***
Гарри наблюдал за происходящим в полной уверенности, что Том не поддастся на шутливый приказ; что он будет колебаться до тех пор, пока ошейник не начнёт его наказывать. Тогда Гарри отменит приказ, и они вернутся к ужину. Однако его уверенность оказалась под угрозой: не более чем через несколько мгновений после того, как он отдал приказ, — не хватило времени, чтобы ошейник решил, что Том ведёт себя вызывающе, — руки Тома потянулись к пуговицам рубашки. Гарри с недоумением наблюдал за тем, как он снимает с себя рубашку, а затем встаёт, продолжая снимать брюки. Добравшись до боксеров, Том на мгновение замешкался, прежде чем зацепить их большими пальцами и стянуть с бёдер. Когда через мгновение он встал и снял их с ног, у Гарри пересохло во рту от первого взгляда на идеальное обнажённое тело Тома. Не в силах говорить, он наблюдал, как раб быстро и аккуратно складывает одежду, кладет её на стул, а затем опускается на колени у его ног, опустив голову. Гарри захлестнула волна ощущений — смесь удивления, восторга и пьянящего чувства власти. То, что Том так легко выполнил его приказ… что он сделал это, не споря, не колеблясь даже более нескольких мгновений. Это было потрясающе. — Мерлин, Том, — вздохнул Гарри, его рука опустилась, чтобы провести по волосам Тома. — Не могу поверить, что ты сделал это… — Тебе нравится, хозяин? — спросил Том, его голос звучал почти нерешительно. Гарри запустил руку в волосы раба, чтобы поднять его голову, и они встретились взглядами. — Очень, — искренне ответил он, заметив, как в кроваво-красном взгляде Тома промелькнуло удовольствие от его слов. — Я мог бы смотреть на тебя вот так весь день, — признался он, зная, что это правда. Образ был… он был просто идеален. Его раб, обнажённый, если не считать ошейника, смотрит на него с доверием в глазах. — Если на то будет твоя воля… — предложил Том. Гарри испытывал искушение, очень сильное искушение, но… В конце концов он покачал головой, и его рациональная сторона сумела победить ту его часть, которая просто наслаждалась моментом. — Нет, я не думаю, что это было бы разумно, — решил он. — Но… — и тут он заколебался, прежде чем набраться смелости и заговорить немного неуверенным тоном. — Я бы хотел, чтобы ты оставался таким. Пока что. — Как пожелаешь, хозяин, — ответил Том, его собственный тон был тёплым и уверенным. Гарри не знал, что и чувствовать по этому поводу, но спокойное согласие с желаниями Гарри вызвало в нём ещё одну дрожь, не похожую на страх. Он всё ещё не мог поверить, что Том сделал это для него, что Том с готовностью встал на колени голым на его кухне без споров, без намёка на сопротивление. Вернувшись к еде, он быстро доел уже остывшую пищу. Всё было очень вкусно — кулинарные навыки Тома улучшились с тех пор, как он начал готовить, — но Гарри почти всё время отвлекался на что-то. Точнее, на всё, учитывая, что голый Том Риддл был абсолютным отвлекающим фактором. Это была ещё одна причина не просить его быть таким постоянно — Гарри никогда не доводил бы дела до конца. Закончив, он откинулся на стуле, раздумывая, сказать ли Тому, чтобы он одевался. Он понимал, что, наверное, стоит — не было ли попыткой использовать его в своих интересах просить предстать перед Гарри в таком виде? Но он просто не хотел этого делать. Он знал, что после того, как ему ясно дали понять, что даже такого унизительного приказа, как раздеться догола, недостаточно, чтобы Том захотел ослушаться его, в будущем ему придётся быть гораздо более осторожным со словами. Хотя какая-то часть его сознания задавалась вопросом, как далеко он может завести Тома, прежде чем тот оттолкнёт его, он отказывался прислушиваться к этой части себя. Том, очевидно, доверял ему, что он бы не заходил слишком далеко — Гарри всё ещё не понимал этого, но обнаружил, что не хочет предавать это доверие. — Хочешь, чтобы я прибрался, хозяин? — спросил голос Тома. Гарри посмотрел вниз и увидел, что голова его раба слегка приподнята, хотя его красные глаза были не совсем на том уровне, чтобы встретиться с его глазами. — Конечно, — согласился Гарри, и его раб поднялся, чтобы