brutus

Новый год Сугуру встретил в привычной тишине. Каждый год этот праздник в клинике проходил одинаково: многих детей с Рождества до начала января забирали домой, если тому не было противопоказаний, и не только в общежитии, но и на всей территории становилось значительно тише и спокойнее. Сугуру впервые решил посвятить это время полностью себе — подвести итоги года и подумать над тем, чего он хочет от будущего. Будущего, которое точно ждало его впереди, там, всего лишь через месяц. — Нет. — сказал он вдруг вслух, сидя в своей комнате и смотря на снегопад за окном. — Не через месяц. Сейчас. Я жив сейчас. И достал из ящика блокнот, которым почти никогда не пользовался — так, записывал иногда какие-то дела или заметки, что нужно попросить привезти Сёко из города. Сейчас же он решил заполнить страницы двумя списками: тем, что уже знал о себе и тем, что хотел узнать и попробовать. Сначала дело шло туго, в голову приходили лишь банальности —  я люблю музыку, я не люблю сладкое, я люблю Сатору. Список, насчитывающий не более десяти пунктов мозолил глаза. — Давай попробуем с другой стороны. — так он начал второй список. Хочу увидеть сестер, хочу научится кататься на скейте, хочу закончить учебу, хочу свою библиотеку, хочу научится готовить супы, хочу устроить кино-вечер с Сатору и Сёко у нас дома, хочу найти то, что будет приносить мне удовольствие, хочу окончательно вылечиться. Хочу жить. *** — С наступившим, Сугуру! Как провел каникулы? — на первой встрече в новом году Цукумо-сан показалась какой-то помятой, но очень довольной. Сидела, как всегда, за своим столом, и лукаво смотрела на своего пациента. — Хорошо, знаете. — услышав в ответ не «нормально» или «как обычно» Цукумо удовлетворенно вскинула бровь. — Подводил итоги, думал над будущим. — Ох, вот это да! Сугуру, неужто ты решил послушать мои рекомендации? Позабавившись немного, Цукумо вернулась к привычной, более сдержанной, личине врача и продолжила расспросы, постоянно делая пометки в своем блокноте. Сугуру старался отвечать настолько прямо и честно, на сколько мог. Новогоднего чуда, по его мнению, не случилось — многие страхи и сомнения не покинули его, тревога была вечным фоном, а вопросов становилось все больше. Но Цукумо, наоборот, считала это прекрасными и сильными подвижками, подбадривая и хваля юношу в таком объеме, в котором могла, приводя рациональные аргументы об улучшении его состояния, на которые можно было положиться во время эмоциональных вспышек и периодов сомнений. Удостоверившись, что ее пациент осознал и принял проблему, а еще и допускал (и желал!) ее решения, на оставшийся месяц был составлен новый план психотерапевтического лечения. Это не значило, что после выписки терапия прервется, но сейчас главной задачей было подготовить Сугуру к выписке, к самостоятельной жизни и к возможным проблемам, с которыми он может встретиться, когда полная ответственность за свою жизнь ляжет на его плечи. Важным делом в этом месяце было привести юношу к мысли, что просить и получать помощь — это такое же проявление ответственности и заботы о себе. Многие люди, особенно дети, что рано лишились поддержки родителей или вообще ее не получали, считали, что они должны полностью опираться на себя и ни на кого не полагаться. И Сугуру, который осознал и принял, что жизнь после клиники будет, рисковал свалиться в такое же состояние. Но теперь Цукумо была уверена — ее пациент может с этим справится, а она приложит все усилия со своей стороны. *** Пока с одной стороны жизни Сугуру происходили явные подвижки и улучшения, которые давали ему силы и мотивацию, с другой стороны происходило черти что. Сатору, который обещал приезжать каждые выходные и созваниваться как можно чаще, приехав