***
После этого ситуация не улучшилась. После ужина Ричардс удалился в комнату, которая смутно напоминала гостиную на площади Гриммо: там стояли кресла, но не было ни камина, ни стола, и цветовая гамма была совершенно иной. Аврор сел в кресло и резко потянул за поводок, пока Том не опустился рядом с ним на колени. Тома очень, очень возмущало, что с ним обращаются как с животным, неспособным понять приказ, почти так же, как и то, что ему вообще приходится следовать указаниям этого человека. Было скучно просто стоять на коленях рядом с аврором, пока тот, хрюкая и отфыркиваясь, читал газету. Обычно, когда он долго стоял на коленях рядом с хозяином, у него была с собой книга, или Гарри вызывал её, зная, насколько активным может быть его ум. Здесь же… не было даже мерцания огня, на который можно было бы смотреть. Бледно-кремовый ковёр был таким же неинтересным, как и вся гостиная в целом. Он начал ёрзать, погружаясь в свои мысли о Гарри и непреодолимое чувство вины, которое сопровождало их. В затылке вспыхнула боль, которая затем утихла, превратившись в тупую пульсацию и усугубив головную боль, уже возникшую от голода и жажды. Том удивлённо поднял голову и увидел, что Ричардс пристально смотрит на него. — Прекрати двигаться, — приказал тот с раздражением в голосе. Легко сказать, подумал Том, чувствуя собственное раздражение. Пробовал ли он когда-нибудь сидеть неподвижно более нескольких минут без всякой стимуляции? Разве что, язвительно предположил он, возможно, этот человек смог бы это сделать, поскольку его мозг явно не отличался особой активностью. Ожидая получить наказание от ошейника за свою непочтительность, Том был удивлён, когда тот никак не отреагировал. Это было интересно. Потому ли, что мысль была менее направленной, чем в других случаях, когда его наказывали за непочтительность? Или потому, что это был не его хозяин, было больше терпимости? Хм… К сожалению, даже это любопытство не помогло ему надолго отвлечься от своих мыслей. К этому времени он уже начал прокручивать в голове события предыдущих дней. Мог ли он хоть что-то сделать, кроме того, чтобы не провоцировать общественный инцидент? Мог ли он настоять на присутствии на пресс-конференции? И изменило бы это ситуацию? Эти и подобные вопросы постоянно крутились в его мозгу, а вместе с ними и ещё один: когда Гарри очнётся… и что он будет делать, если не очнётся? — Ладно, с меня хватит, — из раздумий Тома вывел раздражённый тон голоса аврора. — Если ты не прекратишь ёрзать, я дам тебе повод поёрзать, — Тому не понравилось, как это прозвучало. — Знаешь ли ты, что, поскольку рабы не считаются людьми, даже не считаются разумными, на них можно безнаказанно наложить любое заклинание? — Тому ещё меньше понравилось выражение нетерпения на лице Ричарда. — Круцио, — почти лениво произнёс мужчина. Боль ударила, белыми раскалёнными ножами вонзаясь в него, разрывая на части. Мышцы скрутились, неконтролируемо напрягаясь и расслабляясь. Его спина выгнулась дугой без его разрешения, а рот открылся в беззвучном крике. Затем боль исчезла, а дыхание перехватило, и мышцы дёрнулись в знак протеста против издевательства, которому они подверглись. «И всё же, — подумал он с почти истерическим весельем, — Круцио этого человека были гораздо менее сильными, чем Пунирэ Гарри». На самом деле, для сравнения, оно было довольно слабым. Неприятно, но… в общем, Круциатус, нанесённый таким грубияном, как этот, не представлял собой ничего особенного. — Нравится? — насмешливо спросил мужчина. — Нет? Но я думал, что это одно из твоих любимых заклинаний — как и убийственное проклятие, — он явно не ждал ответа, но Том не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть ему в глаза и не выказать своего презрения. — И мы всё ещё ведём себя дерзко? — угрожающе спросил мужчина. — К концу всего этого ты не будешь таким, — мрачно пообещал он. Проклиная себя, Том опустил глаза — ну почему, почему он всегда должен был делать себе только хуже? Внезапно он с глубокой тоской почувствовал, что скучает по своему хозяину. Его опасения, что он поддастся ошейнику, уступит Гарри, казались смехотворными в свете того, что происходило с ним сейчас. Казалось, он всегда делал неправильный выбор. Он делал неправильный выбор на протяжении всей своей жизни, и каждый из них уводил его всё дальше и дальше по пути, который он сам для себя выбрал, по пути, который привёл его к Волдеморту и его бессмысленному безумию. И даже столкнувшись с последствиями своего выбора, он продолжал принимать неверные решения. Попытка избежать заслуженного наказания привела его прямо к этому моменту, когда ему грозили пытки и унижения со стороны человека, который даже не был его хозяином. Единственный раз, когда он поступал хорошо, был под руководством своего хозяина, и Том вдруг страстно захотел вернуться к нему. Но из-за его поступков… возможно, он никогда не сможет получить приказ хозяина, увидеть его улыбку, услышать его голос… Нервы, вновь охваченные огнём, вырвали его из отчаянных мыслей, и он почти радовался боли, пронизывающей его, как огонь, как справедливому наказанию за то, что по его вине случилось с его истинным хозяином. — Если тебе нужна причина, по которой я это делаю, — непринуждённо заметил Ричардс, снова сняв заклинание, — то считай это своей заслугой за всех тех, кто был замучен и убит по твоей вине или по твоему приказу, — с этими словами он произнёс заклинание ещё раз. И ещё раз. И так до тех пор, пока в мире Тома не остались только огонь, ножи и грань безумия.***