достать из одежды свою палочку. Гарри не мог оторвать взгляд от тела Тома, похожего на Адониса. Он всё ещё был слишком худым, но неделя правильного питания исправила некоторые недостатки, нанесённые Ричардсом. Тем не менее, на взгляд Гарри, он был слишком соблазнительным. Ему потребовалось всё его самообладание, чтобы не протянуть руку и не погладить шелковистость, представшую перед ним. В конце концов он прочистил горло и отвёл глаза, вставая. — Я буду в гостиной, — сказал он и поспешно ретировался, пока не сделал то, чего, по его мнению, Том не хотел. Например, прижать его к кухонной стойке и целовать до потери дыхания. Прижать его спиной к груди Гарри, чтобы его руки могли свободно гладить кожу и чувствительные места спереди. Поймав себя на том, что грезит наяву, где руки Тома заведены ему за спину, между ним и животом Гарри, а его собственные руки скользят по коже раба и гладят, щипают, выкручивают, пока тот не вскрикнет от удовольствия, Гарри выкинул эти образы из головы. Оказавшись рядом со своим столом, он ещё раз прочистил горло и сел, притянув к себе свои записи. Настроившись сосредоточиться, он вытеснил из головы все мысли об обнажённом Томе. Через несколько минут в дверях гостиной появился его раб и начал пробираться к Гарри. Гарри задохнулся от осознания того, что Том всё ещё голый! Воображению не оставалось абсолютно ничего, и Гарри не мог удержаться от того, чтобы не пробежаться взглядом по Тому, на мгновение задержавшись на его груди с тёмными сосками, плоском бледном животе и слегка твёрдом члене, который болтался перед удивительно тяжёлыми яйцами в паху. Осознав, что смотрит на член своего раба, Гарри с усилием поднял глаза и встретился с красным взглядом Тома. Он ожидал увидеть дискомфорт, унижение, возможно, даже страх. И действительно, он увидел малейший намёк на унижение, но его перекрывал тёплый взгляд, в котором виднелись нотки удовольствия и удовлетворения. Отведя взгляд, Гарри ещё раз прочистил горло, надеясь, что это поможет ему прилить кровь к голове. То есть к его мыслящей голове, а не к другой. — Ты можешь одеться, если хочешь, — предложил он, чувствуя, как его охватывает тревога при мысли о том, что он так быстро лишится этого. — Ты хочешь, чтобы я оделся? — спросил Том. Гарри поднял на него глаза. — Что? — спросил он в замешательстве. — Если ты хочешь, чтобы я оделся, я оденусь. Если ты хочешь, чтобы я остался в таком виде, то я останусь. Чего ты хочешь, хозяин? — уточнил Том. — Ты мне нравишься в таком виде, — ответил Гарри, слова вырвались сами собой, без его разрешения. Он отвёл глаза, чувствуя, как на щеках появляется розовый румянец смущения. — Тогда я останусь голым, — мягко сказал ему Том. Уверенно пройдя вперёд, он опустился на колени у ног Гарри, лицом к нему. Положив голову на колено Гарри, он продолжил говорить. — Хозяин, хотя, признаюсь, твой приказ застал меня врасплох, но то, что ты оценил моё тело, — не является для меня испытанием. Я готов пойти для тебя гораздо дальше, если ты этого захочешь. Я видел, как ты смотришь; хочешь ли ты прикоснуться? Гарри тупо кивнул, почувствовав, что у него отнялся язык. — Мерлин, да, — хрипло сказал он. В тот момент он больше ничего не хотел. — Тогда сделай это, — подбодрил его Том. — Я твой — твой, чтобы смотреть на меня, твой, чтобы прикасаться, только твой. Как будто он был рабом, а ошейник управлял его действиями, Гарри наклонился вперёд и обеими руками провел по лицу Тома, по его волосам, по шее и плечам. Кожа раба оказалась ещё более гладкой и шелковистой, чем он себе представлял, а её едва уловимое тепло задерживалось на кончиках пальцев. Когда Том слегка вздрогнул, и его веки прикрылись, Гарри отстранился, стиснув руки на коленях, чтобы не поддаться искушению продолжить. Глаза Тома медленно открылись. — Хозяин, почему ты остановился? Продолжай, — настаивал он. Гарри покачал головой. — Если я продолжу, то не смогу остановиться, — предупредил он. Том посмотрел на него, эти глаза были слишком манящими — казалось, что у его ног демон, а не человек, настолько велико было искушение, которое испытывал