***
— Том, — начал Гарри. Они отдыхали вместе, на своих привычных местах: Гарри за своим столом в одном конце комнаты, Том — на ковре перед камином с книгой. Том поднял голову и вопросительно поднял бровь. — Хозяин? — Я… я собираюсь к Уизли на Рождество. Ты… я не думал, что ты захочешь пойти, но если ты хочешь пойти, я уверен, что они будут… ну, я уверен, что они будут не против? — в его голосе прозвучало сомнение, которое Том почувствовал при этом утверждении. Том поморщился при мысли о том, что ему придётся провести весь день с целой толпой буйных рыжеволосых и быть вежливым, пока в голове будут прокручиваться сцены их гибели каждый раз, когда они сделают какое-нибудь бестактное замечание. — Нет, спасибо, хозяин, — твёрдо сказал он. — Мне и здесь будет хорошо. Гарри кивнул с облегчением. — Хорошо. В смысле, я рад, что ты не против, — на его лице появилось довольное выражение. — Должен сказать, я не мог представить, как ты впишешься в коллектив, даже если бы никто из них не знал, кто ты такой. — Это было бы кошмарно, — бездумно заметил Том. Затем, с внезапным холодком ужаса, он резко повернул голову в сторону Гарри, надеясь, что оскорбление друзей не заставит его обидеться. Гарри только рассмеялся, увидев выражение лица Тома. — Не волнуйся об этом, — сказал он наконец. — Уизли — замечательные ребята, но даже я должен признать, что они могут быть немного чересчур. Зная, что теперь его не накажут, Том позволил своему лицу принять выражение, показывающее, насколько преуменьшенным он считал это высказывание. Не то чтобы он лично сталкивался с Уизли в полном составе, но у них просто была какая-то определённая… атмосфера. На несколько минут воцарилось молчание, прежде чем Гарри вновь нарушил его. Видимо, того, что он читал, было недостаточно, чтобы отвлечь его внимание. — Я давно задавался этим вопросом. Почему ты выбрал Нагайну в качестве одного из своих крестражей? Ведь она была живым существом, не так ли? Я не знаю, как долго живут змеи, но это, конечно, слишком большой риск. Том отложил книгу и прислонился к одному из кресел у камина — он чувствовал, что этот разговор займёт больше времени, чем просто несколько обменов репликами, а лежать на животе, вывернув шею, чтобы смотреть на Гарри, было неудобно. Его крестражи. Даже если у него их больше не было, всё равно было неприятно просто так обсуждать их. Когда-то они были для него самыми ценными предметами, привязывающими его к жизни, что бы ни случилось. Теперь же… теперь они напоминали о том вреде, который он причинил себе, боясь умереть раньше, чем мир узнает его имя. А Нагайна… это уже совсем другая история. Вздохнув, Том вернулся к воспоминаниям о первой встрече с Нагайной в лесах Албании. Она бродила, беспокойная, как и он. Что-то в ней привлекло его внимание — она не была обычной змеей, это точно. Обладала человеческим интеллектом; он скорее считал, что беседы с ней были главным, что вывело его из того мира, где время проносилось мимо, как туман, — одно мгновение здесь, другое — там. — Нагайна не была змеёй, хозяин, не совсем так. Гарри нахмурился, глядя на него. — Что ты имеешь в виду? — Она была Маледиктусом. Гарри нахмурился ещё сильнее. — Кем? — Человек с родовым проклятием, передающимся от матери к дочери, которому суждено в конце концов навсегда вселиться в тело зверя. Гарри уставился на него. — Я этого не знал. Том ухмыльнулся. — Это было очевидно, хозяин. Гарри поднял руки, будто защищаясь от чего-то. — Подожди, вернемся на секунду назад. Нагайна была человеком? Или, по крайней мере, какое-то время была человеком? — Да. — Разве это не риск? Я имею в виду, что у неё всё равно есть ограничение по продолжительности жизни, верно? Будь то змеиная или человеческая жизнь. Том пожал плечами. — Технически я полагаю, что у неё была человеческая продолжительность жизни; ей было столько же лет, сколько и мне — она никогда не говорила мне свой точный возраст, так что я не уверен, сколько ей было лет. Тем не менее, став крестражем, она могла бы жить столько же, сколько и я, — на него нахлынула волна тоски. — Это была одна из