***
Следующие две недели прошли подозрительно гладко, подумал Гарри. Он не был уверен, паранойя это или инстинкт, заставляющий его чувствовать себя неуютно из-за покорности Тома, но, независимо от причины, так оно и было. Первые несколько дней Гарри предполагал, что это результат того, что он мучил его в наказание. Но когда это продолжалось уже больше недели, а затем и двух недель, его подозрения усилились. Человек, который был Волдемортом, никак не мог покориться после нескольких секунд пыток, какими бы ужасными они ни были… не так ли? Но, похоже, именно это и произошло. Том разговаривал с ним вполне уважительно, беспрекословно выполнял приказы Гарри и вообще вёл себя так, как того требовали правила руководства. В свободное время он устраивался с книгой у камина в гостиной — на полу, если там же находился Гарри. Вечерние трапезы проходили тихо и быстро, Том уже достаточно хорошо освоился на кухне, чтобы готовить простые блюда. На самом деле, Гарри не думал, что ошейник вообще наказывал его как минимум последнюю неделю. Честно говоря, это настораживало. В конце концов, Гарри был не склонен думать, что дарёному коню в зубы не смотрят, ведь у него было слишком много ситуаций, когда дарёный конь оказывался замаскированной угрозой. Том, который, казалось, утратил всякую способность к сопротивлению и превратился в покорного раба, вызывал беспокойство, а не радость. Ведь если Том был похож на Волдеморта, а он, несомненно, должен был быть похож, то, ведя себя тихо, он наверняка что-то задумал. Однако Гарри считал, что мало что может сделать. Без каких-либо доказательств и после того, как он слишком остро отреагировал пару недель назад, ему не хотелось вступать в конфликт с этим человеком. Несмотря на то, что он чувствовал себя неуютно из-за покорности, которую в данный момент проявлял его раб, он предпочёл бы это постоянной агрессии и неповиновению. Если бы только он мог быть уверен, что затея Тома или безобидна, или обречена на провал… Что ж, сегодня у него будет такая возможность, если он собирается попробовать действовать — Гарри собирался на день в Хогвартс. Он решил записаться на восьмой курс, как и многие из тех, кто учился с ним или годом младше, и чьё образование было прервано. Он прочитал все необходимые материалы и теперь собирался провести несколько личных занятий с преподавателями. По крайней мере, это заняло бы его, и кто знает, может быть, он найдёт себе занятие по душе на более длительный срок. Оставив Тому несколько указаний по поводу того, что нужно убрать в этот день, он аппарировал к воротам Хогвартса. Там он обнаружил группу студентов со своего курса и на год младше. — Рон! — позвал он, увидев знакомую рыжую голову. Тот поднял руку в ответ на приветствие. Он пробился сквозь толпу, обмениваясь словами с теми, кого знал, а таких было большинство. Практически через десять минут ему удалось добраться до Рона. Его улыбка слегка сползла, когда он понял, что Джинни тоже там. — Привет, Джинни, — попытался сказать бодро, но не был уверен, что ему это удалось. — Привет, Гарри, — ответила она, тоже немного сдержаннее, чем он ожидал от неё в обычном состоянии. На несколько мгновений воцарилась неловкая тишина. — Эм… Как дела? — спросил Гарри, чтобы нарушить молчание, слегка поморщившись от того, как это прозвучало. — Отлично, спасибо, — ответила она так же растерянно. — А у тебя? — Отлично, спасибо, — повторил он. Они помолчали ещё несколько мгновений. — Эм, Гарри, кажется, я вижу там друзей, — она махнула рукой в сторону. — Увидимся позже, хорошо? — не сказав больше ни слова, она исчезла в толпе. Гарри проводил её взглядом, а затем повернулся обратно к своему другу только для того, чтобы увидеть, как Рон качает головой. — Серьёзно, вы двое. Я думал, что вы сможете снова поговорить друг с другом, — Гарри пожал плечами. Это было обоюдное решение не возобновлять то, что они начали до погони за крестражами, но в результате они так и не поняли, что к чему. — Я до сих пор не понимаю, почему ты просто сдался, — продолжил Рон с нотками разочарования в голосе. Гарри снова пожал плечами. — Я же говорил тебе. Мы оба изменились за время войны. — Да, но разве это не могло бы сблизить вас? Гарри ничего не ответил. Он никогда не отвечал, когда Рон задавал этот вопрос. Потому что, по правде говоря, не знал ответа. Он знал только, что они оба пострадали от пережитого: Рон — от охоты за крестражами, от поимки Пожирателями смерти в попытке найти ключи к последним осколкам души; Джинни — от