ID работы: 14242671

brutus

Слэш
PG-13
Завершён
156
Размер:
91 страница, 13 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
156 Нравится 56 Отзывы 37 В сборник Скачать

part 12

Настройки текста
Примечания:
— Как твои дела со сном? — Неплохо. — Неплохо по каким меркам? — По моим. — А по общечеловеческим? Каждый прием у Цукумо за последнюю неделю начинается с одного и того же вопроса. И если первые разы это было стандартное осведомление о состоянии пациента, то сейчас в словах было больше беспокойства, хоть женщина и сидела с беспристрастным лицом, расслабленно откинувшись на спинку своего кресла. Сугуру не соврал, сказав, что Цукумо-сан считает нормальным такое количество сна — так она и сказала в первый прием, спустя три дня после выписки Сатору. Тогда это была понятная реакция — спрятаться, убежать, чтобы пережить стресс и одиночество, свалившееся на него впервые за больше чем полгода. К тому же, накопительный эффект от новой схемы лечения мог дать такую побочку. Но вот прошла неделя, а ситуация лучше не стала. Ее пациент не спешил адаптироваться к новым условиям, продолжая сбегать от них в царство Морфея. Воспитанности и обязательности Гето все еще хватало на посещение занятий и сессий, но это все равно не было полноценной жизнью. — Сколько часов в день ты спишь в последнее время? — женщина переносит вес вперед, опираясь локтями о стол, а подбородком — о сложенные ладони. — Ну-у. — ему сложно сказать точно. Сколько времени из того, что он проводит в кровати, он действительно спит? Сколько дремлет? Сколько просто лежит? — Думаю, не больше двенадцати. — А сколько времени проводишь в кровати? Сугуру откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди. Смотрит за спину женщине, в большое окно, задернутое неплотными жалюзями. Там, за стеклом, подозрительно светло, хотя ничего толком не видно. Может, наконец-то пошел снег? — Ты же понимаешь, что я спрашиваю это не для того, чтобы тебя отчитать? Такие изменения в режиме сна вызваны чем-то в тебе и нам нужно разобраться с этим. До отъезда Годжо ты регулярно посещал дополнительные занятия, занимался спортом, общался с другими ребятами тут. Что поменялось сейчас? Цукумо вертит ручкой между пальцев, легко постукивая обоими концами о бумагу на рабочем столе и внимательно смотрит. Сугуру же продолжает тупо пялиться в окно и думать, что ответить. В чем действительно было дело? Он не чувствовал себя подавлено или слишком грустно. Он был расстроен и скучал — это да, но это не было расставание, которое разбило ему сердце. Это не было расставанием вообще, они все еще вместе, все еще строят планы, а Сатору прикладывает кучу усилий, чтобы они были вместе, когда Сугуру выпишут. Все было нормально. От чего он тогда пытался сбежать? — Я чувствую себя очень уставшим. Как будто… как будто я физически сейчас не могу чего-то хотеть, кроме как лежать и, если повезет, проваливаться в сон. — пожалуй, это было наиболее подходящие описание того, что он сейчас чувствовал: усталость и апатия. Никакой глубокой причины, просто нескончаемое желание отдохнуть. Если бы кабинет Цукумо выглядел как в фильмах — с кушеткой или большим креслом, то Сугуру бы непременно лег или хотя бы подтянул под себя ноги, чтобы устроиться поудобней. В реальном же кабинете все было куда проще: большой рабочий стол, за которым сидела сама Цукумо-сан, пара вполне удобных для сидения (не лежания) кресел для посетителей и куча стеллажей и шкафов, закрывающих почти всю стену. Самым приятным в ее кабинете, как и во всей клинике, был цвет интерьера. В старых воспоминаниях Сугуру и в фильмах, которые он видел, больницы были кафельно-белыми, пахнущие хлором, мерцающие люминесцентными лампами. Здесь же все было теплым — кремово-белым или коричневым, как дерево. Сугуру думалось, что это больше располагает к доверительному диалогу, чем холод государственных больниц. — Это началось до или после отъезда Годжо? — Цукумо возвращает его в диалог спокойным голосом, параллельно делая какую-то пометку в блокноте. — После. Я в тот же день вернулся в комнату и лег спать. С тех пор так. Вообще, до этого… — Сугуру задумался, стоит ли это говорить и относится ли это к делу. — … я начал пропускать некоторые вещи еще до его отъезда, но только потому, что хотелось провести как-то больше времени вместе, понимаете? А сейчас не особо понятно, зачем к ним возвращаться. Как будто сон лучше. — А почему сон лучше? — Сон коротает время. — А спорт не каратает время? Или просмотр фильмов? Или общение с другими людьми? Раньше ты, вроде, много с кем общался. Цукумо мучает его этими вопросами всю сессию, а Сугуру на них отвечать совсем не хочется. Это было тяжело не морально, а как будто физически. Как будто для ответов, для мыслей, для саморефлексии сейчас не было никаких сил. Хотелось скорее прийти в комнату, закутаться в мягкое одеяло и отдать сну свой мозг на переделку в такую же мягкую субстанцию. К концу сессии Цукумо настаивает на том, чтобы Гето вернул в свой график по одному делу с физической и умственной активностью в день. — Можешь хоть просто по территории бродить, можешь детские книжки читать. Но попробуй выйти из этой стагнации. А потом попробуем и сознание твое раскачать, и разобраться, в чем дело, хорошо? На самом деле по взгляду Цукумо видно — она уже что-то поняла, но говорить не хотела. Сугуру уже привык к этому: женщина объясняла ему работу механизмов психики, но никогда — его собственные действия и поступки. Только задавала вопросы, уточняла, подводила к каким-то мыслям. Давала вот такие задания. Уже в холле, уходя их кабинета психиатра, Сугуру подтверждает свое предположение о погоде. В панорамных окнах вместо приглушенной зелени вечнозеленых кустарников и голых деревьев — тонкий слой первого снега. Натягивая рукава толстовки до костяшек пальцев, Сугуру решает прогуляться, хоть одет он и не по погоде.

