***
— Я… ты… — Гарри растерялся и на мгновение отвёл взгляд, чтобы снова поймать пылающий взгляд Тома. — Я знаю, что тебе было… нелегко, но спасибо, что рассказал мне всё это, — он снова замолчал, не зная, что ещё можно или нужно сказать. Он начал сомневаться в своих мыслях, которые утром так убеждали его в том, что все заверения Тома о покорности были основаны исключительно на его опыте с Ричардсом. Хотя он всё ещё чувствовал некоторую затаённую тревогу, большая часть его сознания начала допускать, что, возможно, Том на самом деле исходил из чувства самопонимания, а не страха — он просто был слишком красноречив, чтобы это могло быть так. То, что Том мог так думать… Гарри чувствовал, что плывёт, что мир перевернулся с ног на голову. Ему нужно было время, чтобы разобраться в ситуации. Но его всё ещё беспокоила одна вещь, одна большая вещь. — Просто… я знаю, ты говоришь, что доверяешь мне, но… — он снова вскинул руки, откинувшись на кресло, и расстроенно провёл рукой по лицу и волосам. — Я просто не понимаю этого, — сказал он почти жалобно. Увидев, что Том собирается заговорить, он поднял руку, чтобы остановить его. — Я знаю, почему ты говоришь, что доверяешь мне, но… я не понимаю, почему мне вообще нужно твоё подчинение; разве тот факт, что я хочу этого, не должен быть причиной, чтобы не доверять мне? — он вздохнул, снова потирая лицо в надежде, что движение поможет ему легче сформулировать слова. Снова открыв глаза и посмотрев на своего раба, он увидел, что Том задумчиво смотрит на него. — Хозяин… почему ты боишься своих желаний? — спросил он. Гарри вздрогнул, его глаза расширились от удивления, ведь это был именно тот вопрос, на который он не мог ответить; вопрос, о котором он даже не подозревал, что его зададут? Это была правда — он боялся своих желаний. Он боялся того, как ему нравится видеть Тома на коленях, как ему нравится контролировать его жизнь. Его пугал тёмный зверь внутри него, которому нравилось видеть, как Том борется; который наслаждался его унижением. Но почему? — Потому что я боюсь того, что они обо мне говорят, — медленно произнёс он, как только осознание пришло к нему. — И что же это? — надавил Том. Несмотря на их положение — Том стоял на коленях, а Гарри сидел над ним, — Гарри не мог не чувствовать себя кроликом, которого загоняет лиса. Однако на этот раз ему казалось, что Том спрашивает не ради собственного удовольствия — он давил, чтобы Гарри смог лучше понять себя, чтобы они наконец смогли разрешить эту проблему, которая висела между ними уже несколько месяцев. И вместо того, чтобы сорваться, вместо того, чтобы уйти или приказать Тому уйти… Гарри задумался. — Я… я боюсь, что моё желание контролировать тебя, моё удовольствие от твоего подчинения… это говорит о том, что я… испорчен. Что моё детство посеяло во мне семена насилия; что я позволил этим семенам прорасти и разрастись. Том медленно кивнул, но Гарри не почувствовал, что это было согласие с его словами, скорее просто признание того, что он сказал. — Знаешь, мы не одни, — сказал он наконец, и кажущаяся непоследовательность вывела Гарри из равновесия. — Что ты имеешь в виду? — спросил он в замешательстве. — В желании доминировать, в твоём случае, или подчиняться, в моём. Есть и другие люди, которые тоже этого желают; люди, для которых это стиль жизни. Думаю, ты уже слышал о БДСМ, не так ли? Гарри пожал плечами, чувствуя, что на его щеках появился румянец, как несколько месяцев назад, когда та женщина подошла к нему в магазине. Если подумать, не та ли это женщина, с которой он познакомился в этот день? Между этими двумя встречами прошло столько времени… но ему показалось, что она выглядит смутно знакомой, хотя беспокойство о Томе преобладало над всеми остальными мыслями того времени. — Разговоры в общежитии, вот и всё. Том снова кивнул. — Могу себе представить, — ответил он с сухими нотками в голосе. — Не могу сказать, что я полностью знаком с этим, но… Когда я путешествовал по миру, в какой-то момент я остановился у одной пары в Германии. Мужчина согласился обучить меня некоторым заклинаниям, которые я хотел выучить, и предложил свой дом на время моего… ученичества, можно сказать, хотя он и не был мастером. То есть не традиционным, — он криво улыбнулся. — Однако между ним и его партнёршей… у них были довольно интересные отношения. Он командовал, а она подчинялась, причём с радостью. Она называла его хозяином, а он её — Хасе. В какой-то момент меня заинтересовало, не использовал ли он какое-то заклинание, чтобы привязать её к себе. Гарри подумал, что, наверное, догадывается, почему молодого Тёмного Лорда заинтересовало именно такое заклинание. — Однако, расспросив его, я выяснил, что это было совершенно добровольно с их стороны; они оба получали удовольствие от своих ролей: она — от подчинения ему, он — от контроля и заботы о ней, — Том пожал плечами. — На тот момент мне было неинтересно копать дальше, но мне удалось выяснить, что они были частью местного сообщества, которому нравились похожие вещи. Может быть, мы могли бы связаться с кем-нибудь, с кем вы могли бы