***
Множество рук прижимало его к холодному креслу, пока Баки не сел под этим напором. Тут же на запястьях и предплечьях сомкнулись тяжелые титановые зажимы. Баки тяжело дышал, и его дыхание учащалось с каждым мгновением. Над головой что-то заскрипело и зажужжало, надвигаясь на него черной тенью. — Нет… — выдохнул Баки, чувствуя отчаяние и обреченность, и изо-всех сил дернулся прочь. — Нет! Но неумолимая черная тень медленно опускалась на его голову жужжа и потрескивая разрядами, распространяя вокруг тошнотворный запах железа и озона. — Нет! Нет! НЕТ! — огненно белая вспышка затопила все перед глазами. Баки резко поднялся на постели и только после этого открыл глаза. Тяжело дыша, он схватился за мокрый лоб. Живая рука дрожала от усилий, которые он неосознанно производил во сне, пытаясь вырваться из зажимов. — Твою мать… — раздраженно процедил он сквозь зубы, и глубоко вдохнув медленно выдохнул. Зачем-то положил ладонь себе на живот, и тепло его собственной руки неожиданно помогло успокоиться и окончательно прийти в себя, стряхнув путы кошмарного сна. Еще немного посидев, Баки поднялся с кровати и решил пойти выпить воды. Добравшись до зоны кухни, он набрал воды в стакан и сделал глоток. Внезапно вспомнился весь дневной разговор с бароном, и то, как Земо вошел в этот дом, и сердце в тот миг отчаянно подпрыгнуло и застучало. Баки раздраженно скривился, злясь на себя. Он был рад его видеть, черт возьми! Несмотря ни на что, он ждал его! Хоть и не хотел себе признаваться в этом, хоть и гнал от себя все эти мысли. Но в тот момент, когда барон вошел в это помещение, словно какой-то кусок пазла встал на место, и все резко стало правильным, внутри все успокоилось, напряжение оставило его само по себе. — Твою мать… — снова вполголоса проворчал Баки, сделал еще пару глотков, и вновь напомнил себе природу этого влечения: — «Капитанский прихвостень», «генетический уродец», — вот кто ты для него! — напомнил он сам себе, и, сполоснув стакан, поставил его на место. Бредя к себе, он вновь подумал о том, что Земо просто мастер выбивания почвы из-под ног! Для него не составляло особого труда с небрежной улыбкой, по ходу дела, внезапно начать разговор с такой темы, которую ты меньше всего на свете ожидаешь, даже если мысленно готов ко всему. То как он несколько раз полностью захватывал инициативу их разговора, порой просто лишая дара речи, хотя это Баки начинал шутливую борьбу колкости и язвительности, заслуживало восхищения. Как и в тот раз, в полушутливом поединке на ковре, Земо всякий раз легко выходил победителем, хотя Баки и сам был мастером. Но хотел ли Баки побеждать… Это было не просто ничего не значащее свойство, за этим стояли годы и годы пребывания в рядах специальной службы, и внезапные резкие, ошарашивающие смены тем или начало разговора, так называемый — «Холодный душ», как правило, были уловкой, чтобы отвести взгляд, внимание собеседника, отчего-то другого, и Баки нужно было не забывать об этом. Своей безрассудной попыткой спасти несуществующего ребенка, Земо снова задел какие-то глубоко запрятанные струны души Барнса, такие глубокие, что он и сам уже не подозревал об их существовании. Что-то подобное вызывал в нем очень давно другой человек, — тощий и болезненный паренек, отчаянно вступавшийся за всех, кого, как он считал, несправедливо обижают. Чаще всего в итоге он получал и от тех от кого защищал, и от самих жертв. Парней почему-то очень злил и раздражал внешний вид «задохлика» и его наглая боевитость. И потом уже Барнсу приходилось спасать друга от всей этой своры. Но едва синяки и ссадины заживали, как Стив снова рвался спасать поруганную справедливость, и очень не любил когда Баки пытался его остановить