причин, по которой я сделал её крестражем. Мы… сблизились за время, проведённое в Албании. Гарри поднял брови, глядя на него. — Волдеморт действительно ценил кого-то, кроме себя? Надо же, каждый день узнаю что-то новое. Том бросил на него полувопросительный взгляд — в конце концов, это была не такая уж и неправда. Разве он не признался себе пару недель назад, что его пребывание в Британии на посту правителя мира волшебников было бы катастрофическим для общества, просто потому что ему было бы всё равно? Гарри привлёк его внимание, внезапно вздрогнув. — Погоди, ты хочешь сказать, что я был бы бессмертным? Том уставился на него, его разум легко сложил одно с другим. — Только не говори мне, что ты был крестражем?! — прошептал он недоверчиво, а затем поморщился. — Хозяин, — добавил он. Гарри криво усмехнулся. — Да, твой седьмой, непреднамеренный крестраж. — Что… но как?! Гарри пожал плечами, и улыбка исчезла с его лица. — Когда ты убил моих родителей. Дамблдор считал, что к тому моменту твоя душа была настолько раздроблена, что ты не понимал, что сделал. Он считал, что именно оттуда у меня появилась способность говорить на парселтанге, — он выглядел задумчивым. — На самом деле, я не знаю, сохранилась она у меня или нет. Том нахмурился. — Но как он планировал, что ты победишь меня, если ты мой крестраж? Гарри вздохнул и долго не отвечал. — Помнишь тот разговор, который у нас состоялся после ухода адвокатов пару недель назад? Тот, в котором я сказал, что у Дамблдора был план? Том помнил. Слова и выводы, которые он сделал в тот день, не переставали крутиться у него в голове с тех пор. — Да, хозяин. — Так вот, его план был таков. Он решил, что лучший способ избавиться от крестража — это подойти к тебе и заставить тебя убить меня. Том уставился на него. — Неужели старый дурак действительно был безумен? — спросил он с недоверием. Это была… худшая из всех возможных идей, которые он когда-либо слышал. Конечно, единственный известный ему способ уничтожить крестраж подразумевал уничтожение его сосуда, но он мог вспомнить два ритуала, способных переместить частицу души из одного сосуда в другой. Перед тем как создать третий крестраж, он провёл несколько исследований, сомневаясь, что его основной привязкой будет дневник, особенно связанный с его прежней личностью; в конце концов он решил, что потенциал дневника как оружия перевешивает его неуместный символизм как предмета. Конечно, ритуалы были сложными и предназначались для предметов, а не для людей, но он полагал, что великий Альбус Дамблдор со временем сможет их достаточно модифицировать. Хотя, по его мнению, они были тёмными, и, возможно, он не знал об их существовании. Тем не менее, немного исследований не помешало бы. Очевидно, он не слишком старался найти другое решение. Гарри усмехнулся, это прозвучало сердито и невесело. — Похоже на то. Он вырастил меня, как свинью на убой. Даже Снейп пришёл в ужас, когда узнал о плане, а ты знаешь, как сильно он меня ненавидит. — Когда ты узнал об этом, хозяин? — Ближе к концу 1998 года. — Но Дамблдор был мёртв. Как он мог рассказать об этом из могилы? Если только, — тут Том пришёл в ужас. — Если только он не умер… Гарри снова усмехнулся, и на этот раз это прозвучало не так натянуто. — Нет, он мёртв. Это Снейп нам сказал. Он подумал, что мы слишком затянули, видишь ли. Мы думали отправиться в Хогвартс в мае за твоей диадемой, но решили, что это слишком рискованно, когда у тебя ещё есть как минимум один крестраж — Нагайна. К тому же мы знали, что ты обнаружил, что их уничтожают, и не знали, начал ли ты создавать их снова. Потом была вся эта неразбериха той осенью, когда мы отчаянно гонялись за доверенными тебе Пожирателями смерти, надеясь выяснить наверняка, остались ли только Нагайна и диадема. Думаю, Снейп уловил, что ты сомневаешься в его верности, или что-то в этом роде, потому что именно тогда он окончательно дезертировал и передал нам воспоминания о своих беседах с Дамблдором. — Ты когда-нибудь сомневался в нём? В Северусе, то есть, — спросил Том, невольно заинтригованный. Честно говоря, он