***
Прошло чуть меньше трёх часов, а Том уже был в отчаянии. Ему удалось заставить заклинание сработать на нескольких простейших чарах, проверяя, соответствует ли арифмантический расчёт его пониманию магии, которую он наложил на предмет. Это сработало, но пока каждый раз, когда он накладывал заклинание на ошейник, оно не срабатывало. Его палочка зажужжала, и таймер, который он установил, чтобы напомнить ему, когда нужно спуститься вниз, сработал. Нет! Он был так близко! Он чувствовал это. Он снова попытался произнести заклинание, но безуспешно. Зарычав от досады, почувствовав тупую боль, напоминающую через ошейник о том, что он начинает нарушать приказ хозяина, он попытался ещё раз. На этот раз, к удивлению Тома, почти лишившегося надежды, на пергаменте, к которому он приставил кончик своей палочки, начала закручиваться спираль. Может ли это быть…? Неужели проблема заключалась в том, что ошейник не был активен? Неужели чары можно было прочесть только тогда, когда они активно причиняли боль или удовольствие? Изголодавшись по информации, он отодвинул боль на второй план. Он будет терпеть её до тех пор, пока заклинание не закончится, а потом спустится вниз. Его хозяину придётся с этим разбираться. Больше всего Том боялся, что мальчишка поднимется наверх и найдёт его, но тут уж ничего не поделаешь. По крайней мере, его наверняка предупредят, если это случится. Минуты тянулись как часы, боль в Томе росла и росла с каждой секундой, которую он сопротивлялся приказу хозяина. Схема, которая петлями вычислений расползалась по пергаменту, была одной из самых сложных, с которыми он когда-либо сталкивался, и на её расшифровку, вероятно, потребовались бы месяцы. Неудивительно, если учесть, что она была полуразумной, реагировала как на хозяина, так и на раба, училась и хранила информацию от одного приказа к другому, решала, насколько важен тот или иной приказ, даже могла различать, было ли нарушение намеренным или нет, и регулировать свою реакцию. И всё же к концу пятнадцати минут, которые потребовались, чтобы нанести чернила, Том стиснул зубы и прикрыл глаза в агонии. После того как заклинание было закончено, Тому пришлось применить магию, которая привязала бы чернила к странице, чтобы они не размазывались, а затем наложить несколько сложных чар, позволяющих увеличить участок текста без использования палочки — иначе, учитывая плотность заполнения страницы, невозможно было бы отличить один расчёт от другого. К счастью, Арифмантика на уровне ТРИТОНов научила его различным чарам, помогающим в этом. Затем он закончил. Он сунул пергамент в пыльную книгу на книжной полке, где Гарри не увидел бы его с первого взгляда, и выскочил из комнаты. Почти бегом спустившись по лестнице, он замедлил шаг, когда вошёл в гостиную. Боль в ошейнике исчезла, и его захлестнула волна удовольствия. Он стиснул зубы, чтобы пережить его так же, как и боль. Хозяин писал за своим столом и не поднимал глаз. — Я здесь, хозяин, — сказал Том с дерзкой ноткой в голосе, несмотря на все его старания выглядеть извиняющимся. После успеха с заклинанием он был на седьмом небе от счастья, и ему было трудно мыслить здраво. — Я в курсе, — холодно ответил Гарри. — Положи свою палочку на мой стол и встань на колени. Я займусь тобой, когда освобожусь. Чувствуя себя неловко, как отруганный школьник, Том прошаркал к столу, аккуратно, хотя и не без сожаления, положил палочку, а затем отступил и встал на колени. Он понял, что уже поздно, и посмотрел на часы над камином. Почти час ночи. Ну, он предполагал, что гости ушли около половины девятого, а прошло уже больше трёх часов… Он понял, что в итоге опоздал почти на двадцать пять минут. Том был слегка поражён собственной выносливостью. Может быть, он начал