после нового года, пропал почти на неделю. Созвониться с ним получилось всего раз, да и Сёко постоянно была занята, присматривая за детьми, что вернулись с каникул в худшем расположении духа, чем были до. Но это было ожидаемо — каждый год происходило одно и то же, долгосрочные встречи с родней часто делали хуже, чем было, но семейные праздники никто не отменял и надеялся на новогоднее чудо. Единственный разговор, который получилось выудить за эту неделю, был ужасно виноватым и рассеянным, в основном из-за Сатору. — Я и не думал, что два месяца — такой короткий срок, чтобы найти и снять что-то! — парень хныкал в трубку, явно делая что-то параллельно на фоне. — Мой агент ушел на каникулы и не отвечал до вчерашнего дня, а теперь заваливает меня кучей вариантов, при том, что хрен знает когда получится их посмотреть, но встать в очередь на просмотр нужно уже сейчас. За унылой тирадой последовал глухой стук — это Сатору не выдержал и ударился головой о стол и продолжил бубнить что-то невнятное. — Не переживай ты так, еще же есть время. — Сугуру старался мягко успокоить его и смотрел на Сёко, что курила вторую сигарету, укутавшись в огромный пуховик. Его самого тоже заставили тепло одеться, так что при каждом движении они оба издавали шуршание и скрип от синтетической ткани. — Да я же не хочу, чтобы ты приехал в пустую квартиру, а еще неизвестно сколько займет доставка мебели. — Сатору, мы до этого спокойно спали на односпальной кровати. Без денег не останемся, сможем заказывать доставку и питаться ей первое время. Когда я выйду из больницы, нам двоим будет проще все доделать. — на самом деле Сугуру и сам не до конца верил в то, что говорил, но парочки в фильмах часто въезжали в пустые квартиры и были совершенно счастливы спать на матрасах, ходить в чем-попало и есть пластиковыми приборами сидя на полу. Чем они были хуже? Да и Цукумо-сан потихоньку взращивала в нем уверенность в том, что со взрослыми обязанностями справляться не так сложно и он-то уж точно справится. — Давай не унывай и бери себя в руки, осталось совсем чуть-чуть. В ответ снова послышалось шуршание и бубнеж, но после глубокого вздоха Сатору, кажется, начал приходить в себя. — Как же я заебался, быть взрослым так утомительно. — Ну, ты всегда можешь вернуться к родителям. — Бу-э, не шути так, я лучше еще несколько раз все это повторю, чем вернусь туда. — Сатору, кажется, приободрился, хоть и мотивация у этого была не лучшая. — А что с твоими? Они приедут до дня рождения? Сугуру скривил лицо, отчего Сёко усмехнулась. Родители Гето навещали его максимум раза три в год, назначали звонки по праздникам через администрацию и на этом, пожалуй, все их общение ограничивалось. — Мы созванивались тридцать первого, но я так и не получил внятного ответа, когда их ждать. Не думаю, что они решат приехать до выписки, зачем? Сами, наверное, еще не решили, что делать с любимым сыночком. Последние слова прозвучали так саркастично и насмешливо, что Сатору на том конце облегченно выдохнул. Он боялся задавать этот вопрос, думая, что Сугуру будет неприятно, особенно после разговора про родителей, что произошел после Рождества. Но Гето, кажется, переживал не сильно и даже злорадствовал, представляя реакцию родителей. Сёко, докурив вторую сигарету, окинула его хмурым взглядом и потянула за рукав к общежитию. Снег под ногами хрустел, куртки шуршали, а ветер, поднимавшийся к вечеру, начал закручивать снежинки, покоящиеся до этого на крыше, и скидывать им на головы и в лицо. *** После того разговора Сатору приехал еще один раз, постоянно извиняясь перед Сугуру и вымаливая прощения за обиду, которую на самом деле не нанес. Но по хмурому виду своего парня определить, из-за чего тот так себя ведет, было