***
Волдеморт, а точнее Том, как его бесцеремонно переименовал хозяин, наблюдал за тем, как Поттер спускался по ступеням. Он поморщился: по позвоночнику пробежала дрожь боли. Видимо, он даже в мыслях не мог называть своего хозяина «Поттер» без того, чтобы эта чёртова штука не отреагировала. Вздохнув, он направился в свою «комнату», как только мальчик скрылся из виду. День был полон сюрпризов, большинство из которых можно было смело назвать неприятными, так что он был рад, что хотя бы этот оказался приличным — его спальные условия с этого момента казались значительно лучше тех, к которым ему пришлось привыкнуть в Министерстве. Отдельная комната с кроватью и ванной, какой бы маленькой или неудобной она ни оказалась, была гораздо лучше, чем сон на холодном полу, без возможности уединиться из-за решеток, разделявших разные камеры. Он толкнул дверь и шагнул внутрь. И был приятно удивлён, обнаружив комнату, оформленную в нейтральной цветовой гамме, а не в буйных красных и золотых тонах, как можно было ожидать, ведь дом принадлежал гриффиндорцу. Она была не огромной, но вполне приемлемой по размеру, и в ней было достаточно пространства, чтобы расположилась двуспальная кровать, не вызывая чувства тесноты. В одном из углов комнаты стоял письменный стол, а на стене справа, напротив кровати, виднелась дверь, которая, по мнению Волдеморта, являлась ванной комнатой. Он сбросил выданную ему одежду и переместился в ванную с бальзамом от синяков. Это был ещё один приятный сюрприз. При той враждебности, которую мальчишка проявлял к нему до сих пор, он не удивился бы, если бы его просто оставили залечиваться самостоятельно, как это происходило на протяжении последних нескольких месяцев. Сняв с себя потрёпанную тунику, которая являлась его единственной одеждой, он с отвращением отбросил её в угол. Критическим взглядом осмотрел свою внешность в зеркале. Первым впечатлением стало отвращение. Он был до смешного худ — снова стал таким, каким был после лета, проведённого на пайке военного времени в приюте. Уродливые синяки, нарисовавшие жертвенную картину на полотне его бледной кожи, были ещё одной нежелательной чертой, но, по крайней мере, они скоро исчезнут. Пот… мальчишка, несомненно, считал, что они получены от стражников. Некоторые из них, конечно, были таковыми, но большая часть принадлежала бывшим последователям, воспользовавшимся его беспомощностью, чтобы отомстить за свое порабощение. Видимо, приказ не причинять вреда людям не распространялся на других рабов… Те немногие последователи, которые остались верны ему — в частности, Беллатриса, — поначалу помогали защищаться, но как только их разделили для допросов и последующего «обучения», он был вынужден защищаться сам, с большим или меньшим успехом, в зависимости от того, сколько человек одновременно объединялось против него, конечно. Их охранники, казалось, с удовольствием наблюдали за драками, вмешиваясь лишь тогда, когда дело принимало серьёзный оборот. Волдеморт провёл руками по лицу и грязным спутанным волосам. В его глазах появился проблеск расчета, пока он обдумывал возможные преимущества своих изменений. С другими рабами это был недостаток — он лишился фактора запугивания, который в противном случае мог бы помочь. Но здесь… Пот… мальчишка явно узнал его даже в этом обличье, и ему пришлось сделать вывод, что Дамблдор, будь он проклят, показал ему какие-то воспоминания о нём в ранние годы. Знай своего врага, и всё в этом духе. Но, вероятно, к этому облику не было такой враждебности, как к его змеиной внешности. Может быть, это и было преимуществом — выглядеть более человечным, вызывать больше симпатии и, следовательно, меньше ограничений… может быть, даже это проклятое имя в конце концов пошло на пользу? Если бы мальчик называл его Волдемортом, он бы постоянно вспоминал своего врага, того, кто убил его родителей и угрожал ему долгие годы. Однако, Том… Приняв решение, Том пришёл к выводу, что, по крайней мере, на данный момент Лорд Волдеморт должен быть… отправлен на пенсию. Зайдя в душ, он спустил воду, пока она не стала приятной и горячей, а затем встал под струю. Ах… божественно! Он так давно не принимал горячий душ. Последний раз это было перед… битвой — в министерской тюрьме им везло принять холодный душ, не говоря уже о горячем. Используя мыло, он оттирал въевшуюся в кожу грязь, стараясь не слишком давить на синяки. Он будет счастлив, когда они исчезнут — постоянная слабая боль была… раздражающей. Как, впрочем, и ошейник. Хотя было интересно, что постоянная боль, о которой он даже не подозревал до этого, исчезла, как только он вошёл в комнату к… своему хозяину. Он сжал кулаки и стиснул зубы уже не в первый раз после произошедшего. За сжатой челюстью затаился яростный крик, жаждущий вырваться на свободу, но, как всегда, он