привыкать к боли? А может быть, адреналин вытеснил её на второй план. Его хозяин долго не мог закончить то, что делал. Том заёрзал. Он устал, но знал, что этой ночью ему не удастся поспать. На самом деле ему не терпелось вернуться к схеме и начать разбираться в ней. Завтра Гарри будет дома, а послезавтра — в Хогвартсе, так что у Тома была хорошая возможность поработать над ней. Его размышления прервал голос хозяина, наконец, обратившийся к нему. — Не знаю, почему я разочарован, — заметил Гарри, и почему-то Том почувствовал, что сердце его дрогнуло от этого тона. Это была не злость — так было бы лучше. Просто усталость и… разочарование. — Но это так. Тебе есть что сказать в своё оправдание? — предложил он. Том покачал головой. В конце концов, он не мог сказать правду. Ложь только усугубила бы ситуацию, ведь было бы очевидно, что он врёт по активированному ошейнику. — Я увлёкся, хозяин, — сказал он наконец единственное, что он мог сказать: и правдиво, и неинформативно. Он очень надеялся, что Гарри не станет спрашивать, что именно он делал, но на всякий случай приготовил несколько вариантов ответов, которые могли бы сработать. — Разве ты не поставил оповещение? — спросил Гарри. Том вздрогнул. — Поставил, хозяин. Выражение лица мальчика застыло. — Значит, ты намеренно ослушался меня, — подвёл он итог. Том не ответил: это был не вопрос. Гарри вздохнул. — Ты не оставляешь мне выбора, — тяжело произнес он. — На ближайшую неделю тебе запрещено пользоваться палочкой и любой магией. Том поморщился, но в конце концов кивнул. Это казалось… удивительно справедливым. Он знал, что чем дольше он оставался в библиотеке, тем больше навлекал на себя наказание. К тому же, хотя было бы неприятно снова оказаться лишённым магии, палочка ему ни для чего не была нужна, пока он не разберётся с ошейником. — И я применю к тебе Пунирэ, по одной секунде за каждую минуту твоего опоздания. Сердце Тома упало при упоминании второго наказания. Двадцать пять секунд… это было чертовски долго для наказания ошейником. — Хозяин, пожалуйста, — начал он. — Это… это слишком долго! Взгляд Гарри был суров. — Ты должен был подумать об этом, прежде чем решиться на умышленное неповиновение, — если бы его тон был сердитым, Том смог бы воспринять его лучше. А так его суровая непримиримость лишала Тома всякой возможности избежать наказания или смягчить его. — А что, если я сойду с ума? — спросил он, его голос был выше обычного. Эта возможность пугала его, особенно в такой близости от побега. Взгляд Гарри слегка смягчился, и на мгновение Том понадеялся, что ему удалось заставить его одуматься. Его следующие слова полностью лишили его этой надежды. — Я сделаю это в два захода. Первый — пятнадцать секунд, второй — десять. Том отчаянно искал во взгляде хозяина хоть какой-то знак, хоть какой-то признак того, что это шутка, или что чувство вины овладеет им и остановит наказание на корню. Но нет. Ничего. Тогда он взял себя в руки, сделал глубокий вдох и неосознанно напрягся. Наступило мгновение тишины, затем ещё одно. Ожидание было едва ли не хуже самого наказания, подумал Том. И вот оно наступило. — Пунирэ, — услышал он, прежде чем боль взяла верх. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она прекратилась. Конечно, конечно, это было всё наказание, а не только его половина? Ему хотелось умереть во время него — ведь теперь всё закончилось? Но, видимо, нет. После его нескольких отчаянных попыток отдышаться хозяин повторил страшное слово, и он снова погрузился в агонию. Когда к нему вернулось полное сознание после дрейфа в вечных муках, которые были наказанием ошейника, он понял, что его хозяин склонился рядом с ним. Он слегка устало вздрогнул, когда рука коснулась его головы, погладив по локонам. В