сложно и Сатору предположил самое очевидное — свою к этому причастность. Сугуру, конечно, такие пропажи и отсутствие внимания расстраивали, но видя и (в основном) слыша, как Сатору устает и мучается, обвинять его было как-то совестно. Все-таки, пока Сугуру просто ждал в комфортной и привычной обстановке, когда его заберут и перевезут на новое место, Сатору мотался и решал проблемы, с которыми до этого по-настоящему и не сталкивался. Так что, несколько раз поговорив и один раз отругав Сатору за излишние волнения и надумывания, Сугуру все же смог его успокоить и хорошо провести остаток приемного дня. А в последствии Гето был благодарен себе за усилия, потому что до выписки Сатору так и не смог выбраться в клинику. И успокаивали его дурные мысли, кроме Сёко и редких созвонов с необычайно суетливым Сатору, только сессии и начавшаяся подготовка к отъезду. *** К своему пику тревога подобралась где-то дней за пять до отъезда. Если до этого навязчивые мысли и неприятное ощущение в животе сопровождали его неясным фоном, то теперь волнение почти не покидало его: сфокусироваться на чем-то было сложно, общение с людьми приносило головную боль, а любое начатое дело бросалось максимум через двадцать минут. Цукумо-сан, видя такое состояние своего пациента, предложила повысить дозировку атаракса, но Сугуру отказывался. Вместо этого, к радостному удивлению психиатра, спросил об альтернативных методах борьбы с тревогой объяснив это тем, что не хочет постоянно быть на таблетках при столкновении со сложностями в будущем. Женщина предложила несколько вариантов: дыхательные практики, которые Сугуру уже использовал, но узнал парочку новых схем; арт-терапия, которая в итоге бесила его еще больше; больше спорта и полноценных прогулок на улице, которые Сугуру с радостью прибавил. Еще Цукумо-сан, со странным лицом, порекомендовала пить меньше кофе. На натянутую улыбку психиатр ответила лишь подергиванием плеч.Сугуру ухмыльнулся — на столе женщины часто стояла кружка к темным напитком, так что этот вариант ей самой, видимо, не приходился по душе. Но Сугуру за этот месяц был благодарен ей чуть ли не больше, чем за весь остальной период лечения. Тревога его была скорее мандражом перед новым, головой же он понимал, что сессии давали свои плоды и благодарить за это нужно было Цукумо-сан. *** Вечером второго февраля вещи были собраны и сложены дважды, рисунки и плакаты со стен бережно сняты и упакованы меж листами книг, а сами книги, вместе с дисками, уложены в коробки, которые Сёко принесла накануне. Сегодня у девушки был выходной и скоротать остатки вечера в ее компании не представлялось возможным. Из более-менее обязательных дел — только заклеить скотчем эти самые коробки. На удивление, менее чем за сутки до его отъезда мандраж отступил, заменив себя не то апатией, не то тоской. Сугуру по долгу смотрел на вещи, которые укладывал по местам, и не мог идентифицировать то, что чувствует. Все ощущалось как сон или состояние под успокоительными. Ты что-то делаешь, вроде даже знаешь что и для чего, но полностью осознать это не получается. Спроси, что происходило пять минут назад — вспомнить не получится. Бросив бессмысленное разглядывание коробок, Сугуру поднялся с кровати. Волосы, растрепавшиеся в процессе сборки вещей, щекотали лоб и шею — почему-то только именно это ощущалось сейчас отчетливо. Пройдя в ванную, Сугуру достал с почти пустой полки за зеркалом расческу и стянул резинку с волос. Закрыв дверцу, Сугуру увидел свое отражение – темные глаза с небольшие синячками от недостатка сна в последнее время, обкусанные в тревоге губы и волосы непривычной длины. Он принялся прочесывать их, прядь за прядью, пытаясь вспомнить, когда в последний раз ходил с распущенными волосами. Пожалуй, когда лежал в лазарете в декабре – несколько дней состояние держалось такое, что было не до волос, что привело в итоге к куче колтунов, которые думалось даже отрезать. Но по той же причине, что он не следил за прической, до своего отражения тогда также не было дела.  