поднять тело. Он оказался прямо позади матери. Чтобы привлечь её внимание, он бросил рядом с её рукой небольшой камешек. Она уставилась на него, нахмурив брови, и тут же за первым последовал второй камешек. В недоумении она повернула голову, чтобы посмотреть за спину и увидеть, кто их бросает. Она замерла, и её глаза распахнулись, когда она увидела никого иного, как своего бубочку. Кайл быстро выставил указательный палец перед губами, призывая свою импульсивную мать к молчанию. К счастью, это сработало. У него было мало времени. — С папой и Айком всё в порядке. — Прошептал парень. — Я люблю тебя, мама. — Прежде чем Шейла Брофловски успела отреагировать и сказать что-то в ответ, Кайл быстро поднял тело мертвой девочки, положил его обратно в тележку и ушёл. Это произошло в самый подходящий момент, так как один солдат уже подозрительно смотрел в его сторону, но, увидев, что парень снова уходит, вернулся к своей работе. Во время работы Шейла Брофловски бросала мимолётные взгляды в сторону сына. Все её молитвы были наконец услышаны. Её сердце грелось осознанием того, что её мужчины живы и здоровы. Слёзы свободно лились из её глаз, когда она заворожённо смотрела на лицо старшего сына. Он похудел, волосы были неухоженными, а лицо – грязным. Но в его глазах был тот же блеск, что и всегда, с самого детства. Они не смогли сломить его. И хотя позже, к своему ужасу, она поняла, что он был сборщиком трупов в лагере, она благодарила Бога за то, что он нашёл способ свести их вместе.

***

В тот вечер мужчины Брофловски праздновали вместе. Кайл рассказал им, что видел мать. Сказал, что она жива и сильна, несмотря на резкую потерю веса. Они считали себя счастливчиками. Все семьи были разделены, и у них не было возможности узнать, в безопасности ли их близкие или нет. Но к одной еврейской семье судьба была благосклонна. Кайл по-прежнему ненавидел свою работу. Он по-прежнему ненавидел этого монстра – жирного нациста. Но он чувствовал себя благословлённым, став сборщиком трупов. Потому что теперь, когда он узнал, где находится его мать, он знал, что завтра увидит её снова.

***

Я несу на фабрику два последних тела. Я приношу их в морг. Или, лучше, в комнату для вскрытия. Там стоит человек, одетый в белый халат. Он испачкан красной кровью. Он производит вскрытие тела. Он говорит мне, что это необходимо, пока разрезает грудную клетку, вскрывает её и обнажает кровь и органы. Он говорит мне, что только так он сможет определить причину смерти. Как будто определить её сложно. Большинство из них умерли от болезней или слабости. Другие получили пулю в лоб, несправедливо убитые нацистом только потому, что ему так захотелось. Только потому, что у него была на это власть. Я выхожу из комнаты и попадаю в большой отдел с тёмно-серыми стенами. Там я сталкиваюсь с грудой мёртвых тел. Их больше, чем я могу сосчитать. Обнажённые и вскрытые. Серые тела, красная кровь. Это зрелище не шокирует меня так сильно, как в самом начале, когда я бежал в угол и тут же блевал. Однако омерзительная вонь, наполнившая помещение, по-прежнему беспокоит меня. Этот отвратительный запах, исходящий от мертвецов, распространяется по комнате уже много часов. Я разогреваю печи. Их три, что облегчает мне работу. Я могу сжигать три тела одновременно. Я кладу одно на длинный железный поднос и шепчу: "Да упокоится твоя душа с миром и пребудет с Богом". Я помещаю тело в печь и смотрю, как пламя медленно поглощает плоть. Я продолжаю свою работу и сжигаю тело за телом. В опредёленный момент я понимаю, что должно произойти. Хочу заставить себя уйти, но застреваю в своей повседневной рабочей рутине. Вижу тело, лежащее лицом к земле. Зная, что будет дальше, не хочу на него смотреть. Но опять же, я не контролирую свои действия. Неведомая сила побуждает меня подойти к трупу. Я неохотно переворачиваю тело. Глаза мертвеца закрыты. Внезапно они открываются. Широко. И смотрят на меня. Обвиняюще. Кайл проснулся от испуга, задыхаясь и потея. Его брат, почувствовав вздрагивание во сне, тоже проснулся и устало открыл глаза. — Опять приснился плохой сон? — сонно спросил он. — Да, но я уже в порядке. Спи дальше. — Заверил он младшего брата, поцеловав его в лоб. Кайл наблюдал в темноте, как его брат тихонько закрывает глаза. Через мгновение его дыхание стало глубоким и регулярным, и Кайл понял, что мальчик спит. Ему хотелось спать так же спокойно, как Айк. Он устал от того, что этот сон повторяется каждую ночь. Он занимался этой работой уже два месяца. Уже мог подбирать трупы, не чувствуя каждый раз вины за то, что остался жив. Уже мог класть их в огонь и смотреть, как они сгорают, не испытывая при этом тошноты. Но по ночам совесть брала верх. Кайл вздохнул, пытаясь стереть из памяти кошмарные образы. Он устало закрыл глаза и предался сну. Он знал, что второй раз ему это не приснится. Никогда не снилось.

