Оленье солнце

      Обычно, такие сны не заканчивались ничем хорошим.       О них Аякс читал не раз в каком-то занудном чтиве, задаваемом преподавателями на лето. Интересно, это поднялась температура, сплетая пережитое за день с какими-то хитромудрыми знаками подсознания, или же действительно ему пора прекратить заниматься этой чертовщиной? Маменька ведь почти умоляла, стоя на коленях, чтобы сынишка одумался и таки пошел на учителя младших классов, после того, как Чайльд вернулся домой с развороченной рожей — один бизнесмен, на которого он смог нарыть компромат, нанял нехилых мордоворотов.       Подумать над поведением.       Под ногой провалилась белая корка снега, стоило лишь сделать неопределенный шаг вперед. Холода Аякс почему-то не чувствовал, хотя с губ сорвался клубочек пара. Обычно, сны были более осязаемые, пусть и одинокими — раз в месяц. Раз в полгода. Раз в какую-то дурацкую вечность, хотя после них всегда просыпался запыхавшимся и в холодном поту. Сейчас же это было эфемерной иллюзией, что обволакивала его с ног до головы едва уловимой вуалью.       Он видел зимний лес. Чертовски реальный, но в то же время какой-то искаженный и неправильный, словно бы детский рисунок, небрежно исполненный крошечной ручкой. Такие рисунки в последнее время начал рисовать Тевкр, после того, как в детский сад пропустили воспитателя-альфу.       Ещё один шаг — почему-то до смешного тяжелый, словно бы снег впивался в кроссовки своими цепкими иголками-снежинками, желая затянуть его в какую-то жадную и голодную пропасть. Намерзшая корка снова захрустела, выпуская наружу что-то отвратительно липкое и теплое — ткань обуви тут же просочилась, а по спине пробежали мурашки.       Чайльд знал, что смотреть нельзя. Надо найти какую-то одну-единую точку в горизонте, ухватиться за неё, как за спасительный трос и вытащить себя наружу. Но лес вокруг с истончившимися деревьями-кольями и тошнотворно-серым небом не давал ни малейшего шанса на спасение. Омега сглотнул, понимая, что его начинает тошнить.       И всё же заставил посмотреть себя вниз.       На девственно белой пелене снега сквозь следы просачивались капли крови. Словно бы его ноги были спицами, бесперебойно вонзающимися в кожу чего-то живого — но бьющегося в агонии. Иначе бы оно дало ему отпор? Поднялось на ноги, стряхнуло бы его со своей искрящейся снежинками шкуры и умчалось в лес через очередную трассу, протянутую на сотни тысяч миль вперед.       Когда с губ сорвался ещё один сизый клубок пара, Аякс понял, что не может вдохнуть. Взгляд был прикован к той самой точке за горизонтом, видимой только ему — даже тогда, когда покореженные ветки голых кустов зашелестели, выпуская единственное живое существо, чью жизнь он так нелепо оборвал вчера по неосторожности.       Чайльд помнил этот стеклянный взгляд. Он смотрел на него там, на трассе, он глядел на него пустой стекляшкой из протянутой маски, он пришпилил его взглядом к кровати в тот самый момент, когда что-то внутри обнажилось ровно на миг.       Лань стояла на своих тонюсеньких ножках, смотря на него сквозь.       Снег захрустел под торопливыми шагами — Аякс попятился назад, не сводя глаз с животного, будто бы олениха могла разогнаться и снова броситься на него так, как на капот машины. Протаранить — со злости ли или с жалости, чтобы едва уловимое чувство вины перестало его так сильно гложить.       Кроссовки пропитались багрово-красным и железно липким ещё сильнее, словно приковывая его к снегу цепями. — Не подходи.       Во рту пересохло. Захотелось помолиться всем богам сразу — достучаться хотя бы до одного, чтобы тот протянул свою спасительную руку заблудшей овце и вытянул прямо в рай. Чтобы развеял наваждение перед глазами, раз уж он всесилен и всемогущ. — Не подходи!       Лань стояла диковинным изваянием посреди почерневших от скорби деревьев. Продолжала буравить его бессмысленным взглядом, словно желая прожечь в нем дыру. Слегка склонила голову набок, стрижа ушами. — Прочь! П-пошла прочь!       