опыта общения с Кэрроу в Хогвартсе, а затем от участия в рейдах с товарищами по Сопротивлению на седьмом курсе. Вот почему так много из них было здесь — не только однокурсники Гарри пропустили значительную часть своего обучения из-за войны. После года пребывания Хогвартса под контролем Пожирателей смерти большинство членов Сопротивления ушли, оставив лишь тех, кто не был выявлен. У тех, кто всё ещё учился на шестом курсе или младше, было время наверстать упущенное для сдачи ТРИТОНов. Для тех же, кто должен был окончить седьмой курс в прошлом году, или для тех, кто либо полностью пропустил седьмой курс, как Гарри, либо просто имел очень неудачный год, как Невилл, нужна была избирательная помощь, чтобы подготовиться. Таким образом, Минерва пришла к решению: в основном они будут заниматься самостоятельно по книгам, но им выделят время обсудить вопросы с преподавателями и провести практические занятия под присмотром. — Так что ты решил выбрать? — спросил Гарри у Рона, отчаянно пытаясь перевести тему. — Чары, Защиту, Трансфигурацию и Зелья. Я подумал, что после ухода Снейпа у меня есть шанс сдать этот предмет, — Рон усмехнулся, и Гарри улыбнулся в ответ, благодарный за то, что беседа вернулась в нормальное русло. — Я собираюсь изучать Арифмантику и Руны, возможно, буду сдавать их в Министерстве, когда стану достаточно хорош. А ты? — То же самое. Думаю, нет смысла в Прорицаниях, и я недостаточно хорош в Гербологии или Магических существах, чтобы сосредоточиться на них. — Ты собираешься принять предложение Кингсли о том, чтобы пойти новобранцем в Аврорат? — Рон многозначительно посмотрел на Гарри. Гарри вздохнул. — Я ещё не решил, — признался он. Рон пожал плечами. — Ну, он подождёт некоторое время. Но не вечно. Им нужно больше бойцов, Гарри, а ты чертовски хорош. — Слишком хорош, — тихо огрызнулся Гарри. Он собирался продолжить, но ворота Хогвартса со скрипом открылись. По другую сторону от них стояла Минерва Макгонагалл, выглядевшая как всегда сурово. На мгновение воцарилась тишина, затем она слегка улыбнулась. — С возвращением, — вот и всё, что она сказала. Все одобрительно зааплодировали. Она позволила хлопкам продлиться ещё мгновение, прежде чем подняла руку. Уважение к ней было настолько велико, что аплодисменты стихли почти мгновенно. — Я рада видеть, что многие из вас решили закончить обучение, несмотря на трудности последних двух лет. Вы все должны были ознакомиться со списком литературы, — она сделала небольшую паузу, как бы предлагая кому-нибудь сказать, что они этого не сделали. Никто не ответил, и она продолжила: — Сегодня будут в основном тесты, — раздалось несколько стонов, но Гарри решил, что это неизбежно — они сильно изменились с тех пор, как в последний раз учились в Хогвартсе. — На основе этих тестов мы определим ваше расписание, а также то, какие дополнительное занятия будут предложены вам, чтобы наверстать упущенное. У меня здесь есть предварительные расписания для практических и теоретических тестов, — она достала небольшую пачку бумаг и с помощью заклинания отправила их нужным людям. Гарри посмотрел на своё расписание. Теория Защиты, затем практика Защиты, теория Чар, затем практика, перерыв, обед, затем теория и практика Трансфигурации, и, наконец, теория и практика Зелий. Это будет очень утомительно, он уже знал. Посмотрел на Рона. У его друга были те же предметы, но практические и теоретические занятия стояли в обратном порядке. Гарри догадался, что в этом есть смысл — они пытались втиснуть около сорока студентов во все свои тесты за один день; должно быть, на составление расписания ушло немало времени! — Однако прежде чем вы войдёте, я должна внести ясность. Как взрослые, вернувшиеся в Хогвартс для получения пропущенного образования, вы отличаетесь от остальных студентов. Вы больше не проживаете здесь, поэтому нет необходимости в факультетах. Вы будете сидеть за отдельным столом в Большом зале, если решите остаться на обед. Конечно, если вы хотите надеть цвета своего факультета, вы можете это сделать, но тогда за ваши действия будут начисляться или теряться баллы факультета. Вместо этого я надеюсь, что вы будете вести себя соответствующим образом. Вы все здесь, потому что хотите закончить своё образование — если это не ваша цель, то ничто не обязывает вас оставаться, — она сделала паузу, чтобы дать понять это. Гарри уловил смысл: он думал, что всё предельно ясно — веди себя хорошо или будешь исключён из программы. Впрочем, без Снейпа или Малфоя поблизости