Гарри. — Тогда не надо останавливаться, — просто сказал ему Том. — Я твой, — настаивал он. Гарри пришлось посмотреть в сторону огня, чтобы сохранить контроль над собой, отказываясь делать что-то, что могло бы поставить под угрозу все их отношения, только потому, что его член был как железный стержень при виде стоящего перед ним на коленях воплощения греха. — Я не хочу, — наконец твёрдо сказал он, обернувшись к Тому и встретившись с ним взглядом, чтобы показать, насколько он серьёзен. Том на мгновение задержал на нём взгляд: разочарование и досада окрасили обычно кроваво-красные глаза в ярко-алый цвет. Затем он наклонил голову. — Как пожелаешь, — ответил он с удивительной готовностью, учитывая эмоции, которые были в его глазах мгновение назад. Передвигаясь, он призвал к себе книгу с помощью беспалочковой магии и устроился в своей обычной позе, полусидя-полустоя на коленях у ног Гарри. Почувствовав одновременно радость от того, что Том не стал настаивать, удовлетворение от того, что он подчинился решению Гарри, независимо от того, как он к этому относился, и странное разочарование от того же самого, Гарри вернулся к работе. Примерно через десять минут он отложил перо, написав не более пары слов — его мысли были слишком заняты рабом. — Я знаю, что постоянно спрашиваю об этом, — начал Гарри, чувствуя досаду на себя и свою неспособность понять, — но я просто… что, если бы я попросил тебя раздеться в присутствии кого-то ещё? Ты бы это сделал? Том положил закладку на место и тихо закрыл книгу, посмотрев на Гарри, когда положил её на пол. — Да, — сказал он наконец, без сомнения в голосе. — А если бы это было в таком общественном месте, как Косой переулок? — спросил он, повышая ставки, убеждённый, что это будет переломным моментом. — Тот же ответ, хозяин, — по-прежнему никаких колебаний, ни намёка на ложь. — Но почему? — спросил Гарри, в его голосе слышалось разочарование. К счастью, Том, похоже, понял, что оно было направлено не на него, а на самого Гарри. — Вот уж не думал, что у тебя есть какие-то эксгибиционистские наклонности! — почти свирепо заметил он. Том ответил ему полуулыбкой. — Нет, — весело ответил он. Затем, став более серьёзным, он продолжил. — Мне бы не понравилось, если бы мне приказали раздеться догола перед другими. Не думаю, что мне понравилось бы, если бы на меня смотрел кто-то, кроме тебя. Но если бы ты хотел, чтобы я это сделал, я бы сделал это добровольно, прикрываясь твоим удовлетворением от моего послушания, как щитом от моего страха. Гарри только застонал, просто не в силах понять, к чему клонит Том. Мысль о том, что кто-то может совершать крайне унизительные, возможно, даже крайне болезненные поступки только потому, что это доставляет кому-то удовольствие… что ж, он мог понять это — разве он не был готов пожертвовать собственной болью, чтобы сохранить мир волшебников в безопасности? Разве он не думал пожертвовать своей жизнью, чтобы избавиться от Волдеморта? Разве он не пошёл на ритуал, зная, что если леди Магия не сочтёт его доводы достойными её присутствия, то он может погибнуть, стать сквибом или даже хуже? Но в каком-то смысле это было и другое — ему никогда не давали выбора. Его формировали Дамблдор и его жизненный опыт, и каждое решение, которое вело его всё глубже и глубже по пути самопожертвования, казалось естественным продолжением предыдущего. Но если бы сейчас перед ним встал выбор… он знал, что всё равно пожертвует собой ради друзей; что пойдёт на край земли ради тех, кто ему дорог. Он знал, что будет отстаивать то, что считает правильным, несмотря на то, что это может сделать его непопулярным. Но это было потому, что он считал свою цель достойной его усилий и страданий. А здесь всё было не так, верно? Какая ценность в повиновении прихотям Гарри? Том прекрасно понимал, что Гарри может отдать ему болезненную или унизительную (или и ту, и другую) команду просто потому, что ему так захотелось, и не более того. Несколько месяцев назад он приказал Тому ползать по дому, потому что пришёл домой в плохом настроении, и у него был кто-то беспомощный, на ком он мог