или защитить. Барону видимо тоже не понравилось, судя по тому как он потом «крысился» и «скалил клыки» на Баки, пока тот не оставил его одного. Правда, один - барон оставался недолго… Баки недовольно поджал губы, вспоминаю Магду. Сам барон был прав, равнять их было нельзя. Но все же… все же… Эти размышления прервал громкий, обреченный и какой-то обессиленный выдох. Такой звук, как если ты долго и упорно гнался за кем-то, а догнав внезапно понял, что это совсем не тот, кого ты хотел догнать. Баки застыл на месте. Звук доносился из комнаты Земо, и Баки поджал губы, вспоминая прошлый раз. Решив, что он не будет в этот раз лезть не в свое дело, Баки двинулся к себе. Но тут снова раздался горький, протяжный, жалобный всхлип, и сразу же все смолкло резко оборвавшись. Баки снова замер. Звук слегка напоминал судорожную попытку вдохнуть воздух, когда кто-то резко схватил тебя за горло… «Что если, это вовсе не кошмары, а что-то иное?» Подумав так, Баки решительно развернулся к двери барона, потому что знал, что никогда не простит себе, если внезапно окажется, что на барона было совершено нападение, и он мог бы это предотвратить, но не стал, так как в памяти все еще свежи были раны от предыдущего раза. Распахнув дверь в комнату Земо, Баки нащупал выключатель и зажег свет, решив, что тут же уйдет, если убедится что все в порядке. Барон сидел на кровати, спустив босые ноги на пол, и подавшись вперед, смотрел на свои руки. Когда зажегся свет, он резко оглянулся, уставившись на Барнса, и в лице его на миг мелькнуло раздражение, но тут же потонуло в маске скорби и печали. Он отвернулся и снова уставился на свои руки ладонями вверх. Губы его мрачно кривились, ресницы были влажными, а веки покраснели. Баки некоторое время стоял не двигаясь, потом еле слышно произнес: — Извини! И он выключив свет, развернулся. — Не уходи… — донесся ему в спину непривычно тихий, обессиленный голос. Баки замер на месте, а потом снова медленно развернулся. — Ненавижу это ощущение пустоты… — выдавил барон, все также глядя на руки. — Ты только что обнимал своего ребенка… Чувствовал его тепло, ткань его рубашки, тяжесть его маленького тела… И вдруг ты открываешь глаза, и ничего нет… Твои пальцы еще как будто хранят его тепло, ты ощущаешь это! Его плотность так осязаема… Так реальна… Но ничего нет… Совсем ничего и никого… И никогда уже больше не будет… — барон снова тяжко и судорожно вздохнул. «Ребенок»… — Баки внезапно осенило. «Там, у торгового центра, наверное, Земо внезапно вспомнил о сыне… Или тот померещился ему… Или он вспомнил ту боль, и не захотел, чтобы кто-то другой прошел через тоже самое, через что пришлось пройти ему самому…» Баки мялся на пороге не зная, что сделать, и что сказать… Что тут можно сказать? «Угу, сочувствую! Ну, я пошел, спокойной ночи?» Ему все еще трудно было находить слова утешения и поддержки. Он все еще сам боролся с собственной «выученной бесчувственностью». Ему все еще сложно было самому проявлять к кому-то искреннюю, не фальшивую эмпатию. А тем более, в такой деликатной теме…. А тем более к Земо… «Сэм бы нашел слова… Нужно представить, что сделал бы Сэм!» Баки еще чуть помялся, почесал висок, и медленно подойдя ближе сел рядом на кровать. Земо все еще смотрел на свои руки, и Баки протянув живую кисть, накрыл ею его ладонь и, чуть сжав, с усилием опустил вниз. «Что сказал бы Сэм?» — лихорадочно проносилось в голове. Рука была холодная и влажная, Баки машинально сжимал и поглаживал ее большим пальцем. «Что-то типа: мы все проходим через потери! Жизнь полна потерь… Нет, это какая-то банальная фигня! «Ему повезло с таким отцом». Да уж, повезло так повезло…. Нет, это лишний раз полоснет по сердцу…» Так они и сидели