поговорить обо всём этом? Гарри задумался. Он не хотел говорить с другими людьми о том, что происходило между ним и Томом — опыт научил его, что чем больше люди знают, тем больше у них оружия, чтобы причинить вред. Но в данной ситуации… Ему придётся ещё подумать; ещё подумать обо всём, что они обсуждали. — Мне нужно подумать, — сказал он, снова проведя рукой по лицу. — Мы… это было долгое утро, — сказал он с чувством. — Да, хозяин, — согласился Том, прикоснувшись рукой к лицу и поморщившись. Гарри почувствовал, как его охватывает угрызение совести. — Мерлин, я опять забыл о твоих синяках! — почему он продолжает это делать? Устраивать большой разговор перед тем, как разобраться с травмами раба? Том, видимо, доверял ему — Гарри не понимал, почему: он не доверил бы себе ничего более зависимого, чем сова, и эта ситуация была тому подтверждением. — Тебе нужен ещё бальзам от ушибов? Или у тебя осталось достаточно средств с этих выходных? И есть ли у тебя ещё какие-нибудь травмы, которые нужно обработать? Том на мгновение задумался. — Наверное, мне хватит, — задумчиво ответил он. — И нет — это всего лишь несколько синяков. Я буду в порядке после пары нанесений бальзама от синяков. Гарри, прищурившись, некоторое время наблюдал за ним. — Хорошо, но если тебе понадобится ещё что-нибудь или обезболивающее, обязательно попроси, — строго проинструктировал он. — Обязательно, — ответил Том, в его глазах и голосе появились тёплые нотки. Затем он заколебался, ненадолго опустив взгляд вниз, прежде чем снова встретиться с Гарри. — Хозяин… моё наказание? — неуверенно спросил он, словно не зная, стоит ли поднимать этот вопрос, или, возможно, не желая его поднимать, но чувствуя, что должен. — За… что именно? — спросил Гарри, всё ещё не понимая, за что. Том беспомощно пожал плечами. — Хозяин, это зависит от тебя. Как я уже сказал, я больше не доверяю своим решениям. Если ты считаешь, что я принял неверное решение, как это бывало в прошлом, то твоё право меня исправить. Гарри задумался, оставив в стороне «право на исправление», в котором он всё ещё не был уверен. Действительно ли Том когда-то принял неправильное решение? — Честно? — Гарри начал смотреть на своего коленопреклоненного раба. — Я не вижу другого способа, которым ты мог бы отреагировать, кроме как позвать меня раньше. Но даже тогда… я не успел бы вовремя остановить его от попытки убить тебя, так что результат был бы тот же. Ты защищался теми средствами, которые были в твоём распоряжении, и, видит Мерлин, я рад, что ты не позволил ему убить себя! Том уставился на него с выражением недоверия. — Но… я же убил человека. — Судя по всему, случайно, — ответил Гарри. Наступила короткая пауза. — Ты веришь, что мои намерения не были убийственными? — Том снова заговорил так, словно не мог поверить в то, что говорит Гарри. — Ты лгал раньше? — спросил Гарри, не особо беспокоясь. Хотя это заставило его задуматься, когда именно — и почему — он стал так доверять человеку, который в одиннадцать лет был искусным лжецом. — Нет! — Том ответил сразу же, не задавая вопросов. Гарри улыбнулся: вот почему. — Я и не думал, что ты лгал. Итак, да, ты убил человека, но сначала ты попытался разрешить ситуацию без конфликта и применил насилие только тогда, когда это был единственный выход. Как я уже сказал, я хотя бы отчасти виноват в том, что не дал тебе инструментов для самозащиты менее жестоким способом. Честно говоря, я не подумал о том, что ты можешь столкнуться с другим волшебником во время похода за продуктами, но мне следовало бы, — он обдумывал, как решить эту проблему. — Так что нет, я не думаю, что ты заслуживаешь наказания за этот конкретный инцидент. — Но, хозяин, у тебя будут проблемы с аврорами, с Министерством… с общественностью, когда это станет известно. И это моя вина… — его голос звучал виновато. Если бы восемь месяцев назад кто-нибудь сказал ему, что его новый раб будет больше беспокоиться о его репутации, чем он сам, он бы рассмеялся и проверил его на наличие Конфундуса. А так… — Это не должно стать проблемой, — сказал Гарри, пожав плечами. — Как я уже сказал, я добрался до места преступления раньше, чем сумел найти тебя — и всё почистил. Твоя магия хорошо скрыла происшествие как от магического, так и от магловского обнаружения, так что не думаю, что кто-то станет проводить дальнейшее расследование. Что касается тела, то я убрал его на хранение и избавлюсь от него подходящим образом. Так что, как я уже сказал, я не считаю, что ты заслуживаешь какого-либо наказания за то, что произошло сегодня — это случилось, мы с этим разобрались. Давай двигаться дальше. Том уставился на него, чуть ли не раскрыв рот; у Тома Риддла это проявлялось в том, что уголки его рта слегка подрагивали. — Когда ты стал таким опытным в сокрытии преступлений? — спросил он со смесью удивления, веселья и дискомфорта в голосе. Гарри снова пожал плечами. — Когда у тебя на хвосте сидят Пожиратели смерти, очень важно научиться очищать место преступления, — иронично прокомментировал он. Том опустил глаза, в его взгляде читалось чувство вины. Гарри почувствовал