***
Том изо всех сил старался держать себя в руках, отчаяние внутри разрывало его на части. Он жаждал прикосновений хозяина, чтобы унять его, но знал, что не заслуживает этого — не после такого ужасного наказания. Не то чтобы он был не согласен с тем, что хозяин решил так сурово наказать его — он потерял контроль над собой на публике и в крайне политически деликатный момент; он определённо заслужил те ужасные муки, которым его подвергли, если не хуже. Но просто… то, что он узнал перед самым выходом, стало просто… слишком. Он говорил, не задумываясь, и боль внутри него вылилась в гнев. Эмоции кружились внутри него, не поддаваясь контролю с помощью Окклюменции, и он не решался использовать щиты, боясь повторить ошибку Драко — если он окажется в ловушке собственного разума, никто не сможет ему помочь. Раздался звук двигающейся ткани, и вдруг Том почувствовал тёплое прикосновение к своему подбородку. Он не стал сопротивляться хозяину, когда тот мягко, но твёрдо велел ему поднять его и наконец-то встретиться с изумрудным взглядом. Он едва не вздрогнул от его силы: беспокойство, сверкающее в этих похожих на драгоценные камни глазах, обезоружило его больше, чем ярость, которая была в них несколько минут назад. Ещё одна слезинка выскользнула без разрешения, и он с трудом сдержал рыдание. — Эй, — сказал Гарри, в его голосе слышалось беспокойство, светившееся в его глазах. — Что случилось? — снова спросил он, большим пальцем осторожно вытирая слезу, скатившуюся по щеке Тома. Это прикосновение одновременно и сломило Тома, и успокоило его настолько, что он смог вымолвить несколько слов. Что теперь? Теперь он должен был признать, что натворил, и принять последствия своих действий. — Я пытался найти способ вырваться из ошейника, — бесцветно начал он, его голос дрожал. Лучше выложить всё сейчас: ситуация не может стать ещё хуже, не так ли? — Я использовал библиотеку, чтобы изучить этот вопрос, и время, которое ты давал мне с моей палочкой, чтобы использовать заклинания, помогающие в моих исследованиях, — опустив взгляд, насколько это было возможно, учитывая хватку на подбородке, он ждал, что наказание снова обрушится на него. «Может быть, снова Пунирэ», — мрачно подумал он, и что-то внутри него заклокотало от страха при мысли о том, что в этот день ему ещё раз придётся испытать эту мучительную боль. А может, ему запретят посещать библиотеку и отберут разрешение на чтение книг. Лучше даже не надеяться, что ему разрешат пользоваться магией в ближайшее время после того, как выяснится, что он так вопиюще предал доверие своего хозяина. Хозяин отпустил его подбородок и откинулся в кресле. — А, — сказал он понимающим тоном. Том в замешательстве посмотрел на своего хозяина. Лицо Гарри было задумчивым, а не сердитым, как он ожидал. — Ты не сердишься? — спросил он нерешительно. Ответ был неожиданным: Гарри фыркнул. — Конечно, нет. Я знаю о твоих исследованиях с прошлого года. Том застыл на месте. С прошлого года? — И ты не захотел прекратить их, хозяин? — недоверчиво спросил Том. Гарри пожал плечами. — Тебе было необходимо это сделать — я понимал это. И я не видел в этом ничего плохого: либо ты найдёшь выход, либо нет, и я больше верил во второе, чем в первое. Несколько мгновений длилось молчание, прежде чем Том ответил, снова склонив голову. — Что ж, ты был прав, хозяин, — с горечью сказал он. — Выхода нет, — надолго воцарилось молчание. — Понимаю, — в конце концов ответил Гарри. — Объясни это, пожалуйста. У Тома сжались челюсти, когда он вспомнил о том, что понял раньше. — Все чары могут быть разрушены, — начал он, его тон по-прежнему был горьким и сердитым. — Заклинание без определённого условия, при котором оно может быть разрушено, невероятно слабо. Поскольку эти чары, — он резким движением указал на ошейник, охватывающий его шею, — не слабы, я решил, что они должны иметь способ разрушения, — он сделал паузу, горечь подкатила к горлу, как тошнота, которая могла бы возникнуть в другой ситуации. — И? — спросил Гарри, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в колени. — Что ты нашёл? — Моя смерть, — сумел вымолвить Том, эмоции снова захлестнули его. Гарри нахмурился, но Том этого не заметил. — Что ты имеешь в виду? Том не мог больше стоять на коленях. Он вскочил на ноги и начал вышагивать, как и Гарри до этого. Он не знал, что за эмоции его обуревают: гнев, горечь, печаль, отчаяние… Он знал только, что они сильны и неконтролируемы. — Моя смерть, хозяин — единственный способ избавиться от ошейника — это умереть! — слова лились из него потоком, который всё время сдерживался, а теперь вырвался наружу. — Этого не может быть — никто и никогда не мог создать чары, условием снятия которых была бы смерть пострадавшего, никто! Каждый раз, когда кто-то пытался, оно просто распадалось или взрывалось у чародея на глазах! Но эта чёртова штука — смертельная петля на моей шее, — он безрезультатно дёргал ошейник, не обращая внимания на то, что при его «атаке» по нервам пробегали искры боли. — Я никогда не буду свободен! Я всегда буду рабом, до самой смерти, — на последнем слове его голос надломился, это была последняя капля. Его контроль над магией ослаб, и она заполнила воздух вокруг него, вырываясь из него в поисках того, что причинило ему такое страдание. Вскользь он заметил, как она потянулась к Гарри, и успел только подумать «о нет», как его пронзила боль. Несколько мгновений чистой агонии, а затем он потерял сознание.***