какое-то время, молча глядя в темноту. Рука барона неподвижно лежала под рукой Барнса. — Ты любил ее? свою жену? — неуверенно выдавил Баки время спустя, когда вся эта ситуация начала давить на него своей неопределенностью. Сидеть так и дальше начинало становиться уже странным, а встать и уйти было бы как-то грубо и бездушно. Баки вспоминал, как доктор Рейнер советовала ему в моменты приступов отчаяния и подавленности напоминать себе о своих позитивных достижениях, а в минуты иногда возникающих панических атак, когда свет, звук или замкнутое помещение внезапно напоминали ему то, что он всеми силами старался не вспоминать, она советовала отвлекаться на что-то, переключать внимание. Говорить самому себе слова поддержки, вспоминать что-то хорошее, думать о том, что ему нравилось: музыка сороковых, черно-белые ретро фильмы, индустриальные пейзажи старой Америки…. Он понятия не имел, что нравится барону. Не о балете же говорить… — Да, — выдохнул через пару минут молчания Земо, — Любил. Некоторое время они снова сидели молча, потом Баки ободряюще хлопнул по его руке и убрал свою кисть. — И как… вы познакомились? Баки ожидал любой реакции, от защитной: «Да какая тебя разница, что ты ко мне лезешь?!» До сдержанного: «Я не хочу об этом говорить». Или вовсе: «Не твое дело, проваливай!» Но барон, глубоко и тяжко вздохнув, неожиданно вдруг еле слышно рассмеялся. — Это совсем не романтичная история… — произнес он очень тихо. Баки хмыкнул в ответ. — До двадцати трех лет я был довольно не разборчив в связях… По колыхнувшемуся воздуху, Баки понял, что Земо повернулся в его сторону. — Я был примерно как ты, наверное, — хмыкнул барон. — Я нравился женщинам. Мне не приходилось прилагать особых усилий, чтобы завоевать любую. А когда «добыча» сама идет в руки, ты перестаешь ее ценить… К тому же, я мечтал сделать карьеру, а женщина рядом, как мне тогда казалось, только мешала бы в этом. В нашем роду положено иметь военное звание, и я поехал учиться в военную академию. Учился, кутил, гулял, просаживал деньги в казино, развлекался с девушками, бросал через день. Все это быстро приедалось, я искал что-то новое, острые ощущения, пробовал даже с парнями на пьяную голову, но мне не понравилось… Так прошло два года, и я вернулся на каникулы домой. Все было хорошо, жизнь била ключом, я был лучшим на курсе, считался перспективным. Меня зачислили в группу первого резерва офицерского состава в элитные зоковийские войска. И тогда отец в первый раз спросил меня, — когда я собираюсь жениться? Я ответил ему, что вообще не собираюсь. Меня это не интересует. Я собираюсь стать самым молодым полковником в Зоковии! Он усадил меня за стол и провел суровый разговор, сказал, что встречаться я могу с кем хочу и делать с ними что хочу, но до двадцати восьми лет я обязан официально жениться и родить наследника рода Земо. После этого, снова могу делать, что хочу и с кем хочу, он закроет на это глаза. Невесту он подыщет сам, подберет несколько вариантов на мой выбор. И Наследника тоже воспитает сам, если мне все это будет в тягость. Меня такая перспектива не сильно обрадовала. Я всегда был своенравным, не любил когда мне ставят условия и что-то заставляют делать против воли. Но отец сказал, что лишит меня всех средств к существованию, акционных выплат и даже пригрозил, что вычеркнет из наследства, и мне пришлось уступить. Я уехал обратно в академию и честно говоря, забыл об этом. Доучился еще два года, выпустился, вернулся домой, и отец опять пристал ко мне с этой женитьбой! Мне было уже 27, оставался один год по условиям контракта с отцом, а у меня не было даже примерных вариантов приличных невест. «Неприличных» было хоть отбавляй, но отца они не устраивали. Он