он не думал, что у него будут такие же неприятности, как в предыдущие годы. Он был здесь, чтобы учиться, вот и всё. Судя по всему, директор была довольна тем, что увидела на их лицах. — Тогда добро пожаловать, всем вам, — сказала она, отходя в сторону, чтобы дать им возможность пройти на территорию Хогвартса. — И помните, что ваши преподаватели отказываются от своего свободного времени ради этого, так что, возможно, стоит сказать им спасибо, — напомнила она. — Приятно, когда с тобой обращаются как со взрослым, правда, Гарри? — спросил Рон с нотками ликования в голосе. Гарри улыбнулся ему, потому что, да, после стольких лет разгребания бардака, устроенного взрослыми, после того, как от них ждали слишком быстрого взросления, да, к ним наконец-то относились так, будто они могли принимать собственные решения. — Итак, Гарри, что ты имел в виду, говоря «слишком хорош»? Как можно быть слишком хорошим в чём-то? Гарри застонал. Он надеялся, что Рон оставит эту тему, но, к сожалению, как и его патронус, Рон иногда был похож на собаку, не желающую отпускать кость. — Слушай, мне просто не нравится человек, в которого я превратился, ясно? — Ты имеешь в виду парня, который нашёл способ победить Волдеморта, верно? — скептически спросил Рон. Гарри вздохнул. — Нет, я имею в виду парня, который пытал Пожирателей смерти, — «и наслаждался этим», — мысленно закончил он, не в силах произнести это вслух, даже перед своим лучшим другом. Рон перестал идти и протянул руку, чтобы остановить Гарри. На них несколько раз посмотрели, но никто не помешал им. — Гарри, ты должен перестать корить себя за это. Это была война. И мы были в отчаянии. Это не значит, что ты стал каким-то садистом! — он подождал, пока Гарри безразлично пожмёт плечами, затем вздохнул и позволил им пойти дальше, теперь уже замыкая толпу. Он не стал продолжать разговор, но Гарри нутром чувствовал, что услышал это не в последний раз.***
«Может быть, стоило пойти на Прорицания», — угрюмо подумал Гарри, когда за пятым столом в Большом зале во время обеда Рон возобновил разговор. На этот раз он привлёк к разговору Невилла. — Гарри не уверен, что хочет стать аврором. А я думаю, что у него бы отлично получилось! А ты что думаешь, Невилл? Гарри размышлял о двух предыдущих занятиях. На самом деле у него было хорошее настроение — несмотря на то, что в теории у него явно пробелы, практические занятия показались увлекательными, и он думал, что неплохо справился с ними. На Защите он должен был стрелять по мишеням с помощью различных заклинаний. Некоторые мишени двигались для проверки точности, некоторые мигали разными цветами в зависимости от требуемого заклинания, а затем яркостью показывали, насколько мощным оно должно быть, а некоторые исчезали и появлялись вновь, требуя быстрой реакции. Что касается Чар, то у него была короткая дуэль с профессором Флитвиком, что прошла очень весело. Так что да, он действительно улыбался, пока его так называемый лучший друг не решил завести разговор, который, как он думал, закончился ещё утром. Невилл посмотрел на него, мгновение изучая его глаза. — Я думаю, тебе стоит оставить это, Рон, — голос Невилла был тихим, но твёрдым. Гарри усмехнулся. За последние два года они почти не общались с Невиллом — он возглавлял Сопротивление Хогвартса, а они охотились за крестражами, поэтому их пути пересекались нечасто. Тем не менее, они много слышали о нём, о человеке, который целый год противостоял Кэрроу, подвергался пыткам и угрозам, но так и не сдался. Гарри подумал, что теперь он видит отражение прошлого в Невилле. Его глаза стали старше, на лице появился шрам, но в нём чувствовалась спокойная уверенность и сила духа, которые заставляли думать, что ему можно доверять. Во многих отношениях, подумал Гарри, Невилл был гораздо лучшим лидером, чем он сам. — Но, Невилл, подумай об этом. Что нравится делать Гарри? Защищать людей. А что Гарри умеет делать хорошо? Сражаться. А кто сражается, защищая людей? Авроры! А нам нужны хорошие люди после потерь во время войны! — в его голосе звучало разочарование. Гарри понимал его. Честно говоря, он и сам не знал, почему не хочет этого делать. Конечно, его беспокоил тёмный зверь, проснувшийся внутри него. Конечно, он устал от того, что вся его жизнь была связана с тёмными волшебниками. Но разве это не просто отговорки? Тем не менее, он был рад, что Невилл закрыл эту тему. — Гарри будет делать то, что лучше для него. Точно так же, как ты решил пойти не в авроры, а в разрушители