думал, что просто находится в состоянии шока. Узнать, что враг, которого он пытался убить столько лет, на самом деле был одной из нитей, удерживающих его жизнь… Не говоря уже о том, что Альбус «жизнь каждого бесценна» Дамблдор планировал смерть своего золотого ребёнка уже, наверное, долгие годы. Как бы ему ни было неприятно признавать это, но впервые он был рад, что Гарри провёл ритуал — он мог ненавидеть быть рабом, но по сравнению с альтернативой смерти это не казалось таким уж плохим. Особенно в качестве раба Гарри, — тихо произнёс голос в глубине его сознания. Он отогнал это, вообще не желая развивать эту мысль. — Нет, — просто ответил Гарри, пожав плечами. — Не было смысла. Я увидел в воспоминаниях то, что мне было нужно — ему не нравилась эта идея, он спорил об этом с Дамблдором, но когда дело дошло до противостояния, он тоже не нашёл другого выхода. Тогда мы отправились на поиски других вариантов и нашли Ритуал Правосудия. Мы не хотели его использовать из-за исторически нестабильных результатов, но… — Гарри пожал плечами. — Мы были в отчаянии, так что… Ты знаешь остальную часть этой истории. Том медленно кивнул, чувствуя, что его переполняет информация. В голову пришла мысль. — Есть простой способ проверить, остаёшься ли ты змееустом, хозяин, — сказал Том. Гарри вопросительно посмотрел на него. — Если я заговорю с тобой на парселтанге, и ты его поймёшь, то, вероятно, ты всё ещё способен к нему. Гарри задумался. — Наверное, это было бы полезно знать, — медленно произнёс он. — А ты можешь пон…? — Том начал спрашивать на парселтанге, но не успел закончить фразу, как его пронзила острая боль от ошейника. Когда боль утихла, оставив его задыхающимся и дергающимся, он обнаружил, что наполовину свалился боком на пол. Ой. Это было больно — такого наказания он не получал уже… ну, несколько недель. — Что случилось? Ты в порядке? — спросил Гарри с ноткой беспокойства в голосе. — Я в порядке, — Том отмахнулся от его беспокойства взмахом руки, откинувшись на спинку стула. — Парселтанг — это магический язык, и, похоже, его использование нарушает мои ограничения на использование магии. Ты понял его? — Да, понял, — ответил Гарри, его голос был всё ещё встревоженным, но с нотками радости. — Слушай, я не вижу причин, по которым ты не можешь использовать парселтанг — это же язык, а что можно сделать с языком? Так что ты можешь использовать его когда угодно, — он сделал небольшую паузу, а затем добавил: — То есть тебе разрешено использовать его когда угодно, если только это не делается с целью причинить вред или убить разумное существо и так далее. Или заставить говорящее на парселтанге существо сделать то же самое. И до тех пор, пока тебя не наказывают тем, что не разрешают говорить. Хорошо? Том почувствовал, как его губы растягиваются в улыбке. — Хорошо, — согласился он. — Спасибо, хозяин, — добавил он, чувствуя, что это заслуженно. Не то чтобы он часто пользовался этой способностью, конечно, хотя ему было интересно, что случилось с Нагайной, когда его душа была восстановлена. Интересно, узнает ли он это когда-нибудь.***
Был день Рождества, около восьми утра. Гарри постучал в дверь своего раба. Когда в ответ не последовало звука, он постучал снова. Вдруг он услышал движение; через мгновение дверь открылась. — Хозяин? — зевнул Том, сонно потирая глаза. Он начал опускаться на колени, но Гарри протянул руку и поймал его за локоть, чтобы остановить. — Всё в порядке, сегодня тебе не нужно становиться передо мной на колени. Или называть меня хозяином. Только сегодня, — быстро пояснил он. Том внезапно стал гораздо бодрее, его пунцовые глаза резко вспыхнули. — Ты что-то хотел? — спросил мужчина после небольшой паузы. — Да. Я собирался пойти к Уизли, но… — Гарри запнулся, прикусив губу. Он размышлял над тем, хорошая ли это идея? Но сегодня Рождество, и Том будет здесь один… Он достал из заднего кармана палочку Тома. — Вот. Том взял её и нахмурился. — Хозяин? — спросил он с надеждой в голосе. Губы Гарри изогнулись в полуулыбке. — Итак, я подумал… ты можешь пользоваться своей палочкой сегодня до