странное желание сказать ему, что всё в порядке, но это было не в порядке: несмотря на то, что Том сейчас другой человек, он был таким тогда, и последствия этого многие ощущают до сих пор. Почувствовав дискомфорт, Гарри перешёл к тому, над чем размышлял. Действительно, Том был удивительно уязвим в одиночку: ему разрешалось использовать магию только в доме или для защиты Гарри. Когда он оставался один, он не мог особо защищаться — это было своего рода чудом, что он смог направить свою случайную магию в нужное русло; это не всегда было возможно. Даже физическая защита вряд ли будет успешной, поскольку ошейник обездвижит его, как только он попытается напасть на кого-то. — Думая о том, что ты можешь подвергнуться нападению, когда ты один… Что, если я предложу тебе возможность использовать магию для собственной защиты? — медленно спросил Гарри. Глаза Тома широко раскрылись, и он уставился на Гарри. — Ты сможешь это сделать? А как же Министерство? Министр? Гарри пожал плечами — в данный момент мнение Кингсли мало что значило для Гарри, а Министерство никогда не оказывало особого влияния на его решения. — Конечно, это должно происходить при определённых условиях, — уточнил он. — Ты сможешь использовать её только тогда, когда посчитаешь, что нет другого способа разрядить обстановку или выйти из неё, не получив ни психических, ни физических травм, и это должно быть что-то очень тонкое, что нельзя будет идентифицировать как магию. Таким образом, мне не придётся привлекать обливиэторов и открывать перед нами сложные вопросы, но… Да. Это должно быть возможно. Это поможет? Том ещё некоторое время просто смотрел на него, а потом отвёл взгляд, обдумывая вопрос. — Да, — сказал он наконец. — Да, я думаю, это поможет. Гарри кивнул. — Хорошо, — сказал он с улыбкой, радуясь, что с этим, похоже, будет достаточно легко справиться. — Тогда тебе разрешено использовать магию вне дома и моего присутствия, если соблюдены все условия. — Спасибо, хозяин, — с благодарностью в глазах и в голосе подтвердил Том. Затем он заколебался. — Когда на меня напали, я, кажется, уронил продукты… Гарри вытащил из кармана коробку. — Так и было, но я уменьшил их и положил в эту коробку. Но я не проверил, в каком они состоянии. Не думаю, что падение на землю и взрыв твоей магии пошли им на пользу, — иронично заметил он. Том бросил на него взгляд, выражающий согласие, и принял коробку. — Если что-то нужно заменить, скажи мне, и я схожу сегодня днём и принесу это. Том нахмурился. — Я думал, ты сегодня в Хогвартсе? Гарри поморщился. — Должен быть, — признался он, — но ничего страшного, если я сегодня пропущу — всё равно для меня важнее всего теория, а она утром. С практикой у меня сейчас всё в порядке, так что особого смысла идти нет. Том нахмурился ещё сильнее. — Прости, что помешал твоему обучению, хозяин, — сказал он с ноткой вины в голосе. Гарри резко покачал головой. — Не стоит, — сказал он своему рабу твёрдым тоном. — Лучше я буду знать о проблемах, чем ты не расскажешь мне о них, пытаясь пощадить меня или что-то в этом роде, — честно говоря, если Том и доверял руководству Гарри, то Гарри должен был знать всё, чтобы принимать правильные решения: отсутствие информации приведёт к плохим решениям — он слишком хорошо знал это по своему опыту во время войны. — Кроме того, я уже практически готов. Сегодняшние занятия и следующая неделя будут посвящены только проверке, а не изучению чего-то нового. — Могу я тебе чем-нибудь помочь? — спросил Том. Гарри на мгновение задумчиво посмотрел на него. — Да, — наконец ответил он. — Да, я думаю, ты мог бы. Ты бы хотел? Том бросил на него взгляд, как бы ставя под сомнение его умственные способности и необходимость задавать этот вопрос. — Конечно, хозяин. Я к вашим услугам, когда ты этого пожелаешь, — как бы шаблонно ни звучали эти слова, но, когда Том произнёс их, они прозвучали искренне. От этого Гарри стало не по себе: тон вызвал в нём мысли, которые он отложил на потом. Не желая вдаваться в них в данный момент, он прочистил горло и сменил тему. — Ладно, хорошо. Я понимаю, что ещё рановато, но, может, пообедаем? Том посмотрел на него мгновение, а затем пожал плечами. — Я могу приготовить что-нибудь для нас, если хочешь, — предложил он. — Пожалуйста, — ответил Гарри. Его раб кивнул, а затем встал. В дверях он приостановился, бросил на Гарри нечитаемый взгляд и, казалось, собирался что-то сказать. Затем, прежде чем это произошло, он повернулся и скрылся в темноте коридора.***