***

На самом деле Сугуру чувствует, что живет, только когда Сёко на смене. И не важно, что чаще всего она работает — смены девушки все равно обеспечивают ему парочку совместных перекуров, немного болтовни и, конечно, созвон с Сатору. К сожалению, созвониться получалось не в каждую смену, но хотя бы в одну из. И сейчас Сугуру ждал этого момента — уже вторник, Сёко должна вернуться с выходных и сообщить, какое решение приняли родители Годжо. Не смотря на то, что парень уверял его в положительном исходе, Гето не мог не волноваться. Если не за то, какое решение примут его родители, то за состояние самого Сатору. Не перенапрягал ли он себя, занимаясь всем этим? К разочарованию Сугуру, на завтраке медсестра не появилась и по пути на занятия к главному корпусу они тоже не пересеклись. Появляется Сёко только в обед, когда Сугуру ест свой суп, лениво рассматривая других посетителей столовой. — Дохлебывай и на выход. — девушка говорит прямо на ухо так неожиданно, что Сугуру чуть не давится едой. — У меня куча работы и мало времени, но если ты не позвонишь Годжо в ближайшее время, то мне придется заблокировать его номер. В подтверждение ее словам мобильник, что лежал в кармане халата, зашелся вибрацией. Ложка от супа была выброшена на стол, сам суп допит за пару больших глотков, а второе — просто осталось лежать на подносе. Обед на сегодня закончен. — Ал-ало. — Сугуру приходится немного отдышаться, потому что расстояние, преодоленное за рекордное время, давило на легкие. Мобильник, выхваченный из рук Сёко наконец перестал вибрировать в руке, на экране пошел отсчет длительности звонка. Выйдя на улицу, Гето сбавляет темп, но не останавливается, шагая к беседке. — Сугуру? Ты в порядке? Что случилось? — голос Сатору, искажаемый мобильной связью, зазвучал тревогой. — Да я -ох- в порядке, просто… — интенсивное дыхание дало в голову, картинка вокруг немного закружилась и Сугуру понял, что к упражнениям точно пора возвращаться. В это же время Сёко наконец догоняет его и тычет пальцам в ребро со спины, отчего Сугуру ойкает. — … давно не бегал. — А почему ты бегал во время обеда? — тревога в голосе сменилось озадаченностью, а Сугуру от этих вопросов хочется щелкнуть Сатору по его глупому маленькому носу. — Сатору, не суть, забей. Что решили родители? — Аа, точно, они согласились! Ну я же говорил, что они согласятся. Я был прав! На этой неделе встречаюсь с риэлтором и начинаю искать квартиру. Будем снимать, но это на долго, так что можем делать в квартире что хотим и покупать что хотим. Вообще я уже купил кое-что… — то, на сколько широкую улыбку тянет Сугуру, замечает Сёко и хитро улыбается в ответ. — Почему ты не сказала? — он произносит это одними губами, почти не слышно, пока Сатору продолжает свой монолог о вещах, которые он хочет купить. — Он сам хотел. — Сёко отвечает также, кивая на телефон, и поджигает сигарету, уже зажатую в зубах. — Сатору? — Гето начинает говорить тихо, мягко останавливая поток слов. — Сатору, что они за это потребовали? — Не слишком много. — наверное, если бы глаза могли издавать звук, то Сатору бы услышал, как они закатываются на этот слишком расплывчатый ответ. Быстро поняв, что нужно рассказать подробности до того, как Сугуру начнет недовольно выпрашивать, Сатору продолжает: — Не слишком много по сравнению с тем, что мы получим. — Так что они потребовали? — повторный вопрос звучит более твердо. Сугуру хочет знать, что Сатору не согласился на какую-то херню только из-за него. — Помимо того, что я изначально предполагал, то есть школы и поступления, нужно будет время от времени ходить на корпоративные встречи. И квартиру они не купят, а снимут, но оформлено все будет на меня. Я не дам им ключи от нашей квартиры. — и если бы Сугуру не знал Сатору так хорошо, можно было бы подумать, что парень полностью доволен. Но даже через сотню километров и динамик с помехами Сугуру мог расслышать в его голосе досаду. Сатору не любил все эти деловые встречи. Сугуру на это только вздыхает и наконец поджигает свою сигарету. Слабый огонек с треском проходится по бумаге и табаку, легкие заполняет горячий дым и на контрасте с этим наконец ощущается холод улицы. Из-за спешки он не взял верхнюю одежду и был в том, в чем обедал: плотной футболке, спортивных штанах, да кедах, под которыми хрустел снег. Волосы растрепал резкий порыв ветра и руки тут же покрылись мелкой гусиной кожей, которую Сугуру принялся растирать ладонями, ловя недовольный взгляд Сёко. — Но это правда ерунда. Подумаешь, пару раз в год буду появляться на дурацких вечеринках и строить из себя хорошего мальчика и будущего босса компании. — Пару раз в год? — звучит не очень правдоподобно. — Ну, может пару раз в сезон… — вот это уже больше похоже на правду. — …забей. Как твои дела? Поговорить долго им опять не удается — сразу после докуренной сигареты Сёко толкает Сугуру в сторону общежития, что-то недовольно бубня сзади, а перед самым входом вообще практически выхватывает телефон. — Все, прощайся. — и не успевает Сугуру нормально произнести «До скорого», как Сёко окончательно вырывает телефон и пихает его рукой в спину к двери. — Вали уже, а то заболеешь… Алло, Годжо? — В смысле заболеешь? Почему Сугуру должен заболеть? — Сатору тут же переключается на беспокойство, не успев наехать на Сёко за прерванный разговор. — Он выперся на улицу в одной футболке, так и болтал с то- — Ну и придурок, пни его под зад, пусть идет в тепло! — Сатору с содроганием вспоминает, как холодно в горах было несколько дней назад, а тогда еще даже снег не выпал. — Уже. Оставшийся диалог Гето не слышит — Иери захлопывает за ним стеклянные двери и уходит в сторону главного корпуса. Сквозь них Сугуру еще какое-то время с улыбкой наблюдает за спиной подруги, размахивающей одной рукой в процессе болтовни с Сатору, до того момента, пока ее фигура не скрывается за поворотом здания.

***

В итоге Сугуру все же заболевает — на следующий день он чувствует сначала слабость, которую списывает на привычную апатию и сонливость, но к вечеру дрожь в конечностях уже не похожа на простое желание прилечь, а вкус еды теряется из-за заложенного носа. В среду вечером Сугуру успевает сказать Сёко, что он, кажется, заболел. Примитивное измерение температуры ладошкой о лоб сразу доказывает — ничего не кажется. После повторно отхваченных люлей за прогулку без нормальной одежды, Сёко все же отводит его в больничное крыло, а на следующий день Сугуру ложится в него с температурой тридцать девять и три по Цельсию. В пятницу вечером Сатору получает известие, что температура у Сугуру так и не спала, а значит — день приемов отменяется.