подавил его. В отличие от Министерства, где, выпустив крик наружу, он мог навлечь на себя гнев стражи, в этот раз на помощь придёт П… мальчишка, и, несмотря ни на что, Том не хотел, чтобы это произошло. Происходящее было слишком… обескураживающим. До сегодняшнего дня его ошейник оставался практически неактивным, за исключением тех случаев, когда он пытался навредить стражникам или использовать магию, чтобы причинить вред другим или контролировать их. Другие попытки использовать магию просто проваливались, но не причиняли боли. Нет, за последние несколько недель он испытал немало боли, но после первой недели, или около того, ошейник почти не причинял её. С другими рабами дело обстояло иначе. Когда они не подчинялись приказу, то явно чувствовали боль. На самом деле, как только Том понял, что из ошейника и места, где их держали, невозможно выбраться, он стал развлекаться тем, что заставлял предавших его людей случайно нарушать приказы и нести за это наказание. Сейчас же, ощутив это на себе, он не жалел о сделанном, но понимал, почему им, по крайней мере, не нравилось, когда это происходило. Но было нечто более тревожащее, чем сама боль. При достаточном количестве болевых ощущений можно сломать кого угодно, Том знал это слишком хорошо. Боль от ошейника можно было сравнить с Круциатусом — не потому, что она обязательно была сильной, а потому, что она была постоянной. Боль от сломанной руки, боль от удара плетью, боль от ушиба… всё это со временем притуплялось: человеческий разум привыкал к боли, и она теряла свой эффект. Круциатус же был непростителен по одной простой причине, не только потому, что мог обойти большинство магических щитов: каждое мгновение боли под Круциатусом было таким же мучительным, как и предыдущее. Именно поэтому оно сводило своих жертв с ума — поскольку мозг не мог использовать обычные механизмы преодоления боли, он уходил в себя, отключаясь от реальности. С ошейником было то же самое. Если Том пытался причинить кому-то ущерб или применить вредоносную магию, на него обрушивался огненный шар боли такой силы, что он не мог ни думать, ни даже дышать, и каждое мгновение было таким же ужасным, как и предыдущее. За этим быстро следовала чернота беспамятства. Именно этого он избегал последние несколько недель, даже когда по возможности бросал вызов стражникам, отказываясь подчиняться. Однако теперь… Когда он бросил вызов своему хозяину, первый импульс боли был неприятным, но не подавляющим. Однако последующие импульсы становились всё сильнее и сильнее, пока он не покорился. Он не раз видел, как одна только боль может превратить послушного питомца в испуганное животное, готовое на всё, лишь бы избежать дальнейшего наказания. Но Том боялся не боли. А удовольствия. Потому что после подчинения, каким бы болезненным ни было наказание, волна удовольствия была такой же сильной. Это происходило даже тогда, когда его не наказывали. После приезда в дом он немного поэкспериментировал — когда вовремя и уважительно отвечал на вопрос, когда использовал «хозяин» без подсказки… он чувствовал удовольствие. И от этого… от этого у него не было возможности защититься. Да и кто может защититься от удовольствия? Никто. Человеческий мозг был создан для того, чтобы перестраивать себя в соответствии с сигналами удовольствия, вечно гоняясь за дофамином. Иначе почему так много людей, как волшебников, так и маглов, страдают зависимостью от веществ, впечатлений, магии? И он не видел выхода. Либо он ведёт себя так, как того хочет ошейник, и испытывает приливы удовольствия, которые в конце концов превратят его в… послушного раба, счастливого в своем заключении; либо он борется с этим, брыкается наперекор правилам и будет наказан за это… а затем вознаграждён, когда в конце концов подчинится с тем же результатом. Итак, что же ему оставалось? Выключил душ и вышел, потянувшись за полотенцем, чтобы вытереться. Он не желал смиряться, позволив системе неизбежно превратить его в нуждающегося в хозяине питомца. Но это означало, что ему придётся освободиться от ошейника. А чтобы освободиться от ошейника, он должен был сохранить рассудок. А это означало, что он должен был как можно дольше не подвергать себя воздействию обратной связи. Он посмотрел в зеркало и провёл пальцем по символу вечности, который заменял цифру. Как сказал Поттер… как сказал мальчик, — поправил он свои мысли, почувствовав пронизывающую боль, — они были связаны друг с другом, пока один из них не умрёт. Таким образом, очевидно, если первым будет мальчишка, Том тоже погибнет. Возможно, он сможет обратить это себе на пользу. У остальных, правда, срок был конечным, но не было никакой гарантии, что они останутся с одним и тем же хозяином на протяжении всего времени. Любой прогресс, которого они могли бы достичь в манипулировании