***
Зайти в магазин, который предложил ему Люк, было совсем другим делом. Поскольку сегодня была суббота, он решил, что магазин будет открыт, и это был один из немногих раз в неделю, когда он мог быть уверен, что у него будет свободное время в рабочее время. Найти адрес было проще простого: он обратился к атласу Лондона, а затем аппарировал к координатам, которые находились не слишком далеко от него. Можно было бы воспользоваться общественным транспортом, но, прожив столько времени в мире волшебников, он обнаружил, что у него не хватает терпения на долгую дорогу, когда у него и так много других дел. К счастью, в этот раз Том не забыл повязать шарф на шею, и они шли по улицам вместе. Гарри заметил, что его раб постоянно отстаёт от него на полшага. Учитывая, что обычно он так и делал, это не должно было быть так заметно, но после тех разговоров, которые он вёл во время того обеда… Разговор с Люком был только началом. Даже если он не принимал участия в большинстве дискуссий, а предпочитал молчать и слушать, это было очень познавательно. Просто находиться среди других людей, у которых, казалось, были те же желания, те же мечты, что и у него, было удивительно. Вернее, не те же, но, похоже, из того же источника. Слушать, как они обмениваются историями и советами, приправленными добрым юмором и лёгким подтруниванием. Гарри порекомендовали ещё несколько книг, а также пару книг, которые, по его мнению, захотел бы прочитать Том. Магазин был, если честно, довольно пугающим. Это был всего лишь один из ряда домов, ничем не выделяющийся, пока не подойдёшь ближе. Единственное, по чему Гарри мог определить, что они попали в нужное место, — это то, что на двери висела табличка «открыто», а в окнах дома стояли манекены, одетые, судя по всему, в фетиш-снаряжение. Остановившись у двери в магазин, он обменялся взглядом с Томом. Странно ли, что это было похоже на шаг в неизвестность? Что это было важнее, чем просто шаг в магазин? Глубоко вздохнув, он открыл дверь и вошёл внутрь, слегка вздрогнув от звука колокольчика. Внутри стало гораздо очевиднее, что это именно магазин, а не дом: внутренние стены явно были убраны, и пол магазина представлял собой преимущественно открытую площадку с отдельно стоящей лестницей в нескольких шагах вперёд. Рядом с ней находился прилавок, за которым стояла женщина. Она была стройной, худощавой и напомнила Гарри Тонкс своими короткими, вьющимися, розовыми как жвачка волосами. Похоже, она следовала стилю манекенов в витрине и была одета в кожу с ног до головы, а на её лице было достаточно металла, чтобы превратиться в опасное оружие. — Привет, милый, крикни, если понадобится помощь, хорошо? — сказала она, и, услышав её голос, Гарри слегка опешил. Если бы он услышал голос, не видя человека, он бы сразу сказал, что это мужчина. Но сейчас… он был в полном замешательстве. В конце концов, он мысленно пожал плечами — если учесть, что он был родом из мира, где оборотное зелье было в порядке вещей, как и метаморфамаги… ну, кто он такой, чтобы бросать камни? Пока он, она, они были счастливы… Кроме того, не было ничего более мотивирующего, чтобы не поднимать шум, чем знание того, что его дядя Вернон в этот момент плевался бы от отвращения — он сделал достаточно замечаний о женоподобных парнях, когда узнал, что некоторые мальчики изучают Искусство как аналог СОВ, чтобы Гарри понял, насколько сильно он не хотел оставить эту ситуацию без внимания. Поэтому Гарри, как обычно, поступил совсем не так, как поступил бы его дядя, и просто улыбнулся кассиру. — На самом деле, я искал библиотеку — знакомый направил меня сюда, потому что сказал, что у вас хороший выбор книг. Кассир улыбнулся. — Конечно, — радушно ответил он. — Просто поднимитесь по лестнице, и она окажется прямо перед вами. Дайте мне знать, если вам понадобятся какие-нибудь рекомендации. — Спасибо, — ответил Гарри, снова вежливо улыбнувшись, и последовал указанию, а Том, не говоря ни слова, зашагал за ним. Библиотека оказалась книжными полками, занимающими часть задней стены прямо напротив лестницы. Выбор был невелик, но, честно говоря, Гарри был рад и этому. — Если увидишь что-нибудь подходящее, скажи мне, — рассеянно приказал он Тому, который уже обшаривал полки и рассматривал разделы с интересными названиями. Он не был уверен, что найдется много библиотек, где «игры с ударами» и «игры с