сгорающий

У осенних дней была пренеприятнейшая привычка проноситься мимо вихрем цветной прелой листвы, оставляя после себя тоску по солнечным дням каникул и ощущение предстоящей зимы. В этом году оно нагрянуло ещё раньше — в конце октября, ударив по деревьям следами инея. Цзин Юань не любил зиму. Она напоминала ему о празднике, которого он был лишён, о необходимости ехать домой, чтобы держать лицо семьи, и о зимней сессии, на которой нужно быть лучшим. Инсин говорил ему, что он — глупое стадо, которое ничего не понимает, и если бы Цзин Юань был грубее, то расхохотался бы прямо в лицо. Инсин, сам того не подозревая, давил такими словами на самое больное место. Конечно, больно не быть лучшим, когда ты истово этого хочешь, но что делать, если это твоя прямая обязанность, а твои желания никого и близко не волнуют? Быть частью стада, разумеется. Цзин Юань усмехнулся сам себе под нос. Зацепило ли его это? Да, иначе он не копил бы в себе такую горькую насмешку. Зацепило в качестве оскорбления? О, нет, вряд ли. Зацепило, потому что исходило со стороны Инсина? У него, тем временем, все было отлично. Он чаще пропадал на тренировочном поле, вооружившись метлой, с разрешения профессора Флитвика собирался поучаствовать в ближайшем зимнем матче по квиддичу против Слизерина и отправил парочку писем в Дурмстранг. Декану Ларге — подробный рассказ о последних месяцах с прикрепленным табелем по успеваемости. Роло и его маленькому брату — немного хвастовства на бумаге и бутылку тыквенного сока. Другим знакомым — парочку жалоб на местную систему обучения и некомпетентных преподавателей. И стоило радоваться, что почта здесь не читается — в противном случае у Инсина не было бы никакого желания сказать хоть слово правды. Он вообще впервые в жизни писал кому-то письма не делового характера. Оказалось странно и самую малость сложно; к тому же, местный филин, нагруженный бутылкой сока, больно клюнул его в руку. Почему-то именно в этот момент особенно остро всплыла отстраненность от всех, даже от тех, кто был его социальной группой. Не здесь, конечно. В Дурмстранге. В Хогвартсе никакой социальной группы не было и быть не могло — Инсин точно знал, что не собирается привязываться. Даже если это кто-то интересный до одури, вроде Цзин Юаня. Ведь какой в этом смысл, если им предстоит знать друг друга один год в своей жизни, правильно? Разумеется, правильно. Ведь с точки зрения Инсина привязанности формировались четко и последовательно, как трансфигурационные связи, и если ты хорошенько разобрался в воздействии на предмет на молекулярном уровне, то никак не ошибешься, превращая канарейку в букет цветов. Разве может отлаженный, перспективный человеческий мозг засбоить и нарушить длинную логическую цепочку, подкрепленную фактами? Так что когда Цзин Юань поднялся в совятню, Инсин улыбнулся ему только краешком губ и сдержанно кивнул в знак приветствия. Цзин Юань легонько хлопнул его по плечу в ответном жесте и зевнул, прикрыв рот ладонью. В руках у него было всего одно письмо, подозрительно похожее на свернутую в трубочку копию табеля по успеваемости, подвязанную красной ниткой — Инсин знал, потому что какая-то крошечная, нелепая сова улетела с таким же к декану. Интересно, для кого оно? Для родителей? — Ты рано, — сказал Инсин, и Цзин Юань снова зевнул, привязывая письмо к совиной лапке. — Воскресенье же. Не спится? — Постепенно перенимаю твой режим, — пошутил Цзин Юань. У них устоялась какая-то своя идиллия — Инсин каждый день вставал в пять утра и либо уходил, либо безмолвно что-то читал и писал, не создавая лишнего шума, а Цзин Юань просыпался без пятнадцати минут и ровно в десять уже стоял вместе со всеми перед нужным кабинетом. В воскресенье его сон мог длиться и до полудня, если еще не дольше. Инсин никогда не мешал и не лез не в свое дело, а чужой комфорт — уважал. Ему, правда, казалось, что Цзин Юань чем-то болен, потому что здоровый человек не мог спать по пятнадцать часов в день, буквально отдыхая от одной недели до другой. — Инсин, ты сегодня свободен? — А что ты хочешь? — Позаниматься, — Цзин Юань зябко закутался в мантию, пряча руки в широких рукавах, — с тобой. То, что мы обсуждали в четверг, помнишь? Справедливости ради, Инсин бы сам не вспомнил. Цзин Юаню уже пару недель было отведено по несколько строчек в его ежедневнике, но помимо него там стояло столько пунктов, что впору было бы рехнуться, особенно вкупе с семичасовым сном. А обещана ему была хорошая, длительная практика по невербалике — Инсин не спешил переводить его на беспалочковую магию без предварительной подготовки. Невербалику изучали даже в Хогвартсе на шестом