своими хозяевами, мог быть сведён на нет в одно мгновение в случае, если хозяин решит их продать. Том же… Возможно, в том, чтобы снова стать Томом, было ещё одно преимущество. Волдеморт был грубым инструментом — тонкости были отброшены, как только он достиг власти, где в них не было необходимости. Несмотря на то, что он был слизеринцем до мозга костей, тонкий подход никогда не давался ему так же легко, как простое запугивание, хотя он, конечно, был способен на хитрость, как можно было убедиться на примере его обучения в Хогвартсе. Тому, предположительному маглорождённому сироте без гроша в кармане на Слизерине, потребовалось немало времени, прежде чем он смог использовать запугивание для достижения своих целей. А до тех пор ему приходилось выстраивать своё положение с помощью тонких приёмов. Нацепив на себя маску приветливости и доброты, он стал нравиться подавляющему большинству обитателей школы; даже враждебно настроенные соседи по факультету в конце концов поддались его обаянию и харизме. Возможно, нужно было вернуться к этому, поскольку запугивание здесь явно не сработает — оно имело ограниченное влияние на П… мальчишку, когда Волдеморт был на пике могущества; сейчас же, когда он в качестве раба, оно не имело никакого эффекта, а попытки просто подвергли бы его ещё большей ответной реакции в связке между болью и наслаждением. Нет, ему нужно было время и свобода, чтобы изучить магию этого ошейника — он никогда не сталкивался с заклинанием или чарами, от которых не было бы избавления. С этим наверняка будет то же самое. Поэтому ему нужно было провести исследование — найти способ устранить хотя бы обратную связь «удовольствие-боль». Для этого нужно, чтобы ему доверяли или игнорировали в достаточной степени, чтобы он мог пользоваться библиотекой Блэков — какая удача, что из всех мест его заперли именно здесь, рядом с книгохранилищем, которое считалось одной из самых обширных Тёмных библиотек в стране. К тому же, чем дольше он держался подальше от мальчика, тем дольше мог избегать вынужденного столкновения с системой обратной связи. Как же достичь этих целей? Конечно же, не путём внешнего неповиновения. Это просто повлечёт за собой наказание и ещё более пристальное внимание, а то и целую кучу заданий, чтобы он был «занят делом». Но если он вдруг «подчинится», мальчик, несомненно, заподозрит неладное. Это означало, что нужно было тонко балансировать — медленно переходить от неповиновения к покорности так, чтобы это выглядело естественно. И конечно, всё это время он должен был сохранять рассудок… каким-то образом. И надеяться, что хозяин не захочет держать его рядом, чтобы ещё больше наказать, хотя Том считал это маловероятным. Судя по тому, что он наблюдал до сих пор, «с глаз долой, из сердца вон», вероятно, было в порядке вещей, что его вполне устраивало. — Темпус, — рассеянно пробормотал Том, ожидая, что над его рукой появится время. Когда заклинание безрезультатно исчезло, он снова почувствовал прилив гнева и горечи. Чёрт бы побрал эту бестолковую… — оборвал он свои мысли. Гнев и горечь должны были поддерживать его мотивацию, но если он выпустит их наружу в неподходящий момент, то может полностью разрушить достигнутый прогресс и поставить под угрозу свою окончательную свободу. Подавив в себе эти чувства, он с помощью окклюменции создал в своём разуме ощущение спокойствия. Затем, накинув лежавшую на кровати одежду, спустился вниз. Не зная времени, он не хотел рисковать, опаздывая на ужин.***
Гарри потёр глаза, когда дошёл до конца руководства. Лучшее, что он мог сказать о нём, — это то, что оно было милосердно коротким. Всего пять разделов, и он смог прочитать его менее чем за полчаса. Как значилось на обложке, это было «Руководство по владению рабом в соответствии со стандартами поведения рабов 1786 года». Похоже, как сказал Кингсли, когда Гарри только очнулся, леди Магия не придумала ничего нового; она просто вновь ввела ритуал порабощения, который не использовался в качестве наказания с 1854 года. Гарри казалось, что это было очень давно, но, учитывая, как долго могут жить волшебники, вполне вероятно, что в Британии ещё живы пара-тройка волшебников или ведьм, которые знали о рабах того времени или даже вступали с ними в контакт. В руководстве пояснялось, как функционируют ошейники. Судя по всему, они были как минимум полуразумными и интерпретировали действия и намерения раба, поощряя за хорошее поведение и наказывая за плохое. По-видимому, это распространялось даже на мысли. Если раб думал о том, чтобы нарушить одно из основных правил, он мог почувствовать вкус наказания, которое последует, если совершит это. Как объяснило руководство, функция ошейника заключалась в том, чтобы облегчить жизнь хозяину. Вместо того чтобы следить за поведением раба, хозяин мог