К тому времени, когда аврор устал мучить Тома, тот был в ужасном состоянии. Его лицо было мокрым от непроизвольных слёз, мышцы словно не выдерживали его веса, и он почти рухнул на пол, уткнувшись лицом в ковёр. Он был рад, что ничего не ел раньше — это избавило его от позорной рвоты. Впрочем, он и так несколько раз чуть не сделал это. Одно Круцио не могло сравниться с болью, которую причиняли полные ярости Пунирэ Гарри, но несколько таких ударов, нанесённых в течение определённого времени… в конечном итоге разница была невелика. Его оставили в покое на какое-то время — он не мог сказать, на сколько, — и большую его часть он провёл, дергаясь и морщась, хоть его мысли были благословенно тихими, поскольку они были поглощены его физическими недугами, Том не мог найти в себе силы быть благодарным. Когда Ричардс встал, Том даже не обратил на это внимания, пока цепь на его шее не начала сильно дёргаться. — Вставай, раб, — рявкнул на него мужчина. Том искренне старался, но его мышечный контроль был полностью нарушен, и он буквально не мог подчиниться приказу аврора, даже когда ошейник присоединился к нему, посылая горячие искры боли по и без того измученным нервам. В конце концов мужчина, похоже, потерял терпение и с силой дёрнул за ошейник, сворачивая Тому шею и наполовину таща его за собой, пока ему не удалось частично встать на ноги, опираясь на стул, а затем на стену. Так его заставили пройти через коридор и подняться по лестнице. К счастью, этот дом оказался меньше, чем дом хозяина Тома, так что путь до места, куда Ричардс, очевидно, намеревался их доставить, не занял много времени. Дверь открылась, и Том почувствовал, как его сердце упало в желудок. Это была комната. Спальня. Спальня, которая явно принадлежала Ричардсу, если судить по разбросанным вокруг вещам. Здесь была только одна кровать. Конечно, этот человек не… — взгляд Тома метнулся к кровати, а затем обратно к спине человека, тащившего его за собой. Нет, если он это задумал… Том не подчинится, не станет. Если бы хозяин потребовал этого, он признал бы свою неспособность бороться… но когда Гарри подчеркнул, что никогда не прикоснётся к Тому без его прямого согласия, без его горячего желания… этот человек не получит его. Неважно, что он сделает: Том будет бороться. К счастью, к огромному облегчению Тома, оказалось, что… постельная активность не была целью Ричардса. Вместо этого он оттащил раба в конец комнаты — единственное место, где был свободный участок стены, ограниченный с одной стороны столом, с другой — шкафом, но между ними оставалось около полутора метров пространства. Ударив Тома по коленям и потянув за поводок, мужчина без единого слова заставил его опуститься. Затем, взмахнув палочкой, он вызвал откуда-то из дома два предмета. Держа их в руках, он присел перед Томом. — Давай сделаем так, чтобы ты никуда не ушёл? — спросил он со смесью мрачного удовлетворения и безразличия. Разжал руку, и Том смог увидеть и опознать вызванные им предметы. Навесные замки. Отстегнув поводок от ошейника Тома, Ричардс постучал палочкой по цепи. Она удвоилась в размере и, несомненно, в весе. Аврор увидел, что Том с сомнением смотрит на неё. — Да, ты прав — она всё ещё слишком лёгкая для тебя. Слишком легко для твоей шеи. Тебе нужно что-то, что будет держать эту твою жесткую шею в изгибе, чтобы у тебя не было соблазна продолжать смотреть в глаза начальству, — сказав это, он ещё раз постучал по ней, и она ещё больше увеличилась в размерах. От дурного предчувствия у Тома скрутило живот, он с ужасом представил себе, как будет ощущаться эта огромная цепь, когда она будет прикреплена к его шее, как это явно собирался сделать аврор. Если раньше размеры звеньев составляли десять на пять миллиметров, то теперь их длина достигала пяти сантиметров, а ширина — дюйма, а металл значительно утолщился. Увидев руку, тянущуюся к его шее, Том в панике отпрянул от неё. Но безрезультатно — за спиной была стена, а по обе стороны от неё — предметы мебели. Всё, чего он добился своим неповиновением, — это рука, прижимающая его шею к стене в удушающем захвате, а затем другая рука, безжалостно бьющая его в живот. Он дёргался, сопротивляясь захвату, а когда его отпустили, повалился вперёд, хватая ртом воздух. — Давай попробуем ещё раз, ладно? — сказал Ричардс почти непринуждённо, его голос был неуместно весёлым. На этот раз Том не оказал никакого сопротивления, когда мужчина поднёс только что увеличенную цепь к кольцу на ошейнике и закрепил её навесным замком. Как и следовало ожидать, как только он разжал хватку, вес цепи потянул шею Тома вниз; для его измученных мышц это было слишком, и он обнаружил, что