***

— Агх! Черт возьми, Баттерс! Неуклюжий, убогий кусок дерьма! — яростно орал Герр Картман в телефон. Он поклялся, что если бы этот белобрысый дурак находился с ним в одной комнате, он бы врезал ему прямо по лицу. — Я-я сожалею, Эрик. Я... Просто там так сильно ударило... Я придурок, да? — Неуверенный и застенчивый голос раздался с другого конца. — Да, Баттерс. Ты придурок! — подтвердил Герр Картман, вызвав тяжелую паузу в телефонном разговоре. Он нервно зарылся пальцами в свои каштановые волосы. Он посмотрел на часы и выругался себе под нос. — Где я, мать твою, найду музыканта меньше, чем за четыре часа!? — Н-ну, я не знаю... м-может, мы сможем обойтись без музыки. — предложил Баттерс. — Ты, блять, совсем спятил? Баттерс. Послушай меня! — сказал Герр Картман, сжимая кулак, глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. Почему этот маленький, ни на что не годный паршивец должен был быть настолько некомпетентным решительно во всём, он никогда не узнает. — Есть две вещи, без которых нельзя обойтись на званом вечере. Первая – это опиум, а вторая – музыка. Опиум у меня. Ты же должен был отвечать за музыку!!! — Мне... мне очень жаль, Эрик. — на другом конце прозвучало искреннее сожаление. Герр Картман тяжело вздохнул, понимая, что не остаётся ничего, кроме как импровизировать. — Я в этом не сомневаюсь, придурок. Я что-нибудь придумаю. — Нацист сказал это более спокойным и почти расстроенным голосом. Не добавив больше ни слова, он повесил трубку и несильно ударил по ней. — Маленький сукин сын!!! — сказал он, стиснув зубы. Соображать нужно было быстро. Среди его знакомых было мало тех, кто умел играть приличную музыку, и все они находились слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Он расхаживал из стороны в сторону по своему кабинету, бормоча что-то неразборчивое себе под нос. Сегодня вечером у него должны были быть важные гости. Это были дети влиятельных офицеров, с которыми он подружился на нацистских вечеринках. Было совершенно необходимо, чтобы всё прошло идеально. Это были богатые избалованные подростки, ожидавшие качественного вечера и бурных эмоций. А ему необходимо было произвести на них впечатление, чтобы пробить себе путь к следующему повышению. Он сел на свой стол, потирая лоб. Нужно было срочно что-то придумать. Его репутация была под угрозой. Он поднял глаза, и их взгляд случайно упал на коробку, стоявшую в углу кабинета. Мысли вернулись к тому дню, когда он помешал глупому солдату сжечь эту скрипку. Он хранил инструмент из-за своей любви к музыке, поскольку сам не играл на ней и не знал никого, кто бы умел. И вдруг ему пришла в голову идея. Герр Картман открыл коробку и вытащил из неё скрипку. Это был рискованный план. Он был немыслимым! Но, может быть, мог бы сработать. Он раздражённо застонал, понимая, в каком отчаянном положении находится. Баттерс дорого ему заплатит.

***

Герр Картман поспешил на рабочие поля. Сначала он направился в мужскую часть, так как она была ближе. Если бы ничего не вышло, он бы отправился в женскую. Должен же найтись хотя бы один сраный еврей, умеющий играть на скрипке. Он приказал труженикам прекратить работу и встать в ряд, рядом друг с другом, лицом к нему. Герр Картман расхаживал от одного конца к другому, следя за тем, чтобы каждый еврей видел скрипку, которую он держал в руках. — Кто-нибудь здесь узнает эту скрипку? — спросил он громким голосом, стараясь, чтобы даже те, кто стоял дальше всех, могли его услышать. Ответа не последовало. — Кто-нибудь знает, кто владелец этой скрипки? — По-прежнему ничего. Герр Картман с каждой минутой чувствовал себя всё более взволнованным. Он терял время. Музыкант, скорее всего, был уже мертв. И всё же он повторил вопрос в последний раз, с чуть большей силой в голосе. — Кто-нибудь знает, кто владелец этой скрипки? — Я знаю! — раздался высокий голос среди группы евреев. Герр Картман с надеждой обернулся. — Кто это сказал? — потребовал он. — Сделай шаг вперед! — Он увидел, как из шеренги евреев-мужчин вышел ребёнок. Маленький и хрупкий, темноволосый, не старше 10 лет. Герр Картман подошел к нему, и у него возникло неприятное ощущение, будто он знал его, но не мог точно вспомнить, кто это. — Скажи мне, мальчик. Чья она? — спросил Герр Картман. — Кайла. — А кто такой этот Кахл? — Он сборщик трупов. — ответ ребёнка поразил его, как удар. Несколько мгновений Герр Картман стоял как парализованный, пока до него медленно доходил смысл этих слов. Он выпрямил спину и почувствовал, как по позвоночнику пробежал странный холодок. Из всех евреев в этом мире владельцем скрипки оказался именно его еврей. — Скажи мне, мальчик. Он хорошо играет на скрипке? — Он прекрасно на ней играет. — ребёнок сказал это с гордой улыбкой, и нацист понял, что мальчик говорит правду. Он сухо сглотнул. Неловко. Жертва его издевательств должна была стать его спасителем. — Возвращайтесь к работе! Все! — сердито приказал он, и все мужчины немедленно повиновались ему, вернувшись к своей ежедневной мучительной работе. Джеральд Брофловски смотрел, как толстый нацист уходит. Собирая камни, он наклонился, чтобы быть ближе к своему младшему сыну. — Айк, зачем ты ему сказал? О чём ты думал? Ты же не хочешь доставить ещё больше проблем своему брату? — Пап, у меня такое чувство, что ему очень нужно было узнать, кто этот скрипач. Не думаю, что он собирается причинить ему вред. — Мистера Брофловски потрясла искренность и опасное простодушие младшего сына. Он напомнил себе, что позже должен будет объяснить Айку, что у нацистов никогда не бывает добрых намерений и что нельзя полагаться на свои чувства или инстинкты. Отец обеспокоенно вздохнул. Всё, что он был в силах сейчас сделать, – это надеяться, что у Кайла всё будет хорошо.