Сейчас же он прекрасно видел, что черные пряди уже спускались к груди. Поднеся к глазам небольшую прядку, Сугуру заметил, что волоски на концах топорщатся в разные стороны — секутся. Надо будет их подстричь и купить какой-то уход. Подстричь в настоящей парикмахерской. Уход купить в косметическом магазине, наверное, в каком-нибудь торговом центре. Сугуру пытался представить это, но в голове возникали лишь сцены из фильмов, где девушки ходят по торговому центру с сумочками. Или семейные пары, что затаривали целые тележки продуктами по акции. Гето не мог представить себя на месте никого из них. От размышлений Сугуру отвлек слабый стук в дверь. Быстро собрав уже достаточно расчесанные волосы в пучок, он вышел из ванной и открыл дверь. Взгляд пришлось тут же отпустить, потому что стучала не медсестра, а Иоши – невысокая десятилетняя девочка, которая прибыла в клинику всего полтора месяца назад. Сатору тогда только уехал, а она приехала – Сугуру, в попытках справится с навалившейся тогда апатией, показывал девочке общежитие, гостиные и столовую, рассказывая, что лучше всего брать в какой день. Сейчас она стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу, и дергала рукава своего свитера. — Что такое? — Гето присел на корточки, чтобы говорить с девочкой на одном уровне. — Пойдемте смотреть фильм. — Иоши почесала затылок с пучком, почти таким же, как у Сугуру, но более аккуратным – наверное, медсестры заплели. Подумав мгновение, Гето кивнул — вещи собраны, в комнате делать уже было нечего. Поднявшись, он снял с вешалки на стене рядом толстовку и, набросив ее на плечи, вышел из комнаты. Как только он прикрыл дверь, Иоши двинулась к лестнице, постоянно при этом оборачиваясь, как будто следя, что парень идет следом. Сугуру подумалось, что девочка выглядит немного нервно, хотя в клинике она адаптировалась хорошо.  А дойдя до гостинной, Сугуру понял, что она действительно немного нервничала, но не в плохом смысле — девочка просто была в предвкушении. Потому что в гостинной их ждал не фильм.  Между стеллажами, торшерами и настенными светильниками растянулись флажки и гирлянды, журнальный столик заставлен закусками, а комната была набита подростками, которые встречали его кто с радостными, а кто и с немного печальными лицами. В кресле сидела и тепло улыбалась медсестра, которая работала тут много лет и давно знала Сугуру, но с ней он все же не был так близок, как с Сёко. Точно. Прощальная вечеринка. Как он мог забыть? — Гето-сан, это для вас. — Иоши дернула его за рукав и потянула в зал. Сугуру и не заметил, как увидев все это, застыл в дверях. Сердце пропустило удар, на губах сама собой появилась легкая улыбка. Со всех сторон тут же послышались поздравления, некоторые дети не стесняясь подходили и обнимали его, кто-то хлопал по плечам, а кто-то неловко, но все же поддерживающе, улыбался. Сугуру не сразу вышел из оцепенения, но когда пришел в себя, стал с охотой отвечать и на объятия, и на поздравления, а потом и на вопросы.  Многих из этих детей он встречал, когда они только поступали в клинику и помогал адаптироваться, за что считался чуть ли не старшим братом. Завтра же он покинет это место, а дети останутся тут — и уже кто-то из них будет встречать новеньких.  