***

Следующая неделя проходит, казалось бы, так, как Сугуру хотел: он не вылезает из постели, его никто не трогает, еду приносят прямо к кровати. Единственная проблема — вынужденное лежачее состояние сопровождается вечной дрожью, холодным потом, лихорадочными спутанными мыслями и сном пятьдесят на пятьдесят (где первая половина — это уверенность, что ты спал, а вторая — сомнения). В больничном крыле было несколько одиночных палат, которые не сильно отличались от их комнат, разве что тут было навалом медицинской аппаратуры на крайние случаи, да на окнах — жалюзи вместо штор. Еду приносили и оставляли на прикроватной столике, но первые дни Сугуру почти не трогал ее, весь аппетит отбивала температура и слабость. Когда Сёко вышла на следующую смену — сразу пришла в палату и отругала в третий раз, но затем все же передала новости, что Сатору заключил сделку с риелтором и теперь все время проводил в переписке с ним, просмотре предложенных вариантов и поиском своих через интернет и журналы. Сугуру во время ее рассказа молча лежал и смотрел в потолок, то закутываясь в одеяло почти с головой, то скидывая его с себя полностью — температура опять поднималась и от этого в теле было жуткое ощущение ломоты. Про внятные ответы и диалог речи не шло, пока ему не принесли лекарства, но слушать подругу все равно было приятно, все таки первое полноценное общение за несколько дней. В субботу большинство подростков встречались с родителями и гостями, так что у Сёко было больше времени посидеть и поболтать с ним, чем она и занималась. А когда температура спала до приемлемых тридцати семи и пяти, Сугуру наконец смог включится в диалог и расспросить Сёко про её дела, поделиться впечатлениями от нового альбома, что подарил Сатору, и поблагодарить девушку за помощь с его выбором.