не может сильно поднять голову в своём распростёртом положении. — Так-то лучше. А теперь давай закрепим тебя на ночь. Благодаря тому, что его руки приняли на себя часть веса цепи, Том смог поднять голову и посмотреть, что делает мужчина. Он возился с чем-то на стене; когда он отошёл, Том смог разглядеть, что это было — он сделал кольцо в стене, примерно на уровне пояса. Внезапно осознав замысел мужчины, Том расширил глаза. — Сэр, — начал он как можно вежливее, страх дал ему больше возможностей для маскировки, чем он мог бы себе позволить в противном случае. — Что? — нахмурившись, спросил аврор. — Если вы планируете приковать меня на ночь к стене… могу я… могу я сначала сходить в туалет, — спросил он, его глаза плотно зажмурились от унижения, вызванного необходимостью просить. — Пожалуйста? — добавил он, решив, что раз уж зашёл так далеко, то можно сделать и ещё один шаг. Наступила пауза, и он поднял голову, чтобы увидеть, что у мужчины задумчивое выражение лица. Затем, когда выражение его лица прояснилось, он взмахнул палочкой. Том слегка вздрогнул — воспоминания о бесконечных Круцио ещё были свежи в его памяти, — но вместо этого он почувствовал, как всё исчезло из мочевого пузыря и кишечника, что принесло ему мгновенное облегчение. — Особые чары исчезновения, — пояснил мужчина. — Полезно для длительных слежек, — добавил он. Затем, осознав, что был почти любезен, он снова нахмурился и вернулся к своей задаче — прикрепить цепь Тома к стене. В конце концов он сделал так, чтобы у Тома было достаточно длины, чтобы лечь, но если бы голова Тома не была прижата к стене, она не смогла бы коснуться пола. Прикинув длину цепи, Том подумал, что, вероятно, у него хватит её и для того, чтобы встать, но не прямо — для этого он был слишком высок. Когда мужчина отвернулся, Том решил, что может обратиться к нему с другой насущной просьбой. — Сэр, можно мне воды, пожалуйста, — попросил он, снова изо всех сил стараясь быть вежливым и покорным — он знал, что мужчине это нравится… Ричардс снова повернулся к нему с задумчивым выражением лица, но в этом выражении был намёк на веселье, которое очень не понравилось Тому. — Ты такой нуждающийся, не так ли, — ответил он тоном, который больше подходил бы для разговора с домашним животным, чем с человеком. — Нет, я так не думаю. Волшебник может продержаться четыре-пять дней без воды — с тобой пока всё будет в порядке. И не трогай цепь, — с этими тревожными словами он развернулся и скрылся в ванной комнате, судя по звуку душа, включившегося мгновение спустя. Том воспользовался отсутствием мужчины, чтобы проверить, насколько сильно двигается цепь. Как и ожидалось, не очень много, и цепь была очень тяжёлой. Он догадывался, что, отдохнув немного, сможет перенести её вес на шею, но в нынешнем состоянии, когда он так ослабел от постоянного воздействия Круцио, это было совсем не просто: без использования рук — ошейник наказывал его каждый раз, когда он даже думал прикоснуться к нему, — он не мог поднять больше пары пядей цепи. Он подумал о том, каким будет этот ночной сон — или, скорее всего, его отсутствие. Когда Ричардс вышел из душа, обернув полотенце вокруг талии, Том настороженно следил за ним. Сбросив полотенце, он заметил, что Том смотрит, и, очевидно, принял его настороженность за интерес. — Нравится то, что ты видишь? — спросил он с ухмылкой. Том отвёл глаза, пытаясь языком тела показать, насколько он не согласен с этим утверждением. Но мужчина лишь усмехнулся. — Смотри сколько хочешь, но ты ничего из этого не получишь. Мне не нравятся мужчины, даже такие симпатичные мальчики, как ты, — сказал он, и эти слова не успокоили Тома настолько, насколько ему хотелось бы. У него и так было достаточно забот, чтобы беспокоиться об… этом. Через несколько минут Ричардс уже лежал в постели и гасил свет. Том несколько раз переместился, пытаясь найти менее неудобное место, поскольку цепь мешала ему двигаться, как и голые доски без подушки и одеяла. — Не двигайся, — прорычал голос аврора несколько мгновений спустя. — Если ты нарушишь мой сон, тебе не понравятся последствия, — мрачно пообещал он. Том поверил в это и быстро улёгся, смирившись с беспокойным и неудобным сном. Лежа на жёстком холодном полу, он не мог отделаться от мыслей о первом дне с хозяином. Гарри был почти полной противоположностью этому человеку: там, где Ричардс добавлял цепи, Гарри их убирал; там, где Ричардс смеялся над его голодом и жаждой, Гарри разрешал ему есть и пить; там, где Ричардс приковывал его к стене и оставлял сворачиваться калачиком, как животное, Гарри предоставлял ему собственную комнату с удобной кроватью… В то время быть вынужденным стоять на коленях и называть Гарри «хозяином» было верхом унижения, настолько, что Том не понимал, насколько хуже это могло быть. На этой ноте Том погрузился в беспокойную дремоту, в голове мелькали воспоминания, как хорошие, так и плохие, но всегда с одной и той же тоской и сожалением.***