таком положении хозяину было легко сначала погладить его по затылку, а затем перейти к поглаживаниям по плечам и спине. Ему казалось, что он должен был бы протестовать против этих действий — он не был собакой, — но, честно говоря, после всего этого он и человеком-то себя не чувствовал. И это было приятно. Том также начал подсознательно реагировать на мягкое успокаивающее воздействие, считая, что наказание закончилось, и он может расслабиться. Спустя ещё несколько мгновений, когда его измученный болью и усталостью разум решил погрузиться в сон, хозяин встал. Том поднял голову и уставился на него, недоумевая, почему исчезли приятные ощущения и как их вернуть. Остальная его часть очень быстро ухватилась за эту мысль и прогнала её прочь, к тому моменту он уже гораздо лучше осознавал происходящее. Гарри смотрел на него снизу вверх, его губы сжались в нечто, похожее на неодобрение, но глаза говорили о другом. Они долго смотрели друг на друга. — Иди спать, Том, — устало сказал Гарри. Том кивнул и неуверенно поднялся на ноги. Потребовалось несколько попыток, и он знал, что ему придётся использовать стену, чтобы помочь себе подняться, но в конце концов ему удалось встать, опираясь на один из стульев. Медленно и мучительно выходя из комнаты, он остановился в дверях и оглянулся. Гарри снова сидел за своим столом, склонившись над пергаментом, и писал неизвестно что. Том снова кивнул, хотя и не был уверен, почему, и начал долгий, медленный подъём по лестнице. Он надеялся провести время за схемой, но, учитывая наказание и приказ лечь спать, лучше отдохнуть сейчас. В понедельник у него будет достаточно времени.***
Том тяжело вздохнул, вытирая пыль с одного из многочисленных предметов мебели, захламляющих этот проклятый дом. Слова, сказанные несколько дней назад, всё ещё звучали в его голове. Не Северуса, конечно, — об этом предателе не стоило и думать. Нет, именно слова Гарри крутились в голове, отвлекая его от изучения схемы ошейника. «Думаешь, я не заметил разницы между тобой и Волдемортом?» Неужели он действительно так сильно изменился? Он так не думал. По мнению Тома, Лорд Волдеморт был отправлен в отставку просто потому, что его навыки не были полезны в нынешних обстоятельствах. Но… разве это не доказывает правоту слов Гарри, если Волдеморта так легко отбросить в сторону? Он уже признал для себя, что крестражи были… не самой лучшей идеей. Столько времени и сил было потрачено впустую, в то время как он мог бы достичь своей цели гораздо раньше и эффективнее, если бы сохранил рассудок. Чем же он отличался от Лорда Волдеморта? Конечно, кроме очевидного. Как бы ни было полезно тело Лорда Волдеморта для устрашения как врагов, так и союзников, ему… не хватало его привлекательной внешности. Обаяние требовало больше усилий, чем запугивание, но после использования обоих методов он пришёл к выводу, что обаяние имеет меньше негативных последствий. Том задался вопросом, сможет ли он использовать обаяние с неким зеленоглазым господином, но быстро отвлёкся от опасной темы. Кто знал, как отреагирует ошейник на его рассуждения о том, как использовать свою внешность, чтобы повлиять на мысли хозяина? Но что изменилось, кроме его внешности? Ну, слава Мерлину, у него не было порывов к насилию. Стало гораздо легче контролировать свой нрав, чему Том был несказанно рад, учитывая, что его ждёт, если он сорвётся на хозяина. Он вообще стал менее вспыльчивым. Том Риддл, которым он был раньше, никогда не делал ни единого шага, не обдумав его как минимум дважды, за исключением, конечно, случая, когда Дамблдор навестил его в приюте, о чём он сожалел долгие годы. Лорд Волдеморт, напротив, обычно сначала проклинал, а потом задавал вопросы. Тот человек, которым он был сейчас, казался