полуночи. Действуют те же правила, что и раньше, — он придал своему голосу больше серьёзности, желая убедиться, что его поняли. — Никакой магии, способной причинить вред разумному существу, если ты что-то повредил, исправь это, и, поскольку меня не будет рядом, чтобы присматривать за тобой, не выходи из дома и не входи в мою спальню, — снова улыбнувшись, когда серьёзные моменты остались позади, он продолжил: — Счастливого Рождества, Том, — кивнув, он повернулся и начал спускаться по лестнице. — Гарри? — услышал он и остановился, полуобернувшись. Том все ещё стоял в дверях своей комнаты, и на его лице читалась мягкость. — Спасибо и… счастливого Рождества. Гарри почувствовал, как его улыбка стала шире, а сердце внезапно заколотилось в груди. Закашлявшись, он ударил себя по грудной клетке и, кивнув ещё раз, повернулся, направляясь к камину.***
Том смотрел на палочку, зажатую между пальцами, и был уверен, что в его глазах сверкнула алчность. Он ухмыльнулся, и выражение его лица стало резким. Было чуть больше восьми утра. Гарри сказал, что у него есть время до полуночи… а это целых шестнадцать часов. Шестнадцать часов волшебства, свободы. Том вдруг почувствовал прилив тепла, когда подумал о том, как легко Гарри сделал ему этот подарок, несмотря на всё, что он сделал. Несмотря на всё, что он сделал с магией, на самом деле у него было мало ограничений. Том мог бы придумать как минимум пять способов воспользоваться ситуацией, но почему-то ему этого не хотелось. Гарри доверился ему, оставив его здесь одного с разрешением использовать магию. И хотя Тому это казалось крайне странным… он не хотел предавать доверие Гарри. Может быть, потому, что он понимал, что такое предательство, как оно разрывает само его существо. Возможно, он не понял бы этого, если бы всё ещё был Волдемортом — узнав о предательстве Северуса, он просто наполнился яростью; и только после того, как он снова стал целым, чувство горечи и предательства поднималось и душило его при упоминании имени этого человека. Какова бы ни была причина… он чувствовал, что Гарри уже достаточно предавали. Том чувствовал себя почти… обиженным за своего хозяина, когда тот объяснял ему о вероломстве Дамблдора, притворявшегося наставником, зная при этом, что путь, по которому он ведёт мальчика, в конечном итоге закончится его смертью… Так или иначе, Том избегал мысли о том, чтобы делать что-то, что намеренно нарушает одно из правил, даже если у него был способ избежать наказания. Тем не менее он планировал поработать над планом побега, хотя маленький голосок в его душе уже начинал сомневаться, стоит ли это вообще его усилий.***
Спустя несколько часов он отказался от своего плана поработать над ошейником. К сожалению, похоже, ему не удалось воспользоваться временем, проведённым с палочкой, — он просто недостаточно хорошо понимал работу ошейника, чтобы создать подходящее контрзаклятие. Он пытался — о, как пытался — исходя из своего нынешнего понимания ошейника, но всё было бесполезно, а некоторое даже хуже, чем бесполезно — видимо, инструкция не причинять никому вреда включала и его самого, так что, когда пара попыток ранила его, он заработал наказание от ошейника. Оставалось надеяться, что в более подходящий момент ему дадут доступ к палочке, и у него уже будет готово контрзаклятие. Итак, вопрос заключался в том, что делать. Конечно, ему хотелось использовать магию, это не вызывало сомнений. Всегда было приятно ощущать, как его сила проходит через тело, фокусируется в палочке, а затем создаёт то, что он задумал, независимо от того, какая задача стоит перед ним. В конце концов, он решил, что остановится на способе эффективного использования магии. Как иронично, что в свой «выходной» день он решил заняться делами, на которые потратил последние несколько месяцев. Да, он прекрасно знал, как большинство людей отреагирует на то, что Тёмный Лорд Волдеморт использует своё свободное время для уборки дома. Но если честно? Это было самое полезное занятие, которое он только мог придумать. Он мог наслаждаться тем, как произносит заклинания, и в то же время