— Вставай, — приказал резкий голос, и бок Тома внезапно пронзила боль от удара ботинком. Том со стоном проснулся от боли, обхватив руками новую травму. От движения всё остальное только усилилось — боль в мышцах от пыток предыдущей ночи и сна на холодном жёстком полу; синяки на щеках и животе; грызущее чувство голода и ощущение наждачной бумаги в горле… Он сел, потирая глаза, чувствуя себя ещё более уставшим, чем когда лежал. Утром цепь было легче поднять, но она всё равно постоянно давила на шею, и, если придётся носить её слишком долго, она ещё больше разболится. — Перестань стонать, неженка, — нетерпеливо приказал Ричардс, его временный «хозяин». — Мерлин, можно было подумать, что Тёмный Лорд не такой слабак — что ты можешь дать это, но не можешь принять? Покачав головой, он поднёс палочку к навесному замку, прикреплявшему поводок Тома к стене. Ухватившись за его конец, он нетерпеливо потянул. — Давай, из-за тебя я опоздаю! — с этими словами он дёргал цепь до тех пор, пока Том не вскочил на ноги, а затем быстрым шагом потащил мужчину к выходу, пока тот ещё не успел потерять равновесие. Забежав в ту же столовую, что и раньше, он с помощью цепи заставил Тома встать на колени в той же позе, что и предыдущим вечером, — вес звеньев лишь облегчил процесс. И, как и прошлой ночью, Том не слишком надеялся на помощь. Аврор позвал домового эльфа, и вскоре появилась Типпи с хорошим завтраком. Том с тоской посмотрел на него, а его желудок словно хотел съесть сам себя. Конечно, он знал, что со временем, если он не будет есть какое-то время, боль в животе утихнет, но он уже слишком привык к регулярному питанию, чтобы смотреть на эту перспективу с чем-то, кроме ужаса. Конечно, аврор просто съел свой завтрак, даже не намекнув на то, чтобы дать Тому что-нибудь. В этот момент Том подумал, что даже то, что его покормят с рук, не так уж плохо, если это означает, что он что-то съест. Но ещё сильнее его мучила жажда, настолько сильная, что он решил рискнуть. — Сэр, пожалуйста, можно мне воды, — попросил он, его голос был хриплым и сухим. Ричардс посмотрел на него с отвращением на лице, но затем, очевидно, решил уступить. — Типпи, — позвал он. — Да, хозяин? — Принеси стакан воды для раба, — приказал он. Вскоре Том с благодарностью принял стакан и поднёс его ко рту. Аврор прочистил горло, и Том поднял глаза. — Что скажешь? Ох. — Спасибо, сэр, — проговорил он, наполняя свой голос благодарностью настолько, насколько это было возможно. — Так-то лучше, — удовлетворённо ответил аврор. Том не смог сдержать волну презрения, пронзившую его от неспособности распознать неискренность Тома. Гарри всегда мог определить, когда он был искренен, а когда неискренен. Том выпил и почти закрыл глаза от удовольствия, когда прохладная жидкость потекла по его горлу, снимая сухость. Слишком скоро стакан опустел, и Ричардс выхватил его, как только он допил. — Пойдём, — нетерпеливо приказал он. — Если я опоздаю, то отыграюсь на твоей шкуре, — пригрозил он, вставая и дёргая за цепочку. Том поднялся на ноги и, следуя за мужчиной, направился к камину в прихожей. — Подождите, — сказал Том, внезапно осознав, что происходит. Аврор оглянулся на него и усмехнулся в ответ на выражение растерянного понимания. — Что, ты же не думал, что я оставлю тебя здесь одного на весь день? — спросил он с насмешливым презрением в голосе. — Я бы не оставил тебя одного ни на минуту, не говоря уже о целом дне, — сказал он Тому. Том усилием воли удержался от того, чтобы не указать на то, что хозяин не только с самого начала мог доверять ему дом, но и что аврор технично оставил его одного на десять минут предыдущей ночью. — Тогда что именно вы собираетесь со мной делать? — спросил он, с трудом сохраняя ровный тон. Ричардс пожал плечами, мерзко ухмыляясь. — Конечно же, взять тебя с собой. Пусть ты увидишь, как неустанно трудятся люди, которые ставят таких, как ты, на место. — То есть в Аврорат? — язвительно спросил Том, его тон был ехидно-сладким. Выражение лица аврора исказилось в рычании, и он замахнулся на голову Тома. На этот раз Том был более внимателен — и подвижен — и отступил назад, пропустив кулак мимо лица. Ричардсу это не понравилось: как только он снова обрёл равновесие, он рывком развернул цепь и всадил кулак в уже и без того истерзанный живот Тома, как только тот оступился. — Никогда больше так не отстраняйся от меня, — прорычал он ему в ухо. Том просто стиснул зубы и оскалил их на аврора. Ещё раз яростно взглянув на Тома, мужчина рывком затащил его в камин. Спустя ещё одно мучительное перемещение они оказались в Министерстве. Во время подъема на второй этаж аврору явно потребовалось время, чтобы успокоиться, так как к тому времени, как они дошли до входа, он вновь обрёл невозмутимость. Остановившись у двери, он бросил быстрый взгляд на Темпус. — О, только посмотрите, — воскликнул он с притворным удивлением. — Я опоздал на пять минут. Думаю, мы разберёмся с этим позже, — пообещал он с ухмылкой. Том просто смотрел на него в ответ, чувствуя себя ужасно беспомощным. Всё, что он мог сделать, — это ответить, но это, скорее всего, привело бы к ещё большим оскорблениям. — О, и я не знаю, что Поттер сделал с тобой за тот случай в Косом переулке