верёвкой» были бы самыми большими разделами. — Да, хозяин, — признал Том. — У тебя есть какие-нибудь названия, которые ты ищешь? Гарри достал лист бумаги, на который он скопировал записи Люка на салфетке, а также несколько других названий, которые ему рекомендовали на других этапах встречи. — Эти были рекомендованы, но это не значит, что мы должны ограничиваться только ими, — сказал он. Честно говоря, это казалось им лучшим способом выяснить, было ли то, что говорил Том и чувствовал Гарри, действительно обоснованным само по себе, или же это всего лишь результат насилия. В результате Гарри решительно высказался за то, чтобы провести исследование. Каким бы импульсивным он ни был на протяжении большей части своих подростковых лет, разрушительные последствия, которые иногда случались, в значительной степени обуздали эти импульсы и научили его ценить исследования, когда это было возможно. Но если речь шла о чём-то подобном, где последствия неверного решения могли преследовать человека всю оставшуюся жизнь… Что ж, достаточно сказать, что Гарри был намерен быть осторожным в этом вопросе. Он начал просматривать предлагаемые книги, предварительно разобравшись с их системой расстановки — сначала по категориям, а затем по авторам. Первую книгу, которую ему порекомендовали, найти было достаточно легко, и Гарри выбрал все три из трилогии: в конце концов, у него было достаточно денег, так почему бы и нет? — Я нашёл первую, Том, — сообщил он своему рабу, не желая, чтобы Том тратил время на поиски книги, которую он уже выбрал. Получив подтверждение своих слов, он продолжил просматривать полки. К тому времени, как они нашли список рекомендованных книг и выбрали ещё несколько, Гарри был готов отправиться домой и погрузиться в книгу, и его нетерпение немного удивило его самого. Однако прежде чем спуститься по лестнице, его внимание привлекла остальная часть комнаты. Она выглядела… ну, как странная смесь пыточного подземелья с комнатой для секса. Подойдя к одной из стен, он увидел множество предметов, которые, казалось, были предназначены только для причинения боли: некоторые из них он узнал как плети; другие, похожие, но с множеством хвостов и выглядевшие гораздо менее болезненно; длинные плоские предметы из различных материалов — паддлы, судя по этикетке, и многое другое. Всё это было расположено рядом с другой подборкой предметов, явно предназначенных для получения удовольствия и включавших в себя огромное количество фаллоимитаторов разной формы. — Видишь что-нибудь, что тебе нравится, хозяин? — мягкий голос Тома, дразняще раздавшийся прямо за его ухом, заставил подпрыгнуть — он и не подозревал, что мужчина подошёл так близко. «Том может быть тихим, как кошка, когда захочет», — с досадой подумал Гарри. Повернув голову, чтобы пристально взглянуть на своего раба, он был уверен, что эффект был испорчен румянцем, который он почувствовал на своих щеках. Решив одержать верх, он постарался сменить позу на более уверенную. — Может, я думаю о том, как хорошо ты смотрелся бы с красной задницей, — бросил он в ответ в том же духе. Когда Том вдруг не выдержал его взгляда и слабый розовый румянец проступил на его щеках, Гарри почувствовал, как в ушах зашумело от прилива адреналина. Чёрт возьми, теперь, когда в его голове возник образ, выкинуть его будет практически невозможно: Том, голый, лежит на кровати, его запястья были связаны одним из тех приспособлений, которые Гарри тоже заметил, ягодицы раскраснелись, он стонет от удовольствия, глаза остекленели, как после массажа… Гарри сдвинул тесноту в брюках и прочистил горло. — Может быть, нам стоит спуститься вниз, — предложил он, его голос был более хриплым, чем обычно. К счастью, Том всё это время смотрел в сторону, поэтому он был уверен, что раб не заметил его реакции. — Согласен, хозяин, — ответил Том, его голос был не таким ровным, как обычно. Гарри с интересом подумал о том, не засел ли в его сознании образ, вызывающий у него неловкую реакцию. Однако он воздержался от расспросов — для этого у него было достаточно времени позже, когда они окажутся в более уединённом месте. Проверка книг не заняла много времени, хотя он мысленно отметил, что нужно перевести на магловский банковский счёт побольше денег, чтобы покрыть стоимость покупок. Аппарировав домой из тени в ближайшем переулке, Гарри и Том без лишних слов согласились, что посиделки за чтением в гостиной — это именно то, что нужно. Вскоре их обоих можно было найти там: Гарри — в кресле, а Том — свернувшись калачиком на ковре у его ног.***