ближе к Тому Риддлу, которым он был раньше, чем к Лорду Волдеморту, которым стал. Что ещё? Он мыслил яснее, чем когда-либо за последние годы. Он и не подозревал, насколько ухудшилась его способность мыслить с тех пор, как он создал свой первый крестраж. На самом деле, она значительно ухудшилась после этого; каждый последующий, казалось, оказывал всё меньшее влияние на его рассудок и способность планировать и продумывать вещи. И с этой возросшей способностью к размышлениям ещё одно замечание Гарри продолжало звучать дольше остальных. «Ты даже не признал, что был неправ». А он был неправ? Насчёт крестражей… да. Он мог признать, что это был… просчёт. После Второй мировой войны он столкнулся лицом к лицу со своей смертностью, и это заставило его… запаниковать. Оглядываясь назад, он мог это осознать. К счастью, он не присутствовал при Блицкриге, но бомбы падали не только тогда — это был самый худший период. Поэтому он ухватился обеими руками за первый попавшийся способ, который обеспечил ему хоть какую-то безопасность, не обращая внимания на возможные побочные эффекты. А потом, как проницательно заметил Гарри: «Ты принял неверное решение разорвать свою душу в погоне за ущербным бессмертием, что привело к последующим неверным решениям, потому что сделало тебя неуравновешенным. Ты усугубил свои ошибки, плохие решения и откровенно злонамеренные действия, повторив разделение души, пока не стал не более чем безумной тенью себя прежнего». Каждый раз, когда он разделял свою душу, становилось только хуже. В конце концов он настолько сосредоточился на уничтожении единственной угрозы своему бессмертию, что едва не уничтожил весь Волшебный мир. Но это никогда не входило в его планы. Гарри сказал: «Ты развязал войну, потому что тебе казалось, что ты самый могущественный волшебник в мире, и все должны склоняться перед тобой из-за этого. Ты спровоцировал убийство сотен людей ради собственного тщеславия». Но всё началось не так. Или не совсем так. Он не хотел уничтожить мир волшебников. Он не хотел убивать всех этих людей, по крайней мере, поначалу. Он был амбициозен, хотел занять высокий пост в Министерстве. Он хотел даже стать министром магии. Он хотел доказать всем, кто твердил о грязнокровных сиротах, скользких слизеринцах, злых детях, что он лучше их. Более сильный, более умный, просто превосходящий их во всех отношениях. Он никогда не встречал человека, которого бы по-настоящему уважал. Взрослые в приюте были слепы, их легко было одурачить или запугать. Дамблдор был могущественным, но слабым. Остальные взрослые в Хогвартсе были такими же, как и в приюте… А потом он расколол свою душу, и желание показать себя самым умным, самым сильным осталось, но терпение и хитрость, чтобы сделать это законно, исчезли. В итоге, как сказал Гарри, он начал войну ради собственного тщеславия, прикрываясь словами о превосходстве чистокровных, в которое никогда по-настоящему не верил — как он мог, когда с ранних лет знал, что полукровка, но был намного лучше всех чистокровных, которыми себя окружал? Но это была полезная платформа, и она привлекла тех, у кого были деньги и власть, чтобы поддержать его. Изначально, конечно, они планировали поддержать его, чтобы он стал министром, но со временем… в общем, всё изменилось. Возможно… возможно, было бы лучше, если Лорд Волдеморт не восстанет снова, даже когда он снимет с себя этот ошейник и сможет исчезнуть. Возможно, кто-то другой должен занять его место — кто-то, кто обладал бы осторожностью и амбициями Тома Риддла, но силой и опытом Лорда Волдеморта. Кто-то другой. «Ты даже не признал, что был неправ». А был ли он неправ? Этот вопрос снова зазвучал в его голове, как и после разговора с Гарри. Ответа на него по-прежнему не было.***