несколько дней назад, но не сомневаюсь, что это было так же мягко, как и всё остальное. Знай, что если ты хоть как-то опозоришь меня на публике, то пожалеешь, что родился на свет, — мрачно пригрозил он, и ухмылка на его лице приобрела зловещий оттенок. — Усёк? — Да, — с негодованием пробормотал Том. Мужчина больно дёрнул цепь вперед. — Да, что? Стиснув зубы, Том уставился в пол. — Да, сэр, — сердито ответил он, решив, что его гордость того не стоит. Мерлин, его шея действительно болела. — Так-то лучше, питомец, — сказал ему мужчина. — Видишь, ты можешь научиться. Том сжал кулаки, и ему пришлось выставить ментальные щиты, чтобы отгородиться от эмоций и не наброситься на человека, невзирая на последствия. Гарри никогда не относился к нему как к домашнему животному, никогда не принижал его — он всегда ценил интеллект Тома, даже когда тот предпочитал стоять на коленях у ног хозяина и получать поглаживания по волосам. Заметив, что мужчина повернулся и собирается уходить, Том быстро последовал его примеру, не желая ещё больше нагружать синяки, которые, несомненно, образовались под ошейником. Когда они вошли в Аврорат, люди начали обращать внимание на эту сцену. Том не отрывал взгляда от пола, зная, что на него смотрят, и ненавидя это. — Эй, Уилл, когда это ты успел обзавестись рабом? — удивлённо спросил мужской голос. — Подожди… — Краем глаза Том заметил приближающуюся фигуру. — Он выглядит знакомым… это не раб Поттера? — Да, — ответил Ричардс с явной ухмылкой в голосе. — А почему у тебя раб Поттера? — Вчера с мальчиком произошел несчастный случай — Кингсли решил, что я буду лучшим человеком, чтобы позаботиться о его собственности, пока он выздоравливает. «Лучшим человеком, чёрт возьми», — язвительно подумал Том. Мерлин знал, почему министр выбрал этого грубияна-садиста, но Ричардс никак не мог считаться лучшим человеком. Два аврора обменялись ещё несколькими банальными фразами, после чего они снова двинулись в путь. Направившись к столу в одной из сторон комнаты, Ричардс снова потянул за цепь, чтобы заставить Тома опуститься на колени рядом с ним. Том, уже привыкший к такому приёму, решил встать на колени, чтобы не подвергать свою шею дальнейшему насилию. Затем мужчина приделал крюк к боковой стенке своего стола и продел его в одно из звеньев поводка Тома, совсем близко от его головы. С одной стороны, поскольку поводок был довольно туго натянут, на крюк приходилась большая часть веса цепи. С другой стороны, это означало, что Тому приходилось постоянно приподниматься на коленях или сильнее давить на горло. Мерлин, это будет пытка, решил он. Это было ненамного лучше, чем то наказание, которому подверг его хозяин, когда он был прикован к стене на несколько часов, потому что здесь он хотя бы мог сидеть, опираясь на пятки. Однако, в отличие от того времени, это не было наказанием, и он не надеялся, что его отпустят до тех пор, пока аврор не решит отправиться домой. К тому же, его мышцы уже устали от издевательств, которым они подверглись за последние несколько дней, начиная с наказания хозяина в понедельник вечером, продолжая Круциатусами аврора и заканчивая ночью на жёстком деревянном полу. Том снова, уже не в первый раз, с тоской подумал о доме — об удобной кровати, мягком ковре и тёплой компании своего хозяина.***
Через несколько часов Том почувствовал себя ещё хуже. Спина болела от долгого пребывания в одном и том же положении, бёдра онемели, а лодыжки ныли из-за того, что его ноги были вытянуты в течение длительного периода времени. Голод, словно живое существо, поселился у него в желудке, попеременно заставляя его чуть ли не сгибаться от боли и спазмов, а в следующий момент чувствовать тошноту, и жажда снова постоянно напоминала о себе. Но хуже всего было другое: у него была ещё одна насущная потребность. — Сэр? — спросил он, как можно вежливее. Ричардс что-то промычал, не глядя на него. — Могу я сходить в туалет? Или вы не могли бы снова использовать то заклинание? — спросил он, чувствуя, как его снова охватывает унижение. На этот раз мужчина посмотрел на него и ухмыльнулся. Сердце Тома упало. — Умоляй меня, — сказал он Тому. Том нахмурился в замешательстве. — Что? — спросил он, надеясь, что ослышался. — Я сказал, умоляй меня, — повторил мужчина, перекатывая слова во рту, как будто они были вкусными. Том опустил глаза и уставился в пол, стиснув зубы от злости. Умолять его? Потому что ему нужно в туалет?! Что, мужчина предпочёл бы, чтобы он просто обмочился? Скорее всего, ему было всё равно, понял Том. Ему нужно было полное и окончательное унижение Тома, и он не стал бы думать, что тот просто позволит ему сидеть в собственном дерьме, чтобы любой проходящий мимо человек понял, что произошло, и ему было бы не по себе весь оставшийся день. Поэтому, снова поставив ментальный щит между собой и эмоциями, он открыл рот, чтобы заговорить. — Пожалуйста, — сказал он, заставляя себя говорить жалобно, отчаянно. Ему было не так трудно, как хотелось бы, вызвать в себе необходимые чувства, чтобы сделать это правдоподобным. — Пожалуйста, отпустите