выместить свои чувства. Да, воспоминания заставляли его содрогаться, но он не мог с уверенностью сказать, что это никогда не повторится. Неужели Том всерьёз утверждал, что он был бы так же счастлив, получив такое распоряжение, как если бы у него была какая-то великая цель, к которой он стремился? Гарри не мог не задать этот вопрос. — Да, — просто ответил Том. Видя разочарование и непонимание Гарри, он продолжил. — Честно говоря, хозяин, я не чувствую, что это такая уж большая перемена, как тебе кажется, — ты уже обладал силой и не злоупотреблял ею, так почему бы мне не доверить её тебе? Всё, что изменилось, — это то, что я перестал бороться с тобой и с самим собой. Мои приоритеты сместились с попыток сбежать, чтобы снова посеять хаос в мире, на то, чтобы посвятить себя и свои силы тому, чтобы угодить тебе. Неважно, как я буду угождать тебе — ползать по дому, учить тебя заклинаниям или помогать тебе захватить мир. Если мои действия сделают тебя счастливее или как-то помогут тебе, я буду доволен, независимо от того, нравится мне это занятие или не нравится. Вот и всё, — он говорил, что в этом и заключается смысл жизни. Возможно, для него всё было так просто, но для Гарри… Может быть, он слишком много думал. Может быть, ему просто нужно было смириться с тем, что Том так считает, независимо от того, понимает ли это Гарри. Но это возвращало его к предыдущим размышлениям — насколько он мог доверять тому, что Том действительно это чувствует? Его размышления были прерваны внезапным появлением зелёного пламени в камине. Адреналин захлестнул его, когда он понял, что кто-то вот-вот начнёт вызов по каминной сети или придёт, а Том голый, он протянул руку к дивану, и одеяло, аккуратно сложенное на краю, поспешно полетело в его руку. Развернув его, он быстро накрыл им Тома. Как раз вовремя — в этот момент в пламени показалась голова Гермионы. — Гарри? — позвала она, и Гарри поспешил к ней, чтобы она обратила внимание на него, а не на раба, прикрытого лишь одеялом. — Да, Гермиона? — спросил он, пытаясь успокоить сердцебиение, которое колотилось, как у лошади на Grand National. Она странно посмотрела на него, явно задаваясь вопросом, что привело его в такое состояние, и слишком давно зная его, чтобы обмануться тонкой оболочкой расслабленности, которую он напустил на свой голос. — С тобой всё в порядке? — спросила она, слегка нахмурившись. Он махнул рукой. — Да, конечно. Просто немного напуган твоим внезапным появлением, — честно объяснил он. На мгновение она с сомнением посмотрела на него, но потом, очевидно, решила не продолжать, за что он был ей очень благодарен — бульдоги не могли сравниться с решимостью Гермионы Грейнджер, вышедшей на тропу войны. — Я тут подумала — когда ты хочешь созвать следующее собрание кампании? Мы провели одно, пока ты был… без сознания, но не смогли продвинуться дальше. Гарри задумался. — Большинство из нас будут очень заняты: на следующей неделе пройдут экзамены ТРИТОНы, а затем выпускной в середине июня. Хватит ли у нас сил, чтобы не устраивать собрание до окончания экзаменов? — спросил он, мысленно возвращаясь к последней встрече. Гермиона молчала несколько мгновений, выражение её лица было задумчивым. — Возможно, — сказала она в конце концов. — Честно говоря, сейчас моя главная цель — наладить процессы, которые позволят следить за нынешними рабами, чтобы обеспечить соблюдение недавно принятых правил. Я столкнулась с несколькими трудностями, так что это займёт больше времени, чем я предполагала. — Тебе нужна помощь в этом? — спросил Гарри. Она покачала головой. — Нет, не думаю. Возможно, иногда мне придётся поломать голову с несколькими членами клуба, но для этого вовсе не обязательно устраивать собрание. Гарри кивнул. — Хорошо, тогда давай договоримся, что следующее собрание мы проведём после того, как закончатся ТРИТОНы, а конкретные вопросы ты будешь обсуждать с нужными людьми в более свободные промежутки времени, — решительно сказал он. — Звучит неплохо, Гарри, — согласилась она. — Хорошего вечера. — Спасибо, тебе тоже, — ответил он и с облегчением вздохнул, когда