Была пятница. Гарри дочитал книгу, которую ему посоветовал Люк, и ещё две, которые он ему предложил. Том, как и подобает любителю достижений, а также из-за того, что в данный момент у него было гораздо меньше других дел, дочитал не только три книги, которые читал Гарри, но и остальные пять или около того, которые они купили. Гарри успел только пролистать остальные, хотя одну из них он отложил для следующего прочтения. Они оба читали одни и те же книги, и это имело смысл, поскольку у них обоих был доступ к одной и той же информации. Он знал, что после покупки книг немного пренебрегал своими другими обязанностями. Он выполнял задания по подготовке авроров, хотя и делал это как можно быстрее, но почти не готовился к своим ТРИТОНам. Впрочем, это было обдуманное решение — за последние несколько заданий (даже за те, что были до поездки в больницу) он получал за свои работы если не Превосходно, то, по крайней мере, Выше ожидаемого. Его практика всегда была выше теории, так что в сочетании с этим он чувствовал себя вполне подготовленным. Кроме того, какими бы важными ни были ТРИТОНы, отношения между ним и Томом определённо заслуживали пристального внимания. Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. Он просмотрел записи, сделанные им во время чтения книг, и перебрал в уме всё, что узнал. Самое главное, что он понял, это то, что, как сказал Люк во время обеда, желание доминировать, желание контролировать кого-то не делает его уродом, не делает его жестоким. БДСМ-отношения строились на взаимном согласии и доверии как на важнейшем фундаменте, и поэтому, по определению, пока это сохраняется, они не более жестоки, чем любые другие отношения. Возможно, даже меньше, поскольку акцент на «общении» и «честности» означает, что люди, ведущие Д/С образ жизни, лучше понимали друг друга, чем люди в «ванильных» отношениях. И это… это было для него огромным облегчением. Он знал, что ему понадобится время, чтобы по-настоящему принять эту часть себя — старые привычки и шаблоны мышления умирают с трудом, — но он видел, как это происходит, чего определенно не было до того, как он узнал хоть что-то о доминантном и сабмиссивном образе жизни, это было совсем не так. Теперь, имея немного больше информации, он смог представить себе, какой была бы идеальная ситуация с Томом. Ему нужен был партнёр, компаньон. Ему нужен был кто-то, кто был бы так же предан ему, как и он ему. Он хотел, чтобы кто-то стоял у него за спиной и поддерживал его в трудные времена, которые, несомненно, наступят. Он хотел сделать то же самое для него. Он хотел знать, что отношения между ним и другим человеком так же ценны для него, как и для него; что он заботится о его нуждах так же, как он заботится о его. И наоборот, ему нравилась мысль о том, что кто-то обслуживает его, что Том хочет угодить ему и облегчить жизнь, будь то приготовление ужина, уборка дома или закупка продуктов. Он так долго ставил потребности других на первое место, что жаждал кого-то, кто ставил бы на первое место его потребности, его желания. Он подумал, что, возможно, именно поэтому ему нравится, когда Том преклоняет колени у его ног, даже когда ему не приказывают — оставаясь рядом, он предлагает себя Гарри — для всего, что Гарри может от него потребовать. Ему нравилась мысль, представленная в книгах, о партнёре, который доверяет ему настолько, что готов принять из его рук всё, что угодно, потому что верит, что он всегда обеспечит безопасность, даже если в данный момент это не кажется таковым. Особенно Том, для которого он слишком хорошо понимал, как трудно доверять другим. Он очень неуверенно относился к элементам боли, о которых говорилось в книгах, хотя ему хватало воспоминаний об уроках естествознания в начальной школе, чтобы принять на веру идею, которую он прочитал: что удовольствие и боль иногда вызывают очень похожие реакции в мозге, и поэтому в нужной ситуации одно подпитывает другое. Тем не менее он не был уверен, что это то, чем он хотел бы заниматься. Однако бондаж… Гарри мог признаться, что чувствовал себя довольно возбуждённо, глядя на некоторые картинки в книге и на некоторые описания. Мысль о том, чтобы поставить Тома в такое уязвимое положение… положение, из