Гарри не переставал улыбаться. Сегодня было несколько замечательных моментов. Во-первых, сегодня была пятница, а это всегда повод для праздника. Во-вторых, он закончил свою работу в Хогвартсе и мог расслабиться на выходных. В-третьих, на воскресенье у него была запланирована игра в квиддич — Рон рассказал ему об этом, и они оба купили билеты. И, в-четвёртых, он отлично справился со своим первым экзаменом по подготовке авроров. Все эти дополнительные тренировки с Томом в дуэлях определённо окупились, когда дело дошло до практических занятий, и все усилия, которые он приложил, чтобы выучить более скучные вещи, безусловно не пропали даром. Для Гарри это было очень важно. Наука никогда не была его коньком. Дурсли делали всё возможное, чтобы он был как можно более невежественным во всём, и он быстро понял, что приносить домой оценки, которые выставляют оценки самого Дадли в невыгодном свете, — это почти такая же вероятность получить наказание, как и быть чудаком. Поэтому он научился не особо беспокоиться о школе. В самом деле, какой в этом смысл? Не говоря уже о том, что они постоянно принижали его интеллект, и он даже не осознавал этого, что добавляло ещё один аспект — какой смысл стараться, если он слишком глуп, чтобы учиться? А потом он попал в Хогвартс, и привычки остались. Не стоит забывать, конечно, что Рон был его первым другом, за которого он цеплялся, как утопающий за соломинку. Оглядываясь назад, Гарри полагал, что подсознательно уловил неуверенность Рона в себе и, чтобы сохранить мир и друга, старался копировать его поступки, в том числе и его невнимание к школьной работе. На самом деле, только досаждающие разговоры Гермионы помогли им справиться с СОВ, с горечью подумал он. На практике, конечно, все было по-другому. Даже плохая успеваемость Рона на уроках не заставила Гарри прекратить попытки творить заклинания. В конце концов, это была магия. И это подтвердилось — у Гарри всегда получалось гораздо лучше, чем в теории, да и сейчас получается. Не стоит забывать, конечно, что он смог выучить сложные заклинания задолго до обычного для них возраста, когда его незнание того, насколько сложными они были на самом деле, позволяло ему не испытывать обоснованных затруднений из-за заложенного в него ожидания неудачи. Потом случилась война, и Гарри пришлось изучать те виды магии, которые в обычных условиях он бы даже не попробовал. Постепенно влияние Дурслей было разрушено. К этому добавился тот факт, что Рон, выйдя из тени своих братьев, наконец-то обрёл уверенность в себе, что позволило Гарри чувствовать себя более комфортно, стараясь изо всех сил, и он вдруг начал понимать, как много он на самом деле может сделать. Навёрстывать пропущенные уроки, одновременно выполняя подготовку для ТРИТОНов, было настоящим испытанием для его способностей, но он справился, и теперь у него было доказательство. Он показал отличные результаты на всех экзаменах авроров, как практических, так и теоретических. Конечно, ему предстояло пройти ещё две аттестации — в марте и июне, а затем в августе сдать экзамены для стажёров-авроров, но он всё равно был очень доволен своим результатом. Придя домой, он решил поделиться радостью. Войдя на кухню, он обнаружил, что Том усердно готовит ужин. Облокотившись на дверной косяк, он позволил себе на мгновение насладиться наблюдением за своим рабом. Если бы он позволил себе это, то мог бы часами наблюдать за этими грациозными движениями. — Том, — произнёс он, в конце концов объявив о своём присутствии и наложив на еду невербальные чары стазиса. Мужчина слегка подпрыгнул, но повернулся и на мгновение склонил голову, прежде чем встретить взгляд Гарри. — Хозяин, — нейтрально поприветствовал он. Гарри улыбнулся ему. Его улыбка стала ещё