просто отдать команду, и ошейник обеспечивал её выполнение. А что касается основных норм поведения, изложенных в руководстве, то хозяину даже не нужно было приказывать рабу следовать им — они были заложены изначально. Со временем рабы естественным образом тяготели к действиям, которые приносили им вознаграждение, и отстранялись от действий, которые приводили к наказанию. И вуаля — идеально обученный раб, а хозяин и пальцем не пошевелил. Конечно, в руководстве подчёркивалось, что хозяин должен активно следить за дисциплиной рабов, поэтому, независимо от правил, обозначенных в руководстве, если хозяин чётко заявит, что хочет, чтобы его раб вёл себя иначе, ошейник примет это к сведению. Ознакомившись с жёстко закреплёнными правилами, Гарри слегка поморщился при виде некоторых из них, но в большинстве случаев они его не волновали настолько, чтобы он потрудился указать что-то другое. А вот правило о том, что раб может есть или пить только с разрешения хозяина… да, это он изменит. Он и сам частенько забывал поесть, ведь не зря единственными его питомцами были совы, которые могли сами о себе позаботиться. Тем не менее, это заставило его задуматься, как Волдеморт… Том… выживал последние несколько месяцев. Правда, Том сказал, что ел накануне… может быть, ошейник не был активен, пока Гарри не узнал о правилах? Это было единственное объяснение, которое пришло ему в голову. Предложенные наказания, приведённые в конце книги, определённо заставили его содрогнуться. Было ясно, что руководство было написано кем-то, кто даже не воспринимал рабов как людей. Гарри, конечно же, не стал бы следовать их рекомендациям, и ему даже не хотелось думать о том, что Гермиона сделает с ним, если он это сделает! Особенно что касается этих ужасов, Мерлин! Гарри начал понимать, почему Кингсли говорил, что Азкабан был намного мягче, дементоры и всё такое… Он отложил книгу и вздохнул, разминая мышцы, которые немного затекли от долгого неподвижного сидения. Что-то привлекло его внимание, и он вскочил, крутанувшись на месте, с палочкой в руке. Том стоял в дверях, небрежно прислонившись к косяку и сложив руки, и смотрел на Гарри странным взглядом своих красных глаз. Сердце заколотилось, и Гарри почувствовал прилив злости на этого человека за то, что тот подкрался к нему. Но тут в голову пришла мысль, которая заставила его внутренне ухмыльнуться. Он указал на руководство. — Здесь сказано, что в присутствии хозяина ты должен встать на колени, — нейтрально заметил он, гадая, как поступит мужчина, и наполовину надеясь, что он нарушит правило и будет наказан в качестве небольшой мести за то, что напугал его. К удивлению Гарри, мужчина не стал сопротивляться, а опустился на колени, и лишь небольшая вспышка гнева в его глазах и то, что он отказался склонить голову, были единственными признаками того, что Том был недоволен этим поступком. — Что-нибудь ещё, хозяин? — пробормотал Том обманчиво мягким тоном. Гарри почувствовал некоторую растерянность и решил снова сесть. — Ты читал это? — спросил он, взяв в руки руководство. — Нет. Хозяин. — А содержание тебе известно? — Нет, неизвестно, — ответил Том с лёгкой ехидцей. Он явно поплатился за это мгновение спустя, судя по легкому вздрагиванию. — Нет, хозяин, — исправился он вскоре после этого, его тон стал гораздо более уважительным. Гарри с интересом наблюдал за его реакцией. Очевидно, ошейник был довольно строг… Что ж, по крайней мере, он знал, что делать дальше. — Вот, — он бросил книгу Тому. Тот поймал её, хотя и слегка замешкался от неожиданности. Гарри встал. — Почитай, пока я готовлю ужин. Я немного изменю некоторые из этих правил, но, по крайней мере, если ты знаешь их содержание, мы будем работать по одному и тому же сценарию. Я позову тебя, когда ужин будет готов, — он двинулся к двери, но перед самым выходом остановился. — Кстати, тебе разрешено использовать мебель в этом доме по назначению, если ты не будешь её намеренно портить. Уверен, ты будешь благодарен, если не будешь вынужден постоянно сидеть на полу, — последнее он произнёс с изрядной долей сарказма, поскольку был уверен, что Том ничуть не будет благодарен. Занимаясь приготовлением ужина, он обдумывал всю информацию, которую только что узнал, и думал о том, что скажет Тому, когда закончит. Он решил, что они смогут поговорить после ужина, как раз к тому моменту, когда начал накладывать спагетти болоньезе. Поставив еду на стол, он позвал Тома. Мужчина появился в дверях через несколько мгновений. Он замешкался, увидев, что стол накрыт на двоих и Гарри уже сидит за одной тарелкой, затем занял второе место. Он ждал, хотя Гарри видел, как тот жадно смотрит на еду. Хм, значит, он следует правилам, не так ли? — Ты можешь поесть, — тихо сказал ему Гарри, начиная ковыряться в своей тарелке. — Поговорим