Оленье солнце

      Тонечка ненавидела этот запах выпечки. Коломбина делала апельсиновые кексы только тогда, когда к ним должен был наведаться Панталоне — мужчина их очень любил и обязательно приносил что-нибудь к чаю. Надо отдать должное, возвращался в их студию всегда с хорошими новостями. Умел же этот человек как-то выкручиваться во всех ситуациях…       Редактором работал смеха ради, выучившись когда-то на журналиста. Сам же организовал целую сеть кофеен в городе — достал даже до нескольких соседних. Но Коломбина любезно поделилась тем, что сам Пьеро когда-то упросил Панталоне, работавшего тогда ещё в полицейском участке, присоединиться к их редакции. Тарталью же, чье место зарезервировали для Тони, притащил к ним их старенький бухгалтер Пульчинелла…       Тарталья.       Все мысли сегодня крутились только вокруг него. Коломбина едва-едва после похорон заставила её удалить все переписки с братом и их совместные фотографии. Отбивала подругу от отца, явившегося на похороны: тот с пеной у рта полез драться к Дотторе что сопровождал девушек — в ответ получил четкий удар кулаком в челюсть и едва не свалился в яму. Зандик, когда-то работавший то ли лаборантом, то ли ещё кем-то на одной из закрытых научных подстанций, любой агрессивный диалог решал четко и без лишних рукоприкладств. Каким образом его держали в редакции Тонечка не знала — но он не был ни охранником, ни одним из журналистов. А Панталоне в ответ лишь загадочно улыбался.       Переезжать к ним в квартиру… не хотелось, хотя её формальный опекун не раз предлагал. Видеть счастливую, умиротворенную семью, где с каждого сдували пылинки — тем более. Не бывает таких семей.Что-то темное, липкое да грязное обязательно должно было рано или поздно вылезти наружу, а видеть этого Тоня не хотела. Пускай они выглядят вот так — картонно-фанерно, но до чертиков счастливо, пускай и за спиной распускали сплетни. — Аякс, аккуратненько, солнышко… — щёлкнул замок. Ровно два оборота. Топот крохотных ножек и тяжелые шаги. — Давай папа снимет с тебя сандалики… — Сам! — ответил звонкий детский голосок. — Ну, сам дак сам, — Панталоне тихо рассмеялся и заглянул из коридора на кухню. Тонечка тут же оживилась, свесив ноги с подоконника, а Коломбина отвлеклась от плиты. — Здравствуйте. Мы к вам ненадолго.       Своего долгожданного сына он назвал Аяксом. Ровно в тот момент, когда лежал в роддоме после кесаревого, куда ему пришло известие о смерти подчиненного. Три дня. Всего лишь каких-то жалких три дня разделяли эти два события — но Тоня касательно имени не возражала. Лишь что-то болезненно резало под сердцем каждый раз, когда с губ Панталоне срывалось это до скрипа зубов родное «Аякс». Но на брата белокурый мальчик не был похож: даже сейчас, во время кризиса трех лет, всё равно оставался тихим и спокойным. Лишь смотрел на неё большими фиолетовыми глазами словно сейчас заплачет — альбинизм унаследовал от Дотторе. — Пошли-пошли, — Панталоне едва заметно улыбнулся, проводя сына на кухню — тот взял его за большой палец, топая по полу крохотными ножками. — Два часа в пробке стоял, устал, что ужас. Зато хоть один человек доволен, да? — взяв Аякса на руки, редактор кивнул Коломбине, что тут же придвинула ему барный стул к столешнице, приглашая сесть. Стола у них не было — помещение и так было не слишком большим. — Жара ещё на улице, — глухо отозвалась Тоня, оглянувшись в окно — как же хотелось тех самых свинцовых туч, что были в этот день ровно три года назад…       Хотелось всё так же сидеть на подоконнике и не выпускать из рук телефон. Не плакать. Умолять Тарталью говорить с ней как можно дольше — быть может, тогда она слишком рано дала слабину и его не спасла?..       Они должны наведаться сегодня к нему на кладбище. Вчера в конверте пришли фотографии Белль — и еловая веточка, аккуратно запечатанная вместе с ними в конверт. Вчера он перед утром снился ей. Просил передать фото дочери и не грустить о нём. Из года в год, из года… — Сердечно благодарю, солнышко, — по-родительски чмокнув Тоню в макушку, омега пододвинул к себе высокий стакан с апельсиновым кофе. Отпил через трубочку. — Купил ему водяной пистолет, пусть хотя бы батеньку своего нерадивого водой поливает. Знаешь, Тонь, кажется, мне надо место тебе не в редакции держать, а в кофейне. Ты делаешь отличный кофе. — Спасибо, — тихо отозвалась девушка, садясь напротив опекуна. Протянула уже Аяксу небольшую упаковку сока — тот сразу принялся пить. — Мистер Лин Нин? — Да? — откусив половинку кекса и благодарно кивнув Коломбине, что устроилась рядом с ним и легонько толкнула его локтем в бок. — Мне надо сегодня надевать черный?       Лицо мужчины тут же на секунду погрустнело. Задумчиво посмотрев в свой стакан, Панталоне разломил свой кекс пополам, предложил сыну — Аякс тут же его подхватил и начал грызть.       В прошлые разы её с ними не было. В прошлые разы Коломбина всячески старалась оставить её дома и ездила вместе с Панталоне сама — она бы не выдержала. Она бы свернулась клубочком на свежевырытой могиле и плакала бы несколько часов так же, как и тогда, когда последняя лопата земли упала сверху на чернеющий холм. Никто её тогда не решился трогать — Дотторе спокойно ждал под зонтом, прижимая к себе Коломбину. Дождь начался тогда слишком внезапно, хотя перед этим на небе не было ни тучки. — Не надо, — наконец, заключил омега, подняв на Тонечку глаза. — На улице душно, ты не выдержишь столько в темной одежде. Можешь просто надеть что-то с рукавом и взять черный платок. Не думаю, что Тарталья хотел бы видеть, как ты горюешь. — Как продвигаются дела с Тевкром? — Я поменял адвоката, — спокойно ответил Панталоне. — Он нашел несколько зацепок, которые помогут его отсудить у твоих родителей за неисполнение родительских обязанностей. Кроме того, твой отец объявил себя банкротом на прошлой неделе. Жалко твою мать, конечно, но тут уже ничего не попишешь…       С ней Тоня не виделась все эти три года. Занесла их с отцом в черный список, но из головы не получалось выкинуть то самое бледное лицо и остекленевшие глаза, которыми она смотрела на гроб. Мама не плакала — казалось, что за годы жизни с отцом в её глазах не осталось ни единой слезинки. Но спасать её Тонечка не хотела — да и не имела ни сил, ни прав. В самом деле: утопающий должен непременно спасать себя сам. — Ну, не разбрасывай, — Коломбина улыбнулась, поднимая обертку от кекса, которую Аякс бросил на пол. — Вот ведь вредный мальчишка… — Аякс, пожалуйста, будь вежливым мальчиком. Особенно перед столь милыми дамами, — Панталоне мягко улыбнулся, придерживая ручку сына. — Помнишь, что в прошлый раз…       Завибрировал телефон.       Лицо Панталоне мгновенно потемнело, когда он увидел на экране смартфона подпись контакта. Тоня растерянно бросила взгляд на стол, поджала губы, отворачиваясь: — Говорите с ним сами. Я не буду.       Этот номер ей хотелось стереть из памяти до конца своих дней — как номер Аякса. Как номера родителей. Но неведомым образом на это набор цифр не поднималась рука: у него Белль. Он записан её родителем, и только он раз в несколько месяцев натянуто улыбался, показывая ей племянницу. Был тоненькой ниточкой, что никак не могла оборваться — отречься от рыжей девчушки альфа почему-то так и не смогла. Покупала ей дешевых кукол, отправляла через постамат, чтобы они пришли как раз к этому злополучному дню, который Белль именовала «день рождения». И больше душой не кривила, как бы сильно не хотелось.       Кивнув падчерице, Панталоне пересадил сына на руки Коломбине, сгреб телефон со столешницы и ушел на коридор. Почему-то когда этот мягкий, елейный голос приобретал нотки твердости и раздражения, Тонечка чувствовала, как сердце невольно замирает в страхе. В этот раз он даже повысил голос: четкое «Нет, она не хочет её видеть, оставьте, пожалуйста, нас в покое» почему-то заставило желудок непроизвольно сжаться в каком-то приступе тошноты.       Нет, Байчжу она не ненавидела — разве можно ненавидеть человека, который помогал ей с похоронами и помог с перевозкой тела самого родного человека? Она чувствовала к нему лишь презрение — как к ползучему гаду, шевелящемуся под ногами. Зачем он ищет к ней пути? Чего он хочет добиться? Разве не понимает, что?.. — Простите, — Панталоне сел за стол, возвращая телефон на место. Улыбнулся, беря сына обратно на руки и чмокнул его в макушку. — Тоня, если надо, я попрошу Капитано усилить присмотр за этой, кхм, дырой. После смены шерифа гайки у них немного закрутились. — Не надо. Незачем портить человеку жизнь. Особенно с маленьким ребенком на руках, — Тоня посмотрела на свой кекс, который ей пододвинула Коломбина.       Есть не хотелось совершенно. Но надо укусить хотя бы кусочек — не ела ничего с самого утра…