проклятий, — заметил он. Рон слегка покраснел. — Да, но я не так хорош в бою, как Гарри, — возразил он, на что Невилл пожал плечами. — Ты гораздо лучше большинства тех, кто поступит в ряды авроров благодаря предложению Кингсли. Но я не об этом. Ты выбрал работу с проклятиями, и это прекрасно, хотя мог бы стать новобранцем Аврората. — Да, но… — Рон на мгновение запнулся, прежде чем уловил ход его мыслей. — Честно говоря, я не могу представить Гарри, занимающегося чем-то другим. Разгадывать тайны, ловить плохих парней и помогать другим — вот история его жизни в Хогвартсе, — он пожал плечами, но затем, похоже, согласился с тем, что Гарри не хочет говорить об этом, и переключил внимание. Гарри был уверен, что это влияние Гермионы — версия Рона четвёртого курса с эмоциональным диапазоном чайной ложки, вероятно, даже не поняла бы этого. — Кстати, а чем ты занимаешься, Невилл? Невилл улыбнулся: — Сейчас я — аврор-новобранец. — Вот видишь! — воскликнул Рон, поворачиваясь к Гарри, похоже, не в силах сдержаться. — Но, — подчеркнул Невилл, продолжая, — я выбрал это не потому, что мой отец был аврором, и не потому, что люди говорили мне об этом, а потому, что я сам этого захотел. — Значит, Кингсли разрешил тебе приходить сюда раз в неделю? — спросил Гарри, невольно заинтересовавшись. Невилл кивнул. — Ну, Гавейн Робардс, не совсем Кингсли, поскольку Робардс назначен главой Аврората, но я уверен, что Кингсли приложил к этому руку. Мы находимся в Министерстве каждый день с девяти до семи, со вторника по пятницу, на наших курсах авроров, а в понедельник у нас есть время на Хогвартс. Думаю, Робардс примет нас и без ТРИТОНов из-за указа Кингсли, но я бы предпочёл, чтобы они у нас были. Будет тяжело, но оно того стоит. — Много тех, кто решился туда пойти? — спросил Гарри, гадая, не наводнили ли Кингсли или Робардса кандидаты из-за смягчения вступительных требований. — Несколько человек из Сопротивления решили попробовать, — Невилл обвёл взглядом остальных восьмикурсников, которые решили остаться на обед, и указал на нескольких. — Я видел Дина и Симуса на занятиях, значит, они тоже участвуют. Падма, Сьюзен и Джастин тоже. Из людей, не входящих в Сопротивление, пошли Джим и Люси, — Гарри узнал в них рейвенкловцев с курса Джинни, но не знал их имён раньше. — И даже есть пара слизеринцев — Блейз Забини с нашего курса и Ричард Голдштейн курсом младше. — Это все, кто ходит на ваши занятия? Невилл пожал плечами. — В основном. Но не каждый станет аврором — обычный процент отсева составляет около семидесяти процентов. Так что, может показаться, что нас много, но, скорее всего, только двое или трое будут приняты в авроры. Гарри на мгновение замолчал. — Как ты думаешь, почему другие члены Сопротивления не захотели присоединиться? Невилл пожал плечами. — Думаю, по целому ряду причин. Для некоторых Сопротивление было чем-то, что они делали, потому что не могли смириться с подчинением Кэрроу и Волдеморту — когда они были побеждены, члены Сопротивления с радостью отказались от борьбы. Другим, как и вам, надоело сражаться во время войны. У остальных просто появились другие интересы. Джинни, например, очень хороший боец, но она хочет стать профессиональным игроком в квиддич, а не аврором. Гарри хмыкнул в знак согласия. Ему пришла в голову мысль, ответ на которую он искал в прошлом. Этот момент показался хорошей возможностью узнать. — Невилл, когда ты только создал Сопротивление с Джинни и Полумной, вы назвали его Отрядом Дамблдора, возродив ту группу, которая была у нас. Когда и почему она превратилось в Сопротивление Хогвартса? Рон тоже выглядел весьма заинтересованным в ответе. Невилл на время задумался, а затем встретился с Гарри намного более взрослым взглядом, чем его юношеская внешность. — Ты помнишь Блэкпул? Гарри кивнул. Это был один из немногих случаев, когда его группа работала напрямую с группой Невилла, вскоре после того, как Сопротивление покинуло Хогвартс. Им нужно было совершить рейд на опорный пункт Пожирателей смерти в Блэкпуле, чтобы получить доступ к важной информации. Гарри, Рон и Гермиона были там, потому что хотели захватить Родольфуса Лестрейнджа в надежде, что у него есть информация о крестражах — им это удалось, но он ничего не сообщил, что бы с ним ни делали. Это было одновременно и приятным событием — воссоединение с друзьями, и неприятным — при всех потерянных жизнях это оказалось не так полезно, как они надеялись. — Помню, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, поскольку