после еды, — Том посмотрел на него с минуту, и Гарри не смог расшифровать его взгляд, а затем тоже принялся за еду. Они оба молча поглощали пищу. Гарри пропустил обед, потому что увлечённо убирал комнату на втором этаже. Без Кикимера, который напоминал ему о необходимости поесть, он забывал об этом, как только начинал заниматься делом. Том же, судя по всему, почти ничего не ел за последние пару дней, так что Гарри не мог винить его за голод. Когда они оба закончили, Гарри взмахом палочки отправил посуду в раковину. После ещё нескольких применений бытовой магии посуда была вымыта, высушена и убрана. Честно говоря, это была лучшая идея в его жизни — расспросить Молли о бытовых чарах: он хотел отвлечь её от смерти Фреда, но знания действительно оказались очень полезными. Правда, он по-прежнему готовил вручную — ещё не привык ко всем кулинарным заклинаниям, которые она ему продемонстрировала. Каждый раз, когда он приходил в гости, она давала ему уроки с парой новых заклинаний, которые могли ему понадобиться. — Пойдём, — сказал он старшему мужчине и повёл его обратно в гостиную. Расслабившись в своём обычном кресле, он наблюдал за тем, что Том будет делать дальше. Мужчина на мгновение замешкался, но затем шагнул ближе и опустился на колени. Однако не опустил глаз, позволяя Гарри увидеть тлеющий в них вызов. Если быть честным, Гарри должен был признать, что рад этому, несмотря на то, что говорилось в книге — если бы мужчина притворился полностью покорным, он бы понял, что тот что-то замышляет. В действительности же он подозревал, что Том скорее выжидает удобного случая, чем готовит заговор. По крайней мере, Гарри верил, что бывший Тёмный Лорд не оставит его умирать, если сможет хоть чем-то помочь, учитывая, что его жизнь была связана с жизнью врага. И он был относительно уверен, что этот человек не сможет причинить ему вреда из-за магии ошейника. Так что, до тех пор, пока он заперт в доме, Гарри не думал, что раб может доставить много неприятностей. Он понял, что просидел так достаточно долго, безучастно уставившись на стоящего перед ним на коленях мужчину. Руки Тома были сжаты в кулаки, но он не отводил взгляда, и со временем вызов сменился гневом. Казалось, он не мог смириться с тем, что может проиграть в очередной маленькой битве характеров. В тот момент Гарри действительно было безразлично, поэтому он моргнул и, прочистив горло, демонстративно устремил взгляд на огонь. — Итак, ты прочёл книгу? — когда мужчина не ответил, он обернулся и поднял брови в ожидании. — Да, хозяин, — ответил Том, его тон был слегка непочтителен, но явно в пределах нормы, чтобы ошейник не наказал его. Гарри кивнул. — Отлично. Что ж, я не собираюсь менять большинство из этих правил. Честно говоря, я думаю, что ты заслуживаешь немного унижений после всего, что сделал, и всей той боли, которую причинил, — заметив, что его тон начинает повышаться, он сдержал свой гнев и спустя мгновение продолжил: — В общем. Итак, я собираюсь изменить правила, с которыми не могу жить. Во-первых, еда и вода… — он сделал небольшую паузу, наблюдая за реакцией Тома. Когда по его лицу пробежала дрожь, он почувствовал удовлетворение… за которым тут же последовало чувство вины. После опыта общения с Дурслями часть его самого — вероятно, та часть, которую он называл «Гермиона», — испытывала отвращение к себе за то, что позволяла кому-то хоть на мгновение поверить, что он откажет им в базовых потребностях без причины. И, честно говоря, к черту всё, что написано в книге, — одной миски каши в день было недостаточно, чтобы не умереть с голоду. Отбросив оба чувства, он поспешил продолжить. — Я не собираюсь указывать тебе, когда ты можешь есть или пить. Если ты голоден, иди и приготовь себе что-нибудь. Если хочешь пить — выпей воды из-под крана. Тебе разрешается есть любую еду из кухонных шкафов, если я не скажу тебе этого не делать. Алкоголь запрещён. Всё ясно? — спросил он, глядя прямо в пунцовые глаза. — Да, хозяин, — ответил мужчина тем же граничащим с неуважением тоном, что и раньше. Гарри было всё равно — если бы Волдеморт начал говорить с ним уважительно, когда его не заставляли, он бы сразу же вышел из комнаты и отправился в больницу Святого Мунго, чтобы провериться на зелья или заклинания. Потом он напомнил себе, что это больше не Волдеморт. Без его магии, без его Пожирателей смерти, с каждым приказом Гарри, подкрепляемым магией, от страшного Тёмного Лорда мало что осталось. — Хорошо. Я рассчитываю на то, что мы будем ужинать вместе каждый день, поэтому не ешь много непосредственно перед этим. Тебе также запрещено пить любые зелья без разрешения. Если ты по какой-то причине ранен или болен, приди и скажи мне. Я не оставлю тебя страдать… если ты не вызовешь моего неудовольствия, — злобно добавил он. — Это также касается