которого он не мог выбраться, и поэтому всё его существование в этот момент зависело от него… да. Он хотел этого. И некоторые из виденных им верёвочных узоров были прекрасны. Что-то внутри него жаждало научиться создавать такие прекрасные произведения искусства, но он отогнал это желание — то, что он этого хочет, ещё не значит, что это произойдёт, твёрдо напомнил он себе: жизнь хорошо преподала ему этот урок. Наконец-то он понял, о чём говорил Люк: единственная причина, по которой он получал удовольствие от отношений с Келли, заключалась в том, что она хотела, чтобы он делал то, что он делал, так же сильно, как и он сам. Гарри наконец понял разницу между хозяином и рабом в мире БДСМ и хозяином и рабом в мире волшебников: в одном случае два желающих участника двигались в существовании, которое приносило удовольствие и удовлетворение обеим сторонам; в другом — эгоистичное существование, где одна сторона была вынуждена давать, а другая просто брала, пока дающий не был уничтожен. По сути, так можно сказать о любом насильнике: он, конечно же, видел параллели между ним и своим дядей Верноном. Какой-то голос в глубине его головы также сравнивал это с тем, как с ним обращались в волшебном мире на протяжении всех его подростковых лет, но он отмахнулся от этой мысли — она не имела отношения к данной ситуации и рисковала снова ввергнуть его в депрессию, из которой Рон и Гермиона с трудом помогли ему выбраться в то время, когда он узнал о плане Дамблдора. Это ничем не поможет. Чтобы Гарри мог наслаждаться своим господством и не бояться его, он должен был знать, что не берёт от Тома больше, чем его раб хочет дать. Даже в самом экстремальном варианте БДСМ-отношений, о котором он читал, — тотальный обмен властью, длящийся двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, где не существует стоп-слова, — оба участника всё равно выбирали вступать в отношения вместе; у них всё ещё была возможность уйти, если это станет невыносимым. Именно поэтому он не позволял образам полностью заполнить его сознание, завладеть его желаниями — он не был уверен, что их с Томом отношения могут быть действительно по обоюдному согласию. Их свела вместе леди Магия, два врага, вынужденные сосуществовать. Они поняли друг друга, это было несомненно, и враждебность, которая поначалу была характерна для их отношений, исчезла без следа. Однако их отношения были далеки от обоюдного согласия. Конечно, Том мог сказать, что это был его выбор; он мог до посинения объяснять, как ему вдруг захотелось подчиниться. Однако Гарри не мог с уверенностью сказать, произошло бы это, если бы их не принудили к этому. Он был уверен, что в какой-то момент ему пришлось бы столкнуться со своим желанием доминировать: оглядываясь назад, он мог распознать маленькие признаки, которые на протяжении многих лет указывали на его желания. Например, ему нравилось вести Отряд Дамблдора — он чувствовал удовлетворение, когда давал указания и развивал навыки участников. Он никогда не был готов просто смириться с существующим положением вещей — он всегда нарушал правила, хотя это не раз приводило его к неприятностям. Он всегда отстаивал то, что считал правильным, независимо от того, какие последствия это имело для него. Он возглавлял группы бойцов, в основном Рона и Гермиону, но были и рейдовые группы. И его уважали: люди следовали его примеру, выполняли его предложения и приказы. Мерлин, мысль о том, что однажды он может стать главным аврором и возглавить весь отдел… что ж, если бы политика не стояла на пути, ему было бы очень трудно отказаться от этой идеи. Так что да, он был доминантом, и он хотел стать доминантом, хотя и с горечью осознавал, как много ему предстоит узнать, прежде чем он сможет по-настоящему выполнять эту роль для саба. Если он вообще сможет выполнять эту роль для саба. Потому что это была основная проблема, с которой он столкнулся: в то время как он мог видеть доказательства своей природной склонности к доминированию на протяжении всей своей жизни… он не мог сделать то же самое для Тома и подчинения. Он знал, что Том говорил, что просто никогда не реализовывал свои желания, что никогда не мог довериться кому-то настолько, чтобы реализовать их. Может, это и правда — как Гарри мог принять за него такое решение? — но как он мог быть в этом уверен? Он не мог — не в такой ситуации, как сейчас; не