предлагал мне всяких страшных и старых, как мне тогда казалось, теток, — я всех браковал. Мы даже сильно поругались из-за этого однажды, и он чуть не выбил мне глаз в сердцах… — Земо хрипло рассмеялся. — Наконец, нашел мне одну немку, которая хотя бы не была уродкой, и была всего на год старше меня, и я согласился на смотрины. Хотя, честно говоря, опять был не в восторге. Она была совсем не в моем вкусе, и по виду казалась той еще стервой. Но я все-таки поехал с отцом в Баварию. Их род был когда-то знатным в Германии, но со временем от знатности осталась только конюшня и ферма в деревне, куда мы с отцом и приехали. Мы пили чай на террасе с видом на Альпы, и я вел себя так отвратительно и мерзко как только мог! Улыбался и флиртовал с ее матерью, делал вид, что в упор не замечаю саму невесту. Перебивал ее всякий раз, когда она открывала рот чтобы хоть что-то сказать, и начинал расспрашивать о чем-нибудь ее отца. Доводил ее до белого каления показным игнором, невинно хлопал глазами и мило улыбался… Тут Баки не выдержав, фыркнул и беззлобно вставил: — Это ты умеешь! Земо лишь мягко рассмеялся в ответ. — Она называла меня: «вшивый барончик», вполголоса, но так, чтобы я это слышал. Конечно, вшей у меня никогда не было, — тут же повернувшись к Баки, решил на всякий случай уточнить барон, — Это был просто оборот речи. Зоковия — маленькая восточно-европейская страна, и особым престижем в Европе никогда не славилась. Плюс еще дела у отца пошли плохо из-за мирового кризиса, и мы слегка поиздержались в расходах… И хотя они тоже не особо шиковали, на со свойственной истинным бюргерам чванливостью, кичились происхождением и историей рода! Она злилась, грубила мне, за что тут же получала нагоняй от своей мамаши, которую я очаровал, из-за этого злилась еще больше, и посылала мне убийственные взгляды. Потом мы пошли на конную прогулку, — отец хотел продемонстрировать им, как я ловко держусь в седле и управляюсь с лошадью. Меня учили в детстве выездке, но это было очень давно и недолго. Позже я предпочитал «железных коней», а от живых старался держаться подальше, мне не нравился запах, этот ничем не перебиваемый запах села… Я забрался в седло, и мы потрусили по тропинке. По дороге я успел сказать какую-то очередную гадость, своей невесте, улыбаясь во все лицо, а она в ответ со всей дури, шарахнула мою лошадь стеком. Та понесла галопом. Я чуть было не вылетел из седла, держался из последних сил, пытался остановить, но ничего не помогало. Невеста сама перепугалась, догнала нас на своей лошади и умудрилась успокоить и остановить моего коня. — И после этого ты решил жениться? — улыбаясь, выдохнул Баки. — Нет, — усмехнулся Земо. — После этого я решил мстить. Отомстил уже во время венчания. Заплатил грузчикам, чтобы те незаметно поставили огромный мраморный вазон ей на шлейф, пока мы ожидали свадебную музыку. Она заиграла, я пошел по ковровой дорожке, а она не смогла сделать и шага. Так и стояла, дергаясь на месте как в эпилептическом припадке, чуть не порвала платье. А я еще спрашивал, прикинувшись дурачком: Ой! В чем дело дорогая? Ты что, передумала? Ты не идешь? — Боже, ты жестокий, бессердечный засранец! — рассмеялся Баки. — Испортил девушке такой день… Для них это так важно! — Она мне потом тоже отомстила, — хмыкнул Земо. — Уже после. На пушечный выстрел меня к себе не подпускала. А время шло… Мне должно было стукнуть 28. Отец негодовал. Каждый вечер читал мне нотации, давил, что лишит всего если не получит внука. Говорил, что я не мужчина, раз не могу получить свое не лаской, так хоть силой… После очередных моих безуспешных подкатов, когда она чуть не разбила о мою голову хрустальную вазу, а я чуть не сломал ей руку, я