и любых несчастных случаев, произошедших по твоей вине. Расскажи мне об этом — я не стану наказывать тебя, если это действительно был несчастный случай, но если я узнаю, что ты что-то скрыл, я определённо это сделаю. И ещё, — он наклонился вперёд, и его взгляд впился в красные глаза Тома, не оставляя сомнений в том, что он хотел передать следующими словами. — Не. Лги. Мне, — он сделал паузу, пока не увидел подтверждения во взгляде своего раба. Удовлетворённый, он снова откинулся на спинку кресла. — Я знаю, что ты будешь строить козни и пытаться повернуть всё по-своему. Но если ты хоть раз намеренно солжёшь мне, я заставлю тебя страдать. И если ты думаешь, что я не знаю, как это сделать, значит, последние два года ты был недостаточно внимателен. Том отвёл глаза, и Гарри увидел, что его сжатые руки начали слегка подрагивать. Он не был уверен, от чего это происходит — от гнева, страха или их смеси, но тёмный зверь внутри него, хорошо откормленный за годы войны, был удовлетворён. — Далее — мебель. Как я уже говорил, тебе разрешено ею пользоваться. — Тогда могу ли я сесть на стул, хозяин? — спросил мужчина, его тон не выражал покорности. Гарри сделал вид, что обдумывает вопрос. — Не сейчас. Я думаю, что когда мы ведем серьёзные разговоры, подобные этому, мы должны чётко понимать, кто здесь хозяин, а кто раб, — раздался слабый звук, похожий на смешок. — Я и не знал, что это ваш кинк, хозяин, — ехидно сказал Том. Затем поморщился, когда ошейник наказал его, очевидно, он переступил грань, которую ошейник провёл между допустимым и непочтительным. — Простите за непочтительность, хозяин, — поспешно сказал он, его тон стал более уважительным. Очевидно, это подействовало, так как морщины на его лбу разгладились. — Это не так, — наконец ответил Гарри, вытесняя ту часть себя, которая, возможно, слишком сильно наслаждалась видом Тома Риддла, стоящего перед ним на коленях. — Но это кажется… справедливым… что ты вынужден страдать от того, через что ты заставлял проходить своих Пожирателей смерти. Не говоря уже обо всех остальных. В конце концов, — продолжил он, ощущая, как внутри вновь поднимается гнев, — разве не ты однажды заставил меня поклониться? Поклониться перед своей смертью, не так ли? — его тон мог бы показаться праздным, если бы в нём не чувствовался отголосок былой ярости. — Ну что, смерть, каково тебе теперь, когда ты вынужден склониться перед тем, кого ненавидишь? Руки снова сжались в кулаки, Том опустил голову. Гарри подозревал, что это скорее для того, чтобы скрыть ненависть, которая, несомненно, горела в его глазах, а не из-за раскаяния или покорности. Гарри не стал настаивать на этом — осознания того, что человек, мучавший его, мучавший многих, находится полностью в его власти и не может его убить, было достаточно, чтобы усмирить эмоции. Он сделал ещё пару глубоких вдохов и откинулся в кресле. — В свободное время ты можешь читать, но только романы. Если захочешь прочитать другой текст, сначала принеси его мне, чтобы я разрешил. Ясно? — он подождал, пока прозвучит возмущённое подтверждение, и продолжил: — Но, возможно, у тебя не будет много свободного времени. Этот дом был заброшен в течение многих лет. Я пытаюсь отремонтировать его, и, вероятно, это будет моей задачей на ближайшие несколько месяцев, ты поможешь мне с этим, а пока можешь поддерживать чистоту в той части дома, которая уже отремонтирована. — Мне казалось, вы сказали, что не планируете, чтобы я готовил и убирал? — сказал Том немного обвиняющим тоном. — Хозяин, — быстро добавил он. Гарри пожал плечами. В книге предлагалось давать рабам много работы, чтобы они не становились проблемными. Конечно, то, как это было сформулировано в книге, делало их напоминающими собаку или кошку, но Гарри был согласен с этим мнением — давать Тому много времени на размышления было, безусловно, плохой идеей. — Я сказал, что не думаю, что это твоя сильная сторона, а не то, что ты не будешь этим заниматься. Готовить ужин, как я уже сказал, мы будем по очереди, а в остальное время разберёмся сами. Уборка… ну, я не люблю этим заниматься, а поскольку оба домовых эльфа, которые у меня были, погибли от рук твоих Пожирателей Смерти, мне кажется правильным, чтобы ты занял их место, — его тон был мягким, но эмоции, бурлившие внутри, таковыми не являлись. Воспоминание о Добби, когда он принял нож, предназначавшийся для Гарри… Воспоминание о возвращении на площадь Гриммо после окончания войны — они избегали дома с тех пор, как увидели, что поблизости затаились Пожиратели Смерти — и обнаружили в прихожей изуродованное, давно мёртвое тело Кикимера… Гарри отогнал эти мысли. Он оплакал их обоих, и размышления об их смерти никому не принесут пользы — он усвоил это на собственном горьком опыте. — Пока что я не жду гостей, но если они