шире, когда в глазах Тома мелькнуло замешательство. Как же ему нравилось сбивать с толку этого человека… — В последнее время ты вёл себя очень хорошо, — сказал ему Гарри. — С того инцидента, который произошёл почти неделю назад, ты не вёл себя вызывающе и даже не испытывал свои границы, в частности. И, честно говоря, несмотря на те инциденты, которые уже произошли, ты воспринял всю эту ситуацию гораздо лучше, чем я ожидал, — Том выглядел настороженным, словно опасался, что за таким излиянием позитива последует столько же негатива. — Итак, я решил, что ты заслуживаешь награды. Если хочешь, я куплю тебе книгу из «Флориш и Блоттс», — предложил он. Зная, как Том любит читать, он решил, что это довольно хорошая ставка — так было бы с Гермионой. Он увидел, как в глазах Тома мелькнул интерес, и внутренне ухмыльнулся. Попался. — Я бы не отказался, — осторожно сказал его раб, словно подозревая, что из-за проявленного интереса ему откажут в предложении. Гарри вдруг почувствовал неожиданный укол сочувствия — к сожалению, ему тоже было хорошо знакомо это чувство. Возобновив улыбку, он сделал вид, что ничего не заметил. — Отлично. Тогда мы пойдём завтра утром. — Мы, хозяин? — с опаской повторил Том. Гарри радостно кивнул. — Конечно. Как ты собираешься выбирать книгу, если тебя там не будет? — Может быть, заказать совой? — пробормотал Том, хотя Гарри мог сказать, что это было несерьёзно. Если судить по комментариям Гермионы, заказ совой был полезен только в том случае, если нужна конкретная книга, а не для подбора. Гарри лишь понимающе ухмыльнулся, и Том нахмурился пропорционально улыбке Гарри. Наконец Гарри выпрямился. — Ну что ж, решено. Я разрешаю тебе приготовить ужин, — великодушно сказал он, наслаждаясь искрой раздражения, которая вызвана небольшим перебором. Взмахнув палочкой, он отменил стазисные чары, заставив мужчину пробормотать проклятие, и Том поспешно вернулся к плите, чтобы помешать еду на сковороде, которая грозила вот-вот подгореть. Улыбаясь про себя, Гарри вышел из комнаты, насвистывая.***
На следующий день Гарри по-прежнему пребывал в хорошем настроении. Проснувшись сравнительно рано, он решил приготовить на завтрак блинчики. Он часто готовил их для Дурслей, но ему редко удавалось их съесть, какими бы вкусными они ни были. Чувствуя себя щедрым, он приготовил достаточно теста для двоих, решив, что если Том не захочет есть, он всегда сможет оставить их до другого дня. — Блинчики? — предложил он, когда через несколько минут на кухню вошёл красноглазый мужчина. Том выглядел немного растерянным. — Простите, хозяин? — осторожно спросил он. — Не хочешь блинов на завтрак? У нас есть джем или сахар, чтобы намазать их, а если хочешь солёный вариант, то можешь натереть на терке чеддер. Том казался удивительно потерянным. Гарри предположил, что это был первый раз, когда он предложил ему завтрак за почти три месяца — с самого начала они сами готовили себе завтраки и обеды, а ужинами почти всё это время занимался Том. Гарри внутренне пожал плечами. Конечно, иногда он может быть милым. — Это… было бы неплохо, хозяин, — наконец нейтрально произнёс Том. Гарри кивнул и вернулся к плите, умело поджаривая тесто и каждый раз превращая его в идеальные блинчики. Пока они ели, Гарри захотелось завязать разговор, но он понимал, что это, скорее всего, приведёт к ссоре, если только он не задаст вопрос о своей учёбе, а сегодня ему не очень-то хотелось этого делать. Нет, решил он, сегодня нужно расслабиться, восстановиться после недавнего эпического наплыва учёбы. На следующий день он сделает какую-нибудь работу. Поэтому, вместо того чтобы говорить, он думал о матче по квиддичу, на который собирался пойти. Это были Фалмутские соколы против Холихедских Гарпий. Гарри был