курсе, но этому уделялось так мало внимания, что Инсин едва подавил гневную тираду, стоило ему об этом узнать. Проклятому магловедению и всемирной немагической истории выделили больше часов, чем важнейшему магическому навыку. — Как ты себя сейчас чувствуешь? — Нормально, — соврал Цзин Юань, но, чтобы не привлекать к этому внимание, добавил: — Кошмары только мучают. Одному Мерлину было известно, как Цзин Юань был счастлив, что у него уже была база для занятий беспалочковой магии — новичок бы тронулся умом от этих завышенных требований и странных материй, которые Инсин так любил трогать кончиками пальцев. В его волшебстве было что-то темное, тяжелое, даже несмотря на визуальные чудеса, которые он создавал, и пусть Цзин Юаню подобные методы не навязывались — все равно он ощущал, какие они с Инсином разные. Как тяжело подражать, учиться у того, кто слишком концентрировался на… неоднозначной магии. Да, это было хорошее, нейтральное слово. Неоднозначная — чтобы никого не задевать. — Ты хорошо справляешься, — похвалил Инсин. — Прочел свиток, который я тебе оставил? — Да, — Цзин Юань кивнул. — Знаешь, это довольно смелые суждения. Кто такой Отто Ларге? Мне очень интересно то, что он пишет, но я никогда раньше не слышал этого имени. — Это мой декан, — ответил Инсин просто. — У него довольно узконаправленные работы, по большей части касающиеся… м-м… неоднозначных материй. Не всегда темных, скорее, пограничных. — Надо же, — Цзин Юань усмехнулся и пропустил Инсина первым в дверь совятни. — Мне так понравилась одна его мысль, что я даже выписал ее себе. Честно говоря, я еще никогда ничего подобного не слышал. «Волшебство есть источник великой силы, скрытой внутри каждого мага, и частое использование любых магических оружий приводит к разнузданности; молодые люди становятся беспомощны без куска дерева, являющегося не более, чем проводником их собственной энергии». Это так… — Умно, — согласился Инсин не без нотки гордости. — Декан Ларге — великий человек, и он совершенно прав. В Хогвартсе его слова актуальны как никогда. — Опять он находит любой повод пожурить Хогвартс, — Цзин Юань беззлобно пихнул его локтем в бок и опередил на пять ступенек, чтобы не получить сдачи. Ровно через две секунды его настигла небесная кара в виде Инсина, дернувшего за белый хвост волос. — Не нападай со спины, эй! — Это правда, — Инсин продолжил совершенно невозмутимо, с трудом спрятав улыбку. — Постоянное использование палочки еще никого до добра не доводило. Это как постоянно ходить, опираясь на кого-то всем телом. Много-много лет подряд. Потом, когда нужно будет бежать… — Думаешь, всем в жизни придется использовать магию, как средство обороны? — Надеюсь, что нет, — ответил Инсин серьезно, и Цзин Юань тут же перевел тему, уловив напряжение в голосе: — А то, что он писал про альтернативы волшебной палочке — это правда? Можно взять любой предмет и сделать его проводником? — Любой, — подтвердил Инсин, — Это чуть более усложненные магические порталы. — То есть… — Цзин Юань наклонился и сорвал сухую былинку, вдумчиво повертев ее в пальцах, — например?.. — Почему нет? Камень, травинка, меч, вилка… Лента из твоих волос. Но, как и писал декан Ларге, не все из них будут вечными. Травинка истлеет, камень расколется. Даже волшебные палочки не вечны. И забавно, конечно, что сильнейшая из них была просто сломлена с бузинного дерева. Даже сердцевины не имела. — Ты кладезь информации, — Цзин Юань хмыкнул, уже не в первый раз пораженный эрудированностью Инсина. — Есть хоть что-то, чего ты не знаешь? Инсин не знал многого, пусть теоретической и практической сферы это не касалось. Но Цзин Юаня это в какой-то степени умиляло — низкий уровень социализации не казался ему отталкивающим. Он услышал об этом, когда они играли в магические кости, с помощью собственных сил пытаясь выбросить на двух кубиках наибольшую комбинацию чисел. Чтобы было интереснее — после каждого хода проигравший отвечал на не слишком личный вопрос, и Цзин Юань, заряженный этой мотивацией, через раз выкидывал двенадцать. Инсин щурился и не поддавался, сводя все своими стараниями в ничью, но не от всех ответов удалось уйти. Один из вопросов Цзин Юаня звучал так: есть ли что-то, что тебе хотелось бы изменить в своем характере? Инсин был честен, и Цзин Юань отвечал ему тем же. После игры их общение пошло как-то легче, и Цзин Юань, сам не зная, почему, задался целью познакомить его с друзьями поближе. С Ханьей, Сюэи, Дань Хэном, Март, близнецами, Фу Сюань. Возможно, даже с Тинъюнь, но это уже было под большим вопросом — Инсин был не лучшей кандидатурой для преодоления ее страхов и комплексов.