появятся, ты должен вести себя уважительно и по возможности не мешать. Надеюсь, это не составит особого труда, — его тон и пристальный взгляд предупреждали Тома, что лучше бы этого не делать. — Хм, что ещё? Я не жду, что ты будешь полностью обслуживать меня — на самом деле, думаю, нам обоим будет лучше, если ты будешь держаться от меня подальше, насколько это возможно. Если ты мне нужен, я позову тебя или пришлю патронуса. В таком случае я ожидаю, что ты придёшь как можно быстрее, если только не подвергнешь этим опасности себя или кого-либо ещё. Он на мгновение задумался о других правилах. — А также правило о том, что нельзя говорить без разрешения… Если ты будешь уважительно разговаривать со мной или с кем-либо ещё в этом доме, я не вижу необходимости ограничивать твою способность разговаривать. Однако, не испытывай меня слишком сильно, — предупредил он, зная, что мужчина обязательно проведёт проверку. Гарри обдумал то, что он уже сказал и что собирался сказать. Больше он ничего не мог придумать. — Есть вопросы? — Что насчёт моей… магии, хозяин? Гарри посмотрел на него, его ленивый взгляд не соответствовал напряжению, возникшему при этом вопросе. — А что с ней? — Смогу ли я её использовать? Может быть, для уборки, которую вы от меня требуете? — тон Тома был очень вежливым, и Гарри доверял ему гораздо меньше, чем граничащему с неуважением тону, который тот использовал ранее, — как змее, способной ужалить. — Нет, — недвусмысленно ответил он. — На данный момент тебе запрещено использовать любую магию и по любому поводу. Ты понял? Том сжал кулаки так сильно, что сухожилия побелели. — Но почему, хозяин? — спросил он, явно борясь со своей яростью и стараясь сохранить голос как можно более нейтральным. — Потому что моё слово — закон для тебя, и я не могу тебе доверять, — твёрдо сказал Гарри, внимательно наблюдая за ним. Если он и мог однажды потерять контроль над собой и попытаться напасть, то это был именно такой момент. Том явно боролся с желанием свернуть Гарри шею или сделать ещё что-нибудь столь же жестокое, но, не считая нескольких подёргиваний, вызванных предупреждением ошейника о том, что он собирается нарушить одно из основных правил, ему удалось сохранить самообладание. Гарри решил дать ему поощрение в качестве награды за сдержанность. — Если ты сможешь следовать правилам и докажешь мне, что я могу хоть немного доверять тебе, я дам доступ к достаточному количеству магии, чтобы помочь тебе с уборкой. Он полагал, что вместе с возможностью читать нехудожественные книги это будет достаточным стимулом для Тома, чтобы он подыгрывал ему, если вознаграждение от ошейника — что бы ни говорилось в руководстве — окажется недостаточным. В конце концов, загнанная в угол крыса была самой опасной — независимо от того, насколько мало угрозы Том представлял для Гарри в данный момент, если он когда-нибудь начнёт ненавидеть свою жизнь настолько, что не захочет её проживать… Гарри не мог быть уверен, что он будет в безопасности в таком случае. — Есть ещё вопросы? — спросил он, немного нетерпеливо ожидая, когда всё закончится. В конце концов, это было не слишком весело. Том на мгновение задумался, затем покачал головой. — Хорошо. Тогда я посижу здесь и расслаблюсь. А ты делай что хочешь, только не создавай неприятностей. Я жду, что завтра в девять утра ты будешь здесь и будешь готов отправиться за покупками, — он увидел, как Том открыл рот, словно желая заговорить, но колебался. — Да? — спросил он с ноткой раздражения. Неужели они не могли уже закончить этот разговор? — Хозяин… как мне определить время? — Гарри нахмурился. Что это был за вопрос? Пользуйся часами, ради Мерлина. Он открыл рот, чтобы с сарказмом сказать об этом Тому, но потом остановился. Были ли в той комнате часы? Да и вообще в любой комнате, если уж на то пошло? Он всегда использовал Темпус для определения времени, доведя его до беспалочкового, поэтому не замечал. Вообще-то единственные часы, о которых он знал, были здесь, в гостиной. — Я разбужу тебя в половине восьмого, — сказал он после недолгого раздумья. — Добавим часы в список завтрашних покупок. — Спасибо, хозяин, — ответил Том, и в кои-то веки это прозвучало искренне. Гарри со смущением подумал о том, что Волдеморт… Том благодарит его, и рассеянно отмахнулся от этой мысли. Взяв в руки книгу о чарах, которую должен был прочитать перед тем, как продолжить обучение в Хогвартсе, он дал понять, что разговор окончен. Через несколько мгновений заметил, как Том встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Скатертью дорожка.***