***

Следующая его посетительница, Цукумо-сан, приходит в понедельник, когда Сугуру уже может хотя бы сидеть на своей кровати, правда, все еще опираясь о стену — несколько дней с лихорадкой без нормального питания дали о себе знать, он потерял в силе и, кажется, сбросил пару килограмм. — Ну как твое состояние, хорошенько отлежался? — Вы бы хоть вид сделали, что не смеетесь надо мной, Цукумо-сан! — женщина и правда улыбалась, хоть под медицинской маской это было не так заметно. — Мне уже плохо не от болезни, а от того, что я вообще ничего не делаю. — Значит думаешь, что причина твоей апатии была в потребности тотального отдыха от всего? — Цукумо села в кресло рядом с больничной койкой и положила раскрытый блокнот на ноги. — Не знаю. Думаю, нет. Я не уверен. На самом деле он думал о своем состоянии последние дни от абсолютного нечего делать. Думал, насколько это позволял воспаленный мозг, но ни к чему конкретному так и не пришел, прокручивая в голове одни и те же мысли. — Хорошо, а думал над тем, что будешь делать, когда выпишешься? Осталось всего полтора месяца. — Думал, но не придумал. Я вообще не представляю, какого будет там. — страх, что Сугуру не справится со взрослой свободной жизнью, все еще был с ним. Сатору судя по всему, хорошо адаптируется, но он и не провел в заключении почти весь сознательный возраст. Думая об этом, Сугуру неосознанно начинает перебирать и тереть свои пальцы, отводя взгляд от лечащего врача. Цукумо не торопит, давая возможность высказаться, но через несколько минут молчания все же продолжает. — Знаешь, внешний мир не так сильно отличается от клиники. Да, он масштабней и более шумный, но и ты не просидел все шесть лет в одиночной камере. — Сугуру возвращает свой взгляд к женщине, удобно расположившейся в кресле. — По тому, что я увидела за полгода нашего общения, могу сказать, что у тебя есть большие шансы справиться. — Что вы имеете в виду? — Гето не понимал, как его навыки и знания из больницы, основанные на просмотренных фильмах, прочитанных книгах и уроках в маленьком классе помогут ему в жизни за пределами клиники. — Ты очень хорошо справляешься с общением и знакомствами, к тому же мало кому удается найти сразу и близких друзей, и серьезные отношения в клинике. — Это вышло случайно. — Сугуру совсем не кажется, что тут есть его заслуга. И с Сёко, и с Сатору все вышло как-то само собой. — Только потому, что я пробыл тут достаточно долго, чтобы не прерывать общение из-за выписки. — К тебе хорошо относятся учителя и персонал, и ребята, с которыми мне удалось пообщаться. Все считают тебя приятным и ответственным парнем. Сугуру никогда не задумывался, но это было действительно так. Общаться с людьми ему было легко, хоть общение это часто было поверхностным. Но так или иначе, взрослые действительно хорошо к нему относились и могли не обратить внимание на некоторые его ошибки, пропуски уроков и небольшие косяки. С ребятами, находящимися в этой клинике он также хорошо общался, потому что часто был одним из первых, с кем они тут знакомились. Сугуру проводил для них экскурсии по территории, рассказывал о правилах и о способах их обхода, поддерживал многих в тяжелые моменты, когда дети еще не привыкали к этому месту и отсутствию близких рядом. Так было все время до этого лета, до того, как он стал почти все свободное время проводить с Сатору. Видимо, все мыслительные процессы отражались на лице Сугуру, который немного потерялся в своих размышлениях, потому что Цукумо, наблюдавшая за ним, хмыкнула. — Раньше я много времени посвящал другим. — Гето проговорил это медленно, как будто осознавал мысль одновременно с произнесением. — А себе? — И себе. — А что сейчас