он вспомнил похороны, которые они проводили во время войны, погребая тела в спешке. — Рон рассказал мне о том, как ты узнал план Дамблдора. Гарри пристально взглянул на друга. Рон просто посмотрел на него в ответ. — Он заслуживал того, чтобы узнать, почему мы так стремились присоединиться. Он должен был знать, каковы наши шансы на победу, — уверенно произнёс рыжеволосый. Гарри отвёл взгляд. Это было правдой. Невилл, как лидер Сопротивления, определённо заслуживал знать, что они продолжают сражаться из-за трусости Гарри. Невилл, казалось, прочитал эти мысли по его лицу, потому что резко вмешался. — Нет! Ты не заслуживаешь того, чтобы чувствовать вину за это, Гарри. Неразумно было просить тебя встать перед палочкой Волдеморта, добровольно умереть, когда ты даже не знал наверняка, сработает ли план и уничтожишь ли ты все его крестражи, — на последнем слове он понизил голос, не желая, чтобы его услышали. — Тогда я понял, что потерял всякое уважение к человеку, ожидавшему, что подросток умрёт, чтобы выиграть войну, которая произошла под его руководством. Я поговорил с другими лидерами группы, и мы все согласились назвать её как-то иначе. Мы хотели назваться «Отряд Гарри», но я был уверен, что ты не согласишься с этим, поэтому мы выбрали «Сопротивление Хогвартса», поскольку именно с этого мы и начали. Гарри почувствовал облегчение от того, что его друг так ясно мыслит; он бы точно не хотел слышать об «Отряде Гарри»! В конце концов, он мог ответить только одно. — Спасибо, — выдохнул он, его глаза сияли благодарностью за понимание Невилла и его поддержку. Невилл просто улыбнулся ему. — Нет необходимости, Гарри. Я верил в тебя, и ты добился успеха. Это всё, что имеет значение, — сказал он.***
К концу дня сбылось ещё одно предсказание Гарри: он был совершенно измотан. Практическое занятие по Трансфигурации представляло собой простую, но трудоёмкую серию трансфигураций одного предмета в другой. Конечно, тот факт, что каждый раз, когда предмет трансфигурировался, его было сложнее изменить снова, делал задачу всё сложнее. Тем не менее, он чувствовал, что справился с заданием достаточно хорошо — в конце концов, за последние два года его навыки трансфигурации определённо улучшились. А вот с практическими занятиями по Зельям дело обстояло иначе. Ему пришлось варить питательное зелье, сложное во многих местах, и он совсем не был уверен, что зелье не превратилось в яд. Он не стал бы пить его, даже если бы Снейп угрожал ему. По крайней мере, Слизнорт не стал ничего комментировать. Он подозревал, что его теория, как всегда, была ошибочной, но для того, чтобы делать выводы, следовало дождаться результатов. В качестве утешения можно сказать, что, когда он встретился с Роном, тот выглядел таким же уставшим. И тут Гарри осенило. Было так приятно пообщаться с Роном, несмотря на то, что он немного доставал Гарри по поводу вступления в Аврорат, и, несмотря на то, что они виделись с друзьями в предыдущие месяцы, у них не было времени, чтобы просто отдохнуть вместе. Восстановление Хогвартса, похороны и поминки — это совсем не то же самое, что отдыхать вместе. — Эй, Рон, — сказал Гарри. — Почему бы нам не захватить Гермиону и не отправиться на площадь Гриммо? Мы могли бы поужинать вместе. Было бы здорово как следует посидеть, — закончил он с лёгкой ноткой тоски в голосе. Рон широко улыбнулся и похлопал его по спине. — Отличная идея, приятель! Всё будет как в старые добрые времена. Гарри ухмыльнулся. Они шли к воротам Хогвартса, болтая без умолку, а потом Рон с помощью аппарации доставил Гарри к месту, где они остановились — очевидно, они решили переехать подальше от Норы, чтобы быть более независимыми. Зная Молли Уизли, Гарри не удивился их решению. Рон, просунув голову в дверь, позвал Гермиону, после чего объяснил ей идею. — Замечательное предложение, Гарри! — воскликнула Гермиона. — И как раз вовремя — я тоже только что закончила работу. Аппарировав на площадь Гриммо — по крайней мере, все достаточно хорошо знали пункт назначения — они приземлились на пороге. Гарри открыл дверь и впустил своих друзей. Они прошли в гостиную, где, словно его ударили по голове, Гарри резко вспомнил, почему не приглашал друзей в гости последние две недели, несмотря на то, что закончил восстановление и похороны. Рон зарычал позади него и, выхватив палочку, направил её на мужчину, застывшего в процессе чистки украшения на каминной полке. Краем глаза Гарри заметил, что Гермиона копирует Рона, хотя, похоже, и не понимает, почему — Гарри резко вспомнил, что она никогда не видела Тома Риддла. А вот Рон видел, хотя и мельком, когда тот выходил из крестража-медальона в момент его уничтожения. Обернувшись, он поднял руки, чтобы остановить друзей. — Всё в порядке, он не представляет опасности, — сказал он им. Рон, похоже, ему не поверил, а Гермиона выглядела просто растерянной. — Не представляет опасности? Это же чёртов Волдеморт, Гарри! — запротестовал Рон. При этом глаза Гермионы расширились, и она крепче сжала губы, крепче обхватывая палочку. — Я знаю, Рон. Но посмотри на его шею, — друзья так и сделали, а Гермиона, опустив палочку, поднесла свободную руку ко рту. — Гарри… скажи мне, что ты не… — тихо, умоляюще произнесла она, но внимание Гарри было приковано к Рону, который всё ещё смотрел на угрожающе выглядящую фигуру, стоящую у камина, с воинственно поднятой палочкой. Рон, казалось, не замечал ни ошейника, обмотанного вокруг горла Тома, ни чистящей салфетки и украшения в его руке. Гарри не стал его винить — возможно, эта демонстрация была как раз кстати. Повернувшись так, чтобы его тело оказалось под большим углом к камину, чем у его друзей, он повернул голову к своему рабу. — Том, встань на колени, — приказал он.***
Том услышал приказ. В этом не было никакой необходимости, поскольку ошейник с момента входа хозяина в комнату посылал мучительные мурашки по позвоночнику, напоминая ему, что правильное положение в присутствии хозяина — на коленях. Приказ лишь ускорил его неизбежное подчинение. Но как бы неизбежно это ни было… он не мог этого сделать. Не по своей воле. Две недели он подавлял в себе чувство унижения, когда ему приходилось называть его «хозяином» и стоять на коленях перед мальчишкой, который был вдвое моложе него и обладал лишь малой долей его силы и таланта. Две недели он занимался уборкой, как магл, потому что ему не разрешали пользоваться магией. Две недели он заставлял себя не отпускать комментарии и оскорбления, потому что боялся последствий. Две недели он был рабом, каким его не смогли заставить быть охранники из Министерства. Все эти чувства разом обрушились на него с появлением двух закадычных друзей, которые столько раз помогали мальчишке бросать ему вызов. Предатель крови и грязнокровка, которые были ещё менее талантливы, чем тот, кого он был вынужден называть «хозяином». И он должен был преклонить перед ними колени? Выразить им уважение? Чтобы они видели, насколько низко он пал? Он просто не мог. Неважно, насколько хорошо он справлялся в последнее время. Неважно, что его теория о снижении отдачи удовольствия при соблюдении одних и тех же правил была доказана. Неважно, что какая-то его часть уже начала жаждать большего вознаграждения каждый раз, когда удовольствие уменьшалось. Неважно, что ошейник непременно накажет его, а его хозяин, возможно, ещё больше. Он не мог добровольно встать перед ними на колени. Поэтому он вызывающе оскалил зубы и остался стоять, крепко сжимая пальцами украшение так, что какая-то часть его мозга забеспокоилась, не сломается ли оно. В этот момент ему захотелось увидеть ответный гнев в глазах мальчика, гнев за его неповиновение, доказательство того, что он всё ещё что-то значит для кого-то, хотя бы как соперник. Волны боли накатывали на него, сначала небольшие предупреждения о неповиновении, а затем более сильные удары, призванные наказать, подчинить. Он противостоял им, отмечая, как они усиливаются, ожидая вспышки гнева в изумрудных глазах. Ждал, что мальчишка потеряет контроль над собой, заставит его встать на колени, оскорбит его или сделает что-нибудь. Но он этого не сделал. Глаза мальчика оставались спокойными и выжидающими, в них не было видно гнева. И осознание этого окончательно сломило решимость Тома. Ведь как Том понимал, что его подчинение неизбежно, так и его хозяин знал это. Скулёж вырывался из его горла, когда боль атаковала нервные окончания и погрузила их в огонь и молнии. Физическая боль была не сильнее душевных мук от осознания своей полной беспомощности, и Том, наконец, сдался. Он опустился на колени и склонил голову, упершись руками в пол, чтобы не упасть полностью. Боль мгновенно прекратилась, и Том вздрогнул от огромной дозы наслаждения. Как только оно тоже утихло, он почувствовал зарождающееся желание получить ещё, ощутить его снова. Решительно отбросив это желание, он сосредоточился на подёргиваниях мышц и мелких мурашках остаточной боли, пробегащих по нервам. Это было неприятно, но в том-то и дело, что боль гораздо менее