Гарри вышел из комнаты сразу после первой атаки, наблюдая из дверного проёма, как неконтролируемые нити магии рвут стулья, ковёр, стены… Мерлин, Том действительно потерял контроль! Не то чтобы Гарри винил его в этом. Зная, в каком состоянии был этот человек… он чувствовал себя немного виноватым за то, что так жестоко наказал его, пока их не было дома. Но что ещё он мог сделать? Том был немного… не в себе, когда Гарри спросил его, не хочет ли он пойти куда-нибудь, но, поскольку он никогда не был болтлив или полон энтузиазма, это не вызвало тревоги. Мужчина не сказал ему, что плохо себя чувствует, не попросил остаться дома в тот день. А потом он потерял контроль над собой на публике, причём в самый неподходящий момент. Гарри должен был сделать из него пример, иначе он рисковал всем движением. Они всё ещё могли потерять его, если он не отреагирует должным образом на то, что выкинут Догбейн и его отряд. Гарри вздохнул и решил, что всё ещё сожалеет о своём поступке. Тому было больно, и Гарри ответил на это самой сильной физической болью, какую только мог причинить. Надеялся, когда Том проснётся, он сможет загладить свою вину. Гарри заметил, что магия ослабевает. Он осторожно вошёл в комнату, двигаясь медленно и стараясь не выказывать враждебных намерений. При его приближении в магии произошло изменение, но она не попыталась напасть на него. Всё ещё настороженный, Гарри принялся за ремонт. Когда он закончил, то заметил, что Том очнулся, а багровые глаза смотрят на него с нотками настороженности, страха и отчаяния. Мужчина снова опустился на колени, приняв почти распростёртое положение. — Простите, хозяин, — сказал он безнадёжным и испуганным тоном. — Мне очень жаль. Гарри снова вздохнул, его сердце защемило от эмоций, которые он услышал в голосе Тома. — Я не сержусь, — попытался успокоить его Гарри. — Больше нет, — Том никак не отреагировал на слова. — Выпрямись и подойди сюда, — сказал ему Гарри, сохраняя в голосе нежные нотки. Том бесшумно подался вперёд, и Гарри помог ему прислониться к своим ногам, положив голову на бедро. Гарри погладил его по волосам, ожидая, пока тот немного расслабится. Он тихо вздохнул с облегчением, когда почувствовал, как напряжённые мышцы под его рукой начали расслабляться. — Почему это так важно для тебя? — тихо спросил он. — Я думал, ты смирился с тем, что стал рабом. Том надолго замолчал. Гарри дал ему время подумать. — Я мог смириться с этим, потому что это было временно; потому что я думал, что через несколько месяцев буду свободен. Хм, Гарри задавался вопросом, было ли это что-то в этом роде. — А теперь? Последовала ещё одна долгая пауза. — А теперь я не знаю, — Гарри почувствовал, как сквозь штанину брюк просачивается влага, и понял, что Том плачет. — Я не знаю, — всхлипнул тот, и в его голосе прозвучало такое отчаяние и боль, что Гарри не смог бы удержаться от следующих действий, даже если бы попытался. Он соскользнул на пол и притянул Тома к себе, прижав его голову своей к шее и плечу. Том вздохнул, а затем поднял руки, чтобы отчаянно вцепиться в Гарри. Его руки вцепились в рубашку Гарри, а слёзы впитывались в его плечо. Он плакал в основном тихо, но иногда с душераздирающими всхлипами и задыхаясь. Гарри просто обнимал его, позволяя выплакаться. Он знал ценность катарсиса; в высвобождении эмоций, которые так долго копились внутри него. Он чувствовал себя так после смерти Сириуса, после смерти Добби, после многих недель похорон сразу после войны. Он знал, какое пустое, оцепенелое чувство оставляют после себя эти слёзы. Поэтому он просто позволил Тому плакать, не говоря ни слова, не пытаясь его успокоить или заверить, что всё будет хорошо. Он позволил Тому оплакивать гибель своих надежд, потерю свободы. И своим телом он пытался сказать Тому, что ему не придется собирать осколки в одиночку.***