уверен, что Рон решил купить билеты, потому что туда собирался Джордж, а Джордж собирался туда из-за Анджелины. Но, скорее всего, это будет достойная игра, независимо от мотивов посещения. Закончив завтрак, Гарри левитировал свою тарелку в раковину и отправил её чиститься и сушиться, наложив те же заклинания на сковороду и миску для смешивания. — Закончил? — спросил он Тома, приподняв брови. Тот кивнул, и Гарри таким же образом расправился со своей тарелкой и столовыми приборами. — Хорошо. Готов идти? — Полагаю, да, — последовал ответ. Гарри захотелось закатить глаза: слизеринцы. Неужели их убьёт проявление энтузиазма? Но потом он одумался: на месте Тома он бы тоже не проявил энтузиазма. С Дурслями он старался быть как можно более безэмоциональным: так они меньше могли использовать это против него. Несомненно, Том чувствовал то же самое, даже если Гарри было немного обидно, что с ним обращаются так же, как с Дурслями. Пожав плечами, он вышел из кухни и направился к порогу. Остановившись прямо перед дверью, он частично повернулся к Тому. — Полагаю, сегодня ограничители тоже не нужны? — полуспросил-полупредупредил он. — Нет, хозяин, — последовал быстрый ответ. Ну что ж, хорошо. Выйдя на порог, он взял Тома за руку и отправил их в Косой переулок. В субботу, да ещё и не в самое раннее время, в переулке было довольно многолюдно. Даже больше, чем в предыдущий раз, но тогда они были гораздо позже. Пробираясь сквозь толпу, Гарри начал замечать шепотки, куда бы они ни шли, и несколько не слишком приятных взглядов, брошенных на Тома. В кои-то веки Гарри был благодарен за правила поведения в обществе, согласно которым раб должен был держаться поближе к хозяину — если бы они разделились в этой толпе, а Том не мог бы использовать магию, он оказался бы в опасности. Поэтому Гарри, сохраняя бдительность, направился к книжному магазину. Однако на мгновение он задержался, чтобы бросить взгляд на Тома. Тот, казалось, внешне никак не реагировал на пристальные взгляды и перешёптывания, но Гарри видел, что он гораздо напряжённее, чем обычно. — Держись поближе, — тихо приказал Гарри. — Да, хозяин, — так же тихо ответил Том, но голос выдавал его облегчение по поводу приказа, скрывающуюся за нейтральностью. Внутри магазина Гарри велел Тому осмотреться и выбрать книгу, которую он хотел бы прочитать, но не покидать здание. Он также просил Тома помнить, что если возникнут какие-то проблемы, то он должен немедленно прийти к Гарри. Гарри очень не хотелось неприятностей, ни сегодня, ни в другие дни. Нет, ему нужна была спокойная, приятная, без происшествий прогулка, если это вообще возможно. Пока Том хмурился, Гарри и сам занялся этим, прихватив несколько книг, которые, по его мнению, могли бы помочь ему в учёбе: пару учебников по Теории магии, подробную книгу по основам Зельеварения и сборник легальных проклятий, приворотов и сглазов. Он не сомневался, что некоторые из них ему уже знакомы, но, пролистав страницы, понял, что есть и такие, которых он не знает и которые могут оказаться полезными. В конце концов Том подошёл к нему с толстым фолиантом — что-то связанное с Арифмантикой. Гарри не стал заглядывать в книгу — никогда не изучавший этот предмет, он знал достаточно, наблюдая за работой Гермионы, чтобы не надеяться понять, о чём эта книга. По крайней мере, учитывая, что она продавалась в этом магазине, он знал, что она должна быть легальной. Подойдя к кассе, Гарри с облегчением вздохнул, когда они без проблем покинули магазин. Начиная идти в сторону места аппарации, Гарри почувствовал, что его схватили за руку. С отточенными рефлексами он повернулся к нападавшему, выхватил палочку, и оглушающее заклинание было на его губах, прежде чем он успел увидеть, кто его