меня, сэр, пожалуйста, — умолял он, и даже Окклюменция не могла полностью перекрыть его чувство полного унижения. Потом стало ещё хуже. Ричардс огляделся и заметил пару своих товарищей, наблюдавших за ним. Повернувшись к Тому со злобным видом, он наклонился вперёд. — Вылижи мои ботинки, — приказал он. Том поднял на него глаза, сомневаясь в серьёзности его намерений. К ужасу Тома, они были смертельно серьёзны. Этот человек честно приказывал ему лизать ботинки, чтобы иметь возможность облегчиться! Но что он мог сделать? Он уже зашёл так далеко… что значит ещё один шаг? Гарри здесь не было — он не мог спасти Тома от этого. — Я не могу дотянуться, — сказал он мужчине, указывая на натянутый поводок, прикрепляющий его к столу. Аврор с ехидной ухмылкой снял цепь с крючка и жестом велел ему продолжать. С гулом в ушах, чувствуя себя слабым и шатким, Том наклонился вперёд и лизнул кончик ботинка мужчины. Он сделал это снова. И ещё раз. И тут его охватила волна облегчения — аврор произнёс заклинание. Том быстро сел и вытер язык тыльной стороной ладони, злясь на то, что в уголках глаз наворачиваются слёзы. — Мерлин, ты жестокий ублюдок, Ричардс, — раздался голос где-то рядом с ними. Том не мог понять, был ли это восхищение или отвращение, да ему, честно говоря, было всё равно: он был слишком занят тем, что пытался сдержать слёзы унижения и не дать своей магии выйти из-под контроля, поскольку это грозило. Это… скорее всего, закончится не так хорошо, как в случае с его хозяином. К счастью, Ричардс, похоже, решил, что представление окончено, и вскоре надел цепь Тома обратно на крюк — ещё более туго, чем прежде, — и вернулся к своей работе. Том просто старался изо всех сил дышать, благодарный за передышку. Опустив барьер Окклюменции, он позволил себе погрузиться в свои мысли. Чрезмерное использование Окклюменции было опасно по одной конкретной причине — очень заманчиво использовать ментальные щиты, чтобы сдерживать неприятные эмоции, тем самым не давая воспоминаниям присоединиться к ментальному «морю»; но если слишком много воспоминаний окажется за барьером, произойдёт то, что случилось с Драко. По сути, воспоминания, удерживаемые за пределами разума — так же, как и захватчики Легилименты, — наберут критическую массу, и истинное «я» не сможет прорваться через созданные им самим барьеры, если только не прибегнет к помощи извне, как это было с Драко. Поскольку для Тома такой вариант был невозможен, он должен был позаботиться о том, чтобы не допустить повторения ситуации. Для этого ему нужно было быть дисциплинированным — он мог использовать свои барьеры только на временной основе, чтобы удержаться от реакции, которая могла бы значительно ухудшить ситуацию, как он уже делал слишком много раз. Но это означало, что ему придётся снова пережить ситуацию в виде воспоминаний. Мысленно он позволил воспоминаниям нахлынуть на него, и, несмотря на то, что он был оторван от своего тела, чувство унижения пронзило его и заставило почувствовать тошноту и дрожь. Просмотрев воспоминание до конца, он на мгновение перевёл дух, а затем отправил только что сформированный «кусок пергамента» по спирали в один из самых дальних уголков своей «библиотеки». Там уже было несколько документов, но он мрачно подозревал, что к концу всего этого испытания — пожалуйста, Мерлин, скажи, что конец будет! — их будет гораздо больше. В конце концов он решил остаться в своём сознании, позволив себе перебирать воспоминания о лучших временах. Это был гораздо более приятный способ скоротать время, чем оставаться в своём теле и испытывать все его боли. В таком состоянии он всё ещё мог чувствовать ощущения, но они были приглушёнными. Минусом было то, что он был более уязвим для нападения и гораздо хуже осознавал своё окружение. Но, честно говоря, учитывая ситуацию, он подозревал, что, даже будучи осведомлённым, не сможет избежать боли, которая, несомненно, настигнет его в ближайшем будущем. Вместо этого он позволил себе предаться воспоминаниям о прочитанных книгах, о треске домашнего огня, о мягкости своей постели. А если при этом он ещё и вспоминал, как полусидел рядом с хозяином, читая книгу, а хозяин проводил рукой по волосам Тома… в общем, никому больше не нужно было знать, не так ли?***
Из размышлений Тома резко вывел ботинок, больно впечатавшийся в его бок, что стало нежеланным повторением этого утра. Застонав от боли, он поднял взгляд на Ричардса, и в нём снова проснулись гнев, разочарование и беспомощность. Тем не менее, по крайней мере, он немного отдохнул от негативных эмоций. Возможно, то, что его заставили сопровождать этого человека на работу, будет не самым худшим в мире, если он сможет медитировать на протяжении большей части этого времени. — Вставай, — нетерпеливо приказал мужчина, дёргая за цепь. Том поднялся на ноги и чуть не упал, когда ноги решили прийти в себя. Он ковылял за мужчиной, который, конечно же, не собирался ждать, пока раб оправится от того положения, в котором его держали Мерлин знает сколько времени. Когда аврор снова направился к камину, он понял, что, должно быть, уже конец рабочего