brutus

Сатору попал сюда несколько месяцев назад после срыва. Он должен был стать алмазом клана Годжо, но от давления не стал сильнее, а взорвался в какой-то момент на тысячи острых, ранящих осколков. Уже утром он чувствовал свое странное состояние. Сон был плохим, поверхностным, в голове крутились крики отца, холодное осуждение матери и бесконечное «должен» и «мы ждем». Он не понимал, когда задолжал им, чем мог расплатиться, сколько еще ему нужно ждать, чтобы его оставили в покое, дали пожить нормально, дали прожить свою юность. Вечером, за ужином, он сорвался. Под удар попали почти все, кто был рядом. Кажется, это был обычный разговор, где его спрашивали об успеваемости и планах, напоминали, что еще он должен делать, к чему должен прийти. Сатору плохо помнил тот вечер, но знал, что он разбил голову отцу, ранил мать осколками посуды и сильно напугал горничную, которую не выпускал из столовой и держал вместе со всеми, пока бесчинствовал в слепой ярости. «Хотя бы, я не пошел в школу с чехлом от гитары» С тех пор он находился тут. Родители навещали его всего раз и пока еще не приняли решение, возвращать его в семью и пытаться дальше делать из него гордость клана Годжо или спрятать от чужих глаз чудовище, которое однажды увидели в своем сыне и не могли это забыть. В любом случае, он еще был не готов. Не был готов возвращаться к жизни, к дому, к учебе. Он мало с кем общался, остро реагировал на все яркое, громкое, быстрое. Иногда случались панические атаки. И тут ему даже понравилось. Каким же было поместье их семьи, сама их семья, если лучше он чувствовал себя в сумасшедшем доме, если тут о нем действительно кто-то заботился? Вообще-то, это место не было дуркой в том плане, как их обычно представлял Сатору. Это была дорогая частная клиника для детей с ментальными проблемами, находящаяся за пределами Токио и располагающаяся в довольно спокойном месте на природе. Клиника состояла из нескольких корпусов и общежитий для разного уровня состояния детей. Здесь были приятные дворы и пространства, беседки, неглубокий пруд. Если ты вел себя хорошо, если не вредил другим или себе, то мог достаточно свободно передвигаться без присмотра санитаров. У Сатору не сразу появилась такая возможность. Он прибыл в это место с пометкой «буйный», после обычной больницы, куда сначала его отвезли родители. После срыва он был так истощен, что спал почти сутки, пока родители решали, что делать дальше. В больнице предлагали оставить его в психоневрологическом отделении, но Годжо не могли держать своего сына в обычной больнице. Из-за того, что Сатору устроил дома, из-за того, как проявился его нервный срыв, он считался опасным. Первые несколько недель он провел в закрытом корпусе, под более пристальным наблюдением врачей и санитаров, постоянно общаясь с психиатром. Но вскоре они поняли, что Сатору не собирался вредить ни себе, ни другим. В этом же корпусе Сатору иногда видел Сугуру. При первой встрече он на все смотрел так отрешенно, не обращая ни на что внимания, не фокусируя взгляд. Позже Сатору узнал, что в то время Сугуру почти всегда был под успокоительными. Первый раз они поговорили за обедом, незадолго до того, как Сатору перевели в общежитие для стабильных пациентов. Сугуру сказал, что Сатору выглядит слишком ярко для этого места. Сатору сказал, что Сугуру выглядит слишком мрачно даже для депрессивного подростка. Через несколько недель психиатр посчитал достаточно стабильным и Сугуру, и его тоже переселили в обычный корпус. Тогда Сатору наткнулся на него у дальней беседки, курящим вместе с одной из медсестер. Сёко была старше их лет на 10, но выглядела и разговаривала как заебанная студентка. Она работала в клинике уже 2 года, нравилась подросткам, многие доверяли ей. Но она была близка далеко не со всеми. Сугуру был одним из исключений, потому что прожил в этом месте дольше, чем другие постояльцы и помог Сёко адаптироваться. Точнее, показал, где можно курить незаметно от других. Так Сатору и жил тут последние месяцы, выстраивая какую-никакую рутину. Много спал, потому что быстро уставал. Ходил в темных очках, потому что глаза резал любой яркий свет. Много времени проводил у себя в комнате или в одной из беседок на улице. Избегал мест, в которых скапливались люди, но ходил на групповую терапию. Он не учился, хотя некоторые дети тут ходили на уроки, если позволяло состояние. Психиатр решил, что пока Сатору не нужно возвращаться к обучению, так как нервное перенапряжение и последующий срыв частично были вызваны переутомлением как раз от учебы. В своей обычной жизни у Сатору не было друзей и почти не было приятелей — в школу его привозили и увозили ровно по началу и концу занятий, дополнительное обучение было индивидуальным, классы в небольшой школе переформировывались каждый год. Он вообще был плохо социализирован, как не старались его родители сделать из Сатору идеального члена общества, забывая, что с этим обществом сын должен общаться, а не только изучать со стороны. Поэтому и тут друзей завести было сложно. Но Сугуру почему-то был заинтересован в Сатору и терпел его странные попытки общения. А Сёко была просто пофигистичной и не общалась с Сатору как с больным или слабым несмотря на то, что работала тут. Они оба не относились к нему как к фарфоровой вазе с кислотой внутри, которую нельзя трогать, чтобы не разбить и это нравилось Сатору.