каминный вызов прервался. Поднявшись на ноги, он вернулся к своему креслу и опустился в него. — Мерлин, это было близко, — вздохнул он. Гермиона бы ему точно всыпала, если бы застала его с обнажённым рабом, стоящим на коленях у его ног. Не говоря уже о том, что его сердце неприятно ёкнуло в груди при мысли о том, что она увидит Тома в таком виде. Он не был уверен, потому ли это, что он знал, что Тому будет не по себе, или потому, что он не хотел делить Тома в таком виде ни с кем. — И ты удивляешься, почему я тебе доверяю, — сказал ему Том, в его тоне звучала спокойная ирония. Гарри в замешательстве посмотрел на него. — Что? Его раб пожал плечами, не отводя взгляда. — Твоей первой реакцией было защитить меня, твоё намерение было настолько сильным, что ты смог творить беспалочковую магию. Подумав об этом, Гарри понял, что тот был прав — его палочка не покидала кобуру на руке, но одеяло само пришло к нему, когда он призвал его. — Ха, — красноречиво прокомментировал он, и в голове у него замелькали разные варианты. Надо будет проверить это… Но не сейчас. Вместо этого, посмотрев на Тома, он решил, что хватит потакать себе. Это было слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. — Том, иди и оденься, — приказал он. — Хозяин… — Том начал было повторять, что он останется голым, если того пожелает его хозяин, но Гарри прервал его. — Я хочу, чтобы ты пошёл и оделся, — сказал он, твёрдо глядя Тому в глаза. Раб на мгновение задержал на нём взгляд, а затем склонил голову. — Да, хозяин, — подтвердил он, поднялся на ноги и вышел из комнаты. Когда через несколько минут он появился вновь, уже полностью одетый, Гарри почувствовал, как его наполняет чувство удовлетворения и правоты. Не то чтобы он не получал удовольствия от того, что Том лежит голый у его ног; просто он не мог отделаться от скрытого страха, что пользуется его слабостью. Теперь же он чувствовал, что снова контролирует и себя, и ситуацию. Раб снова уселся у его ног, а Гарри вернулся к своим записям, наконец-то получив возможность заняться повторением.***
Том лежал в постели и чувствовал… надежду. Их разговор, как всегда, раздражал и расстраивал, но в кои-то веки казалось, что они наконец-то добились прогресса. Катализатором послужил нелепый приказ Гарри. Том тогда знал, что это была проверка, но это не означало, что его послушание не было настоящим. В шутку или нет, с умыслом или без, но он всё равно повиновался бы. И он подумал, что, возможно, его хозяин тоже начинает это понимать, что и стало настоящим прорывом. В последние несколько дней их разговоры неизбежно возвращались к вопросу о желании Гарри доминировать, а Тома — подчиняться. Если учесть, что оба они читали книги на эту тему и большую часть времени их бодрствования занимали мысли, связанные с этим, то это было неудивительно. Для Гарри книги и опыт, полученный во время обеда, открыли возможность того, что он не обязательно должен быть насильником, просто потому что хочет доминировать над Томом. Для Тома… все оказалось гораздо глубже. Книги подтвердили те представления, которые он уже считал истинными. Его слова, сказанные хозяину, оказались совершенно точными — его приоритеты сместились с накопления силы для себя на угождение хозяину. И да, он знал, что некоторые действия будут даваться ему труднее, чем другие. Например, он снова содрогнулся при мысли о том, что разденется догола на Косом переулке и станет объектом презрения, смеха и косых взглядов. Но, как он сказал Гарри, пока он способен встретиться взглядом со своим хозяином и видеть в нём признательность и одобрение, он сможет это вынести. В каком-то смысле он это уже сделал. Бал в Министерстве, расследование в Министерстве… В обеих ситуациях он должен был чувствовать себя полностью униженным — его воспринимали как раба, покорного и послушного. В последней ситуации он был связан и с кляпом во рту, его вели за поводок, прикреплённый к ошейнику. Но это не имело значения, потому что в конечном счёте это был спектакль, устроенный его хозяином и им самим, чтобы обмануть и ввести в заблуждение зрителей. Единственная реальная