потому, что Том был его рабом, хотя и обещал быть им. Он не думал, что Том говорит это только для того, чтобы доставить ему удовольствие, во всяком случае, не осознанно. Однако то, что Том может обманывать себя, думая, что он избавляется от иллюзий, чтобы сделать своё существование более приемлемым для него, Гарри не мог игнорировать. И поэтому он чувствовал себя так, словно оказался в затруднительном положении, перед лицом невозможного выбора. Он мог поддаться их желаниям, полагая, что, когда Том говорил, что хочет подчиниться, он действительно говорил от чистого сердца. Это было очень заманчиво — он представлял, как они исследуют то, что их удовлетворяет, как в спальне, так и за её пределами. Но он знал, что его всегда будет мучить страх, что он заставляет Тома играть роль, для которой тот совершенно не подходит. В качестве альтернативы он мог отвергнуть слова Тома, посчитав, что тот не способен дать настоящее согласие. Он мог бы отказаться менять их отношения, ограничиваясь лишь необходимыми командами и взаимодействием, как это было в самом начале. Но при этой мысли сердце Гарри сжалось от боли, потому что он знал: если он так поступит, то полностью разрушит то, что они построили вместе. Гарри станет его хозяином только из-за ошейника, а Том — его рабом по той же причине, и они потеряют дружбу, которую построили. Гарри почему-то опасался, что это может оказаться для Тома более губительным, чем потенциальная попытка навязать ему роль, для которой он не подходит. Но какие ещё были варианты? Они не могли продолжать жить в неопределённости. Они не могли просто никогда не принять решение — в конце концов, обстоятельства и время сами примут его за них. Они застряли вместе до конца своих дней и должны были как-то определить свои отношения. Гарри с тоской подумал о том, что могло бы произойти, если бы ни один из них не проникся чувствами к другому. Возможно, они оба смогли бы найти удовлетворяющие их отношения за пределами их связи, как он объяснял Тому все эти месяцы назад. Но Гарри не мог этого желать, как бы ни тяготила его нынешняя ситуация: его сердце знало, чего хочет, и оно хотело Тома. В этом и заключалось самое большое разочарование Гарри: он знал, какой вариант выберет Том; он знал, какой вариант хочет выбрать он сам. Он знал, что только его собственные моральные устои мешают ему вступить в отношения, что он хочет быть действительно уверенным в том, что это именно то, чего хочет Том; то, что нужно Тому. Это было серьёзное обязательство, и, приняв его, он не знал, можно ли будет от него отказаться. В книге, которую он прочитал о динамике отношений хозяин/раб, было чётко сказано, что перед тем, как вступать в договорные отношения, необходимо провести несколько бесед — Люк говорил нечто подобное во время объяснения на обеде. Это было сделано для защиты хозяина и раба, а также для того, чтобы убедиться в том, что они находятся на одной волне, когда речь заходит об отношениях между ними, и что всё их согласие было полностью осознанным. На самом деле Гарри не нужно было беспокоиться о защите себя — в книге говорилось о том, что хозяин должен быть уверен, что его раб не обратится в полицию с подозрительными следами, появившимися по обоюдному согласию, но ситуация рабства, в которой находились Гарри и Том, была законной. И в этом заключалась главная проблема. Он пытался понять, как можно иметь отношения по обоюдному согласию в условиях, которые никак нельзя назвать обоюдными. Ни он, ни Том не соглашались на то, чтобы их принуждали друг к другу, и уж точно, в первую очередь, Том не соглашался становиться рабом. Если он зайдёт слишком далеко, если собьётся с пути, Том ничего не сможет сделать, чтобы остановить его. Никто не сможет остановить его, если только он не нарушит одно из правил. Но даже в этом случае, как он подозревал, мало кто захочет наказать Гарри Поттера за то, что он сделал жертвой бывшего Лорда Волдеморта. Так что на самом деле речь шла о защите Тома, и Гарри чувствовал, как эта ответственность тяжело ложится на его плечи. Это должно было быть его решение, и он должен быть прав с первого раза. Но что именно было правильным… вот в чём был главный вопрос, не так ли?***