Собственный голос превратился в жалкое блеяние, когда сзади послышались тяжелые шаги, но заставить себя обернуться омега не смог. Замер, чувствуя несколько шагов назад. Ровно три удара копытом.       Перед глазами всё потемнело от искристой вспышки боли, что прошибла позвоночник от головы до пят — ноги невпопад задергались, словно у препарированной лягушки. Чайльд захрипел, чувствуя, как могучая сила отрывает его от земли, поднимая его к хмурому небу, словно трофей. Судорожно ухватился за окровавленные рога, показавшиеся сквозь ребра и живот.       Лань продолжала на него смотреть. Приоткрыла рот, высвобождая ком опарышей, осыпавшихся на снег гроздьями, изогнула голову так, что послышался хруст позвонков.       Из перекошенных от боли губ вырвалось лишь судорожное мычание, ноги задергались ещё сильнее… … стягивая простынь на пол.       Звенел будильник на телефоне, чуть ли не свалившись с кровати. Аякс захныкал, чувствуя, как ломит каждую косточку, а в трусах, из которых он так и не убрал руку, слишком мокро. Наверное, так и уснул, добившись от своего дурацкого тела одного-единственного оргазма. Даже не пытался подняться: просто стянул белье к бёдрам, бездумно уставился на кровянистые выделения — яркий сигнал о том, что он как никогда хочет спариваться и чтобы его яйцеклетку кто-то оплодотворил. Хоть где-то эти дурацкие уроки полового воспитания сумели пригодиться.       Шесть утра. Хотелось верить, что пастор спит хотя бы до восьми. Трусы надо выкинуть с самым невозмутимым лицом.       Но из ванной комнаты внезапно зашумела вода. Ебучие селюки, которых подрывает из постели с первыми петухами. Этот хотя бы моется — хотелось верить, что и от остальных не тянет навозной кучей. Хотя, его обострившийся к феромонам нюх этого и не заметит. Главное, стараться вести себя как можно более адекватно и невозмутимо.       И не наброситься на какого-нибудь альфу с просьбами его выебать на сеновале. К Чжунли — тем более. Хотя, Аякс даст руку на отсечение, что он перед этим минут пятнадцать стоял перед его дверью и жадно вдыхал витающий в воздухе запах течного омеги, а после отправился в ванную позорно дрочить. Сама мысль о том, как пастор стоит под струями душа, уперевшись рукой в стену, и жадно наяривает длину кулаком — кто знает, быть может, даже раздулся узел — заставила бедра судорожно сомкнуться, а порции выделений — политься по коже. «Утречка, камрад <3». «Блять, я сейчас сдохну». «Ходячий тестостерон тебя трахнул или течка успела трахнуть тебя первой?»       Телефон выпал из руки на грудь. Аякс снова захныкал, желая то ли провалиться сквозь кровать в какой-то блядский Ад — интересно, у этих оленеводов он вообще есть? — то ли вознестись сразу же на лужайку какого-то их местного Рая и весело прыгать среди пятнистых козлят. «Ходячий тестостерон сейчас трахает свою руку в душе». «Эй, не будь жадиной, запиши хотя бы голосовое!».       Что она хочет услышать? Воду?       Сползая с кровати, омега добрался до своей сумки, начал в ней копошиться. Мысленно поблагодарил всех существующих богов за то, что Тонечка — его хорошенькая предусмотрительная сестра, и пихнула целую охапку прокладок вместе с впитывающими трусиками. Жаль, их придется менять каждые три часа, иначе местная паства, носящая ген альфы, привяжет его к тотемному столбу и будет иметь от заката до рассвета. Не то, чтобы Чайльд был сильно против, в данной ситуации очень даже наоборот, но вдруг у них есть какие-то блядские пролайферские замашки с лозунгами «Аборт — это убийство!»?       А дети — цветы жизни. Разве что на могилах родителей. — Мистер Аякс, с Вами всё в порядке?       Чайльд чуть ли не чертыхнулся с дичайшим желанием просто проскользнуть мимо альфы, до дрожи в коленках пахнущего чистотой и феромонами, выкинуть трусы к туалетной бумаге и вымыться до скрипа между всеми складками. Сжав впитывающие трусики под полотенцем, омега на секунду покраснел и отвел взгляд, пытаясь сформулировать правильно просьбу.       