эффективна, чем удовольствие. Жаль, что он не понимал этого все те годы, когда начинал свою кампанию, — тогда бы его было не остановить. Его хозяин заговорил. Том прислушался, вдруг ему что-то нужно будет сделать или как-то пригодится. — Видишь, он не в состоянии сопротивляться моим приказам. Волдеморта больше нет. Он повержен. Остался только Том. — Но Гарри! Раб? — говорил грязнокровка. — Это наказание бесчеловечно — как ты мог поддержать его, купив раба? Услышав возмущение в её голосе, Том прокрутил в голове мысль о том, чтобы привлечь её на свою сторону, использовать её чувства, чтобы вызвать симпатию к нему. Тогда, возможно, она сможет убедить хозяина быть более снисходительным… может быть, даже разрешит ему читать любые книги, которые он захочет. — Во-первых, я его не покупал. Леди Магия сделала меня его хозяином благодаря тому, что наши души «переплелись» из-за пророчества. Министерство отдало его мне, когда поняло, что никто другой не может получить право на его ошейник. Во-вторых, это Волдеморт. Честно говоря, я считаю, что наказание в целом довольно справедливое, а в данном случае… определённо заслуженное. — Быть рабом — это заслуженно? Никто не заслуживает того, чтобы у него отнимали свободу, чтобы его заставляли действовать из-за страха перед пытками. Скажи мне, что ты видишь что-то неправильное в том, что его просто заставили подчиняться тебе?! Наступила пауза, а затем его хозяин продолжил, говоря гораздо мягче и спокойнее, чем Том ожидал. — Гермиона, твоя борьба за права беззащитных всегда была похвальна. Я слышал о том, какие успехи ты уже совершила в своём отделе, о законах, которые ты начала разрабатывать для защиты домовых эльфов и оборотней. Но мы говорим не о беззащитных жертвах волшебного мира. Мы говорим о Волдеморте, человеке, который мог бы поступить с нами гораздо хуже и поступил гораздо хуже со многими людьми, либо своими действиями, либо приказами. Как ты думаешь, если бы всё перевернулось, я бы стоял на коленях в его доме, где мне давали бы приличную одежду и вдоволь еды? Нет, я был бы в его темнице, каждый день меня бы пытали до полусмерти и едва ли давали достаточно еды. И всё это при условии, что он не убил бы меня или не позволил одному из своих Пожирателей смерти сделать это. И то же самое произошло бы с вами, ребята. Так что, честно говоря, я не чувствую вины за то, что обращаюсь с ним как с рабом, хотя мог бы обращаться с ним гораздо хуже. И тут у Тома пропали мысли о том, чтобы использовать грязнокровку против него. Потому что, услышав, как его хозяин мыслит подобным образом, вспомнив, какой боли он подвергся за то, что просто упомянул о смерти его крёстного отца… он понял, что это слишком рискованно. — Я согласен с тобой, приятель, — мрачно произнёс рыжеволосый предатель крови. — Когда я думаю о том, что сделал Волдеморт и его Пожиратели смерти… смерть для них слишком хороша. Я хочу, чтобы они страдали! — Рон! — её голос был ещё более возмущённым, чем раньше. — Ты знаешь, что они сделали с Джинни в Хогвартсе? — потребовал он. — Знаешь? Потому что я не знаю. Но я знаю, что она до сих пор просыпается с криками от кошмаров. Я знаю, что она вздрагивает, когда рядом с ней стоит мужчина. Я знаю, что она мгновенно выхватывает волшебную палочку всякий раз, когда слышит даже самый слабый звук. Так что, зная, что с ублюдками, которые заставили мою младшую сестру так бояться, сейчас обращаются как с ничтожествами, которыми они пытались заставить быть всех остальных? Да, я рад этому. Честно говоря, приятель, если бы я оказался на твоём месте, этот монстр был бы в гораздо худшем состоянии, чем сейчас. Том слегка вздрогнул от ненависти, прозвучавшей в его голосе. Он уже начал подумывать, не избежал ли он настоящего кошмара, оказавшись связанным со своим странным высокоморальным врагом. Ведь слова мальчика были верны: если бы всё повернулось иначе и хозяин стал его рабом… как бы он тогда повеселился. Он бы и сейчас повеселился, если бы смог избавиться от этой штуки на шее. От мечтаний о том, как он будет мучить этих троих, его оторвала небольшая боль от ошейника — предупреждение, пронёсшееся вдоль позвоночника и до кончиков пальцев. — Но… Рон, Гарри… — казалось, грязнокровка с трудом подбирает слова. — Мы должны быть выше этого. Как мы можем говорить, что у нас высокие моральные принципы, когда мы порабощаем наших врагов? Да, они сделали бы это с нами, но мы должны быть выше этого. На мгновение повисла пауза. Том был вынужден признать, что ему любопытен