Вытащив продукты из холодильника, Том занялся приготовлением салата: помыл различные свежие продукты, проверил зелёные листья, чтобы убедиться, что они в приличном состоянии, и избавился от тех, что не в порядке; смешал заправку. Всё время, пока он раскладывал по местам пригодные к употреблению продукты и готовил обед, он размышлял о разговоре, который они вели ранее. Из этих размышлений он сделал два вывода. Во-первых, реальным препятствием для полноценных отношений для них обоих был страх Гарри перед самим собой. Во-вторых, разговор с другими людьми, которые поддерживают подобные отношения, вероятно, был бы полезен. С первым он ничего не мог поделать — с этим Гарри придётся разбираться самому. Однако, второе… Находиться в доме Саммерсов было интересно. Не то чтобы они говорили что-то откровенное, и Том, конечно, не заглядывал ни к кому из них в голову — ему помешал бы ошейник, если бы он попытался это сделать, — но было что-то в них… что-то в том, как они общались друг с другом, что возвращало его мысли к тому времени, которое он провел с Майерами. И если его подозрения верны, то, возможно, они могли бы помочь хозяину решить его первую проблему. Это, безусловно, пошло Тому на пользу: он не только осознал, как сильно хочет таких отношений с хозяином, но и осознание того, что Гарри так разрывается, вызывало у Тома противоречивые эмоции, сочувствие. Это было странно: Том никогда не отличался особой заботой об эмоциях других людей, за исключением тех случаев, когда они непосредственно затрагивали его самого, но и тогда он обращал на них внимание лишь настолько, чтобы понять, будут ли они выгодны или невыгодны ему и его целям, и действовал соответственно. Не обращая внимания на то, как бы он отреагировал, будучи Волдемортом — ведь он дошёл до того, что хотел бы полностью забыть о том периоде своей жизни, — он подумал о том, что бы он чувствовал, будучи Томом Риддлом. Он бы воспринял это как слабость, решил он. Он увидел бы возможность склонить Гарри к своим желаниям, используя его противоречия и переживания, чтобы заставить его сделать то, что хотел Том. Он бы счёл беспокойство Гарри по поводу превращения в монстра признаком слабости воли, слабости духа. Он бы не стал уважать такого человека. Возможно, в этом и заключалась главная разница между ним и тем мальчиком, которым он был: то, что раньше казалось ему слабостью, теперь он воспринимал как силу. Перемена произошла из-за того, что он на собственном опыте убедился, куда привела его несомненная уверенность — его высокомерие, когда он всегда верил, что он прав, что он оправдан, привело его к тому, что он описал Гарри ранее: к кому-то, к чему-то, в чём он даже не мог узнать себя. Том-мальчик был именно таким — мальчиком. Оглядываясь назад, Том понимал, что приют нанёс ему определённый вред — он понял, что может полагаться только на себя, что никакое другое состояние не является желательным и допустимым. Его опыт в Хогвартсе ничем не отличался — он узнал, что это такой же мир, как и в приюте, возможно, даже хуже, и он приспособился. Он наслаждался уважением окружающих, как только добился его, но при этом всегда относился к тем, кто смотрел на него с восторгом в глазах, с некоторым презрением за их неспособность разглядеть его притворство. Потому что всё это было притворством. Он обманул своих учителей, других учеников… самого себя. Последнее было одной из причин, по которой он задавался вопросом, не было ли его желание подчиниться чужому руководству на самом деле всегда, но отсутствие кого-либо, достойного его подчинения, заставило его похоронить его так глубоко, что он даже не подозревал о его существовании. Это объясняло, почему он так далеко зашёл в противоположном направлении, но так и не нашёл достаточной поддержки. Он никогда не находил покоя; ему всегда хотелось большего, но, получая большее, он всё равно не был удовлетворён. Теперь же, когда он наконец почувствовал вкус покоя, стремление, которое всегда горело в нём как огонь, казалось… не то чтобы удовлетворённым, но тлеющим на низком уровне — скорее тёплым отблеском, чем всепоглощающим пламенем. И вот теперь он наконец-то вкусил покой, после всех бурных лет, после всего, что он сделал… странно ли, что он ухватился за него обеими руками? Он понял, что, пожалуй, был слишком горяч с Гарри — оглядываясь назад, он осознал, что, возможно, ему следовало не торопиться с открытием своих желаний хозяину: услышав опасения Гарри о том, что желание Тома подчиниться было исключительно из-за Ричардса, Том понял, что в очередной раз облажался. Ему следовало делать это понемногу, облегчая им обоим задачу — в конце концов, долгосрочная выгода и кратковременная боль были лучше. Том с сожалением размышлял о том, что уступчивость на самом деле не в его характере. Когда бы он ни решил что-то сделать, он всегда брался за дело с полной отдачей. Он решил стать лучшим учеником Хогвартса, и добился этого — по крайней мере, на памяти живых. Он хотел победить смерть, и ему это удалось, хотя средства, с помощью которых он это сделал, были… мягко говоря, нежелательными. Он хотел обрести власть, и ему это удалось, хотя, опять же, реальность произошедшего оставила во рту нечто большее, чем неприятный привкус. Так стоит ли удивляться, что в очередной раз он не смог сделать что-то наполовину, и всё пошло не так? Вздохнув от собственных мыслей, Том поставил салат с заправкой на стол и завершил приготовление холодного обеда: хлеб, смесь сыров и мяса, масло и немного фруктов, чтобы предложить выбор, который мог быть разным каждый раз. Он заколебался, глядя в сторону двери, а затем вздохнул ещё раз. Выйдя из кухни, он направился в гостиную. — Хозяин? — сказал