Том шёл по коридорам своего нового дома с рассредоточенным вниманием. Отчасти он был полон решимости изучить планировку этого места, в котором ему предстояло жить в обозримом будущем. Другая его часть размышляла над только что состоявшимся разговором. Он узнал много нового, возможно, даже больше, чем думал сам мальчишка. Он устал от дня, который был чересчур наполнен неожиданностями и болью, но мысли слишком сильно метались, чтобы позволить ему уснуть. Во-первых, ошейник. Благодаря чтению руководства он стал гораздо лучше понимать, что именно от него требуется, что было бесценно для избежания наказаний и получения поощрения. Это возымело и другой, неожиданный эффект: теперь он понял, почему охранники никогда не рассказывали заключенным о правилах, а позволяли самим узнавать, наказывая, когда они случайно их нарушали. Казалось, если он следовал какому-то правилу без указания хозяина или ошейника, то получал порцию удовольствия, но значительно меньшую, чем если бы его предварительно наказали за это или приказали сделать это. На первый взгляд это выглядело несколько нелогично — если наибольшую дозу удовольствия он получал после наказания или приказа, то какая польза от того, чтобы быть послушным и проницательным? Но в этом и заключалась вся хитрость — удовольствие после боли приучало раба к покорности, а затем маленькие капельки другого удовольствия заставляли раба гнаться за ними, выпрашивая приказы и, по сути, стремясь угодить, потому что отчаянно нуждался в этой дозе удовольствия и одновременно пытался избежать боли. И, конечно же, хозяин обладал способностью вознаграждать через ошейник, без сомнения, доставляя такое же ошеломляющее удовольствие, как наказание причиняло невыносимую боль. По крайней мере, так Том понял из руководства. Уже ощутив несколько раз слабый привкус удовольствия, он почувствовал, насколько это соблазнительно. Возможно, в некоторых случаях это имело бы неприятные последствия — Волдеморт был уверен, что в случае с Беллатрисой так и будет, ведь он знал, что она была мазохисткой на протяжении десятилетий, — но в большинстве случаев эта система сработает просто замечательно. Второй важной вещью, которую он узнал, было то, что мальчик оказался не таким уж «светлым», как он думал. Том полагал, что такие правила, как требование вставать на колени в присутствии хозяина или запрет пользоваться любыми вещами хозяина без его разрешения, будут немедленно отменены. Но это было не так. И его попытка уломать мальчишку позволить ему выйти из положения покорности провалилась — он недооценил количество обиды и гнева, направленного против него. Значит, ему придётся учитывать это в своих действиях. К сожалению, похоже, ему придётся вытерпеть хотя бы немного боли, чтобы удовлетворить тьму внутри мальчика. В противном случае, скорее всего, мальчишка вынудит его, сознательно или бессознательно, и Том предпочёл бы, чтобы выбор оказался в его руках, а не в руках его хозяина. Это было… раздражающе, то, что мальчишка запрещал ему читать что-либо, кроме романов. Надо будет проверить — в конце концов, технически исторические книги можно считать рассказами, так что, возможно… Что ж, он попробует при первой же возможности. Если в данный момент это и было запрещено, то, по крайней мере, ему не запрещали читать книги своего хозяина, как это было в случае с руководством. В голове у него уже вовсю крутились планы, как получить необходимую информацию. Что же касается уборки… в общем-то, ничего другого ему и не следовало ожидать. Если бы они поменялись местами, он пытал бы и унижал своего соперника настолько сильно, насколько это было возможно, сохраняя ему жизнь как символ поражения Света и собственного превосходства. Приходилось признать, что уборка вручную была лучше, чем это, хотя и ненамного. И мальчишка не сказал, что у него никогда не будет доступа к магии; более того, он оставил просвет для возможности использования Томом магии во время уборки. Конечно, не потребуется слишком много усилий, чтобы перейти от этого к предоставлению доступа к его магии под наблюдением, а затем и свободно. Разумеется, если Том сумеет «доказать» мальчику, что достоин доверия. Как он собирался это сделать… он был уверен, что позже у него появятся идеи, даже если сейчас их немного не хватает. А пока он будет наблюдать, будет ждать, будет подчиняться и будет терпеть. В конце концов, придёт его время, и тогда… тогда Лорд Волдеморт восстанет вновь. Удовлетворённый своим планом, Том почувствовал, как к нему подкрадывается усталость — энергия покинула его во время ходьбы. Он вернулся в свою комнату и лёг на кровать, наслаждаясь мягкостью матраса и одеяла так же сильно, как ранее наслаждался вкусом еды. Беспамятство быстро пришло к нему. Последняя мысль, которую он запомнил, была также наполнена удовлетворением от того, что теория подтвердилась — на протяжении всех его размышлений ошейник оставался спокоен, тем самым доказывая, что не может прочитать его намерения, пока они не нарушают никаких правил. С этим можно было работать.