Кто-то из старших запустил на проигрывателе пластинку, а младшие снова облепили его, как только Гето пробрался через небольшую толпу и уселся на диван — все хотели получить свою порцию объятий и поглаживаний по голове. А Сугуру каждое их действие возвращало эмоции, в груди становилось очень тепло от такого отношения, но вместе с тем накатывала небольшая тоска. Да, он давно хочет покинуть стены этого места и зажить полноценной жизнью. Там его уже ждут. Но и тут будут скучать. В итоге вечер прошел намного лучше, чем он ожидал: вместо бессмысленного рассматривания собранных вещей в очередной раз были пересмотрена вторая часть детей шпионов, часть времени ушла на расспросы о планах на взрослую жить и вопросах о том, будет ли Сугуру навещать самых младших. В итоге разошлись все перед самым отбоем, когда снэки были съедены, вопросы заданы по три раза, а самые младшие уже клевали носом. Вернувшись в комнату, Сугуру ощутил, как этот вечер помог ему — апатия отошла и вместо ощущения нереальности появилось чувство, что точка в этом периоде его жизни почти поставлена. *** С утра Сугуру раз пятнадцать подумал о том, как ему прямо сейчас не хватает мобильного. Все вещи уже упакованы и отнесены в административный корпус, документы о выписке были на руках, родители приехали и разговаривали сейчас с Цукумо-сан у нее в кабинете. А Сугуру стоял в холле административного корпуса, сложив на груди руки, и, нервно топал ногой, смотрел на входные двери. Часы над ресепшеном показывали десять сорок семь, а Сатору с Сёко так и не появились.  Спустя три минуты женский голос окликнул его со спины. Перестав топать ногой, но так и не расслабив позы, Сугуру повернулся. Мать с отцом, только что вышедшие из кабинета Цукумо, неловко переминались, стоя плечом к плечу. — Мы закончили. Перенесем твои вещи в машину? — молодая женщина, похожая на Сугуру глазами, взялась рукой за локоть и обвела взглядом холл, как будто ожидая увидеть коробки прямо тут, в каком-нибудь из углов. — Давайте сначала поговорим в приемной комнате. — Сугуру бросил еще один взгляд на вход. За панорамными окнами и стеклянными дверьми было солнечно. Сейчас там прогуливалось множество людей, приехавших на приемный день, но нужной белобрысой макушки среди них не наблюдалось. Повернувшись, Сугуру направился в сторону соседнего холла. — Что ж, какие у вас на меня планы? — парень уселся за стол лицом ко входу, родители расположились напротив. — Мы долго думали, как можно поступить… ты же понимаешь, дома девочки… — Гето-сан старалась не смотреть на сына, переводя взгляд то на окна, то на свои руки. Отец рядом сохранял молчание, приобняв жену за плечи. — В общем, пару лет назад мы купили небольшой дом, который используем летом… Сугуру закатил глаза. Серьезно? Даже сейчас, после разговора с Цукумо-сан, которая точно подтвердила, что он безопасен, что он дохрена, блин, времени проводил здесь с детьми, они все еще не доверяют? Хотят спихнуть его, а не дать пожить в своем доме? Не то чтобы он а это рассчитывал, но все же. Но возмутиться вслух Сугуру не успел — входная дверь распахнулась и в комнату практически влетел Сатору. Быстро пробежавшись по помещению глазами через линзами темных очков и найдя Сугуру, он помахал одной рукой, затем пригладил ей волосы и, уже спокойно, направился в сторону их стола. Следом за Сатору в комнату вошла Сёко, которая осталась стоять у дверей и наблюдать за всем со стороны. — Здравствуйте. — Сатору остановился за спиной Сугуру и приветственно поклонился его родителям, а затем наклонился к самому парню. — Готов поехать домой? От этого «домой» у Сугуру внутри все потеплело и напряжение, накопившееся за утро и усиливающееся с приездом родителей, наконец отступило. Еще немного и они поедут домой. — Сугуру, не представишь нас? — родители смотрели на незнакомого парня, который встал слишком близко к их сыну и положил ему руку на плечо, растеряно. — Это