он с порога, приостановившись перед тем, как переступить порог комнаты, как это было принято — не то чтобы он был против того, чтобы преклонить колени перед своим хозяином, просто его раздражало делать это для такого короткого разговора. Гарри поднял глаза от того, что рассматривал на своём столе. — Да? — Обед готов. — Спасибо, — рассеянно ответил Гарри. — Я сейчас закончу. Том кивнул и вернулся на кухню, начав обслуживать себя. Через несколько минут на кухню вошёл Гарри. — Выглядит аппетитно, — похвалил он, накладывая кусочки на свою тарелку. — Спасибо, хозяин, — ответил Том, чувствуя, как его охватывает тепло от осознания того, что он угодил своему хозяину. Теперь, когда он смирился с собственными эмоциями и желаниями, он обнаружил, что знание о том, доволен или недоволен Гарри, оказывает на него гораздо большее влияние, чем раньше: когда он только прибыл, его заботило лишь то, как сделать минимум того, что требовалось, чтобы не быть наказанным ошейником; теперь же он действительно хотел знать, что Гарри доволен его стараниями, и сама мысль о том, что он может быть недоволен, вызывала в нём страх. А может, это был не страх, а стыд — осознание того, что хозяин может счесть его чем-то недовольным, вызывало в нём отвращение к самому себе. Его размышления прервал голос Гарри, и он с радостью позволил себе отвлечься, поскольку его мысли и без того были не слишком приятными. — Как там продукты? Есть ли что-нибудь, что нужно, чтобы я купил сегодня днём? Том обдумал вопрос. — В основном всё было в порядке, хозяин. Единственное, что было потеряно, — это яйца, которые все разбились, помидоры, которые оказались слишком мятыми для использования, и большая часть листьев салата, по той же причине. Я использовал те, которые были в порядке, для сегодняшнего обеда, но это практически всё. — Хорошо, — согласился Гарри. — Я схожу позже и заменю их. Том на мгновение замешкался, но потом решил, что спросить стоит. — Хозяин… можно я пойду завтра? Гарри посмотрел на него. — После сегодняшнего? — с сомнением спросил он. Том слегка пожал плечами. — Если ты не считаешь это хорошей идеей, я подчинюсь твоему решению, но сейчас ситуация иная. Ты дал мне разрешение использовать магию в экстренных случаях, так что я не предвижу повторения тех же событий, и уж точно не того же финала, — он заколебался ещё на мгновение, а затем продолжил, опустив глаза на столешницу. — Мне… не нравится, что мои сегодняшние действия прервали твоё обучение; я бы не хотел, чтобы это повторилось, как в случае, если бы тебе пришлось отправиться за покупками, — неприязнь — это ещё мягко сказано: чувство, которое Том ощущал внутри себя от осознания того, что его действия были одновременно неприятны и вредны для его хозяина — с точки зрения его целей и репутации, — он не хотел бы испытывать снова. Не зря же он просил о наказании. Как бы ему ни не нравилось быть наказанным и как бы он ни боялся того, что может сделать с ним его хозяин, какая-то часть его души всё же желала этого, так как это обещало избавить его от чувства вины и отвращения к самому себе. К счастью, искренняя оценка хозяина, что ситуация не нуждается в исправлении, возымела тот же эффект. Он почувствовал, что хозяин пристально смотрит на него, и поднял глаза, чтобы встретиться с изумрудным взглядом Гарри. Он был изучающим, любопытным. — Это единственная причина, по которой ты хочешь выйти? Глаза Тома снова опустились вниз, в нём поднялась тревога. Нет, не единственная… Но он не хотел объяснять другую причину, опасаясь, что хозяин запретит ему заниматься этим, а также из-за затаившегося сомнения, что, возможно, он ошибается. Вместо этого он решил ввести в заблуждение. — Нет, я также подумал, что… что, возможно, я перестану немного… нервничать, выходя на улицу, если увижу место, где это произошло, зная при этом, что это больше не повторится. — А, — ответил Гарри с пониманием. — Это тот случай, когда нужно снова сесть на лошадь, не так ли? — Да, хозяин, — честно ответил Том — это, конечно, была реальная причина, по которой он хотел уйти из дома… просто она не была более важной. Чувство вины захлестнуло его с головой, почти до тошноты: осознание того, что он намеренно обманывает хозяина, пообещав ему свою покорность… это было неправильно. Но это была потенциально прекрасная возможность познакомиться с другими людьми, ведущими тот образ жизни, который, по мнению Тома, был им обоим нужен, и не было никакой гарантии, что Гарри согласится на это при других обстоятельствах. К тому же Том не был уверен, что его подозрения верны, и не хотел тратить время хозяина, если это не так. Маленький голосок внутри него также шептал, что он не хочет рисковать, чтобы ему доказали, что он ошибается, но он отогнал эту мысль. Он уже собирался открыть рот и признаться в другой причине, но его прервал хозяин. — Хорошо, я выведу тебя из защиты завтра утром, прежде чем отправлюсь в Министерство. Убедись, что ты будешь готов вовремя. — Да, хозяин, — ответил Том, упустив возможность признаться, хотя чувство вины всё ещё мучило его, лишая аппетита. К счастью, через