***

— Когда ты делаешь такие пассы руками — я сразу понимаю, какое последует заклинание, — Инсин цыкнул, без какого-либо труда отбивая безмолвное «инкарцеро» со стороны Цзин Юаня. — В чем сложность, Юань? Что за детские заклинания ты используешь? — Ты ждешь, что я в тебя кину непростительным? — Цзин Юань поджал губы, отводя палочку в сторону. Они еще не касались беспалочковой магии на практике, а в невербалике Инсину, видимо, не было равных. Он контратаковал быстрее, чем Цзин Юань успевал подумать, какое заклинание лучше всего использовать, и даже не напрягался — так, лениво блокировал, будто отмахивался палочкой от назойливой мухи, не больше. Собственную хотелось швырнуть в сторону и напасть с голыми руками по завету дурмстрангского декана. Было бы больше толку. — Не опускай палочку, пока стоишь напротив меня, — Инсин нахмурился и кинул заклинание легкого удушения — Цзин Юань блокировал барьером, заставив его рассыпаться снопом золотых искр. — Кто учил вас правилам? Вместо ответа Цзин Юань швырнул очередным заклятием, и Инсин сжал его в ладони, заставив затихнуть. Он даже не старался, и сейчас, спустя три часа тщетных попыток Цзин Юаня хотя бы задеть Инсина чем-то из своего арсенала, он чувствовал себя чертовски уставшим — даже раздраженным чужой идеальностью. Было бы это их первым занятием — возможно, сдавленный смешок бы и не вырвался. Но по виску от напряжения скатилась уже не первая капля пота, щекотно обогнув линию челюсти. Почему-то именно сейчас ему вспомнилось, как выглядят разочарование. Оно двулико — это поджатые тонкие губы, прищуренный взгляд отца и слезы матери, бросавшейся в плач… всегда. Плач, крики и прижатая к груди ладонь, дополнявшаяся стенаниями: «Дурно, дурно… Врача мне!». В три года у Цзин Юаня рвалось сердце, и он ревел, умоляя «мамочку» не умирать; сжимался, пряча руки за спиной, чтобы отец не видел, как сильно ему стыдно. К десяти годам прошли слезы и стыд, с тринадцати началась божественная актерская игра, имитирующая глубокое раскаяние. Но всякий раз — дерущая кишки пустота внутри, давящая всей своей десятитонной тяжестью. И… И, кажется, он начинал ее чувствовать сейчас. Как мог бы выглядеть разочарованный Инсин? О, у Цзин Юаня было в голове целых два варианта. Первый — тот, в котором Инсин хмурился, сводя густые светлые брови на переносице, и его глаза необыкновенного цвета темнели, напоминая собой уже не сиреневое предзакатное небо, а грозовую тучу. Уголки губ ползли вниз, и он с долей неприязни — она была его неотъемлемой спутницей в такие моменты, — говорил, что их занятия окончены, а из Цзин Юаня не выйдет никакого толка. Второй был хуже. Во втором для Инсина он оставался такой же серой массой, как и весь Хогвартс, так что разочарование не читалось ни в глазах, ни в губах. Как будто Инсин ожидал, что так будет, и что браться за обучение бессмысленно. А Цзин Юань-то, дурак, думал, что беспалочковая магия — это его козырь в рукаве. Что Инсина с его знаниями можно чем-то удивить и если не обойти, то хотя бы встать рядом, на одну ступеньку. Как же, мечтай. Рука с палочкой медленно скользнула вниз. — Давай закончим. Прозвучало ровнее, чем Цзин Юань от себя ожидал. Инсин тоже опустил палочку и сделал несколько шагов навстречу. В его глазах вспыхнуло что-то странное — Цзин Юань прежде не видел в них ничего подобного. — Что случилось? — Ничего, — тяжелая мысль насильно была задвинута на дальний план, и Цзин Юань смог относительно беззаботно улыбнуться. Инсин нехорошо прищурился. — Цзин Юань, — он впервые за долгое время обращался к нему так. Цзин Юаню не понравилось — они будто снова брали друг с другом дистанцию, которой ему совсем- совсем не хотелось. — Я не знаю, кто сказал, что это хорошо работает, но врать ты совсем не умеешь. Ауч. Подлая клевета — Цзин Юань был превосходным лжецом, способным наплести кому угодно и что угодно. До этого момента он считал, что с Инсином все работает так же… Но какого-то черта с Инсином все было не так. От начала и до конца. Какая вообще разница, что подумает о нем дурмстрангец, которого после выпуска он скорее всего никогда не увидит? Откуда эти взгляды, откуда мысли и странный, почти нездоровый интерес ко всему, что его касается? И откуда эта