ответ, поэтому постарался держаться как можно спокойнее — пусть они забудут о его присутствии. — Гермиона, для меня это не столько месть, — пробормотал его хозяин. — Конечно, иногда я просыпаюсь от кошмаров о войне и вспоминаю, что в спальне в конце коридора спит их создатель. И какая-то часть меня хочет встать, пойти и разбудить его, чтобы он почувствовал мою боль и боль тех, кому он причинял страдания на моих глазах, — Том сглотнул при этой мысли и вдруг почувствовал себя в меньшей безопасности при нахождении в своей комнате ночью. — Но для меня это справедливо — те, кто причинял вред другим, больше не могут этого делать. И пока они отбывают наказание, больше не могут влиять на мир волшебников — сейчас у нас есть шанс создать тот мир, который мы хотим. — Но, дружище, когда их освободят, когда они отбудут свой срок, они снова смогут причинять боль и влиять на других. — Я так не думаю, Рон. Конечно, те, кто был на его стороне совсем немного, получили небольшие сроки, но в любом случае они, вероятно, были менее подвержены его влиянию. И, возможно, их опыт пребывания на стороне проигравших заставит их более тщательно подумать о том, хотят ли они игнорировать закон в будущем. Но что касается таких, как Беллатриса Лестрейндж или Уолден Макнейр? Пожиратели смерти, которые долгое время находились на его службе и причинили вред многим людям? Они будут совсем другими, когда выйдут на свободу. — Что ты имеешь в виду, Гарри? — грязнокровка. — Ты видела руководство по рабству? — он сделал паузу, и Том решил, что это был какой-то невербальный жест, который он не мог увидеть и не хотел двигаться, чтобы посмотреть — вдруг его выгонят. — В ошейнике есть своего рода система наказаний и поощрений, призванная сделать из его носителя послушного раба. Вы только что видели наказание. Так что с теми Пожирателями смерти, которые станут рабами на добрый десяток лет или больше? Да, я сомневаюсь, что они станут большой проблемой, когда освободятся. — Хм, Гарри? — неуверенно произнес предатель крови. — Ты думаешь…? — наступила пауза. — О! Неважно, что он слушает. Он тоже читал руководство и достаточно сообразителен, чтобы понять, что к чему. К тому же он никогда не выйдет на свободу. Это пожизненное заключение для нас обоих, — тут хозяин Тома невесело усмехнулся. «Это ты так думаешь», — подумал Том, убеждённый, что эти слова не сбудутся. Предатель крови и грязнокровка не стали задерживаться. Том ощутил извращённую радость от того, что заставил их чувствовать себя неловко. Когда мальчишка вернулся, проводив их, опустился в кресло и вздохнул. — Знаешь, ты можешь встать, — устало сказал он Тому. Том поднял голову и посмотрел на него. — Неужели моему хозяину не нравится видеть своего раба на коленях? — нейтрально спросил он. Мальчик замолчал, уставившись в огонь. — Нравится ли мне? — мягко, задумчиво повторил его хозяин. — На самом деле, как бы мне ни было неприятно признавать это в себе, да, — он повернул голову и посмотрел Тому прямо в глаза. При виде раскаленных углей, тлеющих в глубине изумрудов, Том едва не отшатнулся. Но вместо этого в уголках его рта мелькнула улыбка. Его бывший заклятый враг всё ещё испытывал к нему какие-то чувства — он всё ещё мог разжигать сильные эмоции. — За то, что ты сделал с Боунсами, Смитами, Питерсонами, Маккиннонами, Уилсонами, Джонсонами, Вудами, Робинсонами и всеми остальными, кто погиб от твоей палочки или от палочек Пожирателей смерти по твоему приказу, я бы с радостью увидел, как ты страдаешь гораздо больше, чем просто стоя на коленях. — Тогда почему вы этого не делаете, хозяин? — Том бросил вызов, не совсем понимая, зачем так поступил. Возможно, последние несколько месяцев сделали его более безрассудным, потому что ему было нечего терять. Хотя так ли это? Его разум, например, никогда не подвергался такой большой угрозе. Так зачем же? Мальчишка откинулся на спинку кресла, и напряжение в его глазах угасло. — Потому что мне от этого будет хуже, чем тебе, — просто ответил он. Том нахмурился, не в силах понять. Его хозяин продолжил говорить. — Так что можешь не беспокоиться, Том, я не собираюсь приходить к тебе в комнату посреди ночи и проклинать тебя, потому что с этим ошейником ты беспомощен. А мучить беспомощных всегда было уделом Волдеморта, не моим. Но если ты хоть в чём-то будешь вести себя как Волдеморт… — он запнулся, но Том закончил фразу сам. Если он будет вести себя как Волдеморт, с ним будут обращаться соответственно, а это означало — никаких ограничений.