К тому времени, когда слёзы Тома закончились и он смог контролировать своё дыхание до такой степени, что оно лишь изредка вздрагивало, он чувствовал себя совершенно измотанным. Время было едва ли обеденное, но наказание и последующий срыв привели к тому, что он чувствовал себя совершенно вымотанным. Гарри, похоже, всё понял, потому что, не говоря ни слова, повел Тома сначала на кухню выпить воды с солью, а потом в постель. Том бы запротестовал, что его отправили спать, как ребёнка, если бы он не чувствовал себя чертовски уставшим. Как бы то ни было, он с благодарностью упал на кровать, наполовину желая, чтобы ему больше никогда не пришлось вставать. — Вставай, когда почувствуешь себя отдохнувшим, — сказал ему Гарри, в его голосе всё ещё звучали осторожные нотки, которые Том начинал ненавидеть — он ведь не был сломлен, чёрт возьми… не так ли? — Не торопись, но если ты не встанешь к ужину, я приду и заберу тебя. Том ничего не ответил. Если бы ошейник заставил его, он бы ответил, но в противном случае… К счастью, ошейник, похоже, не считал, что слова Гарри требуют ответа, и оставался спокойным. В конце концов Гарри просто ушёл, закрыв за собой дверь. Том уставился в потолок, надеясь, что бессознательное состояние унесёт его в свои сладкие объятия. Не повезло. Как бы он ни был измотан, мысли бегали в голове слишком бурно, чтобы сон мог настигнуть его. Главная из них возвращалась снова и снова: что ему теперь делать? Он… потерпел неудачу. Ошейник был нерушимым. Или, по крайней мере, условия, при которых его можно было сломать, были для Тома немыслимы, по крайней мере сейчас. Жить было лучше, чем просто сдаться и умереть, не так ли? Умерев сейчас, он навсегда остался бы несостоявшимся Тёмным Лордом, рабом своего бывшего заклятого врага. Его имя не будет прославлено в веках, если он умрёт сейчас. Впервые Том пожалел, что леди Магия просто не прикончила его — конечно, быть убитым воплощением магии в тот момент, когда он был самым могущественным в своей жизни, было бы лучшим выходом, чем… это? Но если он не умрёт, что его ждёт? Казалось, его тело вернулось к двадцати или тридцати годам — если это правда и никакая болезнь или травма не свалит его раньше времени, он сможет прожить, возможно, до ста пятидесяти лет. А может, и больше, учитывая силу его магии — нередко могущественные волшебники достигали почти двухсот лет. Потенциально больше века: быть рабом. Гарри был моложе его и обладал столь же могущественной магией, так что Тому даже не пришлось утешаться тем, что старость хозяина рано оборвёт его жизнь. Стоять на коленях у ног хозяина, кланяться и расшаркиваться перед всеми, кого он встречал; быть вынужденным выполнять все приказы, независимо от того, как он к ним относился; всегда испытывать томительную тревогу, что его хозяин будет извращён силой, которой он владеет, и станет ещё больше похож на того хозяина, которого пережил Драко… От безнадёжности у Тома на глаза навернулись слёзы. Это было невыносимо. Но всегда ли всё было так плохо, спрашивал предательский голосок внутри него? В какой-то мере это было правдой. Рабство под властью Гарри не было… настолько плохим, насколько могло бы быть, признал Том. И если честно, если бы ему нужно было кому-то служить, возможно, Гарри был бы лучшим вариантом. Поначалу Том немного беспокоился за него — казалось, ему слишком нравилось использовать свою власть над Томом, провоцируя его на ответные действия, за которые он потом наказывался. К счастью, всё наладилось: когда Гарри освоился в роли хозяина Тома, а Том — в роли раба Гарри, всё… сгладилось. С тех пор он наказывал Тома только за то, что тот сознательно делал неправильно, да и то нечасто. Предыдущее наказание было… жестоким. Другого слова не подберёшь. Том содрогнулся, когда воспоминания о той всепоглощающей агонии вновь нахлынули на него. Он ощутил ярость хозяина в той силе, с которой она обрушилась на него, — ощущение было сродни тому, как если бы в него врезалось что-то физическое. Теперь, оглядываясь назад, он почувствовал ещё один компонент, который не смог воспринять в тот момент: унижение. Осознание того, что он корчился и кричал на глазах у группы совершенно незнакомых людей… что он демонстрировал свою полную покорность воле Гарри на глазах у того самого последователя, которого он ругал… От этого чувства у него скрутило живот и стало тошно. Как наказание, это было ужасно эффективно, подумал Том. Теперь, когда он испытал это на себе, он ни за что не стал бы снова выступать на публике — ни один приказ Гарри не мог быть более болезненным, более унизительным, чем то наказание, которое он испытал ранее. Однако, как бы ему ни хотелось разозлиться на своего хозяина, он не мог. Потому что он понимал его. Он знал, что поставлено на карту на этой неделе; он работал вместе с Гарри и Грейнджер, чтобы добиться этого. Он знал, возможно, лучше Гарри, какие политические последствия может иметь тот факт, что Гарри будет замечен в потере контроля над своим рабом на публике; что его раб напал на свободного человека, неважно, что это было только словесно, неважно, что свободный человек ещё совсем недавно сам был рабом. Том знал, что, как только эта новость дойдёт до их противников, люди вроде Догбэйна