***

— Прости, олененок, — побледневший Байчжу отложил телефон и вздохнул. Поджал губы, видя, как голубые глазки тут же меркнут. — С днем рождения Тонечка поздравлять тебя не хочет. — Па… — девочка полезла к фельдшеру на руки. Обняла, прижимаясь ухом к теплой груди. — Что такое, маленькая? — ласково погладив падчерицу по рыжим кудрям, бета перевел взгляд на несколько заготовок под маски. Надо закончить их к вечеру…       Полиция запретила им этим заниматься. Все маски были изъяты и сожжены — об этом Байчжу узнал непосредственно в полицейском участке, куда его таскали чуть ли не каждый день почти целый год. Пытались допрашивать — больше угрожали закрытием и фермы, и реабилитационного центра, если он не признается…       В чем?       Как это выдерживал Чжунли?.. — Вчера я видела лису, — пролепетала Аннабель, смотря опекуну в глаза. — Красивую лису, рыжую! Не из нашего леса. У нас нету таких. — А какие у нас есть? — Байчжу попытался натянуть улыбку, погладив рыжую макушку. — С носочками, — начала пересчитывать девочка, загибая пальчики. — С тонкими лапками, с пушистым хвостиком, с пятнышком, с звездочкой, с черненьким носиком…       Она чувствует Лес. И он охотно шел ей в руки — несколько раз сама уходила гулять вслед за Наной и девочками и так же сама возвращалась, неся в подоле платьица кучу ягод или грибов. Без страха подходила к волкам, которые время от времени появлялись у границ общины — и те льнули к её рукам, словно собаки, а вожак стаи даже лизнул её в нос. Однажды даже ухватилась за рога слишком крупного для этих мест оленя — тот сам склонил к ней голову, будто бы предлагая поиграть.       У Хозяина Леса родилась хорошая наследница. «Надо бы сказать Алатусу, чтобы эту лисицу выследил, — промелькнуло в мыслях, когда Аннабель, загибая пальчики, продолжала считать животных. — И, наконец, дал ей вернуться туда, где ей и место…»