несколько мгновений Гарри снова заговорил, отвлекая его от переживаний и еды. — Том, помнишь, ты сказал, что Ричардс каким-то образом связан с нелегальным борделем? Не мог бы ты рассказать мне об этом подробнее? — Конечно, хозяин, — ответил Том, уловив нотку нетерпения в своём голосе: если Гарри спрашивает его об этом, значит, он собирается что-то сделать с этим человеком, а Том полностью поддерживал то, что Ричардс пострадает. Вспомнив о письме, он подтолкнул воспоминания о его просмотре, чтобы вновь увидеть его в своём сознании, так же чётко, как тогда, когда оно было перед ним. — Это было шантажирующее письмо, к которому прилагалась копия фотографии. Судя по всему, владелец борделя угрожал отправить довольно… откровенную фотографию, на которой он запечатлён с несовершеннолетней проституткой, аврорам, тем самым разрушив его карьеру, если он не поможет им. Было неясно, о чём именно они его просят, но, похоже, они намекали, что хотят, чтобы он уничтожил какие-то улики или иным образом вмешался в текущее дело в обмен на прощение части его долга перед ними. И, конечно же, чтобы его фото не отправляли аврорам. Судя по содержанию, я могу предположить, что он посещал бордель под каким-то прикрытием, но в какой-то момент оступился, и они воспользовались возможностью для шантажа. Гарри медленно кивнул. — Таким образом, потенциально ему могут предъявить обвинения как минимум по трём пунктам — участие в растлении несовершеннолетней, помощь в сокрытии существования нелегального борделя и препятствование правосудию. Том склонил голову. — Похоже на то, хотя без письма в качестве доказательства и с учётом того, что мои показания неприемлемы по многим причинам, я подозреваю, что будет трудно привлечь его по всем этим пунктам, если ты решишь пойти законным путём. Гарри, казалось, задумался. — Честно говоря, я думаю, что будет лучше пойти законным путём — по крайней мере, на первых порах. Если ему удастся избежать обвинений, тогда мы сможем найти другие пути, но… мне кажется, гораздо приятнее видеть, как его карьера, его жизнь разрушаются в результате его собственных неверных решений. Раз уж мы не можем привлечь его за то, что он сделал с тобой, придётся довольствоваться этим, я думаю. Ты не против? Том хотел сказать, что это как раз и иллюстрирует то, что он пытался объяснить ранее — его первой реакцией, будь он на свободе, было бы пойти к Ричардсу домой, пытать его, пока от него не останется только оболочка, а затем, когда ему надоест слышать жалкие крики этого человека, смилостивиться и позволить ему умереть. Но он понимал, что в итоге из этого человека получится мученик, а детям в борделе это не поможет, поэтому и сказал, что доверяет способности Гарри принимать разумные решения больше, чем своей собственной. Однако, учитывая их предыдущий разговор и то, что Том с горечью признал, что его собственное желание снова взяться за что-то с энтузиазмом вызвало у Гарри опасения, что Ричардс мог его травмировать, он решил не идти на поводу у своей первой реакции. — Да, хозяин, я был бы не против, — предложил он вместо этого. Гарри кивнул. — Хорошо. Тогда расскажи мне все подробности о борделе, которые сможешь вспомнить.***
Было почти одиннадцать вечера. Гарри шёл по Лютному переулку в мантии-невидимке. Он заглушил себя, а также использовал множество других скрывающих заклинаний, которые только мог придумать, — он не хотел, чтобы его обнаружили во время его нынешних действий. Том был дома, но Гарри не сказал ему, куда именно он направляется, — только то, что он собирается выйти. Впрочем, учитывая их разговор за обедом, он подозревал, что умный человек наверняка догадался бы если не о цели, то хотя бы о пункте назначения. Дойдя до небольшого поворота между двумя зданиями, которые он даже не заметил бы, если бы Том не подсказал ему дорогу, он свернул на Горизонтальный переулок — который посетил впервые в жизни. Внезапно стало трудно идти, не натолкнувшись на кого-нибудь, — переулок был узким, и в нём было много народу. Группа одетых в тёмное людей со скрытыми чертами лица двигалась среди полуодетых мужчин и женщин, стоявших у входов в самых разных позах, одни из которых были более соблазнительными, другие — менее. Убедившись, что даже под мантией он невидим, он наложил манящие чары на крышу одного из зданий и крепко ухватился за палочку, когда его потянуло к ней. Тяжело приземлившись на крышу, он спустился в переулок, гораздо медленнее, но зато более безопасно. Точное место найти было сложно — отсюда не разглядеть многих цифр на дверях, — но в конце концов он увидел вывеску: «Палаццо прелюбодеяний Паулины». Учитывая количество аллитерационных названий — «Секреты соблазнения», «Оргазмы Олив» и других подобных, — он задумался, не считают ли волшебники, что называть вещи словами, начинающимися на одну и ту же букву, как-то особенно сексуально. Наложив на себя чары лёгкости, он спустился вниз, едва не потеряв мантию, поскольку на неё не было чар, и, похоже, она предпочитала действовать как парашют. Дождавшись, пока кто-нибудь войдёт, он проскользнул в дверной