изменилось? — последним вопросом Цукумо словно толкала его с берега в холодную воду. Она знала, что сейчас он должен был что-то понять, чему-то научится, и ждала этого с предвкушением. И правда, что изменилось? Когда появился Сатору, он общался с ним также, как общался с другими (с небольшой поправкой на то, что Сатору сразу был интересней и заметней других). Прошлой весной Сугуру вышел из закрытого корпуса и плавно вернулся к своей рутине — учебе, спорту, чтению книг, общению с Иери, знакомству с новенькими, общим киновечерам в гостиной. Воспоминания в голове прокручивались как старая пожеванная кинопленка из-за слабости, которая не покидала тело и разум. Цукумо молча продолжала наблюдать, ожидая, когда Сугуру сам дойдет до нужной мысли. А парень тем временем вспоминал лето — сближение с Сатору и то, как он из усталого молчаливого подростка превращался в человека, которого он знает сейчас. От этих воспоминаний на губах появляется легкая улыбка, которая уходит почти сразу, когда он двигается дальше по хронологии. Вспоминает, как Сатору стал активней и общительней, как он стал больше времени уделять другим и уже самостоятельно встречать новеньких. Как Сугуру было от этого обидно и больно — видеть, как человек от тебя отдаляется. Хотя он, конечно же, не отдалялся,напоминает себе Сугуру. Тогда, когда он обиделся на Сатору, он тоже почти все время проводил в своей комнате, забив на другие дела, лишь бы не пересекаться с парнем. Но это было другое, причина была другой. Но вернулся ли Сугуру после этого к своей привычной жизни полностью? — Думаете, это произошло из-за Сатору? — Сугуру наконец подает голос, оторвавшись от своих мыслей и обращается к Цукумо, которая терпеливо его ждала, не мешая. — А ты думаешь, что это он виноват? — в голосе нет ни намека на обвинение или сарказм, но Сугуру задевают эти слова, так что его ответ выходит немного более резким, чем нужно: — Нет. Он не виноват. — А в чем тогда дело? — Цукумо переносит вес вперед, облокачиваясь руками на расставленные ноги и смотрит на усталое лицо, в глаза, в которых начинает отражаться понимание. — Почему я переключил все внимание на него? — Сугуру отвечает вопросом на вопрос, но не ожидает ответа врача и она это понимает. — Я и не заметил, как все свое время стал проводить только с Сатору. — А когда он уехал… — женщина не может удержаться от того, чтобы еще раз подтолкнуть парня в нужном направлении. За состоянием и поведением своего пациента Цукумо наблюдала со стороны последние полгода и уже давно обратила внимание на изменения в Гето, но до отъезда Годжо это не было большой проблемой. Раньше у них были темы для обсуждения поважнее, но сейчас Сугуру и мог, и должен был обратить свое внимание на нездоровую зависимость. — А когда он уехал, я уже разучился жить самостоятельно. — от всех передуманных мыслей голова шла кругом так, что Сугуру хотелось увалиться на подушку и поскорее уснуть. Вместо этого он откидывается головой назад и, не рассчитав расстояние до стены, больно ударяется затылком. — Не думаю, что ты разучился совсем. Но сейчас ты понимаешь, в чем проблема. — посмотрев сначала на пациента, а затем на наручные часы, Цукумо встала с кресла. — Оставлю тебя отдохнуть, обсуждение продолжим на следующей сессии. Выздоравливай, надеюсь увидеть тебя в четверг уже в своем кабинете. Махнув рукой на прощание, женщина вышла из палаты и аккуратно прикрыла за собой дверь. А Сугуру наконец смог завалиться на подушку и слабо в нее простонать. Думать больше не хотелось — хотелось курить, бродить, спать. Что угодно, лишь бы отвлечься. Но процессы, начавшие движение по его извилинам, не собирались останавливаться, хоть теперь это были менее внятные мысли.