разница между тем, что он уже сделал, и тем, что было озвучено ранее, заключалась в том, что это было более достоверно. Однако по сути зрители оказывали на него такое же влияние, то есть никакого или близкое к этому. Во всех случаях его действия были и будут направлены на благо хозяина. И для себя самого, каким бы извращённым ни был его путь. Никого другого. Когда-то он уже переделал себя сам, когда впервые разделил свою душу. Когда он удалил тонкий слой гнева и высокомерия, то рассыпался на части от осознания своих действий и их последствий. Теперь настало время передать бразды правления Гарри и позволить ему переделать себя — сделать из него того, кем Гарри будет гордиться, кого одобрит. Том жаждал этого так же сильно, как когда-то жаждал власти, бессмертия. И действия Гарри в тот вечер — приказать ему сделать что-то по единственной причине, что это доставит ему удовольствие… это было хорошим началом. Когда Том позволил своему разуму расслабиться и заполниться сонными мыслями и образами, последняя мысль не покидала его: он хотел бы найти способ убедить Гарри раз и навсегда, что он имел в виду то, что сказал. Что он говорит не из страха, а из желания. Что он провёл своё исследование и оно лишь подтвердило то, что он думал изначально. Что его действия привели его к этой точке, но он не жалеет о месте назначения, хотя, возможно, и сожалеет о путешествии. Том понял, что погрузился в сон, только когда внезапно оказался в очень, очень белом месте. Вокруг не было ничего и никого. Всё было белым, просто белым. Он даже не мог понять, было ли это огромное пространство или оно находилось всего в миллиметре от его глаз — отсутствие теней не давало возможности определить его глубину. Он пошевелил руками, но не смог их разглядеть. Он посмотрел вниз, туда, где должны быть ноги, но опять ничего. Что, во имя Мерлина…? — Ты удивляешь меня, Том Марволо Риддл, — задумчиво произнёс голос. По крайней мере, ему показалось, что это был голос, поскольку он мог разобрать в нём слова, но он больше походил на орлиный крик, ржание лошади, волчий вой, чем на человеческий голос. — Не многие смертные способны удивить меня, — продолжало оно, и по мере того, как оно говорило, белое пятно становилось всё ярче, пока на него не стало больно смотреть. Очертания, созданные светом, постоянно менялись, превращаясь, насколько Том мог судить, в различных существ. Эта ситуация становилась для него всё более знакомой… — Леди Магия? — неуверенно спросил он и почувствовал, как его охватывает волна веселья. — В самом деле. Приятно, что, по крайней мере, на этот раз ты узнал свою Мать, когда она обращается к тебе. — Ваше последнее появление было весьма запоминающимся, миледи, — иронично заметил он, а затем вздрогнул, надеясь, что она не обидится на его слова. К счастью, если судить по тому, как она забавлялась, она не беспокоилась о том, что он не подумал, прежде чем говорить. — В самом деле, — повторила она. — Я приговорила тебя к пожизненному заключению, потому что считала, что ты никогда не сможешь освободить те части себя, которые побудили тебя уничтожить мой мир. Однако ты доказал, что я ошибалась, а это не так уж легко для смертного волшебника, — прокомментировала она. — Я считаю, что, возможно, готова… смягчить наказание. Если бы у Тома был рот, во нём бы пересохло. — Что вы имеете в виду? — спросил он, не уверенный, что хочет от неё услышать. — Возможно, приговор, подобный остальным: годы, которые ты провёл, как раковая опухоль, в моём мире, были погашены за служение ему и тем, кто в нём живет. При этих словах внутри Тома что-то оборвалось. Возможно, это была та часть его самого, которая нашла удовлетворение, нашла покой в своём рабстве. — Мои слова не понравились тебе, не так ли, дитя? — с любопытством спросила она. Том оказался не в состоянии говорить, но не потому, что леди Магия не дала ему этого сделать, а потому, что он не знал, что сказать. Леди Магия предлагала ему шанс на то, что его рабству действительно придёт конец, хоть и в далеком будущем. Он не знал, будет ли она считать всю его жизнь, или это будет только