психанул и уехал кутить со своими однокашниками. Месяц меня не было, я не отвечал на звонки, не просыхал и не вылезал из элитных борделей. Меня разыскал Эзник и притащил домой по приказу отца. Которому я заявил, что развожусь и плевал я на его угрозы. К тому времени я уже стал зам начальника штаба зоковийской секретной службы и мне предложили работу в элитном спецотряде, точнее предложили возглавить его, получив внеочередное звание, на что я с радостью согласился. Так что отсутствие наследства меня уже не пугало. Отец, конечно, устроил мне выволочку, точнее он сперва тихо и мрачно сказал мне навсегда убираться из дома. А когда я пошел собирать вещи, догнал и прочел лекцию о моей безответственности и что я буду проклят основателем рода, если прерву его. Потом меня нашла моя женушка и спросила, правда ли, что я развожусь с ней? Я сказал ей: да! Ты довольна? А она разрыдалась и убежала. Меня это озадачило, я думал, она обрадуется. Пошел за ней, и она призналась, что пока меня не было, вдруг осознала, что скучает по мне… И каждый день ждала, когда я, наконец, вернусь. Решила поговорить и заключить перемирие, и перестать, наконец, вести себя как два придурка. И тут я вернулся и сообщил о готовящемся разводе… В общем, мы помирились… А через девять месяцев родился мой сын… Ханс Карл Земо, XIV барон… Ее семья настаивала на имени Карл. Мой отец требовал назвать внука Херман. В нашем роду принято называть всех первенцев на букву «Х». Деда звали Херхард, отца Хайнрих, я Хельмут, он был Ханс… Жена звала его Карлхен… Земо смолк и некоторое время молчал. Баки почти чувствовал горечь и боль, которая сдавливала горло барона, не давая ему нормально говорить, и то, как он видимо борется с этим, пытаясь не выдать свое состояние дрогнувшим голосом. Но вскоре Земо спокойно продолжил: — С женой отношения неожиданно быстро наладились. Она приложила к этому немало стараний. Медленно, но, какое-то время спустя мы оба осознали, что влюбились друг в друга. Она раньше, — Земо опять усмехнулся, не оборачиваясь в этот раз. — Потом она признавалась, что я ей сразу приглянулся. Просто я вел себя так мерзко и ужасно, что симпатия мгновенно испарилась. Я понял, что это «моя женщина» позднее. Это было неожиданно. После стольких боев, стольких бурь и ураганов пришел покой и тишина… Тепло… И однажды когда мы гуляли по весенней набережной, она возилась с Карлом, играла с ним в догонялки, и они оба смеялись… А я шел рядом и смотрел на них, я вдруг осознал, что счастлив… Просто тихо и как-то буднично счастлив, совершенно неожиданно для себя. И уже карьера в спецслужбе не выглядела наиглавнейшей целью. В тот момент главнее были они… Земо опять смолк. Баки кусал губы, не зная стоит ли что-то еще сказать, или это момент когда можно уже уйти… Или все же нельзя уходить в такой момент… — Она жила дольше всех… — внезапно вновь произнес Земо. И Баки непонимающе нахмурил брови. — Там, под руинами дома, — пояснил барон. — Когда я разбирал завалы, она жила дольше всех. Ей раздробило обе ноги выше колен, и она долго и медленно истекала кровью. Наверное, я мог бы ее спасти, если бы был чуть быстрее, чуть сильнее… Я слышал ее голос, я просил ее не замолкать, чтобы я мог ориентироваться, и она звала меня, пока могла… — Земо, не на… — Баки попытался положить ладонь ему на кисть, но тот резко убрал ее. — Их придавило железобетонной плитой от нашей гостиной. Отцу сразу раздробило череп. Он пытался спасти их, закрыв собой, но это не помогло. Он умер почти сразу. Карл потерял сознание от удара, когда все рушилось, и умер, не приходя в сознание. Задохнулся. Его легкие сдавило, грудная клетка почти сплющилась. Но он не мучился. Он был самый целый из них всех, когда