***

К моменту выписки в середине недели, когда ему позволяют перевестись в свою комнату (с условием отлежаться еще пару дней), Сугуру уже на стенку лезет от ничегонеделания. Но когда приходит в комнату и садится за стол — специально, чтобы не застрять под одеялом на кровати — идеи, чем заняться, в голову не идут. Завтра предстоит сессия с Цукумо, которая не предвещает ничего хорошего и тот факт, что она оставила его подумать самостоятельно пару дней, тоже не помогал. Мысль о том, что он сам забивал на свою жизнь из-за привязанности к Сатору, из-за того, что его сейчас не было рядом, пугала. Если так происходило в клинике, где была, можно сказать, его территория, его привычное место жизни, то что будет там, за стенами клиники? Когда они будут жить вместе? Когда он будет действительно зависеть от Сатору, будет жить в его квартире? Сможет ли он стать самостоятельным или продолжит строить свою жизнь вокруг того, что делает его парень? Из ящика стола была выужена небольшая коробка, внутри — десятки бумажек разной степени потрепанности, которые ему оставлял Сатору. Эти — после приступов галлюцинаций, с поддерживающими надписями и кучей котов в разных позах Эти — с зарисовками самого Сугуру (или его мини-версии), когда он чем-то занимался Эти — когда Сугуру впервые начал переживать о жизни вне клиники, а Сатору нарисовал ему дом, со всем важным по его мнению, что должно было быть там И как Сугуру мог к нему не привязаться? Сатору появился в его жизни в очень темный период ярким пятном. И он уверен — если бы они встретились в другое время, когда Сатору не был так слаб и подавлен, сам Сугуру бы ослеп от его яркости. В то время, почти год назад, Сатору не умел не то, что помогать другим, он не мог помочь даже себе, но все равно не оставлял Сугуру, не отказался от сложного друга в психиатрической лечебнице. Он поддерживал его как мог, не давил, иногда был слегка-навязчив, но после всех людей, которые оставили Сугуру, мог ли он быть против этого?