У альфы, двадцать лет пробывшего без внимания омеги, должны быть подавители. Они оба мужчины — хотя бы по верхней аллели… — Мистер Чжунли, у Вас есть антиандрогены?       Пастор слегка поднял брови — Аякс шумно глотнул, когда ноздри мужчины слегка раздулись, будто бы он впервые вдыхал буяющий вокруг него запах течки. Воображение уже рисовало будоражащие картины того, как тот ухватит его за предплечье, вдавит в стену, заставив уронить и полотенце, и ебаные трусики и выебет его так, что на трясущихся коленках он не сможет даже доползти обратно в спальню.       Тонкие губы на бледном лице смазано дрогнули — Чайльд не смог различить эмоцию. — Да-да. Конечно. Сейчас поищу, — словно бы во сне пробормотал Чжунли — неужели, вправду хочет выебать? — Если Вам плохо, то можем перенести экскурсию на завтра. У моей жены течки проходили очень тяжело, обычно… «Да ебал я твою жену с тобой вместе, старик».       Лишь бы побыстрее скрылся из виду и дал пройти ему помыться.       Уже в ванной комнате бросил скомканую одежду в угол и залез в душ, но уже через секунду припал к кафелю, жадно вдыхая в себя запах альфы. Поморщился, когда по бедрам снова потекла влага, чуть присел в коленях, взяв лейку душа и направил напористую струю на клитор.       Если кончит — у него будет ровно полчаса, чтобы привести себя в порядок. После секса, обычно, его отпускало подольше. — Простите, мистер Аякс. Наверное, я потратил всю горячую воду из бойлера. — Пустое. Я люблю холодный душ с утра.       Даже дышать стало куда легче. Впитывающие трусики щекотали — их всё время хотелось поправить, но Чайльд сдерживался изо всех сил. Перевел взгляд на Чжунли — вместо кофейного столика перед камином стоял уже более-менее вменяемый обеденный стол. На цветастой скатерти уже гордо возвышалась буханка хлеба, которую пастор уже разламывал руками, и крынка молока. Рядом с ней стояло ещё несколько маленьких плошечек — вроде бы, мёд и варенье. — Хлеб свежий, принесли пару минут назад, — омега глотнул, слушая приятное потрескивание корки и наблюдая за тем, как жилистые руки мужчины мнут мякиш. — Молоко тоже. Простите, завтрак совсем неказистый… «Да я, блять, с твоих рук даже говно сожру».       Нетерпеливо садясь на диванчик, Аякс чуть ли не заставил себя положить руки на коленки — желудок напомнил о себе голодным урчанием, хотя с утра завтракать привычки не имел. Чуть ли не подпрыгнул, когда мужчина, закончив ломать хлеб на ломти, сгреб в руку со стола парочку белых пилюль и протянул парню: — Подавители. Не уверен, что Вам подойдут полностью, но мне их выписывали в частной клинике. «Ух ты. Ещё и мирской жизнью занимается. Явно не обычный фрукт, хотя… Обычный. У пасторов других сект был доступ до всего, что им было только нужно».       Глуповато уставившись на таблетки, Аякс на секунду поколеблился — что-то показалось странным. Пересчитал таблетки, сверил по памяти с тем, что обычно пил сам — такие же беленькие и круглые. Залпом закинул их себе в рот и запил молоком которое Чжунли заботливо налил в глиняную чашку. — По правде, думал, что тут все веганы, — пробормотал парень, распробовав жирное молоко. Козье. — Мы берем у животных ровно столько, сколько требуется для пропитания, а их… забой всегда гуманен и с использованием последних технологий — я лично это контролирую, — мягко проговорил Чжунли, протягивая омеге ломоть хлеба. — Взамен же мы им даём всё, что необходимо для счастливой жизни — свежий и питательный корм, чистые стойла. Знаете, наша продукция пользуется достаточно большим спросом в городе…       Хлеб приятно захрустел на зубах. Аякс замычал, жадно вгрызаясь в податливый мякиш — тот был ещё теплым и приятно пах печью. Чжунли тут же поспешил пододвинуть ему плошку с медом, куда омега тут же макнул ломоть. — А в честь чего… возникла община? — блять, как всегда, забыл телефон в спальне — вот тут, по-хорошему, надо было включать диктофон. — Ну, во всех источниках сказано, что