его существование в качестве Волдеморта, но в любом случае… если его тело продолжит стареть, то к моменту освобождения он будет средних лет, возможно, даже стариком… но он будет свободен. Ему захотелось горько усмехнуться — разве это не закон подлости, что свободу ему предложили только тогда, когда он уже не хочет её получить. Его опасения, что, найдя способ вырваться из ошейника, он не захочет делать этот шаг, подтвердились. Ведь что он мог сделать? Освободиться от ошейника после долгих лет рабства? С клеймом бывшего Лорда Волдеморта, навсегда приклеившимся к нему? Он просто повернулся бы и попросил Гарри надеть его обратно. И это ещё не считая того, что он открыл для себя свои собственные чувства: та его часть, которая хотела быть рабом, которая желала, чтобы потребности хозяина были в центре его внимания, которая искала одобрения Гарри и которая избегала принимать решения из-за его послужного списка. Он представил себе, как отреагирует его хозяин, узнав, что он решил стать свободным, — он отстранится; откажется вкладываться в отношения, зная, что Том решил покончить с ними, несмотря на то что конец был далеко в будущем. Он отверг бы желание Тома подчиниться ему, отверг бы его преданность, потому что увидел бы, что Том лжёт, что он снова говорит одно, а делает другое. Он полностью потеряет Гарри, как только примет предложение леди Магии. И это… мысль о том, чтобы потерять Гарри, увидеть холодность, дистанцию в его глазах… наблюдать, как он ищет другого мужчину или, может быть, женщину, чтобы стать его спутником жизни… нет. Том не смог бы этого вынести. В конце концов, ответ был только один. Это противоречило всему, чему он научился как Том Риддл, всему, за что он выступал как Лорд Волдеморт. Это казалось таким нелогичным, но в то же время имело смысл. Том Марволо Риддл… Лорд Волдеморт… их больше не существовало. То, что осталось, то, что восстало из пепла того, кем они были, — это он: раб Гарри, Том. Не больше. И не меньше. — А, ты пришёл к решению, дитя? — спросила леди Магия, и в её голосе прозвучало понимание. Том кивнул, или, по крайней мере, ему так показалось — не видя тела, трудно было понять. — Принял, — сказал он, и спокойствие и умиротворение наполнили его тело. И облегчение — облегчение от осознания того, что он принял решение, в правильности которого был уверен. Гарри был достоин его доверия. Он был достоин его покорности. Он был достоин его преданности. И Том будет гордиться тем, что принадлежит ему, в любом виде, который сочтёт приемлемым его хозяин. И он будет работать до конца своих дней, чтобы Гарри так же гордился тем, что он его хозяин, как Том гордился тем, что он его раб. — Тогда скажи это, — настоятельно попросила она. — Ему. Внезапно Гарри оказался рядом и выглядел очень смущённым. Том рассеянно отметил, что снова видит собственное тело, а его ноги стоят на поверхности, которая кажется невероятно твёрдой и мягкой одновременно. — Том? — озадаченно спросил он, а затем, увидев божество, широко раскрыл глаза. — Леди Магия! — воскликнул он. — Что…? Почему…? — он в недоумении покачал головой. — Гарри Джеймс Поттер, — произнесла леди Магия. — В награду за неожиданную способность Тома к искуплению я предложила ему досрочное прекращение наказания. Вместо того чтобы приговаривать его к смерти, я предложила сделать условие свободы таким же, как и для остальных: как только он возместит нанесённый годами ущерб, его отпустят. Он принял решение и вот-вот даст ответ. Гарри повернулся, чтобы посмотреть на Тома, и один взгляд на его лицо сказал Тому, что он уверен, что его раб вот-вот согласится на сделку. Почему бы и нет, как подозревал Том, спрашивал себя его хозяин. Однако Том просто подошёл к хозяину и опустился на колени у его ног. — Хозяин, я твой, — сказал он, не сводя с Гарри пристального взгляда. — Твой, чтобы повелевать; твой, чтобы владеть; твой, чтобы удерживать. Твой до самой смерти, и не раньше. — …Что? — спросил Гарри, на мгновение застыв в изумлении, его голос прерывался. — Ты… Ты же не серьёзно! — воскликнул он. — Ты… ты упускаешь шанс обрести свободу? Пусть через