***

— Ну и что сказала Цукумо-сан? — Возможно, дело было в антидепрессантах, они через время могут вызывать такой эффект. Сатору приехал в клинику пару часов назад и сейчас, после домашнего обеда (тоже от Сатору), они вышли в сад прогуляться. С того дня, как выпал первый снег, осадки в горах были почти каждый день и сейчас весь сад был покрыт толстым блестящим слоем. Из-за холода большинство посетителей проводили в холле, а вот они, напротив, выперлись на улицу. Сатору, помня свой предыдущий визит, в этот раз закутался аж в пуховик и кучу слоев под ним, и на нем, так, что передвигался как огромный пингвин. Сугуру тоже досталось — после того, как за хождение в неподходящем для плюс двух градусов виде он получил люлей еще и от Сатору, тот намотал на него теплый длинный шарф (который был подарком на прошедшее Рождество). При желании, этим шарфом можно было обмотаться от пяток до макушки, но Сатору закрутил все вокруг шеи и головы, которая из-за этого теперь почти не поворачивалась. Они медленно прохаживались по дорожкам, сгребали пальцами снег со спинок лавочек и легонько бодали друг друга боками, но не слишком сильно, потому что тогда был риск и в сугроб свалиться, что один раз Сатору все же сделал, не удержав равновесие. А Сугуру все не мог решить, стоит ли рассказывать Сатору настоящие причины, по которым он ушел в отрицание жизнедеятельности сразу после его отъезда. Последний прием у Цукумо прошел плодотворно, но тяжело. Говорить о своих галлюцинациях, о значении этих взглядов, о том, как они воспринимались другими, — было уже нормально, привычно. Почти все сессии с Цукумо с начала лета они посвящали этому. Но теперь пришлось идти в другую часть его страхов, примерно такую же глубокую, но возникшую не на фоне сбоя работы его мозга, а на его жизненном опыте. Детских травмах, если можно так выразиться. Вспоминать и говорить о том, как тебя оставляют самые близкие люди — это правда тяжело. Несмотря на то, сколько прошло лет, сколько раз он об этом думал, сколько переваривал, легче на самом деле не становилось. Со временем он просто решил загнать это все подальше и не давать воспоминаниям о родителях, этому чувству одиночества и потери, давить на себя. А страхи эти на самом деле никуда не уходили, просто притаились в темном уголке и ждали, когда можно будет перекинуться на что-то новое. Например, на их отношения с Годжо. — Сатору, а ты любишь своих родителей? — Сугуру говорит это после долгой паузы, к тому же через плотную ткань шарфа, так что до адресата смысл слов доходит не сразу. — Думаю, в какой-то степени да. Но не так как тебя или Сёко. — Сатору слегка поворачивается и, словив вопросительный взгляд, поясняет: — С вами это все взаимно и безоплатно. Хоть Иери и требует с меня возмещение за все выпитое какао, на которое ей вообще-то пофиг… Но в общем, да. С родителями я всегда чувствовал, что должен заслужить любое внимание. — И тебе от этого не больно? — Неприятно, возможно. Досадно. — Сатору задумывается, чуть запрокинув голову вверх и устремив взгляд через очки к тучам, которые вот-вот обещали пустить на землю еще порцию снежных хлопьев. — Сейчас у нас все понятно, взаимовыгодное сотрудничество получается. А большего мне от них и не надо. А почему ты спрашиваешь? Годжо чуть ускоряется, в два шага выйдя вперед, и разворачивается к Сугуру лицом. Смотрит в глаза, на красные скулы и нос, частично укутанный шарфом, и не может разобраться в его эмоциях, хотя очень хочется. А если не понимаешь, то надо спросить, так они договорились. — Мы… мы с Цукумо-сан вроде как нашли еще одну причину моей апатии. Это сложно, объяснить, я сам еще не до конца понимаю. — Сугуру пытался подобрать слова, но это и самому себе объяснить было сложно, не то что кому-то. — Это связано с родителями… и с тобой тоже. — Э-э… а какая между нами связь? Я тебе чем-то их напоминаю? — лицо от этой мысли у Сатору сделалось совсем сложное, а очки от активной мимики криво съехали на нос. — Что-то вроде того. Проблемы с привязанностью, знаешь… что-то такое. — Гето понимал, что в его словах нет ничего постыдного или странного, но глаза все равно опустил, уперевшись взглядом сначала в чужую куртку, а потом и вовсе повернувшись вбок. Во дворе недалеко от них прохаживались родители с ребенком, да еще какая-то парочка подростков, за панорамными окнами виднелся наполненный людьми холл. Сугуру не спешил продолжать и думал, что Сатору тоже, но почти сразу почувствовал, как его руки достают из карманов. Сатору тянул за предплечья, обхватив рукава тонкими длинными пальцами с покрасневшими на морозе костяшками. Высвободив чужие кисти на холод, он быстро прихватил их своими и поднял почти к лицу. Сугуру снова повернулся к нему и встретился с прямым взглядом голубых глаз. Кажется, в теории цвета голубой относился к холодным оттенкам, но о глазах Сатору сказать такого было нельзя. Холодными его глаза Сугуру почти никогда не видел. — Я не очень понимаю смысл, но не хочу, чтобы ты переживал. Я тебя не оставлю. Я очень жду, когда у нас появится дом и там появишься ты. — следом за словами Сатору перехватил кисти Гето в одну руку, а второй притянул его к себе в неловкое от количества одежды, но крепкое объятие. — Спасибо, Сатору, я тоже жду. — следующие слова Сугуру проговорил совсем тихо, куда-то в шуршащие складки пуховика, надеясь, что Сатору их не услышит. — И, наверное, проблема в этом и есть. Я жду этого слишком сильно.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.