будут потирать руки от ликования, понимая, что им представилась прекрасная возможность. Поэтому он не винил Гарри за то, что тот принял меры, чтобы предотвратить возможные неприятности; на самом деле, если бы не наказание Тома, он был бы впечатлён быстротой мышления Гарри, особенно когда политика не была естественной для него. Том даже понимал, что, скорее всего, отделался лёгким испугом. Гарри жестоко наказал его на публике, но не стал продолжать наказание, когда они вернулись домой, а ведь мог бы. Наверное, так и следовало поступить, учитывая масштаб проступка, который совершил Том. Единственное, что могло быть хуже, — это если бы Том физически или магически напал на Бойла. Хотя в итоге он напал на своего хозяина магически, — безнадёжно размышлял он. И если Бойл решит так рассуждать, то, сбив его руку со своего плеча, он мог бы считать, что физически напал на свободного человека. Ему повезло, что ошейник не отреагировал в тот момент. А может, и нет — если бы он сразу же вывел его из строя, ничего бы не произошло. Он просто… Он потерял контроль. Вот и всё. К счастью, его контроль над магией ослаб наедине. Том всё ещё был в шоке от того, что Гарри не наказал его, когда пришёл в себя: он видел, как тот устраняет последние, должно быть, значительные повреждения в гостиной, а на щеке у него красовалась рана от удара магии Тома. Любой другой человек заставил бы его снова кричать с того самого момента, как он очнулся. Хозяин Драко не позволил бы ему зайти так далеко, но если бы Драко совершил хотя бы часть того, что сделал Том в этот день, и остался бы со своим прежним хозяином, он был бы сейчас прикован в неудобной позе, полумёртвый от полученных побоев и без надежды на еду или воду в течение нескольких дней. Гарри… обнимал его, молча утешал, пока он рыдал навзрыд, выплёскивая свои эмоции так, как не делал этого уже несколько десятилетий. Том не мог вспомнить, когда он в последний раз плакал, не говоря уже о таких рыданиях, которые вырывались из его лёгких, несмотря на все усилия сдержать их, контролировать. Возможно, это было ещё до того, как он поступил в Хогвартс, возможно, после того, как его в очередной раз усыновили, а затем вернули через некоторое время после того, как он совершил нечто неестественное… дьявольское. В отличие от того времени, его не оставили одного плакать в простыни, пытаясь заглушить звуки, издаваемые мальчиками, с которыми он делил комнату. Вместо этого Гарри обнял его, притянул к себе, дал ему якорь, за который можно было уцепиться в буре эмоций, которые толкали и тянули его, пока он не понял, в какую сторону двигаться. И после этого… его не оттолкнули, Гарри с отвращением не смотрел на мокрое пятно, которое он оставил на своей одежде, на складки, которые он оставил на рубашке Гарри. Гарри ничего не сказал о том, как непривлекательно Том, несомненно, выглядит — вероятно, с более красными, чем обычно, глазами, капающим из носа и пятнами на лице. Нет, он продолжал проявлять понимание и относиться к нему, как к хрупкой кукле из стекла. А потом он оставил его одного, чтобы тот собрался с мыслями и восстановил себя. Так что нет, если Том сравнивал Гарри с другими хозяевами, ему, как и раньше, приходилось признать, что ему повезло больше, чем он того заслуживал, что у него был Гарри, а не многие другие. Но когда Том думал о том, что это продлится десятилетия, более века, возможно… всю жизнь… отчаяние вновь охватывало его. Ведь, по правде говоря, ему не нужен был хозяин, не так ли? На этой мысли он, наконец, уснул. Сны не давали ему покоя, мучая образами себя — старика, стоящего на коленях у ног такого же старика; Гарри со злобной ухмылкой на лице, проводящего хлыстом по коже Тома; себя — с такими же пустыми и безжизненными глазами, какие были у Драко, когда он только прибыл. Однако самыми страшными были не образы насилия или его результатов. Напротив, это было связано с покоем: воспоминания о том, как хорошо было чувствовать себя на руках у хозяина; когда он, Гарри и Грейнджер обсуждали, что делать с рабами, и Том понял, что ему не нужно принимать решение, не нужно беспокоиться о последствиях — он может оставить это своему хозяину; чистое расслабление, которое наступало всякий раз, когда он стоял на коленях у хозяина, прислонившись к его ногам, осознание того, что он находится именно там, где ему нужно быть, развязывало узлы напряжения внутри него. И последняя мысль, которая сопровождала из мира бодрствования: по крайней мере, ему не нужно было думать, что делать с остатком жизни, о чём, как он знал, беспокоился Драко — его хозяин сделает это за него.***