— Можешь ли ты честно сказать, что будешь счастлив со всем этим? В долгосрочной перспективе? — неожиданно спросил Гарри, бросив нож и вилку и не закончив трапезу. Том уже закончил и ждал, пока Гарри уберёт свою тарелку, прежде чем приступить к уборке. — Хозяин? — спросил Том, чувствуя себя сбитым с толку этим неожиданным вопросом. — То, что было в книгах, — уточнил он. Том мгновение смотрел на него, а затем покачал головой в замешательстве. — Тебе придётся немного объяснить это, — сказал он своему хозяину. — Какое именно «то» ты имеешь в виду? Гарри резко встал и вышел из комнаты. Том смотрел ему вслед, слегка расширив глаза — неужели его хозяин расстроился? Нет, оказалось, что он просто хотел взять одну из книг из гостиной (предположительно). Пролистав страницы, он остановился рядом со своим стулом, а затем начал читать вслух. Том узнал отрывок и понял, почему он выбрал именно его. — У раба не может быть никаких ограничений, кроме тех, что устанавливает ему хозяин или которые оговорены в контракте, заключённом в начале отношений. Они могут корректироваться через установленные промежутки времени — три или шесть месяцев, и только тогда. Они не могут отказать своему хозяину в услугах. Хозяин может контролировать все аспекты жизни раба. Раб может подвергаться опыту, который ему не нравится, ради удовольствия хозяина. Раб может не иметь возможности пользоваться такими преимуществами, как сидение на стуле, а не на полу, самостоятельный выбор одежды каждый день или прослушивание любимой музыки. Эти вещи могут служить наградой для раба, но только тогда, когда хозяин считает, что раб этого достоин. У раба нет никаких прав, кроме тех, что дает ей хозяин, и права разорвать отношения, обычно это окончательное решение, — захлопнув книгу, он бросил её на стол и откинулся на спинку стула — Ты не можешь сказать мне, что хочешь всего этого, конечно же! — воскликнул он. — Хозяин, большинство из этих вещей относится к нашим отношениям, независимо от того, что я чувствую по этому поводу, — заметил Том. — По законам волшебников у меня нет никаких прав, как ты прекрасно знаешь. Я не могу отказать тебе в услугах, если не хочу быть наказанным своим ошейником. Меня подвергали испытаниям, которые мне не нравились, и я не мог ни к кому обратиться, хотя большинство из них, по крайней мере, имели под собой основания. Если бы не твои изменения основных правил, закодированных в моём ошейнике, я не смог бы пользоваться мебелью, есть и пить, когда захочу, выбирать одежду, если она вообще была разрешена, читать книги, использовать магию, говорить. По крайней мере, без твоего прямого разрешения, — он вздохнул, встретившись с Гарри взглядом. — Я могу делать всё это только потому, что ты дал мне разрешение. Гарри помассировал виски, и Том почувствовал, как на него накатывает волна сожаления о том, что он снова причиняет своему хозяину головную боль. — Но мы не говорим о реальном положении дел. Я могу это понять — это правда: у меня есть над тобой власть, и ты подчиняешься мне, потому что у тебя нет выбора. Но дело не в этом! Речь идёт о том, что ты хочешь иметь такие отношения; что даже если бы с тебя сняли ошейник, ты бы выбрал их. Можешь ли ты честно сказать, что тебе этого хочется? — спросил он с большим чувством. Том поддался своему хозяину и снова уделил вопросу всё своё внимание. На него было трудно ответить — вопросы, касающиеся гипотез, всегда были такими. Факт заключался в том, что у него не было никакого выхода из ошейника, кроме смерти, так какой смысл принимать решения, основываясь на гипотезе, которая никогда не сможет существовать? Всё, что он мог сказать, — это то, что его устраивает ошейник, потому что он принадлежит Гарри; что он желает руки своего хозяина, его господства, потому что он доверяет Гарри. Ему доставляло удовольствие угождать хозяину, а когда он был недоволен, это было похоже на удар в живот или боль в сердце. Он хотел быть полезным своему хозяину, знать, что его усилия в какой-то мере способствуют целям, желаниям, благополучию Гарри; будь то помощь в выполнении ТРИТОНов, поддержание чистоты в доме или просто присутствие у его ног, которое удовлетворяло его. — Выбрал бы я подчиниться твоему ошейнику, если бы ты никогда не проводил ритуал? — размышлял Том. — Нет, наверное, нет, — Гарри выглядел странной смесью между триумфом и подавленностью. Том продолжил, прежде чем тот успел заговорить. — Но тогда я был бы либо мёртв, либо победил. Честно говоря, я не уверен, какое состояние было бы хуже — для меня и для остального