сократить свою рабочую нагрузку по крайней мере на неделю. А то и больше, с радостью подумал он, оставляя в разных местах чары, которые автоматически очищали любую пыль и грязь, попавшую на них. Однако он оставил без магии те места, которыми они обычно пользовались, поскольку, если Гарри поймёт, что он сделал, он может развеять чары, чтобы снова увеличить нагрузку на Тома. Нет, очищающие чары и заклинания — это не то, что он особенно изучал раньше, разве что для очищения ритуальной зоны. Том терпеть не мог это делать, но прежде чем приступить к своему самоназначенному заданию, он всё же изучил несколько полезных заклинаний в библиотеке. Тем не менее его настроение неуклонно улучшалось, а на губах застыла улыбка, когда он почувствовал, как магия течёт по его венам. К этому добавилось триумфальное предвкушение того, сколько свободного времени появится у него в течение следующей недели, и настроение стало чуть ли не ликующим. Не считая, конечно, легкого кайфа, который всегда давало использование большого количества магии. Он почти опьянел от всего этого; очень приятная перемена в обычной жизни.***
Гарри играл с обрывком обёрточной бумаги, одним из многих, которые были разбросаны по всей гостиной после бешеного открытия подарков. Это был обычный хаос Уизли, подарки летели во все стороны, Молли ругала одного сына за другим, когда они периодически прятали, выхватывали и бросали подарки, чтобы досадить братьям и сестре. В тот год Гарри был доволен своими подарками, хотя настоящим подарком была возможность разделить этот день с друзьями, и был рад, что его собственные подарки были приняты хорошо. Вокруг раздавались звуки Уизли: Джордж, Билл, Чарли и Рон шутливо спорили о том, кто из них лучший шахматист; Гермиона что-то обсуждала с Перси и Флёр, отбросив на время все неприязни по поводу их позиций во время войны; Молли подпевала на кухне Селестине Уорбек; Артур о чём-то восклицал (вероятно, связанном с маглами) с Джинни, которая отчаянно искала выход из разговора. Но среди этого шума Гарри чувствовал себя одиноким островом, потому что на самом деле он был не с ними, не совсем. Часть его оставалась дома, задаваясь вопросом, что делает Том, как он чувствует себя один в этот день. Ведь Гарри был здесь, с друзьями, а у Тома никого не было. Встав, он решил быстро заскочить домой и узнать, как там дела у Тома. Вскоре ему придётся вернуться к обеду, но, по крайней мере, он сможет быстро навестить его. Он сказал себе, что это для того, чтобы проверить, не разрушил ли его раб дом в его отсутствие, но знал, что это не настоящая причина. Он быстро рассказал Гермионе о том, что собирается сделать, чтобы никто не волновался. Она посмотрела на него с интересом, кажется, увидев больше, чем хотелось бы Гарри, — честно говоря, это её раздражающая привычка, — и только потом кивнула. Быстрое путешествие по каминной сети, и он оказался в доме. Используя заклинание поиска, он быстро нашёл Тома. К его удивлению, тот не делал ничего из того, что Гарри мог ожидать от него. Не то чтобы он действительно задумывался об этом, но предполагал, что Том будет, ну, например, пытаться выбраться из ошейника? Разрушать вещи? Кружить в огненных кольцах? Гарри действительно не задумывался об этом. Но, честно говоря, уборка была бы последним делом в его списке. Однако именно этим он и занимался. С помощью магии, конечно, — его губы изогнулись от удовольствия, когда одним взмахом палочки пыль, накопившаяся за полдня, исчезла в небытие. Гарри несколько мгновений наблюдал за этим, заворожённый тем, как это выражение смягчает черты лица Тома, делая его менее красивым, но более привлекательным — как статуя бывает красива, но реальный человек привлекательнее. — Том, — наконец тихо сказал он. Мужчина подпрыгнул, крутанувшись на месте с вытянутой палочкой. — Хозяин, — признал он, тут же опустив палочку. Гарри слегка улыбнулся. — Сегодня ты можешь не называть меня так, помнишь? — О, да, — пробормотал Том, отворачиваясь, и выражение его лица стало озабоченным. Затем он оглянулся, в его глазах появилась настороженность. — Ты ведь