Гарри вздохнул, закрывая за Томом дверь. Он был вынужден признать, что беспокоился за него. Очевидно, Том возлагал все свои надежды на то, что снова станет свободным, и теперь, когда эта надежда исчезла… Гарри придётся внимательно наблюдать за ним в течение некоторого времени, чтобы знать, как у него дела. Казалось смешным, что Том Риддл, искалечивший свою душу в попытке избежать смерти, может стать самоубийцей, но… Гарри видел, что стресс и эмоциональное потрясение могут сделать с людьми во время войны. Потеря любимого человека может сделать человека безрассудным, бросающимся в любую битву, не заботясь о собственной безопасности. Это также могло заставить их замкнуться в себе, разъедаемых гневом и горечью. А некоторых это лишало воли к жизни. Несколько похорон после Финальной битвы были похоронами самоубийц, потерявших на войне свои семьи и не желающих жить без них. Но об этом позже. Пока же Гарри решил, что Тому, вероятно, нужно немного времени для себя. Ему нужно обдумать случившееся. Они ещё поговорят после ужина, решил он. А пока Гарри смотрел на дверь Драко: ему нужно было убедиться, что ещё один его раб в порядке. Тихо застонав, он задался вопросом, кто, чёрт возьми, придумал, что наличие рабов упрощает жизнь. Подойдя, он постучал в дверь. Через мгновение дверь открылась, и Драко тут же опустился на колени, низко склонив голову. Неужели он дрожит? поинтересовался Гарри, наблюдая, как пряди его волос пляшут взад-вперёд. — Да, х-хозяин? — спросил блондин испуганным тоном. Гарри ещё раз мысленно вздохнул. Отлично. Вся эта неразбериха замедлила и прогресс Драко. А ведь его должны были освободить меньше чем через две недели… — Всё в порядке, Драко, — попытался ободряюще сказать Гарри. — Ты не сделал ничего плохого, я не собираюсь тебя наказывать. Ну же, посмотри на меня, — Драко медленно поднял голову, его испуганные серые глаза встретились с глазами Гарри. Хотя Гарри с удовольствием отметил, что в них был намёк… не на вызов, а на несогласие, возможно. — Давай, говори, что хочешь сказать, — подбодрил он, прочитав выражение лица Драко: блондин хотел что-то сказать, но был слишком напуган возможной расправой за высказывание нежелательной мысли. Драко поджал губы и на мгновение замешкался, прежде чем, очевидно, решился. — Хозяин, простите меня, но… я не обязательно должен был сделать что-то плохое, чтобы вы меня наказали, — заметил он. — Ха, — усмехнулся Гарри, не в силах сдержать рвущийся наружу смешок. Драко снова занял оборонительную позицию, очевидно, восприняв это как угрозу. Гарри тут же пожалел о своей вспышке. — Нет, не волнуйся, Драко. Я не собираюсь наказывать тебя за то, что ты указал на правду. Давай, посмотри на меня ещё раз, — уговаривал он. Драко так и сделал, на этот раз немного быстрее. Когда их взгляды встретились, Гарри продолжил. — Я не имею привычки наказывать своих рабов, если они не сделали ничего плохого. Я знаю, что ты уже начинаешь привыкать к этой мысли, — он пристально посмотрел на Драко. Сероглазый мужчина на мгновение склонил голову. — Да, хозяин. Вы очень добры. Гарри сдержал вздох, который ему хотелось сделать, — это не помогло бы. Драко делал успехи, но медленно… — Не совсем, но это уже другой разговор, — сказал он в конце концов, чувствуя себя почти таким же уставшим, каким выглядел Том. Мерлин, но этот день был трудным! А ведь ещё не пришло время обеда. Гарри не хотелось есть. Он решил пойти прогуляться — ему хотелось выбраться из этого дома. — Теперь тебе не обязательно оставаться в своей комнате. Иди и делай что угодно, только не забудь пообедать, — наставлял он, чувствуя себя лицемером, если учесть его намерение пока что избегать еды. — Только не заходи в комнату Тома, хорошо? — Да, хозяин, — признал Драко. Он заколебался, но Гарри ободряюще поднял брови. — Хозяин… Том наказан? — нервно произнёс он, и Гарри не стал его винить. — Нет, — ответил он наконец. — Он плохо себя вёл раньше и был наказан за это, но сейчас он не наказывается — он просто очень устал. Увидев полный ужаса взгляд Драко, Гарри задумался, стоило ли ему добавить последнее слово. — Хозяин, что он сделал? — вопрос прозвучал как раз в тот момент, когда Гарри отвернулся, намереваясь спуститься по лестнице и выйти за дверь. Он заколебался. Стоит ли говорить Драко или нет? Может быть, ему стоит что-то сказать, иначе, зная этого человека и ту травму, через которую ему пришлось пройти, он, скорее всего, просто представит себе множество различных сценариев и будет бояться совершить те же самые ошибки. — Он проявил неуважение к свободному человеку, пока нас не было, — наконец сказал Гарри, решив, что это должно успокоить Драко, поскольку он действительно не мог представить, чтобы у него была возможность проявить неуважение к кому-либо за две недели до даты его освобождения, не говоря уже о том, чтобы захотеть это сделать. Чёрт возьми, Том, вероятно, не стал бы так себя вести, если бы не переживал разочарование по поводу своего исследования. Не получив ответа от блондина, он оглянулся и увидел задумчивое выражение на лице Драко. Увидев, что он смотрит на него, раб тут же вновь склонил голову. — Спасибо, хозяин, — ответил он. Гарри только кивнул, несмотря на то, что Драко не мог этого видеть с такой опущенной головой, и ушёл. Ему очень нужна была эта прогулка!***