анималистическая традиция идет корнями к индейцам… — Отчасти верно, — спокойно кивнул пастор, отламывая от своего ломтя небольшие кусочки и запивая их молоком. — Но это дань очень старой легенде, мистер Аякс. О том, что моего предка, брошенного своим племенем в лесу, выкормила божественная лань — царица леса. И её молоко дало ему сил и возможность предрекать прошлое и будущее. Более в его роду не рождалось омег — как доказательство того, что молоко лани питает наш род до сих пор. — Так Вы кудесник, мистер Чжунли? — на лице почему-то появилась пьяненькая улыбка, и Чайльд подпер голову рукой, смотря в серьезное лицо пастора. — Быть может, мистер Аякс, — Чжунли загадочно улыбнулся, потянулся к своей кружке. — По крайней мере, человеческие души я умею исцелять отлично. Все заблудшие, не нашедшее себе места в… человеческой цивилизации, смогли обрести приют тут. И счастливы, как я полагаю. — О, так Вы разрешаете контактировать местным с внешним миром? — Кто я такой, чтобы что-то запрещать? «Всего лишь очередной ебучий хозяин секты, который наверняка трахает детей и продает прихожан в сексуальное рабство. Или чего похуже». — Наша вера не пропагандирует насилие, мистер Аякс, — слегка приподняв брови, продолжил Чжунли. — Каждый приходит сюда по своей воле — искать утешения и искупления своих прежних грехов, сближаясь с природой. Я всего лишь наставник, в обязанности которого входит слежение за каждым членом общины и направление его на путь истинный…       Как у того жирного урода, который делал настановление на путь истинный, поебывая двенадцатилетних девочек, а их отцов бьет розгами за малейшую провинность. Тоже секта любителей Бога во всех его проявлениях, которая знала Библию через строчку. Учитывали точно те, где говорилось, что наказание — самое большое милосердие.       Или как другой — долговязый и худощавый, которого после статьи Аякса, наконец, посадили в тюрьму. Торговля наркотиками, которая открывала широченную связь с Буддой во всех его ипостасях. Даже тех, где его воплощение насиловало какой-то ритуальной хренью объебаных сектантов явно не традиционным способом. «А кто ты, скажи мне на милость?» — В нашей школе преподают светские учителя, проживающие на территории общины. Я и мой отец долго добивались, чтобы у нас была связь и Интернет, — словно оправдываясь, продолжал пастор, нервно сминая в пальцах мякиш. — Мы регулярно поддерживаем связи с общественностью и боремся с незаконной ловлей животных… «Так регулярно, что вокруг вашей богадельни только две с половиной статьи от явно заинтересованных издательств».       Внезапный прилив энергии почему-то окрылил: словно сидящий перед ним альфа и не альфа вовсе, а лишь так, пойманный на лжи школьник, который всячески изворачивается под взглядом учителя. Не преступник — слишком уж честные для этого глаза. Или хочется верить, что честные?..       По спине почему-то пробежали горячие мурашки — от самого копчика до середины груди. Во рту скопилась слюна, которую Чайльд судорожно сглотнул, чувствуя, как мысли в голове становятся ватными, сбитыми, словно поролон. Несколько раз моргнул, опустив глаза в чашку.       Молоко. Со сладким сливочным привкусом. Мягкий, свежеиспеченный хлеб, цветочный мед… — … кстати, мистер Аякс, — словно из-под воды донёсся голос Чжунли, — откуда на капоте и бампере Вашей машины появились вмятины?.. — Я сбил оленя, — заплетающимся языком ответил парень, стараясь усидеть ровно — бедра мелко задрожали от прилива тепла в паху — почти физически ощутил, как половые губы налились кровью. — С-сбил… Хах… Как глупо получилось?.. Лицо Чжунли тут же исказилось в неясной гримассе гнева — омега тут же заметил это краем глаза, но стоило лишь перевести на пастора взгляд, как его выражение стало снова спокойным и непроницаемым. — Никому об этом не говорите, — холодным, но спокойным тоном произнес альфа, снова отпив молока. — На какой миле Вы его сбили? — Двести пятьдесят шестая, — назвал первую цифру, пришедшую в голову. — Вечером поедем туда. Животное надо достойно похоронить.       