потребность не быть частью стада в его глазах? …О, Мерлин. Осознания хуже у Цзин Юаня еще не случалось. Он тактично промолчал, медленно пряча палочку в рукав мантии. Инсин последовал его примеру, убрал свою за манжету косоворотки, и протянул ладонь, приглашая следовать за ним. Цзин Юань на секунду подумал взяться за его пальцы, но это была такая глупая и неуклюжая мысль, что он моментально постарался о ней забыть — лишь бы не умереть от собственной нелепости. Инсин вел его куда-то к озеру. Цзин Юань отметил это мельком, не слишком сосредотачиваясь на направлении. По дороге приветственно махнул Ханье и Сюэи — обе в тренировочной форме, кажется, уже с поля. Каждый тратил выходной на что-то приятное, и только переоценивший собственные силы Цзин Юань решил отдать его самокопаниям и триггерам из детства. Уж лучше бы тихо и мирно спал свои положенные пятнадцать часов. — Сложно получается, — Инсин подал голос только на берегу, опустившись прямо на каемку сухой гальки, обкатанной волнами. Цзин Юань несколько растерянно опустился рядом, не возражая, но и не понимая, зачем они сюда пришли. — Ты так уверенно говорил, что не у всех в жизни цель стать лучшими. И я прикинул… — он бросил на Цзин Юаня долгий взгляд, — что ты староста, капитан команды, отличник и стремишься к постоянному развитию, даже если не хочешь уделять ему столько времени, сколько мог бы. И сейчас… Тебя так сильно задевает, что ты не можешь со мной справиться? Как-то резко все переигралось. Теперь не Инсин выглядел надменным гордецом, считающим всех стадом, а он, Цзин Юань, предложивший на досуге подумать об альтернативной точке зрения, казался недалеким глупцом. — Просто устал, — Цзин Юань, увы, не трепетал от мыслей об откровенности с Инсином. Наверное, они были слишком мало знакомы для душевной близости. И, видимо, достаточно — для этих странных эмоций. Ну какая глупость. — Хорошо, — согласился Инсин легко. — Тогда я просто скажу, что занимаюсь этим седьмой год, а ты только начал. Справляешься отлично. И закроем тему. Цзин Юань медленно моргнул и поднял взгляд. Инсин же размахнулся, кидая по воде плоский булыжник, оставивший парочку кругов. — Когда мне было одиннадцать, у меня не получалось очень простое контрзаклинание к адскому огню, — он подхватил еще один камень, медленно перекатывая его в длинных пальцах, прежде чем выкинуть. — Ерунда, правда, там и делать-то нечего. Но что-то меня стопорило добрые пару недель. Так что Декан Ларге оставил меня после занятий и упражнялся со мной девять часов подряд. — Без отдыха? — Ага, совсем. На шестой час я даже заревел от усталости. Сказал, что не буду продолжать, но в итоге - все равно сделал. — Это не… — Цзин Юань запнулся, подбирая слова. — Не слишком… жестоко? Ты же был ребенком. — Жестоко, — согласился Инсин, откидываясь назад и опираясь на руки. — Для одиннадцатилетки. Для меня сейчас — хороший урок, когда я понял, что нет совершенно ничего, что было бы мне неподвластно. Понимаешь? — Отчасти, — осторожно ответил Цзин Юань, пытаясь не представлять эту жуткую картину. Прочитанный свиток резко заиграл новыми, не самыми лицеприятными красками. — Хочешь, чтобы и мы так занимались? Он едва слышно усмехнулся, визуально возвращая себе привычный легкий настрой. Инсин посмотрел каким-то странным взглядом, но то ли решил оставить комментарии при себе, то ли так и не понял, что говорить на этот счет. — Не-а, я столько и сам не вынесу. Просто хочу, чтобы ты дал себе время. Ты долгое время был лучшим среди болота, так что расслабиться в таких условиях — нормально. — Но в квиддиче я тебя побеждаю, — сказал Цзин Юань и легонько толкнулся плечом в плечо. Инсин ответил тем же, прищурив глаза. — Спасибо, Инсин. — Было бы за что, — он запустил еще один камень в воду, с трудом набрав три плюха по воде. — Если захочешь, на неделе продолжим. — Захочу, — согласился Цзин Юань, отводя взгляд, чтобы не пялиться так очарованно. — А ты хочешь сходить в Хогсмид со мной и моими друзьями? Инсин молчал так долго, что Цзин Юань уже перестал рассчитывать на ответ, а затем услышал тихий вздох со смешком. Как будто Инсин думал о чем-то, что было доступно ему одному в целом мире. — Пойду. На том берегу озера наступал тяжелый малиновый закат.