Ужин в этот вечер прошёл в молчании. Гарри приготовил еду, вернувшись после долгой прогулки с более ясной головой. Он всё ещё не знал, что они собираются делать с последствиями инцидента; не знал, как поведёт себя Том, когда выйдет из своей комнаты; не знал, правильно ли он сам поступил. Но он смирился: что случилось, то случилось, и никакие сетования ничего не изменят. В прошлом это не удавалось, разве что когда он однажды воспользовался маховиком времени, но он сомневался, что даже все маховики в мире смогут изменить ситуацию. Нет, с этим нужно было просто смириться. А для этого нужно было немного разрядить обстановку между ним и Томом. — Драко, пожалуйста, приберись, — велел Гарри, вставая после ужина, который, вероятно, был неплохим, но Гарри не почувствовал ничего особенного, настолько отстранёнными были его мысли. Драко был весьма удивлён, когда, войдя на кухню, обнаружил, что Гарри готовит. Драко с недоумением посмотрел на хозяина, а потом замялся, словно не зная, что делать. Гарри просто велел ему накрыть на стол и сесть. Он думал, не придётся ли звать Тома, не желая мешать его отдыху, размышлениям и чему-либо ещё, но, к счастью, тот появился за несколько минут до подачи ужина. Всё это время он молча смотрел в свою тарелку, больше играя с едой, чем поедая её, и вся его поза была поникшей. Когда он наконец отложил столовые приборы, оставив больше половины тарелки, Гарри хотел было накричать на него за расточительство, но у него не хватило духу сделать это. — Пожалуйста, накрой тарелку Тома и убери её в холодильник, — добавил он, глядя на блондина. — Да, хозяин, — ответил Драко, всё так же покорно. Гарри надеялся, что он преодолеет свой новый страх — в последнее время он добился такого прогресса, что было бы обидно отступать назад, когда до окончания осталось меньше двух недель. — Том, пойдём со мной, пожалуйста, — твёрдо сказал Гарри, но по его тону было понятно, что это не просьба. Молча опустив голову, Том последовал за ним. Войдя в гостиную, Гарри опустился в своё любимое кресло у камина. Том опустился на колени на своём обычном месте. Гарри ненадолго задумался, не сказать ли ему, чтобы он сел в кресло, но решил, что в данный момент это может послужить слишком ярким сигналом. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, понимая, что задавать этот вопрос нелепо: что, по его мнению, должен чувствовать Том, осознавший, что, несмотря на все его надежды, он будет рабом до конца своих дней? Гарри впервые задумался о том, правильно ли он поступил, позволив Тому продолжить свои исследования. — Как бы ты хотел, чтобы я себя чувствовал, хозяин, — безжизненно ответил Том. Сердце Гарри защемило от этого тона, и он почувствовал, как на него накатывает волна отвращения: Том не должен был говорить так. Никогда. — Том, — сказал он и тут же замолчал. Как он мог это закончить? Он только успел вздохнуть, как его прервали. — Хозяин, не надо, — сказал Том. — Пожалуйста, — именно последнее слово остановило речь Гарри. Он никогда не слышал, чтобы этот человек говорил так. Так… мёртво. — Хорошо, — ответил он, а затем стал искать, как затронуть тему, которую хотел обсудить. — Послушай, — начал он, не зная, как продолжить, но в истинно гриффиндорской манере задействовал рот раньше мозга. — Всё не должно быть так уж плохо, правда? О чём ты больше всего беспокоишься? Последовала долгая пауза. — Я беспокоюсь, что так будет всегда. И я беспокоюсь, что так не будет. «Что ж, это прояснило ситуацию», — подумал Гарри с лёгким юмором. Он решил, что, как бы то ни было, он не хотел вести этот разговор в формате «хозяин — раб». — Том, иди и сядь на диван, хорошо? Или в кресло, если хочешь. Впервые за весь вечер Том поднял голову и встретил взгляд Гарри. На его лице отразилась душераздирающая надежда. — То есть… — Только на сегодня, — поспешно сказал Гарри, не желая быть неправильно понятым. Том снова опустил глаза. — Да, хозяин. Я понимаю, — по крайней мере, в его голосе появилось больше жизни, решил Гарри. Том на мгновение замешкался, а затем поднялся на ноги. Он перебирал варианты, но в итоге выбрал диван, лег на него и уставился в потолок, свесив ноги через подлокотник. Гарри поднял брови, глядя на эту расслабленную позу, но потом вдруг подумал, не было ли это сделано намеренно — в стиле « притворяйся, пока не добьешься своего». Вздохнув, он решил, что нужно кое-что прояснить. — Послушай, Том. Знаешь, почему я всё время заставляю тебя стоять на коленях? Называть меня хозяином? — Потому что тебе это нравится, — раздался нечитаемый голос Тома. Гарри покраснел от такого прямого заявления. — Ну, да, но