проём, успев за секунду до того, как дверь за ним закрылась. Это было похоже на… ну, он не знал, чего ожидать от борделя несовершеннолетних, да и вообще от борделя, но это было не то. Это больше походило на бар, в котором было много нарядно одетых мужчин и женщин. Он увидел несколько человек, сидящих у барной стойки и попивающих спиртное, и ещё больше — приближающихся к людям, которые, как предположил Гарри, были проститутками. Похоже, у них была своя схема: человек подходил к проститутке, заводил с ней разговор, может быть, даже лапал, а потом либо уходил, либо, что чаще всего, следовал за ней из зала. Это было эффективно, вынужден был признать Гарри, хотя от всего происходящего ему стало немного не по себе. Однако взрослые мужчины и женщины, торгующие своим телом, — это не то, ради чего он пришёл сюда. Несмотря на то что ему было не по себе, это не было преступлением. Том сказал, что в этом борделе, судя по письму, которое он нашёл на столе Ричардса, продают несовершеннолетних детей. Когда он пересказал письмо за обедом по просьбе Гарри, Гарри был вынужден признать, что оно звучит правдоподобно. Но он не был уверен, и именно поэтому он был здесь сегодня. Он хотел, чтобы Ричардс каким-то образом был наказан. А ещё он хотел спасти детей от незаконной эксплуатации, которая была хуже, чем всё, что Дурсли сделали с ним. Если бы ему удалось решить эти две задачи одновременно? Ещё лучше. Но пока что он не видел ничего особенно предосудительного. Усевшись на деревянный стул в одном из концов зала, он внимательно наблюдал за происходящим. Какое-то время казалось, что всё происходит одинаково: человек заходит, идёт к бару или подходит к проститутке, уходит с ней в другую комнату. Всё повторялось снова и снова. Уже за полночь, когда он начал подумывать о том, что, возможно, Ричардс просто интересуется легальными проститутками, он заметил странную закономерность. В комнате постоянно происходило движение людей — люди уходили, люди приходили. Точно так же постоянно менялись и проститутки: те, кто явно закончил с клиентом, возвращались в главный зал, а те, кто только что ушёл с клиентом, оставались на некоторое время в стороне. Однако с одной проституткой всё было не так. Конечно, к ней точно так же подходил потенциальный клиент, а затем она исчезала из комнаты вместе с ним, как и все остальные. Но разница была в том, что она возвращалась быстрее. Намного быстрее. За то время, что он пробыл там, он видел, как одни и те же проститутки возвращались всего пару раз, что означало, что среднее время сеанса составляло от двадцати минут до получаса. Этой женщине потребовалось около пяти минут. Каждый раз. Осторожно обходя различных людей, Гарри подошёл к женщине и некоторое время стоял рядом с ней, пока не пришёл кто-то ещё. Когда человек подошёл, он пробормотал фразу, которая мало что значила для Гарри, но была достаточно бессмысленной, чтобы быть паролем или чем-то вроде того. И, похоже, так оно и было — услышав фразу, женщина одарила собеседника понимающей улыбкой, а затем вывела его (и Гарри) из комнаты. Они подошли к двери, и Гарри на мгновение задумался, не ошибся ли он, заметив что-то странное. Может, эта женщина просто делает очень быстрый минет или что-то в этом роде? Однако, когда она открыла дверь и показала коридор со множеством других дверей, Гарри почувствовал, как в животе всё сжалось от предвкушения. Когда он вошёл в комнату, предвкушение сменилось тошнотой, когда он понял, что каждая из дверей была закрыта прозрачной панелью, и за каждой виднелся ребёнок, явно не достигший возраста согласия, в разном состоянии раздетости. Некоторые панели были тёмными, и, судя по доносившимся из комнат звукам, это указывало на то, что они используются. Человек, сопровождавший женщину, сделал свой выбор, и женщина открыла перед ним дверь. Закрывая её за ним, панель погасла, и дверь со щелчком закрылась. Гарри захотелось просто оглушить женщину и выпустить всех детей из этого ада, в котором они жили, но что-то внутри сдерживало его. Он подумал, не «Том» ли это: та его часть, которая поневоле стала лучше осознавать свои действия и их последствия для окружающих. Конечно, он мог бы освободить этих детей из борделя прямо сейчас, но что он будет с ними делать? Что, если за их похищением стоит не эта женщина, а просто была лицом организации, что он сильно подозревал? Что делать с теми людьми, которые использовали и издевались над детьми, — должны ли они остаться безнаказанными? Нет, он попытается сделать это законным путём. Если это не сработает, он возьмёт дело в свои руки. Поэтому вместо того, чтобы достать свою палочку и ворваться в камеру, он последовал за женщиной, пока она шла обратно по коридору и выходила из комнаты, снова заняв место в главном зале. Гарри, однако, решил задержаться, чтобы собрать как можно больше информации. Так он и сделал — ждал, пока не услышал код в полном виде. Ещё дольше он ждал, чтобы убедиться, что каждый раз это был один и тот же код. Затем он ушёл, аппарировав, как только оказался достаточно далеко от борделя, чтобы не вызвать подозрений. Вернувшись, он