я его достал. Я даже целых десять минут надеялся, что смогу его откачать… — Земо! — процедив сквозь зубы, Баки обхватил его за плечи и чуть встряхнул, разворачивая к себе. — Хватит! Не надо! Не рви себе душу! Земо горько рассмеялся. — Душу? У меня ее нет. Она умерла вместе с ними… — произнес он тихо. — Я ничего не чувствую теперь. Только злость или ярость иногда… Чувствовал ненависть к «Мстителям» и Капитану Америке, когда мстил. Сейчас не чувствую даже этого. Он пожал плечами и снова усмехнулся. — Я ходячий труп, Джеймс! И я выбрал тебя на ответственную и престижную роль, — стать моим личным палачом… Но ты отверг мою последнюю волю и вместо этого отправил меня догнивать в Рафт… Баки снова собрался что-то сказать, но барон его перебил: — О нет, я не злюсь на тебя! Ведь я уже говорил. Я простил тебе это еще тогда. Но признай, это было бы красиво. Ведь, правда? — Земо снова криво улыбнулся. — Признай! — Земо… Я… — Баки сильно зажмурился и тяжко вздохнул. — Нет ничего красивого в убийствах… — тихо произнес он, открывая глаза. — Я не хочу быть палачом! Я не хочу больше никого убивать, я устал от всего этого! — А если от этого будет зависеть жизнь кого-то из твоих друзей или близких? Тоже не убьешь? — хмыкнул Земо, внимательно глядя на него. — У меня никого не осталась… — пожал плечами Баки, но тут же сам себя поправил. — Почти никого… — А Сэм, Шерон? — подался ближе барон, чтобы разглядеть его глаза в полумраке начинающих уже светлеть сумерек. — Что если я приставлю ствол к голове одного из них?.. — Не советую тебе проверять это на практике! — с легкой угрозой в голосе тихо предостерег Баки. Земо хмыкнул. — А если… кто-то из них приставит дуло к моей? Некоторое время, они оба пытались разглядеть что-то друг у друга в глазах. Баки не выдержал первым, покачал головой и встал. — Уже светает. Давай хотя бы немного поспим. Тебе полезен отдых после контузии. — Я не контужен! — фыркнул барон и поймал его за руку. Чуть рефлекторно тут же не отдернул, когда пальцы сомкнулись на холодном, гладком металле, но в последний момент удержался. Баки молча стоял рядом, безучастно наблюдая, как Земо поглаживает металл, разводит его пальцы в стороны, а потом смыкает их обратно в кулак. — Что ты делаешь? — не выдержал он, когда Земо снова развел его пальцы и аккуратно положил тяжелую ладонь себе на горло. — Сожми! — потребовал барон. — Пошел ты! — Баки попытался отдернуть руку, но Земо удержал ее на месте. — Сожми пальцы! — снова потребовал Земо, и Баки из желания проучить его, выполнил это, стиснув его горло мертвой хваткой. Земо замер, прислушиваясь к ощущениям, опустил руки, закрыл глаза. Спустя пару секунд дернулся, руки его взметнулись вверх, он приоткрыл рот и захрипел. Баки отдернул пальцы. — Доволен? — буркнул он, вновь усаживаясь рядом на кровать и глядя на то, как Земо кашляет и пытается отдышаться. Тот кашлянул еще раз и хрипло рассмеялся. — Инстинкт самосохранения все еще работает, — произнес он, оборачиваясь к Баки и потирая горло. — А вот страха нет. И желания выжить, особого тоже нет. Как будто тонешь и уже нахлебался воды, легкие заполнились водой и тебе уже все равно… Ты просто наблюдаешь, как поверхность воды медленно отдаляется… Баки покачал головой. — Гребаный суицидник! Земо рассмеялся и вдруг задумчиво глядя смолк. — Твои глаза… это они меня не отпускают… Туда… — произнес он уже совсем серьезно. — Когда они смотрят на меня, хочется смотреть в ответ… Не хочется умирать… Хочется гадать по ним, что ты сделаешь дальше… — Дам тебе по башке, и пойду спать! — буркнул Баки, — утром откачаю. Земо снова громко рассмеялся, и опять ухватил его за локоть, когда тот попытался встать. — Там у мемориала… — внезапно