это не… — Потому что это необходимо, — прервал его Том, вздохнув. Гарри промолчал, удивлённый его проницательным ответом. Том повернул голову, и его бордовые глаза, более тёмные, чем их обычный алый цвет, встретились с зелёным взглядом Гарри. — Потому что ты понимаешь меня так же, как и я тебя, и знаешь, что, будь у меня хоть малейший шанс, я бы взял всё в свои руки. Поэтому ты ставишь меня на место, чтобы я не занял твоё, — он снова посмотрел на потолок. И это… разве это не было именно тем, что чувствовал Гарри, выраженное в ясных словах, а не в том тумане, который клубился внутри него и который он изо всех сил старался игнорировать? Потому что, если говорить прямо, эти две причины были именно тем, почему он это делал. — Почему… почему ты так… принимаешь это? — Гарри не мог не спросить. Было совершенно непонятно, как Том мог произносить такие слова без гнева, без злобы. Вообще без эмоций. — Я бы подумал, что ты будешь, ну, злиться. Или дерзить, как тогда, когда ты только прибыл. Последовала долгая пауза, а затем Том снова повернул голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Гарри резко вздохнул от нахлынувших на него эмоций. Он выглядел… потерянным. Совершенно потерянным. Гарри захотелось подойти к нему и… он не знал, но что-то сделать. — Думаешь, я теперь узнаю себя? — сказал он, и голос его звучал совершенно жалко. — Я помню, как называл тебя «хозяином», как стоял перед тобой на коленях, как меня заставляли это делать. Я помню, как хотел снова стать Волдемортом. Я помню свою полную уверенность в том, что найду выход из этой передряги. Что я имею от этого теперь? Гарри больше не мог этого выносить. Он встал и подошёл к Тому. Красные глаза смотрели на него, умоляя дать ему хоть какое-то заверение, хоть какой-то смысл жизни… это разрывало сердце. — Приподнимись немного, — тихо приказал он Тому. Тот повиновался, в его глазах появилось любопытство. Гарри сел на место, где лежала голова Тома, а затем притянул его к себе так, что его голова оказалась у Гарри на коленях. Гарри начал поглаживать волосы Тома и увидел, что напряжение в его глазах сразу же исчезло. Хорошо. — Ты сильно изменился, это правда, — сказал он наконец очевидное. — Но так ли уж это негативно? Хотел бы ты, чтобы наши отношения остались такими, какими были в самом начале? — он дал Тому возможность высказаться, но тот промолчал. — Я знаю, что не хотел бы, — продолжил он после долгой паузы. — Мысль о том, чтобы постоянно возвращаться домой к кому-то, кто боролся со мной на каждом шагу… кто заставлял меня становиться жестоким, чтобы оставаться на вершине… Нет. Я бы не хотел этого, и я был бы очень удивлён, если бы ты сказал, что хотел бы этого. Потому что, честно говоря, если бы это продолжалось, один из нас сломался бы. И уверяю тебя, это был бы не я. Наконец глаза открылись. — Да, — признал Том. — Теперь я это знаю, — он вздохнул, глядя вниз. — Я бы сломался, я это понимаю. Увидев, что случилось с Драко… — он слегка вздрогнул, и эта дрожь была легко ощутима Гарри, когда его нога соприкасалась с плечом Тома. — Нет, ты прав. Я бы этого не хотел, — его глаза снова поднялись и встретились с глазами Гарри. — Но откуда мне знать, что меня это не ждёт? Гарри нахмурился. — Что ты имеешь в виду? Наступила пауза, во время которой Том явно обдумывал свои слова. — Подумай об этом, хозяин. У нас впереди долгая жизнь, если по моему внешнему виду можно судить о возрасте моего тела. Возможно, ещё столетие жизни, а возможно, и больше. За это время люди могут сильно измениться, — он коротко и невесело усмехнулся. — Посмотри, как сильно мы изменились за восемь месяцев. Откуда мне знать, что сейчас ты относительно добрый хозяин, потом не станешь жестоким, когда я стану слишком покорным, чтобы доставлять тебе удовольствие от доминирования, которого ты ищешь? Потому что, честно? Если я не смогу освободиться от этого ошейника, то именно таким он меня и сделает. — Я бы не стал наказывать тебя только для того, чтобы получить ответную реакцию, — возразил Гарри, и эта мысль привела его в ужас. — Но разве не так ты поступал в самом начале? — заметил Том. — Разве ты не помнишь те времена, когда ты говорил или делал что-то провоцирующее, только чтобы наказать меня, когда я отреагирую? Кажется, я помню, как мне приказывали ползать по дому только потому, что ты пришёл домой в плохом настроении. В последнее время ты этого не делал, но откуда мне знать, что так будет всегда? Рука Гарри приостановилась в своих ласках. Был ли Том неправ? — Когда ты только прибыл, — медленно начал он, пытаясь собрать мысли воедино, — я испытывал удовольствие, когда заставлял тебя подчиняться, да. Оглядываясь назад, я думаю… В то время я был очень зол. Я был зол на преступления, которые ты совершил во время войны, и меня возмущало, что мне приходится иметь с тобой дело, когда