много лет, но всё же! — Я совершенно серьёзен, — сказал ему Том. — Свобода ничего не стоит, если она означает потерю тебя, — продолжил он. Гарри просто уставился на него с открытым ртом. — Возможно, я смогу прояснить ситуацию, — проговорила сзади леди Магия, в голосе которой, как в журчащем ручейке, бурлило веселье. — Том, что если я предложу тебе шанс начать жизнь заново? Я могла бы стереть твои воспоминания, изменить твою внешность и поместить тебя куда-нибудь подальше, оставив в памяти окружающих лишь воспоминания о твоей смерти. — Мерлин, нет! — Том ещё меньше думал об этом. Мысль о том, чтобы так внезапно покинуть Гарри, потерять всё, что он пережил и чему научился? Оставить Гарри со знанием о своей преждевременной смерти? Нет. Тысячу раз нет. — Вот и всё, — ответила она с чувством удовлетворения в голосе. — Итак, у тебя есть ещё вопросы, Гарри Джеймс Поттер? — Э-э… — ситуация, казалось, лишила его всякой способности мыслить, и несколько мгновений он просто тупо смотрел на божество. Затем, закрыв глаза и глубоко вдохнув — или то, что считалось таковым в странном нереальном мире, в котором они находились, — он решительно посмотрел на Тома. — Ты действительно этого хочешь, Том? Быть моим рабом до конца наших дней? Сомневаюсь, что леди Магия ещё раз предоставит тебе такую возможность, — предупредил он. — Да, — тут же ответил Том, и на этот раз ему не пришлось раздумывать. Он уже принял решение. На самом деле ему казалось, что он принял его уже давно. Гарри какое-то время серьёзно смотрел на него, и Том понадеялся на то, что он не отвергнет его, как много раз до этого. И тут произошло чудо — Гарри медленно кивнул, и на его лице наконец-то отразилось согласие, а не недоверие. — Хорошо, — сказал он на удивление легко. — Но я хотел бы внести некоторые изменения, — продолжил он с решительным выражением лица, снова обращаясь к сияющему свету, который составлял форму леди Магии. — Некоторые аспекты ошейника Тома утратили своё значение, теперь, когда вы признали, что он стал другим человеком, а не тем, кто совершил все преступления, — сказал он ей. — Тогда что бы ты изменил, дитя? — спросила леди Магия, и в её голосе снова зазвучали нотки веселья. — Запирать Тома в защите, в которой он находится, не позволять ему даже защищаться, автоматически наказывать или награждать его за хорошие или плохие поступки — всё это кажется бесполезным теперь, когда он добровольно посвящает себя мне, — прокомментировал он. — Я бы хотел, чтобы их убрали. — Полностью убрать аспект поощрения и наказания невозможно, — задумчиво ответила она. — Почему? — Гарри задал вопрос, возможно, немного глупый, как показалось Тому, — в конце концов, это было олицетворение самой Магии. Однако, к счастью, леди Магия не обиделась. — Чары ошейника слишком сложны, чтобы распутать две самые важные нити, не заставив при этом рассыпаться весь ошейник; этого я не допущу. Однако я могу предложить тебе более глубокий контроль над ошейником. Всё, что ты прикажешь, будет выполнено, независимо от того, какие функции были у него ранее. — Значит ли это, что я могу приказать ему покинуть стены моего дома, даже если меня там не будет? Что я могу позволить ему защищаться, даже если это причинит вред другим? — уточнил Гарри. — Да, дитя моё, — тепло ответила она, хотя Том уловил в её голосе нотки скуки. Пожелав своему хозяину не нагнетать обстановку, он с удовлетворением осознал, что в голове Гарри явно проносились те же мысли. — Благодарю вас, миледи, — почтительно ответил Гарри, отвесив небольшой поклон. — Заслужить уважение другого человека до такой степени, что он готов бесконечно клясться вам в верности, — это не так уж мало, — бесстрастно сказала она ему. — Возможно, теперь ты знаешь, какие чувства скрываются за его даром, и будешь относиться к нему с уважением, которого он заслуживает, и не станешь отказывать в том, чего желаешь и ты, и он. Моя сестра Судьба будет очень сердита на тебя, если ты и дальше будешь отвергать сплетение ваших душ, — с этими тревожными словами Том обнаружил, что его сознание исчезает, а свет превращается в черноту.