мира волшебников, — мрачно заметил он. Это была правда — даже если бы он победил, он не был бы доволен, не был бы спокоен, не был бы менее безумен и не был бы более человечным. — Что касается ошейника, который снимут завтра… Трудно сказать, что бы я решил, но я сомневаюсь, что принял бы это решение. Возможно, я решил бы изменить некоторые элементы, но не думаю, что решил бы полностью избавиться от ошейника. Гарри уставился на него с выражением недоверия. — Почему? — выдохнул он. Том вздохнул, снова пытаясь подобрать слова. Казалось, он пытался объяснить это снова и снова, и каждый раз ему не удавалось донести мысль так, чтобы Гарри принял её. Честно говоря, это было удручающе, и ему не очень-то хотелось повторять это снова… но хозяин попросил его об этом, и он это сделает. — Почему? Потому что мне больше нравится тот, кто я есть сейчас, чем тот, кем я был, — увидев написанный на лице Гарри вопрос, он поспешно продолжил. — Я знаю, что ты хочешь спросить — почему? — Гарри беззвучно кивнул, и Том позволил улыбке коснуться одного уголка его рта. — Я был тем, кем я был… просто мешанина амбиций, драйва и постоянного стремления к большему. Теперь у меня этого нет. Я тот, за кого ты меня принимаешь; я делаю то, что ты говоришь. В этом есть мир, которого я никогда раньше не знал. Покой, о котором я и не подозревал. Облегчение от чувства вины, которое в противном случае грозило бы утопить меня в совершённых мною поступках, в нанесённом мною ущербе. Под твоей рукой я знаю, что расплачиваюсь за свои преступления и что мне больше никогда не позволят стать им. — Но в этом есть и удовольствие. Когда я знаю, что выполнил то, что ты хотел, в меру своих возможностей, и это в какой-то мере помогло тебе или порадовало тебя… я чувствую удовольствие. Удовлетворение, — Том откинулся в кресле и встретил взгляд Гарри без единой маски или притворства, за которыми можно было бы спрятаться. — Я никогда не был удовлетворён раньше: я всегда хотел больше, больше, больше. А теперь… я знаю, что мог бы иметь весь мир на ладони, и всё равно не был бы так удовлетворён, как в роли твоего раба, — на мгновение он задумался и внутренне вздохнул, глядя на выражение лица Гарри. Он надеялся, что у него получится — но сегодня не должно было случиться так, чтобы Гарри окончательно перестал беспокоиться о желании Тома стать его рабом. — Так какие составляющие ты бы изменил? — спросил Гарри после нескольких минут молчаливого размышления. — Что бы я изменил…? Это был бы публичный аспект. Мне… не нравится осознавать, что вне дома я должен соответствовать определённому стандарту поведения, но не потому, что ты этого хочешь, а из-за правил, установленных другими. Если ты хочешь, чтобы я преклонял колени перед тобой, когда ты выходишь в свет, это одно, а то, что я обязан это делать, потому что иначе мы можем подвергнуться порицанию со стороны Министерства… это другое. Я подчиняюсь тебе, а не Министерству, — объяснил он, не чувствуя ничего, кроме отвращения и омерзения при мысли о том, что может принадлежать кому-то, кроме Гарри. — То есть ты с радостью встал бы на колени прилюдно, лишь бы я попросил? — недоверчиво спросил Гарри. — Если бы такова была твоя воля, да, хозяин, — спокойно ответил Том. — А если бы я захотел покормить тебя с руки? Ты бы захотел, чтобы я это сделал? — Хозяин, если бы это была твоя воля, то да. Именно это я и пытался донести до тебя: я не могу избежать того факта, что всё, что мы обсуждаем, уже находится в твоей власти. На самом деле я доверяю тебе эту власть над собой, потому что она у тебя уже есть, и ты ею не злоупотреблял. Я верю, что ты не будешь толкать меня дальше, чем я могу вынести, и поэтому я доволен. Если это сделает тебя счастливым, я с готовностью подчинюсь всему, что ты от меня потребуешь. — Прекрасно, — отрезал Гарри. Он откинулся на спинку стула и положил ногу на стул, который обычно занимал Драко. — Разденься догола и встань на колени рядом со мной, — с вызовом приказал он. Глаза Тома слегка расширились от шока. Мысль о том, что он обнажён и уязвим, вызвала в нём нервную дрожь. В то же время шок возбуждения поразил его, как молния, и он почти мгновенно стал наполовину твёрдым. То, что хозяин увидит его физическую реакцию, как только он снимет одежду, добавило смущения. Но хозяин приказал ему, и он доверял хозяину. Эти два факта — всё, что ему было нужно.