я думал, что покончил со всем этим и могу жить дальше. Так что да, мне нравилось наказывать тебя, мне нравилось провоцировать тебя, зная, что ты ничего не можешь с этим поделать, потому что каждый раз, когда это происходило, я чувствовал, что получаю какое-то маленькое отмщение за то, что случилось, — он сделал паузу, безучастно глядя на огонь, и его рука снова заскользила в волосах Тома. — Но сейчас всё не так. И этого не будет, обещаю. — Откуда мне знать? — спросил Том почти шёпотом после паузы, нарушаемой лишь треском огня. — Потому что я понял, что глупо и непродуктивно строить отношения, которые продлятся всю жизнь, на фундаменте мести и злости, — честно ответил Гарри, глядя на него сверху вниз. — Я не… простил тебя за твои действия во время войны, но я смирился с ними. Не забывай, что пока ты последние восемь месяцев — или даже больше — думал о свободе и прятался от мыслей о вечности, я пытался придумать способ, как сделать это терпимым. — Я не прятался от этого, — внезапно сказал Том, сверкнув глазами. — Ты тоже не смирился с этим, — возразил Гарри. — Иначе это не было бы такой большой проблемой, — не в силах опровергнуть это, Том просто отвёл взгляд. Гарри позволил тишине затянуться на несколько мгновений, прежде чем продолжил. — Есть ещё одна причина, по которой тебе не стоит беспокоиться о том, что я стану монстром, против которых я борюсь: я понял, что, как бы мне ни нравилось твоё принудительное подчинение моей воле вначале… я предпочитаю твоё добровольное подчинение. Те моменты, когда ты поддавался моим желаниям, потому что верил, что у меня есть на то веские причины, потому что доверял мне… удовольствие, которое я тогда испытывал, отодвигало в тень всё остальное. Зачем мне довольствоваться меньшими эмоциями, видеть, как ты вздрагиваешь от моего присутствия и отстраняешься, как Драко, если я могу добиться твоего добровольного согласия? Здесь, где ты находишь удовольствие и облегчение в моих прикосновениях, вчера, когда я мог быть той скалой, за которую ты цеплялся, когда всё остальное казалось слишком невыносимым? Вот чего я хочу, — снова наступило молчание, но Гарри был доволен тем, что оно затянулось. Высказав свои желания, он почувствовал умиротворение внутри. — Ты рисуешь такую красивую картину, — сказал Том, и Гарри в очередной раз удивился эмоциям, прозвучавшим в его голосе. Это была странная смесь гнева… и тоски. — Но ты забываешь, что для того, чтобы вписаться в неё, я должен полностью измениться. — Думаешь? — спокойно заметил Гарри. — Можешь ли ты сказать, что только ошейник заставляет тебя наслаждаться этим? Разве ошейник заставляет тебя иногда по вечерам стоять на коленях рядом со мной и прислоняться к моей ноге, чтобы я мог погладить тебя по волосам? Это ошейник заставляет тебя краснеть от удовольствия, когда я хвалю? Ты изменился, да, но разве можно винить во всём ошейник? Или дело в том, что, оказавшись в положении, когда ты лишён всей той гордости и высокомерия, которые составляли Тома Риддла раньше, а после него Волдеморта, ты вдруг осознал, что внутри тебя есть глубокая потребность в ласке? Лицо Тома исказилось, словно его пытали. Гарри отпустил его волосы и сделал движение, собираясь встать, думая, что, возможно, ему захочется немного побыть одному, но его рука метнулась и схватила Гарри за запястье. — Нет, пожалуйста! — взмолился он, его голос был почти таким же отчаянным, как и в тех случаях, когда он умолял Гарри не применять Пунирэ. Затем, словно осознав, что он сказал, что раскрыл, его рука отпустила запястье Гарри, словно оно было раскалено. Том напрягся, его глаза были зажмурены, как будто таким образом он мог отгородиться от реальности. Гарри вернул руку в волосы Тома, не пытаясь отстраниться. Едва заметное напряжение покинуло распростёртое тело, но оно оставалось натянутым. Гарри просто провёл пальцами по шелковистым локонам Тома, глядя на огонь и давая ему свободу. Ведь единственная причина, по которой Гарри мог так хорошо читать Тома, заключалась в том, что, как бы Гарри ни ненавидел это сравнение на втором курсе, крестраж-Том был прав — они были удивительно похожи. И если Гарри знал, что Том испытывает глубокую потребность быть любимым, зарытую глубоко внутри него. То только потому, что он сам осознавал эту потребность в себе. Тем не менее, он решил, что его мысль была высказана достаточно хорошо; любое дальнейшее давление, скорее всего, приведёт к ответной реакции, так же как благонамеренное подталкивание Гермионы иногда приводило к тому, что Гарри срывался на ней. — Я хотел бы обсудить кое-что ещё, — сказал он непринуждённо, по-прежнему не глядя на Тома, но чувствуя, как тот постепенно расслабляется, когда понимает, что Гарри не собирается продолжать то, что он говорил. — Ты уже думал о том, чем бы ты хотел заниматься дальше? В академическом плане, то есть.