остановил. — Невилл, — с удовольствием в голосе произнёс он, опуская палочку. Они вместе посещали занятия в Аврорате, но характер занятий не оставлял времени на общение, и к концу они всегда были измотаны и просто хотели попасть домой. Что касается дней в Хогвартсе, то каждый студент сам выбирал, когда ему идти на занятия, так что не было никакой гарантии, что они пересекутся с другими. Гарри казалось, что он уже целую вечность не встречался с Невиллом. — Гарри, — поприветствовал его мужчина в ответ, пристально глядя ему в глаза. — Ты собирался напасть на меня? Гарри виновато пожал плечами. — Не намеренно, обещаю. Просто… мои чувства сейчас довольно сильно обострены, — с сожалением закончил он, указывая на окружающих, которые держали дистанцию, но смотрели на него то ли с благоговением, то ли со страхом, то ли со смесью этих двух чувств и что-то бормотали своим соседям. Невилл огляделся по сторонам, и его взгляд, казалось, упрекнул наблюдателей. — Понимаю, — просто сказал он. Затем его внимание привлёк Том, и глаза тут же сузились в неприязни. — Я не знал, что ты… ходил на аукцион, — сказал он с ноткой отвращения в голосе. — Я не ходил, — защищался Гарри. Его друг вопросительно поднял бровь. — Тогда как же у тебя оказался… раб? Гарри пожал плечами. — Это был не мой выбор, честное слово. Я бы рассказал тебе в более уединённом месте, но не перед всеми здесь. Невилл кивнул. — Хорошо, почему бы нам не… — оборвал он себя, глядя куда-то за Гарри. — А, вот и она. Полумна! — позвал он. Гарри повернулся, и его взгляд сразу же привлекли светлые локоны женщины, сверкающие на солнце, когда она шла к ним. — Привет, — сказала она, как всегда мечтательно. Гарри улыбнулся. — Привет, Луна. Как дела? — спросил он, искренне желая узнать ответ. В последний раз он видел её перед финальной битвой. — Я в полном порядке, спасибо, Гарри. Я решила взять папу с собой на охоту на морщерогого кизляка — после всего, что случилось, я подумала, что ему не помешает взбодриться. Взбодриться? Скорее, нужен психотерапевт, подумал Гарри, вспомнив, во что превратился этот человек без Луны, которая поддерживала его в здравом уме. Тем не менее, он был отцом Полумны… — Вы нашли что-нибудь? — Нет, пока нет. Но мы уверены, что нашли какие-то следы, поэтому собираемся вернуться через несколько недель. Зимой, как нам кажется, кизляки более активны, так что это будет самое подходящее время для поисков. — Понятно, — ответил Гарри. Он часто терялся в разговорах с Полумной, хотя, казалось, это никогда не было для неё проблемой. Вот, сейчас например, она посмотрела через его плечо. — Я вижу вокруг твоего спутника много мозгошмыгов. Вы в порядке, мистер Красноглазый? — прямо спросила она Тома. Раб, казалось, не знал, что делать, и бросил взгляд на Гарри, словно прося разрешения говорить или, возможно, указаний. Гарри вздохнул. — Ты можешь говорить, — коротко сказал он, его взгляд предупреждал Тома о необходимости быть вежливым. — Спасибо, хозяин. Да, со мной всё в порядке, — ответил он Полумне, которая серьёзно смотрела на него, её обычное мечтательное выражение лица никуда не делось. — Нет, не в порядке, — мягко возразила она ему. — Но ты будешь, — затем, вновь одарив его мечтательной улыбкой, она потрепала его по щеке, а затем отошла, чтобы повиснуть на руке Невилла. Последний подозрительно смотрел на Гарри. — Красные глаза? — многозначительно спросил он. — Не здесь, — напомнил ему Гарри. — Может, тогда туда? — предложил Невилл, указывая на кафе-мороженое Флориана Фортескью. — Мы можем поставить защитный купол. Гарри пожал плечами в знак согласия. Это место всё равно было немного более публичным, чем ему хотелось бы, но с помощью некоторых разумных заклинаний можно было сделать его довольно уединенным.