В таком состоянии он не поведет. Пускай сам берет и едет — надо же, ценность какая. — Ах, да… Вы кудесник, мистер Чжунли, — улыбнувшись пьяной улыбкой, продолжил Чайльд, — знаете, мне приснился такой сон сегодня… — Какой?       В голосе искренний интерес. Парень снова уперся взглядом в кружку, почти что захныкал, когда горячие руки опустились ему на плечи, начали массировать. Дышать тут же стало до одури тяжело и жарко — Аякс мелко задрожал, когда большие пальцы начали мять ему шею. «Ну же, трахни, трахни, трахни!» — Н-не… Я н-не… — Кажется, Вам стоит отдохнуть, мистер Аякс? Как раз поспите и вспомните свой сон. А я Вам его истолкую.       Голос Чжунли — шелковистый, мягкий, словно бы обвился вокруг шеи шарфиком — веки тут же начали слипаться сами по себе. Крепкие руки ласково, но настойчиво потянули его на бок, укладывая на диван. — Отец-Настоятель?       Накрыв спящего Аякса пледом, Чжунли выпрямился, поворачиваясь ко входной двери, смерил взглядом служанку — та уже переминалась с ноги на ногу. — Благ сегодня день. Хозяин Леса послал мне того, кого я ждал все эти двадцать лет, чтобы я мог искупить вину перед ним. Вели подготовить алтарь и позаботься о том, чтобы дети остались по домам. Им это видеть не стоит. Праздник урожая переносится на неделю. «Эй, камрад, ты где пропал???»       Телефон завибрировал от входящего сообщения, но уже через секунду разлетелся на запчасти от точного удара молотком.

***

      Веревки натирали запястья до сукровицы.       Во рту отвратительно пересохло. Чайльд попытался сглотнуть липкую слюну со странным травяным привкусом. Каждый сустав, каждая клеточка тела ныла от боли — парень слишком поздно осознал, что его бедра широко расставлены, а шейку матки упортно таранит чей-то член.       Толчок. Толчок. Толчок.       Парень захныкал и вытянулся, чувствуя, как спина каждый раз проезжает по холодной циновке, а голова свешена вниз. Мысли лихорадочно налипали в голове, пытаясь собрать картину воедино.       Завтракал с Чжунли. Отрубился. Проснулся… голым. С членом внутри. Да что же, блять, происходит?! «Кого-то явно насилуют, чел. И это не подростковый влажный сон».       Единственная трезвая мысль заставила всему похолодеть внутри. С усилием разлепив веки, Чайльд поежился, когда из размыленой картинки перед глазами взгляд начал выхватывать силуэты людей, что неотрывно наблюдали за ним пустыми холодными взглядами сквозь прорези…       Масок.       Вороны, волки, лисы, зайцы, медведи. Жадное зверье, ждущее своего кусочка, пока… — Пусти! Пусти, блять, пусти!       Аякс напрягся, со всех сил пытаясь лягнуться — его лодыжки были крепко зажаты чьими-то подмышками. Захныкал снова, чувствуя, как грудь разрывает горячий, склизкий комок обиды и бессильной злости.       Толчок. Толчок. Толчок.       Смазка, брызгающая из вагины, которая, кажется, и не думала выпускать таранящий её член — лишь крепче сжималась стенками вокруг. Низ живота сводило от жгучей боли — ещё немного и его матка явно не выдержит такого напора.       Приостановился — Чайльд задрожал, чувствуя половыми губами раздувшийся узел у основания члена. Напрягся всем телом, услышав шорох — на грудь, на которой лежал кусок хлеба и несколько колосьев, полилось струйкой молоко. — Принимаю твой дар, Мать-Прародительница и Отец-Прародитель, — громкий, раскатистый, но до скрипа зубов знакомый голос гулом пронесся к собравшейся стае. — И обязуюсь использовать его во благо. Во имя Ваше, во веки веков! — А-а-ай! Сука-а-а!       Узел, раскачавшись, с сильным напором скользнул внутрь, раздвигая до упора дрожащие стенки. Чайльд выгнулся, чувствуя, как хлеб соскользнул с груди, а из глаз брызнули слезы. Бездумно уставился перед собой, ожидая увидеть уже знакомую маску с ветвистыми рогами.       Задергал ногами с новой силой, когда вместо головы на него уставился олений череп с иссохшими от времени ветвями рогов.