не пришёл, чтобы… забрать мою палочку? — спросил он, словно пытаясь подготовиться к разочарованию. Гарри тут же покачал головой. — Нет, я сказал: «сегодня в полночь», и я сказал серьёзно. Нет, я просто… я хотел узнать, как ты справляешься здесь один. Том полуулыбнулся, и в его красных глазах отразилось облегчение. — Я много раз оставался один на Рождество, хозяин… Гарри. Я ценю эту мысль, но тебе не стоит беспокоиться. Гарри опустил взгляд, переминаясь с ноги на ногу. — Знаю, — признался он. — Я тоже. Просто… я помню, каково это — не иметь никого на Рождество. И я никому не пожелаю этого, — когда он снова поднял взгляд, глаза Тома были такими мягкими, какими Гарри их никогда не видел. — Тебе не стоит беспокоиться, Гарри, — тихо повторил Том. — В этом году я не одинок, — затем, как будто он не хотел говорить последнее, на его щеках появилась краска, и он немного отвернулся. — Эй, — тихо сказал Гарри, и сердце его сжалось от мысли обо всех рождественских праздниках, которые они оба пропустили. Он подошёл к своему спутнику, протянул руку и нерешительно обхватил его за туловище, при этом его голова оказалась лишь чуть выше плеч Тома. Том был неподвижен, как доска, казалось, целую вечность. Гарри уже собирался отпустить его, когда тот начал понемногу расслабляться: его руки обхватили Гарри, словно он был сделан из стекла, скорее касаясь, чем удерживая. Они стояли так несколько секунд, прежде чем разойтись, оба были ярко-красными и избегали взгляда друг друга. Гарри прочистил горло. — Так. Тогда я возвращаюсь к Уизли. Я постараюсь оставить тебе немного обеда на потом. Ладно, пока, — сказав это, он вылетел из комнаты, как кот с поджатым хвостом. Если бы он оглянулся, то мог бы увидеть Тома, стоящего там с немного задумчивым выражением лица.***
Спустя несколько часов Гарри вернулся в дом приятно захмелевшим, сытым и счастливым от целого дня, проведённого с друзьями. Отправившись на кухню, чтобы оставить тарелки, которые Молли дала ему после того, как он попросил остатки еды, он обнаружил на кухонном столе три предмета. Прежде всего, палочку Тома. Гарри был рад, что ему не придётся гоняться за ним. Это было бы не очень хорошим завершением дня. Затем на коробке лежала записка. Сначала он взглянул на записку.Дорогой хозяин,
Дорогой Гарри,
Хозяин,
Гарри,
Счастливого Рождества.
TmR
Никогда не знаешь, когда окажешься без палочки.
Хм. Это было следствием их разговора о том, как сломалась палочка Гарри? Это было… странно мило. И Том. Кто ещё мог подарить ему оружие, чтобы калечить людей, на Рождество? Улыбка вернулась на его лицо, и он более внимательно осмотрел нож. Украшенная драгоценными камнями рукоять была преобразована в более удобную металлическую, без украшений, но с выгравированными вихрями и узорами, достаточно глубокими бороздками, чтобы обеспечить трение даже в том случае, если он будет покрыт… жидкостью. Он уже собирался вытащить его из ножен, но остановился. Он вспомнил, как Сириус говорил, когда они были здесь все эти годы, что многие предметы в этом доме прокляты. Конечно, Гарри запретил Тому использовать любую магию, способную причинить кому-то вред, но это не означало, что он не мог оставить в доме вредную магию. Внезапно насторожившись, он положил его обратно в коробку и начал применять все известные ему заклинания обнаружения. Через несколько минут ему стало немного стыдно за себя — нож был абсолютно чист, насколько он мог судить. Единственное, что было заметно, — это чары вечной остроты на лезвии и безопасного высвобождения на ножнах. Снова достав нож, он снял украшенные ножны. Пятидюймовое лезвие сверкало и переливалось, когда он поворачивал его из стороны в сторону, а явно острый как бритва край блестел на свету. Взяв в руки записку, которая лежала в коробке, он проверил остриё. Нож прошел сквозь материал, как будто его и не было, не зацепившись ни на мгновение. Гарри положил нож обратно в коробку, его губы не могли изменить своё изогнутое положение. Он действительно не ожидал, что Том что-то ему подарит, но что-то внутри него ощущало тепло от того, что он это сделал.