мой... Сугуру не был уверен, как представить Сатору родителям, так что решил поискать помощи у парня. Но, обернувшись и посмотрев на Годжо снизу вверх, увидел такой же неуверенный взгляд. Но Сатору был бы не Сатору, если бы не взял себя в руки за пару секунд и, как ни в чем не бывало, пожал плечами и протянул руку отцу Сугуру. — Годжо Сатору. — хоть родители Сугуру не вызывали в нем уважения, хотя бы поздороваться стоило. Так что Сатору улыбнулся ослепительно и максимально-дружелюбно, но очки с глаз все же не убрал. — Годжо? — теперь настала очередь переглядываться родителям Гето. И, судя по взглядам, семью Сатору они знали. Возможно, даже знали о наличии сына, но, судя во всему, не ожидали увидеть его в клинике для душевнобольных, стоящего позади своего сына. — А почему ты раньше не познакомил нас со своим… Сатору? Сугуру на это хмыкнул и, снова сложив руки на груди, выгнул одну бровь и поочередно посмотрел на родителей. — А почему вы не познакомили меня с моими сестрами? — Сатору продолжал непринужденно стоять сзади, но чуть крепче сдавил пальцами его плечо. В ответ на это движение Сугуру накрыл своей рукой его ладонь и посмотрел прямо в глаза отцу. — Да и не то чтобы у нас был случай. Пока Сатору был тут, вы приезжали лишь раз. — Сатору тоже лежал..? — Гето-сан начала задавать еще один вопрос, не ответив на предыдущий, но не успевает договорить, потому что Сатору ее перебил: — Я заберу вещи, а ты пока прощайся, хорошо? Ждем тебя на парковке. — и, звонко поцеловав Сугуру в щеку и еще раз (слишком) лучезарно улыбнувшись его родителям на прощанье, Сатору направился к выходу. Сёко, наблюдавшая за мини-сценкой, смотрела с небольшой долей удивления, которое было выражено приподнятыми бровями. Шепнув ей что-то, Сатору увел подругу за собой, оба покинули комнату. — Что это значит, Сугуру? — родители смотрели на сына с непониманием, смешанным с шоком. — Ну, вы же не хотели, чтобы я возвращался. — он расслабленно откинулся на спинку стула. — Если хотите меня поддержать, то можете дать денег, а если нет, то просто попрощаемся и я поеду домой. *** Из здания Сугуру вышел через десять минут, с широкой улыбкой маша чеком в правой руке. Его родители вышли следом и выглядя настолько растерянными, что их можно было бы пожалеть, но ни Сугуру, ни Сатору делать этого не собирались. А у Сёко единственным желанием было приехать наконец в город и открыть бутылку виски за саторов счет по случаю выписки, дня рождения Сугуру и новоселья одновременно. На этот раз Сатору не сдерживается — набрасывается с объятиями и целует, не смотря на кучу людей вокруг. И это поцелуй для Сугуру ощущается как глубокий вдох, который он никак не мог сделать.  Еще через пять минут они подошли к машине, в багажник которой уже были утрамбованы вещи, а двигатель предусмотрительно заведен. Бросив последний взгляд на главный корпус, затем на родителей, что встали у своей машины и смотрели на Сугуру, не решаясь больше подойти, парень сел на заднее сиденье. Сатору уже сидел там, сняв куртку, и ждал его с улыбкой от уха до уха и раскинутыми в сторону руками. — Добро пожаловать на борт! Пожалуйста, пристегните ремни безопасности. — Сёко положила руку на рычаг передач и, улыбаясь, смотрела на них через зеркало заднего вида. – На борту разрешено курить. Убедитесь, что ваше имущество и конечности уложены правильно. Благодарим за выбор нашей авиакомпании и желаем приятного полета! Выжав сцепление и выкрутив руль, Сёко двинулась в сторону выезда с парковки. Главный корпус, Цукумо-сан, Иоши и другие дети, шесть лет жизни и даже родители — все в этот момент осталось позади. Когда машина выехала за территорию клиники, шлагбаум у проходной опустился, окончательно отделяя от клиники жизнь Сугуру.