дня. Он долго медитировал, понял он. Слава Мерлину, что ошейник не считает это магией, подумал он. Мелкие радости, и всё такое. Ещё через одно утомительное перемещение они вернулись в неприветливый дом этого человека. Ричардс протащил его в гостиную и снова заставил встать на колени. Том вздрогнул, ударившись об пол гораздо сильнее, чем ему хотелось бы, особенно если учесть, как издевались над его коленями в течение всего этого дня. — Снимай рубашку, — приказал аврор. Том просто уставился на него в замешательстве и неверии. Что за…? — Снимай, или я её сорву, — нетерпеливо предупредил мужчина. — И уверяю тебя, я не стану тратить деньги на одежду для тебя, если она будет повреждена. Мысль о том, что на его работу придётся идти без рубашки, пронзила холодком ужаса, но Том медленно подчинился, расстегнул рубашку и позволил ей упасть с плеч. Он вздрогнул, увидев, как глаза Ричардса прослеживают линию ключиц и рёбер. — А ты худыш, не так ли? — прокомментировал мужчина, и Тому отчаянно захотелось обнять себя руками, но он отказался проявить такую слабость. — Может, Поттер не так уж сильно перекармливал тебя, как я думал. Повернись, — Том посмотрел на него — он ни за что не хотел открывать свою спину этому… этому грубияну. Кто знал, что он может сделать? — Сейчас же, — прошипел мужчина, и ошейник Тома начал посылать импульсы боли по нервам. Том стиснул зубы, испытывая больше страха, чем хотел бы признать, не понимая намерений Ричардса, но не имея иного выбора, кроме как подчиниться. — Я ведь сказал, что если ты заставишь меня опоздать, то я отыграюсь на твоей шкуре, не так ли? — спросил Ричардс, его тон был почти любезным. Казалось, чем больше садизма он испытывал, тем слаще становился его тон. Том отложил эту мысль на потом: сейчас его мысли были слишком полны опасений. — Ты заставил меня опоздать на пять минут, поэтому я думаю, что пять ударов плетью — это подходящее наказание, — Том чуть не рухнул от облегчения. Он мог справиться с пятью ударами. Они будут ужасными, но он справится: бывало и хуже. — Разве я не добрый хозяин, раз дал тебе такой лёгкий способ загладить вину? «Этот человек не может быть серьёзен», — недоверчиво подумал Том. — «Загладить свою вину»? Как будто опоздание на пять минут на работу — это повод для беспокойства. Странно, но эта ситуация напоминала и совершенно не походила на то, как он просил наказания у хозяина не так давно, потому что он чувствовал себя виноватым за то, что сделал, и знал, что единственный способ снять это чувство вины — сначала быть наказанным, а потом прощённым. Тогда это было так трудно, но сейчас Том был благодарен за это: это означало, что он понял, насколько извращённой была эта ситуация. Ричардс был тираном, садистом. Гарри был хозяином. Том знал, кого из них он уважает, а к кому испытывает лишь глубочайшее презрение. От размышлений его оторвал удар ботинка по почке. Вскрикнув от боли, он выгнулся назад. — Я сказал: разве я не добрый хозяин? — угрожающе повторил мужчина. Том почувствовал, как в его горле поднимается неуместный смех из-за чрезмерных попыток запугать его. Тем не менее он подавил эту эмоцию вместе с гневом — в конце концов, единственный, кто пострадает от его реплик, будет он сам. — Да, сэр, — произнёс он как можно нейтральнее, но не смог удержаться от ноток насмешки в голосе. На мгновение возникла пауза, словно мужчина пытался понять, проявляет он неуважение или нет, а затем его пронзила боль. В режущем, жгучем, жалящем ударе Том распознал Флагелло, а не физический инструмент, просто потому, что перед ударом не было предупреждающего свиста. Когда удары продолжились, он стиснул зубы, чтобы не закричать, а его кулаки сжались до побелевших костяшек. К счастью, мужчина придерживался своего решения о пяти ударах, так что всё быстро закончилось. По крайней мере, с первоначальной болью. По опыту Том знал, что последствия порки не ограничиваются только наказанием, в отличие от таких заклинаний, как Круциатус или даже Пунирэ. Нефизическая боль может быть опасной, если использовать её слишком долго — тело просто не знает, как с ней справиться, и не в состоянии свести её к минимуму, как это в определённой степени происходит с физической болью. Однако их преимущество заключалось в том, что, если не держать их слишком долго, последствия самого заклинания были невелики — для них обоих основными последствиями были реакции, через которые проходило тело, напрягая мышцы, растягивая и напрягая сухожилия. А вот порка… По отсутствию струйки крови, стекающей по спине, он понял, что мужчина, слава Мерлину, не пробил ему кожу; несомненно, остались рубцы, которые будут раздражать, по крайней мере, до конца этого вечера, а потом, возможно, превратятся в синяки. Ложиться спать, сидеть прямо, стоя на коленях… с такими следами будет ещё труднее. После некоторого молчания Том начал натягивать рубашку. — Остановись, — приказал ему мужчина. — Я хочу смотреть на свою работу, пока я ем. Снова стиснув зубы, Том просто свернул рубашку на коленях, следуя за натяжением поводка, когда тот снова зашевелился. Они прошли