вошёл в дом, чувствуя себя уставшим как собака. Проходя мимо гостиной по пути к лестнице, он с удивлением увидел там Тома, свернувшегося калачиком на ковре перед камином с книгой, которую он явно не читал. Подойдя к нему, он присел рядом с дремлющим мужчиной. Он выглядел таким… невинным. Гарри подумал, не был ли Том когда-нибудь таким же, как те дети в борделе, — просто ещё одним ребенком, чья невинность была перечёркнута жестоким миром, в котором он жил. Хотя собственные переживания Гарри не шли ни в какое сравнение с теми детьми, ему определённо никогда не позволяли быть ребенком. — Том, — мягко сказал он, протягивая руку, чтобы провести по мягким волосам своего раба. Красные глаза приоткрылись, а затем, когда сознание вернулось, открылись ещё шире. — Хозяин, — поприветствовал он, зевая. Мгновение спустя он начал подниматься на колени, и Гарри встал. — Пойдём спать — уже поздно. Том встал, встретившись с Гарри взглядом. Его глаза стали острее, сбросив сонливость, которая была в них, когда они только открылись. — Ты получил всё, что тебе было нужно? — спросил он неопределённо. Гарри ответил ему тем же. — Надеюсь, что да. Я разберусь с этим завтра в Министерстве. Том кивнул и оставил всё как есть, в его глазах горел огонёк предвкушения. Они молча поднялись по лестнице в свои комнаты. Гарри заметил, как Том бросил тоскливый взгляд на его дверь, но не стал комментировать это — как бы ему ни хотелось пригласить Тома разделить с ним постель, он всё равно не чувствовал, что это хорошая идея. Поэтому он просто сделал вид, что не заметил этого. — Спокойной ночи, Том, — небрежно сказал он вместо этого. — Спокойной ночи, хозяин, — тихо раздалось в ответ, и Том лишь на мгновение замешкался, прежде чем скрыться в своей комнате и закрыть за собой дверь. Бросив привычный взгляд на закрытую дверь, Гарри скрылся в своей комнате. Совершив обычное умывание перед сном и улёгшись в постель, он погрузился в размышления о прошедшем дне. Как бы он ни считал, что его неприятный опыт в борделе должен быть на первом месте, на самом деле это было не так. Впрочем, возможно, ему не стоило удивляться — день был очень насыщенным. Он пробыл в Хогвартсе всего полчаса, прежде чем его отвлекли чары тревоги, а затем ему пришлось скрывать преступление, испытывая при этом страх и гнев. Потом был тот запутанный, изматывающий разговор с Томом. Затем обед со всеми его обсуждениями. После обеда он попросил Тома помочь ему подготовиться к ТРИТОНам, и тот принялся его натаскивать, смешивая практику с теорией, что было одновременно и увлекательным, и сложным делом. Затем он завершил день своим сомнительно законным (возможно, незаконным, на самом деле) расследованием деятельности борделя… Действительно, долгий день! И всё же, несмотря на все события дня, его мысли устремились к разговору с Томом. Ему всё ещё было очень трудно смириться с мыслью, что Том действительно желает подчинения. Когда он говорил о «желании подчиниться» в те несколько недель после срыва, он представлял, как Том не спорит с ним, не сопротивляется ему, потому что доверяет Гарри. Он… на самом деле он не знал всего, что представлял, но, несомненно, был элемент удовольствия от осознания того, что его присутствие заставляет Тома чувствовать себя уязвимым, а также удовлетворение, когда его действия приносили Тому удовольствие, которое он контролировал… Он не задумывался об этом, не представляя, что ещё может быть возможным. Это… то, что Том всё время пытался предложить… это было намного больше, чем это. Том становился рабом Гарри как волей и разумом, так и телом… Гарри не понимал, насколько сильно он этого хочет, пока какая-то его часть не набросилась на эту идею, как хищник на свою добычу. Если быть честным с самим собой, то жестокость, с которой его эмоции ухватились за эту идею, напугала Гарри, и он понял, что это заставило его закрыться от Тома, отвергнуть то, что вызывало его страх. Он сожалел об этом и старался, насколько это было возможно, сдерживать свою реакцию, но… Просто он до сих пор не мог понять, зачем Тому это нужно! Неужели на свете существуют такие люди? Такие, как они? Люди, которые не были просто хищниками, охотящимися на жертв? Гарри почувствовал, как его гложет желание узнать больше, хотя он и не знал, как начать. Может быть, тогда он сможет дать себе волю, узнать, как дать зверю внутри себя свободу, не разрушая при этом человека, который, как понял Гарри, был ему дорог. Но сделать это можно было только в том случае, если Том действительно этого хотел, а он не мог найти способ достоверно проверить это. Как он и думал в то утро — изменить их отношения до такой степени было большим риском, и он пошёл бы на это только в том случае, если бы мог каким-то образом убедиться, что эти желания, которые Том выражает, действительно испытывает. Но если он не позволит их отношениям измениться… не произойдёт ли это в любом случае? Разве они уже не изменились без его разрешения? Мысли всё ещё неслись в голове, и он погрузился в сон и беспокойные сновидения о том, как он гонится за чем-то, но не может догнать.