тихо, произнес барон. — Я смотрел в них и все пытался понять… Но ничего не видел… Я ничего не мог в них разглядеть! За ними как будто была стена, и ты сумел меня обмануть тогда. Я поверил, что я смог… Поверил, что ты готов… Я поверил, что ты убьешь меня… Всем сердцем поверил… Баки некоторое время молча глядел перед собой, потом хмыкнул, хлопнул барона по колену и встал. — Я просто представлял себе в тот момент, что это не я в тебя, а ты в меня стреляешь. Он развернулся и пошел наконец-то из комнаты на волю. Естественно не стал говорить вслух горькую фразу, которая так и вертелась на языке: «Не смог понять… Ничего не разглядел… Может это потому, что ты сам во мне все перед этим убил?»***
Баки кое-что понял. Да, они с Земо были похожи, их обоих терзали и мучали кошмары прошлого. Но природа этих кошмаров была диаметрально разной. Для Баки, пробуждение и осознание того, что это был всего лишь сон, — было благом. Каждый раз, когда он резко распахивал глаза, выныривая из своего прошлого, он чувствовал облегчение. Он чувствовал благодарность ко всему миру за то, что это был всего лишь сон. Что все закончилось с пробуждением, и он опять в безопасности. Для Земо же кошмаром была его реальная жизнь… Этот кошмар прекращался только тогда, когда ему снилось его прошлое. Его счастливое прошлое. А пробуждение, обрушивалось на голову как жуткий и нестерпимый ужас, в котором ему предстояло снова теперь жить… А он не хотел в нем жить… Баки мучали эти мысли, и он так и не смог уснуть. Провалялся до восьми, пока совсем не рассвело, и потащился в душ. Выйдя оттуда, спустился вниз, загрузил блистер со смесью в кофе машину и задумался, — не заварить ли чай для барона, или это будет уж слишком? Немного подумав, решил сходить наверх проверить, встал ли Земо. Если встал, — то пусть сам себе заваривает! Если нет, то можно и заварить… Подойдя к комнате, он чутко прислушался, но никаких звуков не услышал. Стукнув для порядка по двери, он осторожно ее приоткрыл. Барон так и лежал поверх одеяла поперек широкой кровати, как Баки его и оставил уходя, только натянул на себя край простыни. Баки подошел ближе и на всякий случай проверил дыхание, уж слишком тихо и беззвучно тот спал. Солнце давно уже поднялось, и один его луч падал на бледное лицо барона сквозь прореху в шторах. Баки смотрел, как этот луч золотит темные щеточки ресниц и ему вспоминался тот мальчик с картины. Брови и ресницы немного поредели и выгорели с годами, но это были все те же, узнаваемые черты. Этот контраст бледной кожи, теплых, светло каштановых волос, и темных почти черных бровей и ресниц, почему-то до дрожи волновал Баки. Заставлял ощущать что-то далекое, что-то забытое, светлое… Он очень осторожно присел рядом, и, потянувшись живой рукой, коснулся краешка густой щеточки ресниц, с рыжими, от солнца, бликами. Ему почему-то очень захотелось потрогать их, почувствовать их мягкость. Ресницы упруго прогнулись под его пальцем, и Баки слегка коснулся века. Земо дернул бровью, нахмурился, но потом на лицо его скакнула нежная улыбка и он сонно промурлыкал: — Неужели ты встала раньше меня, лисуля? Баки резко отпрянул и растерянно замер, приоткрыв рот. Земо протянул руку, не открывая глаз и все еще улыбаясь, и наткнулся ею на вибраниумный протез, которым Баки упирался в кровать. Резко отдернув пальцы, барон также резко распахнул испуганные глаза, и растерянно хлопнул ресницами глядя перед собой. Потом перевел их и уставился на Баки, словно видел его впервые в жизни. — Что ты здесь делаешь? — прошипел он напряженно и растерянно. — Не знаю… — также растерянно выдохнул Баки. — Задаюсь тем же вопросом… Он мгновенно поднялся и пошел к выходу, но на пороге обернулся: — Я заварил тебе чай…