в столовую, где Том без лишних слов опустился на колени рядом со стулом Ричардса. Когда ошейник доставил ему неожиданное удовольствие, его челюсти сжались ещё сильнее, до такой степени, что он боялся, что его коренные зубы треснут. Он понял, что впервые почувствовал удовольствие от ошейника с тех пор, как был с хозяином. Он задавался вопросом, почему это произошло: возможно, потому, что Ричардс не был его настоящим хозяином; возможно, потому, что ошейник интерпретировал его садистские действия как сигналы о том, как он должен реагировать, и поэтому причинял больше боли, чем удовольствия. Так или иначе, Том был весьма благодарен за это — боль помогала ему продолжать ненавидеть этого человека. Так что больше он не будет подчиняться приказам без подсказки, решил он, даже если это будет означать для него ещё большую боль. К счастью, на этот раз аврор-садист решил его накормить, хотя, когда Типпи принесла тарелку, Том был не в восторге от подношения. Это была какая-то серая жижа, к которой прилагалась миска с водой; больше похоже на то, чем кормят животных, а не людей. Мерлин, да он видел собачий корм и попривлекательнее этого! Не говоря уже о том, что ему не дали никаких столовых приборов… — Сэр, можно мне ложку или вилку, — вежливо попросил он, надеясь, что домовой эльф просто забыла их принести. Он понял, насколько беспочвенной была эта надежда, когда мужчина только фыркнул от удовольствия. — У тебя ведь есть пальцы, не так ли? Я не позволю тебе прикасаться к моим вещам больше, чем это необходимо. Мерлин знает, какой тёмной магией ты их заразишь. «Это так не работает, идиот», — прорычал Том, почти радуясь удару ошейника за свою мысленную непочтительность. Однако, как и большинство его замечаний, он держал своё презрение в себе. Однако, глядя на свои пальцы, он с сомнением подумал о том, что может есть ими, его желудок скрутило. Он не мыл руки с тех пор, как оказался дома, и почти тридцать шесть часов стоял на коленях и лежал на полу. Он не хотел думать о том, какие микробы были на его пальцах, а они, несомненно, казались ужасно грязными. Бросив взгляд на аврора, он подумал, не попросить ли ему очищающие чары, но в конце концов решил отказаться: тот, скорее всего, просто посмеётся над ним ещё раз. Вместо этого он пожертвовал совсем небольшим количеством драгоценной воды в чаше, чтобы намочить угол рубашки и использовать его как салфетку для пальцев правой руки, той, которую он собирался использовать для еды. Но сначала — вода. Он поднял чашу и уже собирался отпить из неё, не заботясь о том, как будет выглядеть, когда Ричардс, прочистив горло, прервал его. Остановившись и подняв голову, он увидел, что тот бросил на него пристальный взгляд. Том лишь вопросительно поднял бровь. Чего он хотел на этот раз? — Что нужно сказать? — нетерпеливо спросил аврор. Том не мог ничего придумать, пока его не осенило, когда лицо мужчины потемнело. — Спасибо, сэр, — произнёс он настолько благодарным голосом, насколько это было возможно, и вновь ощутил приступ презрения, когда выражение его лица прояснилось и стало довольным. Можно было подумать, что аврор способен распознать ложные эмоции. Тем не менее Том не мог не радоваться своей забывчивости — если бы ему пришлось разыгрывать из себя нечто большее, это потребовало бы больше энергии, а он действительно не мог беспокоиться обо всём остальном, с чем ему приходилось мириться в данный момент. Выпив сразу половину воды, Том едва не застонал от восхитительного вкуса и прохлады. Он и не подозревал, насколько отсутствие воды в свободном доступе может быть пыткой само по себе: в детстве сироты регулярно обходились без еды, а то и вовсе без неё; вода, однако, всегда была в наличии. Что касается времени, проведённого в рабстве, то Министерство давало им достаточно воды, и Гарри, разумеется, никогда не ограничивал его. Дальше он копался в жиже с гораздо меньшим энтузиазмом. Посасывая пальцы, он понял, что она оказалась такой же безвкусной и отвратительной, как он и опасался. По консистенции это была какая-то смесь клейкой, комковатой и склизкой жижи, а на вкус она смутно напоминала крахмал. Это было трудно проглотить, а когда он это сделал, в желудке образовалась тяжесть. Тем не менее он заставил себя съесть — больше ничего не оставалось, а он был голоден. Покончив с едой и, к счастью, ему позволили спокойно поесть, он тщательно обсосал пальцы, насколько это было возможно, а затем пожертвовал ещё немного воды, чтобы повторить свой предыдущий процесс очистки пальцев. Допив воду, он понял, что Ричардс съел только половину своей порции: размер порции жалкого ужина Тома был настолько мал, что даже очистка пальцев не сильно повлияла на то, сколько времени это заняло. Не имея другого выхода, он просто ждал, погрузившись в свои мысли, когда мысли о Гарри и беспокойство о том, когда он очнётся, снова стали одолевать его. В своём сознании он смог отодвинуть эти переживания на второй план, сосредоточившись на более продуктивных мыслях. Только так он мог пережить это время, пока Гарри не поправится. Потому что он поправится. Он должен.